Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

Внутренние разборки, без посторонних, похоже, давно были для неё обычным делом.

В этот раз инспектор промолчал.

На столе наконец-то появились чашки с чаем, вот только пить Иванову не хотелось. Как нельзя кстати на ладони пульсирующе затеплела Печать – вызывал напарник.

Сославшись на неотложные дела, парень поспешил покинуть квартиру, с грустью сочувствуя её обитателям и особенно Ирине Дмитриевне.

***

В подъезде его уже ждал перевозбуждённый Швец. В чёрном плаще, в сдвинутой на затылок маске. Из тех, ультрамодных, так любимых хакерами и киношными бандитами: белая пластиковая личина с узкими прорезями для глаз, чёрными, подкрученными усиками, узенькой бородкой и с выражением лёгкой, нестираемой ухмылки.

– Неудобно, – пожаловался призрак. – На нос давит.

– Переживёшь, – не выказал сочувствия Сергей. – Какие новости?

– В адресе были Вика, четверо охранников, горничная, повар с помощником. Больше никого. Всех отключил. В вольерах – собаки. К ним не подходил. Не выберутся. В доме три тревожные кнопки увидел. Одна у Солодянкиной в кабинете, одна в спальне. Третья – у входа. Вероятно, есть ещё, так что будь поосторожней. Видеонаблюдение тоже вырубил. Но это не точно… Блок записи в подсобке стоял, среди коробок всяких. На виду. Правильно ты с масками придумал!

Губы Иванова тронула едва заметная улыбка.

– А то! Осталась малость – расскажи, где этот самый особнячок находится?

Швец быстро продиктовал улицу и номер дома. Получалось не близко. В пригороде, в закрытом коттеджном посёлке, обитатели которого очень любили комфорт, высокий социальный статус и люто ненавидели пролетариат, от которого отгородились высокими стенами заборов, охраной и шлагбаумом на въезде. Таких вот «закрытых» объектов Иванов знал два, но не без оснований подозревал, что в округе их гораздо больше. Просто о них не орут на всех углах.

– Сиди у пульта охраны, – сказал он другу. – Позвонят с основных ворот – ответишь, что ждёте меня, ну и так далее… Имя назову, – наружу вырвалось невольное хихиканье, – Анонимус.

Тонкости шутки призрак не оценил. Он не был знаком с относительно современным кинематографом. Зато хорошо соображал и задал вполне уместный вопрос:

– Уходить как собираешься? Войти мало. Нужно ещё и выйти.

Эта проблема почему-то не слишком беспокоила Иванова.

– Ты машину водить умеешь?

– Конечно. У отца частенько «Жигули» брал. На современных не ездил.

– Вот на машине и уедем. Никто нас останавливать не станет. Номера известные, хозяйка – тоже.

– Это ты про тот Мерседес? – Антон не на шутку перепугался. – Да я такой шаландой в жизни не рулил! Все столбы мои будут!

– Не будут. Справишься. Там управление простое.

Этот аргумент на призрака никак не подействовал.

– Ты откуда знаешь?

– В книжке читал, – хмурясь, заявил инспектор. – Не бойся. Даже если расколошматишь технику – плевать. Солодянкина себе новую купит. Ты о нашей «подзащитной» думай. До утра успеть надо, иначе завертится мельница…

***

Отправив Антона обратно, Иванов спокойно вышел на улицу и направился по той же самой тропинке, на которой совсем недавно неизвестные пытались убрать Валюхину, к дороге.

Проехав несколько остановок на удачно подвернувшейся маршрутке, вышел у районного рынка, без стеснения накинул на себя плащ, натянул маску и сразу почувствовал дискомфорт в области носа. Не выпендривался, значит, Швец. Похоже, дружественные китайцы при изготовлении маскарадного атрибута экономили на всём, используя как модель морду какого-то своего плосконосого товарища по цеху. Других объяснений такому неудобству придумать не удалось.

За свой внешний вид парень не переживал. Суббота, вечер, карнавальное одеяние – ничего особенного. Сейчас всяких клоунов на улице полно. Развлекается народ, как может. Местная гопота не страшна, полиция – документы в порядке, а отшутиться всегда можно. Да и пройти надо было в таком одеянии метров двести – не больше. За углом стоянка местных бомбил. Из тех, кто налоги платить не любит, лицензии не имеет и за небольшое дополнение к стандартной таксе вопросов не задаёт.

