Modus moriendi. Католическое сопротивление в Чехословакии, 1968-1989 гг.

Как свидетельствует Ян Хризостом Корец, в 1951—1989 гг. он рукоположил около 120 тайных священников – все они были монахами. «Тем, кого я рукополагал, я говорил, что они, разумеется, могут рассказать все необходимое своему настоятелю, который выдал им подтверждение, что они прошли обучение и соответствующую духовную подготовку, и что они могут, разумеется, рассказать об этом своему исповеднику. Но тем, кому они будут служить в качестве тайных священников, они могут сказать лишь то, что они священники»36.

В результате усилий властей, через сталинские лагеря в Чехословакии прошли едва ли не все более или менее активные католические священники и активисты – конечно, кроме тех, кто сумел эмигрировать и не был схвачен при попытке нелегального перехода границы. Эти лагеря строились по образцу советских, и по жестокости режима и надзирателей едва ли сильно им уступали (для примера – Приложение V). Тем не менее, трагический опыт тюрем и лагерей сталинского периода в Чехословакии для тех католических активистов, кто их пережил и не сломался, имел, как оказалось впоследствии, и вполне конкретный положительный аспект. Дело в том, что всех тех, кто проходил по религиозным делам, старались держать вместе – чтобы они не влияли «дурно» на других заключенных. В результате все активные христиане и верующие миряне друг с другом перезнакомились и сблизились, и это очень помогло в следующий период – когда после оттепели 60-х и вторжения 1968 г. церкви вновь пришлось уходить в подполье.

Йозеф Петр Ондок, в 1940-е гг. тайно рукоположенный священник и активист «Католической акции», назвавший свои воспоминания «Зэковский Ватикан», объясняет, что «Ватиканом» в словацкой тюрьме Леопольдов именовалась старая постройка, куда селили всех священников, «чтобы изолировать их от других зэков и чтобы они не подвергали угрозе социалистическое перевоспитание заключенных своей идеологией и религиозными предрассудками». «Эта изоляция священников от других заключенных существовала с небольшими отклонениями во всех наших тюрьмах. Где-то это было невозможно, как, например, в яхимовском лагере Л37, где все заключенные – миряне и священники – работали вместе. Но и то мы, священники, в этом лагере жили в определенных камерах в разных бараках. И здесь бывали исключения – например, нам в священнические камеры надзиратели отправляли заключенных, которые раньше служили режиму… Предполагалось, что мы будем их защищать от других заключенных»38. Свой «Ватикан» существовал и в тюрьме Миров в Чехии. Как вспоминают В. Вашко и О. Мадр, там священники служили мессы с вином, которое получали из переданных с воли изюминок, читали друг другу лекции и самостоятельно изучали литературу, которую удавалось достать (чем был особенно знаменит Феликс Мария Давидек), читали официальные газеты с воли и даже распространяли по тюрьме свой собственный еженедельник, написанный на папиросной бумаге39.

Истории о несгибаемом поведении в тюрьме Давидека, Крчмери, Мадра и некоторых других активистов с удовольствием рассказывали впоследствии их ученики и последователи40; заключение навсегда давало определенную легитимацию деятельности тех, кто сумел не сломаться.

1.2. Выход из катакомб и начало «нормализации»: 1968—1972

Во многих воспоминаниях, посвященных непродолжительному периоду «оттепели» в общественной и церковной жизни Чехословакии в 1968—1970 гг., высказывается тезис об основополагающем значении тех лет для развития религиозного, да и любого другого подполья в социалистической Чехословакии. В этот период прежние «катакомбники» смогли выйти на поверхность и на протяжении недолгого времени определяли религиозную политику в стране. За это время удалось реализовать некоторые тезисы, предложенные в декретах Второго Ватиканского собора, обновив таким образом жизнь Католической церкви в Чехословакии; в период «нормализации» от некоторых нововведений опять пришлось отказаться, однако они зачастую успешно воплощались в церковном подполье. Церковь сохраняла определенную свободу и простор для деятельности вплоть до 1970 г., поскольку религиозная политика стала последней темой, до которой добрались «нормализаторы». В данном разделе автор опирается, помимо историографической литературы по данной проблеме, также на изданные мемуары очевидцев и неизданные архивные источники – прежде всего это делопроизводственная документация, сохранившаяся в архиве Президиума КПЧ (записки, справки), а также некоторые документы церковного происхождения (в основном епископские послания).

