Три рассказа

Пётр Шаевич

Три рассказа

КОТ

Рассказ

Прилетал как-то на землю один ангел, хотел найти хорошего фотографа, дабы тот запечатлел художественно его, ангелово или ангельское, падение. Но, как оказалось, сейчас, когда плёнка канула в Лету – реку забвения, и по всей земле стремительно распространилась цифра и никакого фиксажа – один сплошной фотошоп, стало очень сложно найти хорошего фотографа, когда кругом одни фотографы, профессионалы с большой буквы.

Сейчас без преувеличения можно сказать, уже собаки с бродячими котами успешно занимаются фотографией. Писали даже, что один молодой ещё кокер спаниель обеспечивает себя и своих хозяев – студентов, работая на свадьбах, отнюдь не разгуливая на задних лапах балансируя мячиком на мокром носу, но печатлея на свою собственную зеркалку жениха, что, как водится, серьёзный очень и невесту, что ослепительно молода. Как тут не потеряться среди такого многообразия. Проблема выбора однако в эпоху изобилия стоит особенно остро.

Нашёл ли себе вышеупомянутый ангел достойного случаю мастера, или так пал, не явив миру совсем никакого фотоотчёта, сие неизвестно. Предположим, что, помыкавшись здесь на земле, он в итоге развёл крылами и решил отложить своё падение до лучших времён. С тем и улетел в свои небеса и правильно сделал.

Наш древний город сам по себе так выгодно расположен на слиянии двух великих рек, имеет такую редкую по своей красоте архитектуру, что здешним любителям фотографии натурально не до ангелов. А набережная, а кремль, а, так называемая историческая часть, храмы, особняки – купеческая вычурность. Что говорить, здешним фотографам ангелы не нужны. Взять хоть наш драматический театр, построенный в 1897 году итальянским архитектором Джованни Баттиста Филиппо Базиле. Не театр, а жемчужина неоклассицизма, как заметил один знаменитый публицист и краевед.

Но не везде всё так благолепно в нашем богоспасаемом городе. Сразу за театром, если возникнет охота туда зайти, пред нами откроется совсем другая картина, так сказать на контрасте. За помпезным фасадом знаменитого театра иная архитектура – ветхий фонд в последней стадии обветшания. Дома в полтора этажа с осыпающейся лепниной и текущими крышами. Косые глазницы слезливых окон, затхлость, шаткость, сырость, вездесущие сквозняки. Мерзость запустения. И здесь представьте себе живут люди, собираются по вечерам на общих кухнях, пьют чай с ванильными сухариками и испокон века ждут расселения, как второго пришествия. Вера в грядущее расселение укрепляет умы и согревает души, а иначе никак.

Жить с перспективой остаться в сих унылых краях на ПМЖ – это увольте, покорнейше вас благодарим. Ванильные сухарики конечно хорошо, спору нет, но без теплого сортира в наш просвещённый век, согласитесь, беда. Из культурного же досуга ежевечерние батлы доморощенных проповедников. На повестке неизменно качественные и временные аспекты грядущего переселения, причём один из проповедников по закону жанра встаёт на популистские рельсы и катит по ним на всех парах прямо в светлое будущее, которое не сегодня завтра наступит в виде переезда в престижнейшие районы нашего справедливо управляемого города. Другой же проповедник, являясь оппонентом первого, предлагает особо не обольщаться и со стоическим хладнокровием продолжать запасаться терпением. В последнем раунде или акте сего действа обязательно всеобщее примирительное чаепитие всё с теми же ванильными сухариками. Аплодисменты, занавес! А что, людям нравится!

Да, конечно, есть такой вариант, отнестись к постигшим вас жизненным невзгодам с известной долей юмора – метод работает, но отчасти. Быт заедает, заедает своей пещерной неприхотливостью. Мрак, мрак кромешный и мракобесие, а как зажжёшь свет на общей кухне, вскочив среди ночи покурить – тараканьи бега и сафари с валенком на перевес.

Другое дело досужей парой как-нибудь зайти сюда погулять, просто побродить по этим тенистым улочкам, особенно когда небо чистое и солнышко пробивается сквозь листву раскидистых лип, в которых оглушительно щебечут неугомонные воробьи. Вне всякого сомнения найдутся же любители подобных экзотических мест, кто способен разглядеть во всём этом особую привлекательность и даже красоту.