Оставался, конечно, вариант, что безопасники Виктории Егоровны обнаглеют до того, что решатся допросить Валюхину. Неважно – сами или через знакомых силовиков, но такое развитие событий парня не слишком пугало. Ну получат его фоторобот, в котором, как известно, можно признать каждого второго, ну догадаются о связи Анонимуса с неизвестным гостем. И что? Прямых доказательств нет, логики в их действиях обычным людям тоже не найти. Ищи-свищи.

***

Прогулка прошла как по маслу. Встречные прохожие посматривали на Сергея с интересом, однако никто в разговор не вступал, пальцем не тыкал, сфотографировать не пытался. Максимум – награждали весёлой улыбкой. Только одна пожилая тётка шарахнулась, как от прокажённого, но потом успокоилась и пошла по своим делам, недовольно бурча что-то своё.

Не обращая на неё внимания, он без каких-либо проблем сел в старенькую иномарку разбитного, молодого кавказца, выбранную наобум. У водителя тоже вопросов к внешнему виду пассажира не возникло.

– Тэматическая вэчеринка? – с характерным акцентом скорее констатировал, чем спросил сын гор, трогаясь с места.

– Да. Будет очень весело…

До коттеджного посёлка добрались по относительно пустым улицам быстро. У шлагбаума остановились. Из сторожки вышел немолодой, полный мужик в форме ЧОПовца.

– Куда направляетесь? – весьма вежливо поинтересовался он, не требуя, впрочем, представиться, выйти из машины или снять маску.

Инспектор назвал адрес, в конце веско присовокупив:

– Ждут. Анонимус.

Данное заявление никак не подействовало на властителя шлагбаума и повелителя его электрических внутренностей. Сказывался опыт. Охранник за время работы на этом объекте насмотрелся всякого и первым, что он чётко усвоил, было умение не лезть не в своё дело. Здешние обитатели любопытство вообще не поощряли и незнакомец в маске, по его внутренней шкале необычного, даже не попадал в первую двадцатку тех причуд и странностей, с которыми регулярно приходилось сталкиваться на этой работе. Проститутки-карлики куда веселее…

– Одну минуту, – без эмоций сообщил мужик и отправился в свою будку, точнее весьма красивый домик красного кирпича с кондиционером, забранными миленькими коваными решётками окнами и мощным прожектором под крышей.

Минуты ему не потребовалось. Через тридцать секунд шлагбаум медленно пополз вверх, а ЧОПовец, поленившись выходить, бросил в приоткрытое окно:

– Куда ехать, знаете?

– Нэт! – ответил вместо Серёги водитель.

Он вообще оказался молодец. Всю дорогу просидел молча, с расспросами и задушевными разговорами не лез, байки не травил.

– Сейчас направо, потом третий поворот налево. В конце улицы. Номер дома смотрите на фонарных столбах – они типовые, подсвечиваются.

Добравшись до нужных ворот, Иванов, прежде чем выходить, вызвал Печатью друга и лишь когда калитка приоткрылась и в ней мелькнула пластиковая маска с усиками, рассчитался с таксистом и вошёл на территорию обиталища Солодянкиной.

Двор ничем не поразил. Высоченный забор по периметру, большущий гараж с воротами на улицу и дверью сбоку, домик охраны, мощёная площадка, фонтан, отключенный на зиму, несколько голубых елей. Особняк в глубине. Строгий, двухэтажный, из бурого кирпича, свет горит только в двух окнах. Одно на первом этаже, одно – на втором. Везде чистенько, ухожено, тихо.

– Значит смотри, по охране, – начал вводить в курс дела напарник. – Двое в сторожке, один на первом этаже, один на заднем дворе. Прислуга – тоже на заднем дворе, там для них специальный домик есть. Всех только что проконтролировал. Собак выпустить не успели. Наша подопечная – в большой комнате, наверху. На диванчике дрыхнет. Долго же ты добирался…

– Как смог, – коротко ответил Иванов. – Ждать, Тоха, всегда долго.

– Да понимаю…

– Веди в дом. У нас времени не так уж и много.

– Тогда на, – в руки инспектора ткнулся голубой, шелестящий комок. – Бахилы. Надень. Почему-то мне думается, со своими ботинками ты расставаться не желаешь, а судя по подготовке, шифруемся мы по полной программе.

Благодарно приняв простенькую и весьма эффективную защиту, Сергей посмотрел на свои добротные, недешёвые ботинки и с чувством ответил:

– Спасибо. Я не подумал.

