Горлица и лунь

Обе женщины смотрели друг на друга с нежностью. Яркое зимнее солнце светило в окошко горницы. Внизу послышался шум.

– Никак кончили! – Варвара перекрестилась на икону с лампадкой в углу.

– Пойду узнать, что решили! – Агафия соскользнула с сундука и открыла дверь.

– Куда простоволосая! – испугалась мамка.

По широкой белой галерее мимо пестрых окон княжна побежала к лестнице. Владимир поднимался навстречу. Высокая, легкая девушка, как облаком, золотыми легкими прядями покрытая чуть ли не до колен, поразила его. Не сразу вспомнил ловчий, что надо Агафии поклониться. Казалось ему, что все, что было прекрасного во всех крестьянках, купчихах и боярынях этой земли, слилось в молоденькой княжне и сияло изнутри, как звезды тихой ночью. Кроткая горлица, нежная яблонька в цвету, дивная девица!

– Владимир, что решили князь и бояре?

– Соберем дружину малую для помощи Сороцку.

– С ней пойдет мой брат? – испугалась Агафия.

– Посылают боярина Андрея.

– А! – ответила девушка рассеянно.

– Сказывают, Бату-хан мог уже взять Ижеславец. Это город маленький, деревянные стены слабые, войска мало…

– Матушка моя поднимется скоро? Варвара ее ждет.

Владимир вздохнул. Далеко было еще милой девочке до княгини!

Уже начало темнеть, когда к высокому крыльцу подали тонконогого гнедого коня и расписные красными цветами, жар-птицами и львами сани с тройкой белоснежных лошадок с лентами в гривах. Шелестя мехами и парчой, Даниил и Евпраксия спустились во двор. Отворила стража ворота тяжелые, и князь, княгиня и свита малая отбыли на свадьбу в боярский терем. Агафия стояла под навесом над лестницей, но снег сбоку падал на ступени каменные, а ветер холодный трепал выбившиеся из длинной косы пряди и легкие белые рукава рубахи. Варвара выскочила на крыльцо, прижимая к широкой груди пуховую шаль.

– Агафия, замерзнешь! Ступай в горницу.

Княжна приняла платок и с улыбкой ласковой накинула его себе на плечи. В сенях прислужница веником ловко отряхнула сапожки хозяев своих от снега. Мамка увидела метнувшийся в дверном проеме подол светло-серой рубахи.

– Кто там от работы бежит?

– Тебя искала, Варвара, – аккуратная сенная девушка вышла из палаты, поклонилась. – Дозволь сегодня вечером гусляра в княгинину мастерскую светлицу позвать. Потешит нас.

– Позовем? – спросила мамка у Агафии.

– Я не пойду. Я спать лягу. Гусляра зовите. А еще возьмите пироги с поварни – матушка и братец со свадьбы сытыми воротятся. И пряники медовые.

– А прясть да вышивать им когда? – возмутилась Варвара.

– Успеется. В точности все исполнить, как я просила, а не то проснусь и приду проверю! – ответила княжна полушутя.

Прислужницы хитро улыбнулись. Гусляр был пригож, а пироги сегодня удались на славу.

Три сенные девушки помогли Агафии раздеться. Теперь первая ворошила кочергой угли и поленья в печи до потолка, выложенной молочного цвета плитками с узором из львов, птиц с головами женскими и в княжеских коронах, единорогов и павлинов, виноград клюющих. Вторая убирала в сундук тяжелый наряд. Третья укладывала нежные жемчуга и звеневшие пясы в ларчик слоновой кости. На колени перед большой иконой в золотом окладе опустилась Агафия. Это знак был прислужницам быстрее удалиться.

Не молитва была у княжны на уме. Тенью беззвучной кинулась она к столику с резными ножками-лапами. Свет от лампады заиграл на драгоценностях, высыпанных из ларца на подушку. Длинными ногтями подцепила Агафия что-то внизу – второе дно! Неторопливо, будто дело привычное, достала девица маленький нож из рыбьей кости и прочный шнурок. Поднатужившись, распахнула окно. Холодный ветер, тихо свистя, занес снежные хлопья на ковер заморский. Связала вместе Агафия крюк из стены и крохотную ручку на раме деревянной. Получилась щель. Повернула княжна ларец на бок, захлопнула крышку, воткнула ножик свой между стенками и верхом ящичка и прыгнула через него. Мышь белая, смешно шевеля носом чутким, вылезла через щель на улицу, скользя голым хвостом по слюде, и прыгнула вниз, обернувшись белой горлицей. Полетели снежные пчелы на перья белые.

Глава 8

Слушай, Леший,

Чужой ли кто, иль Лель-пастух пристанет

Без отступа, аль силой взять захочет,

Чего умом не может: заступись.

Мани его, толкай его, запутай

В лесную глушь, в чащу; засунь в чепыжник,

Иль по пояс в болото втисни.

А. Н. Островский, «Снегурочка»

В крыльях горлицы мало силы. Только Агафия была волколаком. Оттого стрелой летела она против ветра и метели над золотыми куполами церковными, будто парящими (все вокруг белым-бело!), черневшими бревенчатыми боярскими и купеческими теремами, избами и мастерскими простого народа, высокой стеной с фигурками богатырей, хлопавших рукавицей об рукавицу, чтобы согреться. Княжна будто обнимала крыльями темное небо. Холодный воздух шевелил перья, да разве волколаку опасен мороз? Пусть кутаются в шубы боярышни, пусть лицо закрывают руками, когда слишком высоко над рекой взлетают весной качели. Доберется когда-нибудь Агафия даже до ясного солнышка и луны, хрупкой, как льдинка на луже. Жаль, не видно искрящейся глади полей и замерзшей Рюнды. Не всплывают похожие на шерсть медвежью конусы елок, снегом присыпанных. Не тянется легкий дымок из изб деревенских. А все же удивительная ночь – дикая, неистовая, будто сама вперед смельчаков несущая. Остался позади даже оплакивавший князя Ярослава Сороцк. Метелица утихала. Зоркими глазами смотрела Агафия вниз, больше всего и боясь, и желая увидеть неведомые кередские юрты.