Следует начать с рассказа о процессах, происходивших в 1960-е гг. в церковной жизни страны. В 1963—1965 гг. состоялось событие огромной важности в жизни католической церкви во всем мире: прошел Второй Ватиканский собор, и тенденции к обновлению – «аджорнаменто» дошли и до более или менее изолированной в рамках советского блока, да и в своих собственных границах Чехословакии. Еще в 1940-е гг. богословского «аджорнаменто» в Чехословакии ничто не предвещало: на момент прихода коммунистов к власти в феврале 1948 римско-католическую церковь, согласно характеристике И. Скоблика, отличали автократизм, клерикализм и апологетический настрой41. Однако в тюрьмах и лагерях 50-х годов, где священнослужители разных конфессий находились вместе, под воздействием нового жизненного опыта и бесед с товарищами по несчастью богословы нередко приходили к мысли о необходимости пересмотра определенных положений католической экклезиологии.

В 1965 г. в Чехословакии возникла Общегосударственная литургическая комиссия, включавшая в себя Чешскую и Словацкую подкомиссии, в задачу которых входил пересмотр существующих литургических обрядов. Второй Ватиканский собор также положил начало дискуссии о правах верующих в Чехословакии. 20 сентября 1965 г. с докладом о положении Католической церкви в Чехословакии выступил бывший архиепископ Пражский Йозеф Беран (который только в этом году получил возможность выехать из страны). Его выступление вскоре дополнили епископы-эмигранты: греко-католик Михал Русняк (Торонто) и Павол Гнилица (Рим). Это, разумеется, вызвало бешенство со стороны официальной Праги42.

Тем не менее, в 1967 году прошли новые переговоры между Ватиканом и Прагой – правда, безуспешные43.

Интерес к церкви стал заметен в обществе44: так, в 1967 году в г. Марианске Лазни состоялся международный симпозиум, посвященный диалогу христианства и марксизма: с чехословацкой стороны его организатором выступал Социологический институт ЧСАН, с немецкой – Общество св. Павла (ФРГ).

Но все эти весточки пока еще мало затрагивали повседневную жизнь католических священников и мирян. Однако ситуация радикальным образом изменилась в 1968 году.

3 января 1968 года Генеральным секретарем Коммунистической партии Чехословакии стал Александр Дубчек. Власть оказалась в руках коммунистов-реформаторов, надеявшихся сообщить государственному строю страны «человеческое лицо». Тем не менее, деятели церкви, как имеющие разрешение на пастырскую деятельность, так и лишенные его, в целом восприняли процессы, происходящие в Праге, достаточно осторожно. Позднее не раз высказывалось недовольство тем, что церковь начала действовать слишком поздно, не использовав в достаточной мере все возможности, предоставленные кратким периодом оттепели; некоторые другие деятели церкви, напротив, придерживались мнения, что либерализационные процессы в руководстве партии и федеральном правительстве были заранее обречены на провал.

8 февраля в Праге встретились епископы со всей республики – без участия церковных уполномоченных. Ото Мадр вспоминает: «Начало памятного 1968 года застало меня в Праге, притом в музее, где я мог относительно свободно распоряжаться своим временем. Пришел январь и февраль, а мы не переставали глазеть, как все кругом распускается и дает побеги. Только для нас, христиан, все еще продолжалась крутая зима. И так в конце февраля 1968 мне пришло в голову написать Дубчеку: Раз уж всех приглашают к сотрудничеству, подадим голос и мы, католики-зэки, которых несправедливо преследовали в предшествующие годы. Я думал, что если мы возвысим голос в этой новой ситуации, это будет иметь особое значение, поскольку именно сейчас мы могли бы протестовать, заявлять о своих гражданских правах, выдвигать требования»45. Начались стихийные собрания священников: так, 11 марта на съезде в Братиславе священники Трнавской апостольской администратуры приняли резолюцию, обращенную к ЦК КПС. Этот текст представляет собой уникальное свидетельство попытки клириков, имевших официальный статус, реформировать существующую систему церковной политики, оставаясь в рамках обозначенной сверху в качестве единственно применимой риторики: «Собравшиеся католические священники из упомянутых округов, отмечающие в Братиславе победный февраль, 11 марта 1968 года в ходе действительного голосования избрали комиссию, задачей которой стало обработать материалы собрания и предложить их компетентным органам. Мы полностью поддерживаем устремления, выраженные на декабрьском и январском пленумах ЦК КПЧ и, как полноправные граждане ЧССР, объявляем, что идея социализма принадлежит и нам, и мы отдаем ей все свои силы.