– Тогда и перчатки держи. На кухне нашёл, а бахилы в тумбочке у входа лежали, – Антон протянул ему ещё один резиновый комок, помолчал, и добавил. – Думаешь, сдачи захочет дать?

– Не знаю, – честно признался инспектор. – Но исключать такую возможность я бы не стал. Возможности у тётки есть.

Похоже, у призрака имелись аналогичные соображения. Он попытался привычно почесать в затылке, упёрся пальцами в капюшон, расстроился и посоветовал:

– Голос измени как-нибудь. Вон, камешков из-под ёлки набери и за щёки сунь. Должно сработать.

Иванов с сомнением покосился на декоративную подсыпку под ёлками, представленную в виде разноцветных некрупных окатышей, и отказался:

– Нет, спасибо. На них, наверное, собачки нужду справляли… Нужно же им где-то естественные потребности удовлетворять? Обойдусь как-нибудь. Хрипеть стану.

Хрипеть не получилось. Первая же попытка привела к тому, что в горле у парня немилосердно запершило, накатил кашель.

– Прорвёмся, – придя в себя, заявил он. – Ничего Солодянкина нам не сделает. Кишка тонка у неё с нами тягаться.

Напарник явно хотел что-то сказать, однако ограничился коротким:

– Как знаешь.

***

Виктория Егоровна лежала на втором этаже, в гостиной, более всего походившей на музей. Картины, статуи, статуэтки, везде ненавязчивая лепнина, мягкие, скрадывающие шаги ковры. И такая красота изобиловала повсюду, с самого холла. Ничего не понимающий в искусстве Иванов смотрел на всё это великолепие с интересом, но без приличествующего пиетета, больше как на демонстрацию благосостояния и успешности, чем собственно, эта выставка и являлась.

Сама хозяйка от обстановки не отставала. Несмотря на бессознательное состояние и по-простецки задравшуюся до самого бедра полу пушистого, белоснежного халата – выглядела точно кукла работы искусного мастера. В каштановых волосах ни намёка не седину, стройное тело, гладкая кожа; ухоженные, с идеальным маникюром руки; правильно нанесённый, подчёркивающий нужное макияж. По сравнению с Валюхиной – вдвое моложе.

Вот только кукла получалась злая. Пухловатые, без сомнений обработанные пластическим хирургом губы даже сейчас выглядели брезгливо поджатыми, с застывшим на них раздражением. Идеальные скулы напряжены; веки не просто закрыты, как у спящих – они словно сцепились между собой в схватке, и их напряжённость не сглаживали пушистые, трогательно-длинные ресницы; по уголкам глаз просматривались намечающиеся морщинки.

– Злюка, – прошептал Сергей. – Даже во сне с кем-то воюет.

– Не то слово, – подтвердил друг. – А когда не спит – совсем зверь-баба.

– У тебя стволы с собой? – зачем-то поинтересовался инспектор.

– Да, – не задумываясь, ответил Швец. – Конечно. Ты зачем спросил?

Речь шла о двух револьверах, которые оборотистый призрак когда-то выцыганил у домовых и которыми очень гордился. Так случилось, что оружие попало к Иванову на хранение и вернулось к владельцу лишь совсем недавно.

– Для самоуспокоения. Накатило что-то. Мы сейчас в чужом доме, без ведома хозяйки. Вокруг охрана, собаки. Вдруг что случится?

– Мандражируешь?

– Есть маленько.

– Я тоже, – успокоил напарника Антон. – Такая же фигня перед твоим приездом наваливалась. Сижу, жду… Вроде и опасности нет, а стрёмно. У меня всегда так, когда на мероприятие иду. Не боятся или дураки…

– Или идиоты, – закончил инспектор мысль друга. – Потащили эту особу в кабинет. К креслу привяжем для начала…

Неожиданно свет, исходящий от включённой люстры, стал ослепительно ярким. Лампочки, напоследок озарив гостиную, тихо шикнув, погасли. В комнате стало почти темно. Почти – потому что с улицы в комнату немного проникало дежурное освещение.

– Напряжение скачет, – подходя к стене и щёлкая выключателем, заметил Швец. – Неужели нельзя, при таких-то деньжищах, стабилизатор на дом поставить?

– Китай… – глубокомысленно заявил Серёга, вкладывая в это понятие и ненадёжность сегодняшней техники, и безнаказанность электросети с их вечными проблемными трансформаторами на местах, с комплектующими, опять же, из Поднебесной, и брендовые псевдоитальянские осветительные приборы с проводкой… ну, понятно, откуда.