С завидным постоянством ходил сюда например один увлечённый джентльмен с фотокамерой в беспокойных руках, всё фотографировал, фотографировал, только вот сейчас что-то совсем пропал. Но было время случалось видеть его здесь довольно часто и не только погожим, ясным днем, но и в ненастье, и в ненастье любил он бывать и на Скобяной улице и на Шпинголетовой, любил пройтись по Абрикосовой свернуть на Виноградную, выйти на Петровско-Разумивской и даже отваживался заглянуть в печально известный переулок Кожевенный.

Сдвинутое набок крыльцо, алые гроздья рябины, ворона на ветке, стена из красного кирпича вся в загадочных письменах, фрагменты ампирного декора на облупившемся фасаде, ржавый гвоздь в заборе, дыра в асфальте, трещина в оконном стекле заклеенная скотчем, кленовый лист залипший на раме – ни один арт-объект не ускользал от пытливого объектива, всё подмечал выпукло-объективный глаз.

Однажды объективный глаз, в очередной раз погружаясь по своему обыкновению в дебри старого фонда, наткнулся на одну очень интересную стену, выкрашенную когда-то в жёлтый цвет. Теперь краска почти вся осыпалась. Чем же так заинтересовала эта стена, в первую очередь, конечно, самого фотографа, поскольку фотограф здесь главный и это он выбирает натуру, а не его верный друг фотоаппарат, каким бы выпуклотехнологичным он не был.

На стене кто-то не лишённый таланта нарисовал барышню в синем вотерпруфе, синем же капоре и с открытым зонтиком в правой руке, держась за который барышня как бы улетала, влекомая ветром. Такой вот стрит-арт, но не это самое интересное, стрит-артом ли нас удивишь, когда все стены в стрит-арте. В правом верхнем углу было небольшое почти квадратное единственное здесь окно, на всю стену всего одно окно, а в окне, что в первую очередь и привлекло внимание, сидел огромный, огненно-рыжий кот.

Пока человек кружил внизу, желая найти наиболее выгодный ракурс, кот флегматично наблюдал. Глаза кота не выражали ни любопытства ни вообще какой-либо заинтересованности. Он просто смотрел, но что удивительно, взгляд этого огромного рыжего кота обладал какой-то скрытой необъяснимой силой. Он привлекал, завораживал, безучастный ничего не выражающий взгляд. Всё это тогда показалось несколько странным.

Удовлетворив потребность увековечивать окружающую действительность, используя волшебство фотографии, человек оставил таки столь заинтересовавшую его стену и довольный пустился искать новую окружающую действительность, конечно воспринимая её исключительно как объективную реальность.

Как-то дней десять, двенадцать спустя, оказавшись в тех же самых местах, гуляя со своим фотоаппаратом по тихим улочкам, которые так любил, фотограф снова наткнулся на ту же жёлтую стену с улетающей барышней и с единственным окном в правом верхнем углу, а в окне он увидел всё того же рыжего кота так же как и тогда безучастно взирающего на него. «Ёшкин кот…» – единственное, что смог вымолвить человек и сделал ещё несколько снимков. Домой в тот день он вернулся в приподнятом настроении.

Вскоре разумеется он опять явился пред жёлтой стеной, убедился что барышня в синем капоре никуда не улетела, куда она денется, и рыжий кот так же как и прежде сидел у себя в окне и смотрел. Впечатлительный фотограф, к тому же, к несчастью склонный, к мистицизму, не сделав на сей раз ни одного снимка, поспешил удалиться. Чертовщина какая-то, Сюрреализм! Остаток дня человек решил провести печатлея с набережной лазоревые дали.

Нетрудно догадаться, что с тех пор фотограф чуть не каждый день почти против своей воли стал появляться у стены и каждый раз рыжий кот смотрел, нисколько не смущаясь тем что видит одного и того же человека снова и снова. Взгляд кота как и всегда был ровен и невозмутим, что ещё пуще лишало покоя человека, выводило его из равновесия.

Дни проходили за днями, начались дожди, синяя краска местами облетела с вотерпруфа барышни, подросла трещина на взмокшей стене, а кот всё сидел в небольшом почти квадратном окне, единственном в левом верхнем углу.

Но вот и осень. Фотограф сильно изменился. Он ходит к стене, ходит за дозой. Иногда дня три он выдерживает себя, но потом неизменно приходит опять, стоит по долгу, уже без верного друга фотоаппарата. Теперь человек стал забывать о нём, о своём объективном друге.