Деформации, которые в прошлом постигли общественную, культурную и религиозную сферы жизни нашей страны, мы осуждаем и требуем скорейшего упорядочивания отношений между нашим государством и церковью к удовлетворению обеих сторон»46.

Как замечает Ярослав Цугра, «без сомнения, сама проблематика церкви в этот период заслуживает отдельного научного исследования – даже беглый взгляд на документы и записи о деятельности отдельных церквей свидетельствует о силе позитивной энергии, которую они могли задействовать в поддержку процесса демократизации и идеи социализма с человеческим лицом», и тут же он ставит вопрос: «Может быть, христиански мыслящим политикам, как и церквям, идея демократического социализма была существенно ближе, чем сегодня обычно допускается? И то, что мы не можем с уверенностью ответить сегодня на этот вопрос, приводит нас к мысли о необходимости дальнейшей исторической работы по этой теме»47.

Возможно, впрочем, что авторы документов, о которых говорит чешский исследователь, руководствовались другими соображениями: они просто стремились «учесть психологию адресата» – как считал Мадр, не слишком продуктивны были бы «сплошные требования без позитивных предложений католиков способствовать предполагаемому оздоровлению государства»48.

7 февраля 1968 года ряд епископов и капитульных викариев49 (Э. Нечей, А. Лазик, Ф. Томашек; Ш. Ондерко, Э. Олива) направил К. Гофману, министру культуры и информации, текст, который они в дальнейшем хотели передать А. Дубчеку50. Уловив возникшую угрожающую тенденцию, 4 марта К. Гофмана навестил и Йозеф Плойгар, глава ДКДМ (Движения католического духовенства за мир, созданного в 1950 г.), чтобы заверить его в готовности движения поддержать процесс демократизации51. В первой половине марта все больше священников и мирян напрямую обращалось со своими требованиями к правительству. Верующие требовали возвращения в епархии епископов, лишенных государственного согласия на пастырскую деятельность, добивались реабилитации и освобождения тех клириков и мирян-католиков, которые до сих пор находились в заключении, продолжения переговоров между государством и Ватиканом, обновления Греко-католической церкви, отказа государства от административных вмешательств в жизнь церкви. Во всех епархиях проходили стихийные собрания священников, которые выражали недоверие президиуму лояльного властям Движения католического духовенства за мир и требовали полной кадровой замены в редакциях католических газет, на кафедрах богословских учебных заведений, а также того, чтобы церковь представляло не провластное движение, а епископы. Резолюции того времени написаны вполне в духе идеи «социализма с человеческим лицом»: «Мы полностью поддерживаем намерения, высказанные на декабрьском и январском пленумах ЦК КПЧ и, как полноправные граждане ЧССР, объявляем, что идея социализма принадлежит и нам, и мы отдаем ей все свои силы. Деформации, которые в прошлом постигли общественную, культурную и религиозную сферы жизни, мы осуждаем и требуем скорейшего упорядочивания отношений между нашим государством и церковью к удовлетворению обоих сторон»52.

21 марта состоялось расширенное заседание президиума ДКДМ, начавшееся с чтения письма Франтишека Томашека, в котором пражский апостольский администратор призывал президиум сложить полномочия: после бурной дискуссии чешское руководство выполнило это требование; словаки (А. Горак, Й. Лукачович, Л. Шкода, Ш. Зарецки) сделали это на следующий день53. 21 марта же Александру Дубчеку была вручена петиция, подписанная в том числе и епископами (инициаторами ее были Иван Медек и о. Карел Пилик). В тот же день в газете «Литерарни листы» появилось открытое письмо Дубчеку – от бывших политзаключенных католиков, священников и мирян, под которым стояло 380 подписей; текст готовили Ото Мадр и В. Вашко. Наконец, 21 марта Президиум КПЧ обсудил документ «Замечания к концепции церковно-политической работы и отношения общества к верующим и предложения по ближайшей тактике», которые легли в основу церковной политики КПЧ на ближайшие несколько месяцев. Автором материала был Йозеф Шпачек. В связи с обсуждением документа ушел в отставку глава Секретариата по церковным делам Карел Груза, его преемницей с 25 марта стала Эрика Кадлецова54. 22 марта архиепископ Пражский Томашек направил от имени чехословацких католиков новое письмо правительству ЧССР.