– Хватит стоять, – Антон уже брал Солодянкину за ноги. – Мы же здесь не до Дня милиции загорать планируем?

Напарник поспешил взять женщину под руки.

Нести неудобное, постоянно норовящее выскользнуть из рук тело было недалеко. В соседнюю комнату, отделанную дубовыми панелями, с монументальными шкафами, огромным рабочим столом и сейфом в углу. Тёмные, наполовину закрытые шторы, мягкие, приглушённые тона отделки настраивали на деловой лад. Даже картины выглядели незаметно, точно стеснялись сами себя и старались не отвлекать владелицу от важных дел. Пробивавшийся из коридора свет неплохо освещал помещение, а создаваемые им тени привносили налёт таинственности.

– Усаживай, – скомандовал Антон, пытаясь вытолкать на середину помещения анатомическое офисное кресло на колёсиках. Получалось плохо. Маленькие колёса вязли в ворсе ковра и отказывались ехать категорически. Пришлось его просто перенести.

С облегчением избавившись от женщины, инспекторы, в лучших традициях сериалов, включили настольную лампу, тоже невесть почему сначала ярко вспыхнувшую, но, к счастью, не перегоревшую, направили её в лицо бессознательной и принялись искать любое подобие верёвок. Не нашли. Пришлось взять из канцелярского набора ножницы и срезать толстые, витые шнуры со штор.

Привязали. Сначала руки, потом ноги. Добротно привязали, намертво, без всяких там хитроумных морских узлов и более сухопутных «бантиков».

– Охрана разрежет, – резюмировал призрак, отходя в сторону и указывая рукой на Солодянкину. – Приступим? Мне скоро здешних с Печатью снова оббегать.

– Зеркало притащи. Желательно не маленькое.

Швец скорым шагом вышел из кабинета и почти сразу вернулся, с натугой неся тяжёлое даже на вид ростовое зеркало на изящной подставке.

– В спальне взял.

– Поставь там, – Сергей указал за спинку кресла с женщиной. – Потом понадобится.

Когда призрак избавился от своей ноши, установив её точно в том месте, на которое ему указывал напарник, Иванов, глубоко вздохнув, активировал Печать и приложил служебную метку к голове Виктории Егоровны. Называть эту властную женщину Викой у него почему-то язык не поворачивался.

Та застонала, и через секунду открыла глаза.

Надо отдать должное Солодянкиной – по возвращении в сознание она не издала ни звука. Попробовала верёвки на прочность, покрутила головой, убеждаясь, что всё происходит взаправду. Сощурилась из-за направленной в лицо лампы.

– Иди, проверь, как там дела, – не глядя на друга, выступил с предложением инспектор, становясь перед креслом. Швец вышел без лишних расспросов. Действие Печати на обслугу подходило к концу и никому из инспекторов не хотелось разбираться с не в меру ретивыми пробудившимися.

Едва он, нарочно-медленно, показательно растворился в воздухе, Иванов заговорил с сидящей:

– К тебе приходил старец. Помочь. Ты не поняла доброты, – парень намеренно строил фразы не как диалог, а как констатацию фактов. – Принялась гадить. Мы пришли тебе разъяснить, что так поступать нехорошо.

На лице Виктории Егоровны не дрогнул ни один мускул. Она слушала, словно окаменев и на подсознательном уровне чувствовалось – ей не страшно.

Вот только длительная беседа в план инспектора не входила.

– За это ты потеряла пять лет жизни.

Правая бровь Солодянкиной слегка изогнулась, имитируя удивление, а вся её фигура невесть как приобрела глумливую, презрительную позу. Причём парень готов был поклясться – она не двигалась. Похоже, природный талант прожжённой бизнес-вумен сработал. В управлении большими деньгами без этого никак нельзя, и одного покер-фейса мало.

В полном молчании Иванов с усилием развернул кресло передом к зеркалу, невольно взглянув в отражение. Идиотская картина. Связанная, обманчиво-беззащитная женщина и некто в придурковатой маске, завёрнутый в чёрный плащ. Получился бы достойный постер для любителей абсурда: «Злодей и его жертва».

Рука легла на затылок Виктории Егоровны, и она прямо на глазах начала стареть. Поначалу незаметно, однако со стремительностью подростковых прыщей выскакивающие тут и там морщинки, посеревшая кожа, поплывшие вниз одутловатыми мешочками веки были способны убедить кого угодно в реальности происходящего.