Прошло ещё около месяца и в один день, в один ненастный день, случилась катастрофа. Погода была действительно пре мерзопакостной, с утра без конца сыпал мелкий дождь, тяжёлые тучи плотно накрыли город. Фотограф по обыкновению направлялся к своей стене. Вот высохшее дерево, вот лавочка на ней можно посидеть, а вот угол дома, стоит завернуть за него и мы у цели. Человек, минует лавочку, поворачивает за угол, вот он уже подходит к жёлтой стене: куда-то летит синяя барышня с зонтиком, вот единственное небольшое окно в правом верхнем углу, но кота в окне нет.

«Этого не может быть» – шепчет потерянный человек, дико всматриваясь в бессмысленный пустой квадрат – «Этого не может быть» – повторяет он как заклинание, как мантру, окно остаётся пустым. Рыжий кот не появляется. Он не появился и на следующий день и на следующий и через неделю и через две, кот не появился больше никогда.

Вскоре и человек куда-то сгинул. Пропал человек, фотограф, джентльмен.

Один учёный-чернокнижник утверждал: трехипостасность придает индивиду особую исключительность, но абсолютного просветления не обеспечивает.

СВИДАНИЕ

Рассказ

Не надо далеко ходить, если угодно, можно встретиться у фонтана, первое, что приходит в голову. Фонтан для свиданий, бесспорно, место достойное – от фонтана прохлада, что делает ожидание комфортным и, вместе с тем, романтично, в старом стиле. Ещё свидания бывают у памятников, например, какому-нибудь поэту, или писателю, или даже семи-пядей-во-лбу мыслителю, но это больше для людей образованных. Для всех же без исключения очень даже похвально назначать свидание у памятника национальному герою, спасшему страну от великой смуты. Это не только романтично, но и в высшей степени патриотично, особенно если назначающий в курсе кому и за что данный памятник воздвигли благодарные потомки. Также свидания случаются у входа в метро, у входа в торговый центр, в самом торговом центре, на фудкорте, не отходя от кассы Бургеркинга. Такие места, конечно, вряд ли можно обвинить в каком-либо покушении на романтизм, зато вполне в духе времени. Словом, где только не назначают свиданий, бывают места даже самые неожиданные.

Один наш знакомый, например, назначил девушке свидание на автобусной остановке – ни то ни сё. Теперь сидит здесь на лавочке под козырьком с надписью ост. Стрелка, ждёт. Это свидание уже второе, первое случилось ровно неделю назад. Тогда он предложил встретиться, нет не у фонтана, у памятника, причем у памятника своему тезке и даже однофамильцу, философу-материалисту, революционеру-демократу и великому теоретику критического утопического социализма Николаю Чернышевскому.

На сей же раз молодой человек, о ком и пойдёт речь в дальнейшем, как вы уже, наверное, догадались, решил не умничать и выбрал, недолго думая, обычную автобусную остановку, тем более, что никакой он был не однофамилец и даже не тёзка великому теоретику. Звали его на самом деле Максим, а фамилию Максим носил двойную Духан-Чернихович. Так что Чернышевским он никоим образом не являлся. Хотя если всматриваться в его физиономию не особо предвзято, мог бы сойти и за Чернышевского, но дабы не возникло охоты рассуждать в том же направлении и дальше, скажем сразу: Черновым он не мог быть ни под каким взглядом. К его физиономии фамилия Чернов вряд ли могла бы быть применима, даже с большой натяжкой. Ну не натягивается такая фамилия на вот этот нос, на бескрайнюю, неизбывную грусть вот этих ближневосточных глаз. Что в этих карих глазах – века гонений и бед, которые сыпятся на курчавые головы многострадального народа с начала времён. Народ израилев конечно же избран, но, судя по всему, отнюдь не царствовать под началом своего мессии, а совсем для других целей.

Если уж неизбежно отвешивание люлей в нашем несовершенном мире, то, для таких целей, разумеется, кто-нибудь всегда должен быть под рукой, козёл отпущения нужен. Без козла никак нельзя. История прекратится, земля остановится. Козёл как необходимейший фактор сдерживания и умиротворения, то, что позволяет сохранять баланс, хаос и стагнация вместо стабильности и прогресса – вот что наступит без козла. На эту роль как раз, видимо, и были избраны потомки Сима создателем. Почему именно они, кто знает, пути господни неисповедимы. Впрочем, никто как бы особо и не возражает, ибо нефиг.