29 марта чешские и словацкие епископы издали циркулярий (полностью в Приложении VII), в котором, в частности, говорилось: «Братья и сестры, мы пережили период испытания, свой великий пост. Это был дар от Бога, возможность личного и общественного очищения… Плохо понимает христианство тот, кто в нем видит пассивность и стремление к бегству от мира. Справедливо обратное. Христианство призывает к деятельности, к активному участию в формировании истинных ценностей… Мы не хотим никаких привилегий, однако мы с чистой совестью добиваемся своих прав в демократическом обществе. Мы убеждены, что наше служение в духе Евангелия, в духе постсоборного католичества очень нужно всему нашему обществу… До сих пор мы были изолированы друг от друга, наступает время сближения. Давайте будем предполагать друг у друга наличие доброй воли, будем познавать друг друга во Христе и искать единство»55.

21 марта, на заседании, на котором президиум Движения католического духовенства за мир сложил полномочия, из присутствующих был избран исполнительный комитет – под руководством Ф. Томашека. В задачу комитета входило подготовить новый, внеочередной съезд движения под рабочим названием «Дело соборного обновления» (Dílo koncilové obnovy). В Комитет вошли священники – чехи Зденек Вагнер и Ладислав Симайхл, а также словаки Юлиус Габриш, Йозеф Кутник-Шмалов и Рудольф Балаж56. Следует отметить, что, несмотря на приглашение, Франтишек Томашек в этом собрании не участвовал. В то время взгляды католических активистов на то, что необходимо делать в первую очередь, уже разделились – прежде всего по степени радикализма; одной из ключевых фигур в формировании движения ДСО стал священник Владимир Рудольф, отношение к которому его коллег было неоднозначным. Тем не менее, Роберт Летц считает, что радикализм ДСО был вполне оправдан: «В действительности это было вполне легитимное стремление возместить хотя бы часть ущерба, который понесла церковь в прошлом… Если вспомнить, какие этому предшествовали вмешательства государства во внутреннюю жизнь церкви, это была скорее умеренная реакция – без использования насилия… Активисты ДСО потом в отдельных диоцезах навещали священников, которые скомпрометировали себя сотрудничеством с режимом, и призывали их отказаться от занимаемых должностей. Конечно, зачастую это происходило довольно драматически, но обвинения в недостаточном сочувствии к людским трагедиям неадекватны. Уже тогда этот аргумент использовали противники обновления в церкви и вообще противники обновления в обществе»57.

Иногда активисты ДСО действительно поступали довольно радикально. Так, они добились ухода с должности генерального викария Рожнявской епархии З. Белака, который совершенно не был к этому склонен. В октябре 1969 года он написал министру внутренних дел Словацкой социалистической республики, Эгиду Пепиху, письмо, в котором, среди прочего, значилось следующее: «Так называемое Дело соборного обновления в прошлом году требовало моего снятия с должности, потому что я „предавал“ католическую церковь и потому что я уже давно не священник, а продажный служитель коммунистов. Они расклеивали плакаты с моей фотографией и подписью „Предатель-Иуда“. Они организовывали демонстрации против меня и разбивали мне окна. Они загнали меня в больницу, где я после инфаркта пролежал больше пяти месяцев. И хотя они добились своего, когда епископ д-р Роберт Побожны с 1 августа этого года отозвал меня с должности, вопреки личному вмешательству уважаемого господина министра культуры Мирослава Валека, они снова начали целенаправленную травлю, чтобы лишить меня гражданско-политической чести»58.

К апрельскому епископскому циркулярию был приложен «Проект программы действий» будущего ДCО: «ДКДМ сегодня по своей внутренней потребности становится Движением за соборное обновление, вся деятельность которого должна быть посвящена тому, чтобы поддерживать епископов в их трудах, служить нуждам верующих и общим нуждам всего нашего общества… Непосредственная цель движения – оживить деятельность приходских общин, помочь при создании приходских советов и, с учетом местных обстоятельств, обратить их внимание на их самые насущные задачи (благотворительную и социальную деятельность, постройку и ремонт объектов и т.д.). На епархиальном уровне – это помощь при создании пастырских советов и выработка первых инициатив»59