И спокойствие хозяйки особняка дало трещину.

– За что?! – вскрикнула она с такой неподдельной болью и ненавистью, что инспектору стало не по себе.

Судорожно, будто раненая птица, в кровь раздирая руки, Солодянкина начала рваться из кресла. Путы выдержали.

– За что?!! – уже вопила связанная. – За что-о-о…

Последние буквы, напоминающие предсмертный выдох обречённой, пробирали до мозга костей.

Иванов стоял статуей, осознавая, насколько неприятно ему заниматься всей этой гадостью. Однако он понимал и то, что если сейчас не добьётся успеха – ситуация значительно ухудшится и Валюхина… Валюхина, обычная женщина без обычного женского счастья, может вполне не увидеть внуков. Приходилось быть твёрдым.

– За непонятливость, – сурово пояснил он. – Тебя же просили по-хорошему успокоиться, а ты убийц подослала.

– Вы кто? – тут же переключилась на Сергея связанная, стараясь не смотреть в зеркало.

– Мы? Те, кто приходит к таким, как ты.

– Но я же обещала заплатить! Срок ещё не прошёл!

– Не нужно денег. Себе оставь. На косметологов понадобятся. Сиськи в очередной раз подтянешь.

Отказ от денег подействовал на неё весьма странно. Два непонимающих глаза уставились в пластиковую маску. Похоже, у женщины в голове не укладывался отказ от честно заработанного гонорара. Всех по себе меряет.

– До тебя так и не дошло, – подпуская горечи в голос, принялся растолковывать Сергей. – Твои сбережения нам не интересны. Понимаешь? Мы не наёмники, не каратели. Мы – справедливость, – выдал он заготовленную фразу (пока ехал в такси – придумал. Прозвучало солидно, не ошибся). – Нас не купишь. С нами не договоришься, нас не найдёшь. Мы сами приходим. И на холуев своих не надейся. Не справятся. Больше скажу. Можешь даже попытаться нам отомстить, заодно и посмотришь, как это – умирать.

Ловким движением парень схватил со стола обычную шариковую ручку, валявшуюся там прямо поверх каких-то бумаг.

– Фокус-покус! – торжественно объявил Иванов и сунул её в ладонь Солодянкиной. – Смотри.

Отражение в зеркале постарело ещё немного.

– Тебе помогли с проклятием. Подсказали, как снять. Теперь я тебе показываю, как его наложить. Через любой предмет. Ты и знать не будешь, что именно станет твоим смертным приговором: чашка кофе, расчёска, лист бумаги. Можешь попытаться снять, я не против. Если успеешь…

– Сколько… лет… сейчас ушло, – пробормотала женщина, завороженно глядя на саму себя.

– Полгода, – буднично сообщил гость в маске. – Играем дальше?

– Не надо! Пожалуйста…

По щекам связанной покатились слёзы. «Верить или нет? – рассуждал Сергей. – Скорее – нет». И сразу сообщил о своих выводах:

– Банально. На слезу брать – какой примитив… – а затем огорошил. – Я пошёл. С подружкой твоей всё в порядке. Покушение не удалось. Если с ней или с её семьёй что-нибудь случится – жди в гости. Пожар, ДТП или хулиганы на улице – не прокатит. Ты будешь жить, пока жива она. Ну и семья, конечно… Или это я уже говорил? – он виновато развёл руками, притворно сетуя на свою забывчивость. – Так же не советую портить Ирине жизнь по мелочам – сразу жди новую ручку. Годика так три-четыре. В общем, любое поползновение в указанную сторону – и тебе край.

Развернувшись к выходу, Сергей увидел Антона, тихо стоявшего у дверного проёма и внимательно слушавшего беседу друга с Викторией Егоровной. Когда пришёл? Непонятно…

Между тем женщина, извернувшись, ухитрилась наклониться к привязанной ладони и прикоснулась лицом к её тыльной стороне. Убеждалась, что увиденное в зеркале – не иллюзия. Потёрлась. Сначала слабо, потом с силой, точно пыталась дыру протереть. С ужасом ощущая сухость, шероховатость ещё недавно столь упругого, приятного на ощупь лица, тихо охнула, а гость в маске ещё масла в огонь подлил:

– Да-да-да… Не снится. И морщины, и шкурка дряблая – твоя новая реальность. Называется старость. Привыкай.