Мы же здесь, бог знает почему, станем называть Максима не Максимом, а Николаем и не Духан-Черныховичем, а Чернышевским. Пусть он будет Николай Чернышевский, тем более, это уж будьте уверены, он сам бы хотел так называться. Хочется конечно рискнуть, не побоятся, и так таки и назвать нашего героя Черновым, но мы побоимся и не рискнём.

И так Николай Чернышевский находится сейчас на Стрелке, на остановке Стрелка. Прибывают автобусы, рогатые троллейбусы, извергая из себя разношёрстную публику. Кого тут только нет, вот, например, эти двое абсолютно точно страховые агенты, там стайка молодёжи пытается протиснуться – не иначе студенты, и кругом курьеры, курьеры, курьеры, сто тысяч курьеров. Но нет среди этого человеческого дрязга той единственной, которая в первый то раз припорхала довольно скоро к вышеуказанному памятнику. Только успел Николай в мечтах своих явить её в лёгком, белом платье чуть выше колен, только пригрезилось ему – вот она машет рукой, загорелое запястье в золотистой дымке перехвачено чёрным кожаным ремешком маленьких часиков, длинные рыжие волосы распущены, очки на голове в виде кокошника, большие круглые стёкла, как у черепахи, что на солнышке лежала в культовом мультфильме 1977 года, который молодой человек на днях посмотрел на ютьюбе.

В действительности же явилась она затянутая в чёрное бархатное платье в блёстках, туфли на высоченном каблуке, волосы безупречно собраны в пучок на макушке. В тот момент холодок пробежал по спине Николая, сам то он был в майке изрядно уже растянутой, в просторнейших кумачовых шортах, и, о ужас, в резиновых жёлтых шлёпанцах. Конфуз вышел, в этом не было никакого сомнения. Дело в том, что на шее у Коли висел ещё фотоаппарат с несоразмерно большим объективом, вот ведь что. Коля считал себя уже состоявшимся художником-фотографом, неизвестно ещё зачем постигающим параллельно в своей шараге азы сакральных знаний по обслуживанию и ремонту холодильных установок. Он, желая воспеть свою музу в цифре, как ему казалось, здорово придумал устроить на первом их свидании сногсшибательную фотосессию.

И ведь действительно здорово, но предупреждать надо. Шататься с маниакальным упорством по раскалённому городу в поисках удачного кадра в чёрном бархатном платье, да ещё на каблуках, для бедной девушки фотосессия стала и впрямь сногсшибательной. Ситуация усугублялась ещё тем, что Николай Чернышевский заслуженно считался мастером эффектного кадра, в поисках коего он забывал обо всём. Ни чувства усталости, меры, такта, даже чувство самой реальности улетучивалось, всё исчезало для Николая. Он, как художник, как творец, всегда был одержим поиском кадра, единственного в своём роде, неповторимого. На что он только не шёл ради этого, приходилось даже порой нарушать закон. Но всегда после всех мытарств, творческих поисков, оставались в качестве заслуженных трофеев великолепные снимки, поражающие своей новизной, нестандартными решениями, во всём, в освещении, в композиции, был вызов, словом, сразу, с первого взгляда, становилось ясно – художник дерзнул, за что и получил Николай Чернышевский широкую известность в узких кругах ценителей.

Вот с какой пламенной личностью свела судьба бедную девушку, которой пришлось вдоволь натаскаться по всем заповедным местам, известным всякому фотографу в городе, не исключая и тех мест, куда ни одна камера объектив свой не совала.

На протяжении всей сесси, длившейся, казалось, целую вечность, Муза проявляла героическую стойкость, принимала, как ей велели, различные позы, порой даже весьма двусмысленные, в местах которые ей указывали, и всё это, заметьте, на жаре, в чёрном бархатном платье, как мы знаем, плюс каблуки, в чём, собственно, юная дева посчитала уместным по неопытности своей явиться на романтическое свидание с молодым человеком.

Кто ж знал, что молодой человек окажется настолько творческой личностью. Но даже художникам милосердие порой стучится в их пламенеющие сердца. Николай наконец предложил своей музе прерваться и когда-нибудь зайти. Был выбран пивной бар с открытой верандой, с собственной пивоварней, словом, с претензией и, как следствие, с несуразно дорогим пивом, поэтому молодые люди заказали зелёный чай очень вкусный и полезный. Говорили мало, больше просматривали снимки, цифра позволяет это делать, получилось и правда очень хорошо. Как известно, настоящее искусство рождается в муках, не худо было б уточнить, чьих муках, самого творца или его музы. В данном случае мучилась Муза, пока творец творил.