Вдруг из леса, над которым летела княжна, раздался стон человеческий. Горлица встрепенулась и полетела вниз.

Там был леший ростом в два витязя из дружины княжеской, в плечах широкий, с обвисшим брюхом. Голое тело покрывал зеленый мох, из которого и зимой росли грибы ядовитые. Седые волосы и борода и кустистые брови прятали и нос, и рот, и лоб, и уши. Только два тусклых белых глаза – правый больше левого – смотрели на припорошенные снегом деревья равнодушно. Леший ноги – пятками вперед – переставлял тяжело, хрипя и отплевываясь. В сучковатых, как корни дуба, когтистых лапах держал он дубину тяжелую, от взмаха которой, видно, сломалась высокая сосна, придавив небольшого волка с грязно-серой, почти темной шерстью. Он кричал человеческим голосом! Крупная медведица с шерстью светло-бурой вразвалочку выскочила между лешим и жертвой его.

– Чего надобно, Хозяин леса?

– Пф! Волко-пф-лаки! Пре-пф-дали всех – с пф людьми яш-пф-каетесь!

– Разве волколак лешему не меньшой брат?

– Пф! Забыли пф! Все пф забыли! От-пф-чего не но-пф-сят кашу да пф хлеб в ле-пф-са? Не прости-пф-ли этого боги пф древние! Захлеб-пф-нуться от кро-пф-ви люди. Чую! За пф корот-пф-кую память. И волко-пф-лаки с ними! Пф!

– Разве мы принесли веру новую в эти земли? По порядку нынешнему волколакам после смерти в геенне огненной гореть положено, хоть всю жизнь молитвой да постом душу спасай. Среди людей живем в страхе вечном и горестях. В лес податься нельзя – лешие нападут. Знать, велика перед всем миром вина наша. Не губи. Отпусти без обиды.

– Пф! Не раз-пф-жалобишь пф меня! Кому пф верить? Волколаку? Пф! Бабе? Пф! Лукавые!

Волк под деревом притаился, прижал к голове уши и дрожал. У лешего из невидимого под бородой и усами рта вверх летел серебристый пар. Надо было придумать что-то.

– Пока ты со мной лясы точишь, у Рюнды мужики рубят лес. Я видела, когда сюда летела. Поспеши, уцепись за сани. Плох тот хозяин, кто за владениями своими спустя рукава следит.

Леший прищурил глаза, с шумом вдохнул в спрятанный род седыми прядями нос морозный воздух. Ничего не мог учуять он из-за ветра и снега. Развернулся и пошел к далекой Рюнде, не оставляя следов на глубоком мягком снегу, бесшумно. Тенью растворился он в зимнем лесу. Медведица подошла в сосне, обхватила лапами могучими ствол, поднатужилась так, что под черными губами заблестели клыки острые. Темный некрупный волк, скуля, выполз из ловушки.

– За спасение мое благодарствую, – сказала спасенная. Был ее голос странным – так звучали родные слова княжны в речах купцов заморских.

– Ты откуда? – любопытно стало Агафии. – Должно, издалека.

– Я родилась в этих краях, но в семье бедной, и была взята в плен ребенком малым. После долгих мытарств попала к принцессе Лан из Хуа-го. Как давно это случилось – и как далеко! После смерти госпожи стала я служить Бортэ-ханум, дочери Бату-хана.

– Того самого! Зверь он все-таки или человек?

– Я двадцать лет скиталась по степям, а он спал, пировал и ласкал пленниц в соседней юрте. Знаю, что предки Бату-хана с волками связаны20, но сам он обычный вдовец, потерю супруги оплакивающий и к нуждам дочери своей внимательный. Нет в нем ничего, что пришлось бы кередам не по нраву, а детей все воспитывают на его примере, – рассказала волчица почти восторженно, но после будто опомнилась. – Слишком долго жила вдали от народа своего. Все перемешалось. Даже язык… Я ведь не поняла, что тебе говорил тот, страшный.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Прототип – Рязанское княжество

2

В честь озера Светлояр, прототипы – Черниговское княжество, Новгородское княжество

3

Прототип – Ижеславль, город в Рязанском княжестве

4

Прототип – монголо-татарское иго

5

Прототип – Иберия

6

По-китайски «зимняя слива»

7

Прототип – Китай

8

По-китайски «орхидея»

9

По-монгольски «ветер»

10

Лопасня, город в Рязанском княжестве

11

Пронск, город в Рязанском княжестве

12

Ростовец, город в Рязанском княжестве

13

Ожск, город в Рязанском княжестве

14

Прототип – дама из Эльче, автор понимает принадлежность убора прошлому Испании, а не Кавказа

15

Штаны

16

Прототип – Византия

17

Прототип – Херсонес

18

Прототип – легенда о Гикии

19

св. Григорий Богослов, 13, 43

20

Батый – прототип Бату-хана – происходил из рода Борджигин. Ученые связывают возникновение этого этнонима от слов «бөри» («волк») и «тегин» («принц»)