Добавлять издевательское «ничего, накрасишься» или «доктора омолодиться помогут» Иванов не стал. Мелко…

Он медленно (но не слишком) направился к выходу из кабинета, однако голос Виктории Егоровны ожидаемо заставил задержаться.

– Подождите, – связанная сумела пальцами ног дотянуться до пола, оттолкнулась, и кресло развернулось к инспекторам. – Что от меня нужно, чтобы всё это закончилось?

– Ничего, – ровным голосом ответил Сергей. – Нам от тебя ничего не нужно. Свою задачу мы выполнили. Дальше твой ход. Не волнуйся. Твоя дочь вне опасности, пока ведёт себя как нормальный человек.

Солодянкина ожидала чего угодно – угроз, требований, вымогательства, но равнодушный тон неизвестного, отсутствие переговоров, в которых всегда можно оставить пару лазеек на все случаи жизни и упоминание единственного близкого человека оказалось сродни удару ниже пояса. У неё в голове не укладывалось происходящее, не поддавалось анализу и не подходило ни под один из привычных критериев понимания миропорядка. Она чуть ли не впервые в жизни растерялась.

Скрипнув от злости на саму себя, на собственный разум, допустивший пока непонятный ей просчёт, хозяйка особняка предприняла новую попытку отстоять своё право на самоопределение в этом мире:

– Я могу деньги пожертвовать. Много. В храм, слепым, гемофилитикам, чёрт бы их всех, вместе взятых, побрал! У меня есть!

– Жертвуй, – подал голос решивший вписаться в разговор Антон. – Хоть в хоральную синагогу, хоть голодающим детям Африки. Нам всё равно. Условия ты слышала. Будешь ты соблюдать или нет – нам без разницы. Можешь даже за границу уехать. Мы не препятствуем.

Нервный взмах головой пояснил инспекторам, что думает связанная сейчас не о путешествиях по миру.

– Я. Хочу. Вернуть. Обратно. Свои годы, – максимально разделяя слова, точно общалась с глухими, читающими исключительно по губам, требовательно произнесла Виктория Егоровна.

– Время течёт всегда в одну сторону, – философски парировал Иванов. – Забудь. Думай, как остатки не потерять. А у меня к тебе тоже есть вопрос, – заговорщицки добавил он. – Предлагаю бартер. Ты нам рассказываешь, чего ты к Валюхиной привязалась, а я подсказываю тебе, как выжить. Только по-честному.

– Идёт, – без запинки согласилась женщина, поёрзала в кресле и, не отводя взгляда от масок, без прелюдий в виде охов, вздохов или жеманной паузы, начала. – Мы с Иркой дружили в школе. Точнее она дружила, а я ей пользовалась. Всегда, знаете ли, приятно иметь кого-то на побегушках. Того, кто тебя слушается и стелется перед тобой. Самомнение тешит, особенно девичье. Но относилась я ней хорошо. Поначалу… Потом надоедать она мне стала. Вечно ныла про родительские запреты, про «то нельзя, это нельзя» … Курица. Когда совсем обрыдла – я у неё парня увела. Позлить хотела, да проболталась раньше, чем планировала. А она мне подарочек оставила… который ваш старец… как там его?

На такую уловку инспекторы и не подумали повестись. Лишь синхронно хмыкнули. Нимало не расстроившись неудаче и не подав виду, Солодянкина продолжила, как ни в чём не бывало:

– За свою жизнь я чётко усвоила одно – прощать никогда никому ничего нельзя. Иначе себя уважать перестанешь. Потому и…

Она не договорила, а друзья не требовали продолжения.

– Убивать-то зачем? – устало спросил Швец.

– А нечего… – хотела было взвиться женщина, но вовремя осеклась. – Думала отыграться за потерянные годы. Тем более про ласточку и не знал никто толком. Когда старикан на место с проклятием указал – сначала засомневалась. Решила перепроверить. Но когда он снова появился и зудеть начал – вызверилась… Из-за этой сучки… Думаете, легко, когда твоя собственная дочь волком смотрит? Я ей и учёбу, и Лондон…

– Откупалась? – оборвал льющийся поток чужих обидок Серёга и сам себе ответил. – Конечно да. Любить кровиночку не пробовала?

Ярость, на миг промелькнувшая по лицу связанной, была красноречивее тысяч слов.

– Не ваше дело. Как умела – так и воспитывала. Ей всё это, – круговое движение головой обозначало всё имеющееся имущество вместе с банковскими счетами, – досталось бы. Для неё стараюсь.

Маска призрака дрогнула. Похоже, от злости.