Вот камера отложена, чай выпит, пока ждали счёт, столь странную на сторонний взгляд парочку в свою очередь заинтересовал один посетитель, единственный в баре не считая их. Это был боров, натурально боров, с загривком, с маленькими заплывшими жиром глазками, с пяточком. К копытцам борова за миллион евро не меньше и не иначе как где-нибудь в Цюрихе были пришиты баварские колбаски, по пяти к каждому копытцу, что позволяло борову пользоваться столовыми приборами. Скажите бредни, ничуть не бредни, ещё не такое вам сделают были бы деньги. Боров достаточно ловко орудовал как ножом, так и вилкой, терзая на серебре свиную отбивную. Тут мы, конечно, могли бы воскликнуть: вот так в мире капитала они пожирают друг друга, но мы воздержимся и не воскликнем.

Впечатлённый художник было хотел потихоньку заснять такое сокровище, да в последний момент решил также воздержаться. Вместо этого, заплатив за чай, он изъявил желание проводить обессилевшую девушку и, предварительно договорившись о следующей встрече, заботливо посадил её на автобус.

Наконец-то, она в бешеной маршрутке, но это совсем не страшно. Девушка счастлива, она распускает волосы, их тут же подхватывает дружелюбный ветер, окна настежь, люки в раздрае и ни души в салоне, можно вытянуть совсем загнанные ножки и скинуть ненавистные туфли. Хорошо. Села девушка замученная околпаченная окаблученная, уж хорош ей мучится, можно девушке раскаблучиться. Прям стишок. Есть же охота, когда никто не просит, предаваться тяжкому поэтическому каламбуражу, а ведь всем прекрасно известно – лексический эквилибр первый шаг к помешательству. Ну да ладно.

Так в общих чертах закончилось первое свидание. Откровенно сказать, тёмный ужас. Сейчас же Чернышевский твёрдо решил во что бы то ни стало реабилитироваться. Облачился, и правда точно в латы, в зафрахтованный на один вечер очень хороший тёмно-синий костюм, что смогло придать его внешности в самом деле нечто рыцарское. Белая рубашка и приличный галстук у него, слава создателю, уже имелись. В результате невероятных усилий была собрана достаточная, по его мнению, сумма для похода в настоящий ресторан с метродотелем и арфой. Разумеется, никакого фотоаппарата на шее, что, впрочем, сразу вызвало ощущение беззащитности, но что делать, не только искусство требует жертв.

Хотел было Николай вооружиться букетом, но как-то вдруг в последний момент посчитал излишним. В остальном же Николай Чернышевский мог бы стать для подрастающего поколения хорошим наглядным примером, как должен выглядеть настоящий кавалер, так же как в прошлом его однофамилец и тёзка являлся примером настоящего революционера. Но вот беда, та ради которой потрачено столько сил, принесено столько жертв, всё не шла и не шла.

О, несчастный Чернышевский, если б только девушка знала о принесённых ради неё жертвах и потраченных силах, неблагодарная, почему она не идёт. Чернышевский страдает, он не находит себе места. Пусть, пусть она явится как угодно, в платье, без платья, в пижаме, в кожаных шортах, в штанах с лампасами, в кедах, в лаптях, в берцах, резиновых сапогах, в панаме, в бандане, в мушкетёрской шляпе с перьями пока-пока-покачивая, в пилотке, сделанной из газеты «Московский комсомолец».

Пусть, пусть она будет вот в этом автобусе, в том трамвае, троллейбусе, омнибусе, дилижансе, в карете, лимузине, корзине, картине, картонке, даже в маленькой собачонке, но нет нигде возлюбленной девы.

Можно б было воспользоваться телефоном, есть же телефоны, но звонить любимой Николай, больше наверное подсознательно, посчитал нарушением законов жанра, ибо жанр романтического свидания, как всем хорошо известно, предполагает томительное ожидание, нетерпеливое хождение из стороны в сторону, также допускает проглядывание всех глаз, но никак не звонок с вопросом: ну, ты где?