Учредительный съезд ДСО состоялся 13—14 мая на Велеграде; по информации, предоставленной в ЦК КПЧ, в нем участвовали 577 делегатов, представлявших мирян и священников со всего государства, а также 16 епископов – включая подпольных60. Следует заметить, что позднее многие упрекали ДСО в том, что слишком много внимания было уделено организационным моментам – например, созданию устава61, который лишь в июне был направлен в МВД ЧССР. После длительной бюрократической проволочки решение было принято только 16 сентября – разумеется, движению было отказано в регистрации. За раздорами внутри ДСО внимательно следили соответствующие органы: так, в Отчете о положении в сфере внутренней безопасности в 1968 г. (см. Приложение VIII) говорится: «Расхождение в позициях в католических церквях проявляется между сторонниками радикального решения некоторых политических вопросов (в основном это клирики, которым в прошлом не было дозволено осуществление пастырской деятельности. Это осужденные в прошлом МАДР, МАНДЛ и другие) – и между приверженцами более умеренных решений, то есть своего рода центра, который представлен пражским апостольским администратором ТОМАШЕКОМ. У „радикалов“ часты претензии к методам ТОМАШЕКА, они говорят о том, что в церкви нужно ввести „римский“ порядок. На ТОМАШЕКА оказывают давление, которому он в ряде случаев подчиняется. Пока что это ясно проявилось в отношении к бывшим „священникам за мир“, то есть к бывшим функционерам ДКДМ, которых ТОМАШЕК отстраняет от должностей. <…> Реальные взгляды на разумный договор с государственными органами, которые проявил, например, известный католический мирянин д-р ВАШКО, были на заседании пастырского совета 7.6.1968 отвергнуты. Против д-ра ВАШКО очень резко выступил д-р Иржи НЕМЕЦ в том смысле, что сейчас не нужно угодничать. Дело соборного обновления должно действовать так, как если бы оно уже было зарегистрировано, и выпрашивать ничего не надо. Эту точку зрения принял и ТОМАШЕК, который ранее соглашался с д-ром ВАШКО»62.

В мае 1968 года государственное разрешение на служение получили вспомогательный пражский епископ Каэтан Матоушек, епископ ческобудейовицкий Йозеф Глоух и епископ брненский Карел Скоупы. 1 августа его получил и епископ Штепан Трохта, бывший заключенный, которого пришлось предварительно реабилитировать. Литомержицкий епископ Станислав Зела был реабилитирован только спустя год; в декабре 1969 он скончался, так и не получив разрешение на служение.

Что касается тайно рукоположенных епископов (К. Отченашек, Л. Глад, Я. Корец) – по крайней мере, возможность уделения государственного согласия на служение К. Отченашеку всерьез рассматривалась в Секретариате по церковным делам, однако до этого так и не дошло63.

Президиум КПЧ на заседании 16 июля 1968 утвердил программу действий, предложенную новым руководством Секретариата по церковным делам. В этой концепции были в целом одобрены методы действия церкви и было сказано, что «верующие имеют право высказываться по всем основным вопросам социализма… и защищать свои специфические интересы в обществе, участвовать в подготовке важных решений и корректировке законов и нести совместную ответственность за социалистическое, демократическое развитие нашего общества»64.

После ввода войск стран Варшавского договора 21 августа 1968 г. в Чехословакии на протяжении некоторого времени сохранялась тенденция к общенародному объединению на базе «демократического социализма», что касалось и католической церкви.

3 сентября 1968 года Экуменический совет церквей направил письмо председателю правительства Олдржиху Чернику, добавив к нему совместное обращение представителей чешских и словацких христианских церквей ко всей своей пастве, где говорилось, в частности: «Мы ценим то, что консолидация в нашей социалистической республике на фоне усилий нашего народа происходит – и, надеемся, будет происходить и далее – под руководством президента республики Л. Свободы, Национального собрания во главе с Й. Смрковским, правительства О. Черника, и прежде всего – А. Дубчека, которым все мы безоговорочно доверяем… Следуя велениям совести христианина, мы стремимся воплощать в жизнь правду, справедливость, свободу и равенство всех людей в демократическом социализме. В этом причина нашей солидарности и верности социалистическому режиму. Мы просим Вас, чтобы ради нормализации нашей жизни Вы со своей рассудительностью, ответственностью, готовностью к самопожертвованию и трудолюбием стали закваской добра в нашей стране, примером для всех людей»65.