Время своим чередом лениво тянется на запад. Общественный транспорт пребывает в соответствии с расписанием и отправляется дальше по маршруту. Остановка, как водится, вся оклеена объявлениями с пощипанной бахромой телефонов снизу. Сдаётся, сниму, продаётся, помогу с переездом, ремонт холодильников, выведу из запоя, разведу, расколдую. Голуби слоняются по асфальту, по небу неторопливо плывут куда-то редкие, ни на что не похожие, облака, всё как всегда, обыденно, нет ничего что бы привлекло внимание, вызвало интерес.

Разве вот этот рекламный щит рядом. Красавица с восхитительными каштановыми волосами предлагает что-то, что непременно сделает и ваши волосы такими же каштановыми и восхитительными. По правому плечу красавицы чёрной краской из баллончика написано известное слово из трёх букв. Закорючка над последней буквой пришлась как раз на подбородок. Получилось нечто вроде чёрной эспаньолки. Бородатая женщина – гениально! На любой выставке современного искусства она определённо произвела бы фурор. Это вам не какой-то там Энди Уорхол со своим супом. Именно, то что надо, европейские ценности и всё такое, есть над чем поразмыслить, и в качестве бороды, заметьте, часть слова обозначающего мужской детородный орган. Невероятно, просто перл. Интересно, осознавал ли тот вандал с баллончиком в руках, что создаёт шедевр.

«Эх, жаль фотоаппарат не взял!» – раздосадован Коля. Действительно жаль, остаётся снимать на айфон. Такого кадра упускать нельзя.

ДРАКОН

рассказ

Как болт на голову, гром среди ясного неба – девять баллов по девятибалльной шкале. В самый разгар сезона, когда все, охваченные неуёмной жаждой наживы, стремятся завлечь в обольстительные, но коварные сети беспомощного туриста, такого желанного, жирненького туриста, которому уже ни уйти, ни скрыться – везде, за каждым углом, подстерегает его, нет, не разбойник с большой дороги, другая напасть – местный вездесущий сервис. Вот кто обдерёт как липку почище иного грабителя. И в это драгоценное время, можно сказать в нерест, приходится нести бремя вынужденного бездействия.

Мысли в общих чертах такого содержания роились в воспалённом мозгу Бахрама Низамова, немолодого уже перса, гуляющего сейчас без дела, поднимая своими вечными синими шароварами удушливую пыль с мостовых оживлённых улиц, на которых повсюду шла бойкая торговля. Прохладительные напитки, мороженое, сладкая вата, воздушные шары, сувениры, ракушки, какие-то камушки, даже то, что сейчас с земли подобрали – всё шло на продажу и находило своего покупателя.

Один во всём городе Бахрам, чей далёкий предок ездил на белом верблюде и был хорунжием у ассасинов, что соответствует нашему мичману (семейная легенда) один Бахрам оставался не у дел, известнейшая личность как в нижнем, так и в верхнем городе, сейчас лишний на этом празднике жизни, а праздник здесь лишь тогда становится действительно праздником, когда он напрямую связан с зашибанием хорошего барыша. Звон монеты, хруст ассигнации – вот где настоящий праздник!

Тяга к предпринимательству всегда отличала жителей этого приморского городка. Так уж сложилось исторически. Из века в век стекались сюда отовсюду деловые люди. Множество племён разноязыцих, смешиваясь, сформировали что-то вроде первичного бульона, народившего впоследствии всех этих негоциантов, цеховиков, колдунов, звездочётов, проповедников – проходимцев всех мастей.

По национальному признаку также весь спектр. Мультикультурный город. Кого в нём только нет: сирийцы, турки, румыны – сколько угодно, очень много татар, еще больше армян, но армян везде полно. Здесь же вы встретите представителей и таких народностей, которых на земле осталось человек пять.

По последней переписи, если уж на то пошло, в городе оказалось очень даже много орков. Зайдите в любой супермаркет, они там в униформе охранника, в таком качестве орков используют, представьте себе, с большой охотой, поскольку человеческий материал подходящий на эту должность нынче идёт совсем никудышный. Никто на месте и пяти минут постоять не может. Пресловутая коммерческая жилка беспрерывно дёргается и не даёт покоя, покой здешнему народонаселению даже не снится, ибо уже по-другому нельзя, надо крутиться, выкручиваться, изворачиваться, каждый стремится как-то свести концы с концами. Редких способностей люди, в охрану не годятся, а в остальном народ что надо.