Еще 15 сентября в пражской газете «Католицке новины» появилась «молитва за первого секретаря КПЧ», как ее озаглавил священник-эмигрант Александр Гайдлер в журнале «Студие»: «Уважаемый товарищ Дубчек, в минуты, когда мы читали, что Вы прогуливаетесь ночью по платформе в Чиерне над Тисоу, мысленно мы были с Вами и в молитвах просили для Вас телесных и духовных сил. В часы, когда Вы находились за пределами территории нашей республики, мы снова были с Вами, и молитвы церкви неслись к небу за Вас всех. <…> Мы хотим Вас заверить, что мы и сейчас, каждую минуту, рядом с Вами. Если Вы, днем или ночью, окажетесь один, и Вам будет казаться, что Вы совершенно одиноки, вспомните о миллионах верующих во всем мире, которые возносят за Вас свои молитвы. Наверное, в истории коммунистического движения не было партийного лидера, за которого молилось бы столько христиан, сколько за Вас. Это потому, что мы уважаем Вашу честную позицию в борьбе за справедливость. <…> Призываем Божье благословение на Ваш труд»66.

В епископском циркулярии от 29 сентября говорилось, в частности: «Дорогие братья и сестры во Христе! В жизни отдельного человека и в жизни целых народов есть дни и часы, которые ложатся на нас такой тяжестью, что мы не можем остаться к ним равнодушными. Они так глубоко затрагивают нашу жизнь, наши убеждения, вызывают у нас столько вопросов, опасений и забот, что не позволяют нам молчать или остаться нейтральными; они требуют от нас четких слов и решительных действий. Такие дни проживаем сегодня мы все, как граждане и как верующие христиане, как члены града земного и града Божьего, как люди, несущие совместную ответственность за дальнейшее развитие наших народов, за судьбы человечества и за дальнейшее возрастание Царства Божьего… Дорогие верующие, что означает для нас жить в христианской надежде, что есть наша христианская обязанность в эти дни? Как нам свидетельствовать о своей надежде перед братьями и перед целым миром? Как люди, сознающие свое достоинство, и как граждане этого государства мы в полной мере осознаем и берем на себя все обязательства, которые вытекают для нас из этой ситуации. Мы ясно выразили поддержку „осуществлению правды, справедливости, свободы и человеческого равенства в демократическом социализме“ и столь же четко и решительно продолжаем оказывать эту поддержку. Как христиане, однако, мы хотим идти еще дальше, понимать ситуацию еще глубже, действовать еще духовней: мы должны все видеть, переживать и обновлять в Христовой любви»67.

В первой половине 1969 г. Секретариат по церковным делам продолжал курс, начатый в период Пражской весны – еще 18 апреля министр культуры Мирослав Галушка предложил Бюро ЦК КПЧ по партийной работе в чешских землях (с 1 января 1969 г. Чехословакия представляла собой федерацию – по крайней мере, формально) материал о ситуации с монашескими орденами, где говорилось, что «монашеские общины являются нормальной составной частью римско-католической и греко-католической церкви. В ЧССР никакой закон их никогда не ликвидировал, и они существуют как в правовом поле, так и фактически… Члены орденов и конгрегаций провели в тюрьмах и т.н. централизации в общей сложности 42 763 года, в основном без какого бы то ни было судебного решения. Если же и проходили процессы над монахами, они несут на себе все характерные черты политических процессов пятидесятых годов…»68. Авторы документа предлагали Бюро ЦК КПЧ «в деятельности государственных органов исходить из факта юридического существования монашеских общин… не мешать монашеским общинам принимать новых членов»69. Характерен комментарий к этому тексту Отдела идеологии Бюро ЦК КПЧ, где говорилось: «Со стороны министерства культуры нам недостает разработки форм и способов определенного необходимого контроля и сообщения работе орденов конкретной политической направленности по государственной линии. Также проблематичен вопрос, насколько предложенные решения соответствуют представлениям Ватикана, и какие гарантии будут даны с его стороны в том, что он будет уважать наше видение»70. Следует заметить, что почти в то же время МВД ЧССР в своем отчете Президиуму ЦК КПЧ уже привычно обвиняло римско-католическую церковь в «сотрудничестве с агентами Ватикана и чехословацкой церковной эмиграцией в капиталистическом зарубежье»71. В июле 1969 г. Мирослав Галушка был снят с поста министра культуры. Секретариат по церковным делам снова возглавил Карел Груза72. Однако довольно долгое время руководство занималось в основном кадровыми чистками внутри собственного аппарата, в связи с чем, например, в 1969—70 гг. Ото Мадр и Йозеф Звержина, политзаключенные 50-х годов, впервые смогли легально преподавать богословие.