СчастливаЯ, или Дорога к себе

На улицах города – ночь, зажглись фонари, застрекотали сверчки. Именно тогда нахлынул безотчетный, всепоглощающий страх. Он пришел, как только в замке заскрежетал папин ключ.

– Еля! Ну-ка, быстро ложись, – в страхе цыкает мама, толкает меня в детскую комнату, прикрывая белую дверь.

– Андрей…

– Она вернулась? – усталый, с горечью голос.

– Пришла. Почти сразу, как ты уехал.

– Где эта гадина? – папа вспылил. – Сейчас я ей дам!

– Тише, Андрюш. Спит она уже. Ну, перестань. Разбудишь же!

Папа сильно ругается, с каждым брошенным словом я все глубже зарываюсь под одеяло. Мечтаю слиться с темнотой, исчезнуть из квартиры. Только бы не наказали! И замираю, когда открывается дверь. Тяжелое дыхание отца, моё сердце глухо стучит. Раз-два-три. Раз-два-три…

– Андрей, пойдем. Я тебя накормлю.

И дверь… закрывается. Лежу, не верю, что так повезло.

– Я весь парк облазил, Тая. Четыре раза вдоль и поперёк! Весь парк! Возле озера на троих пьяных с ножами наткнулся. Спасибо даже не армии, но больше улице. Выкрутился.

Мама меня защищает. Я же тихонечко плачу от раскаяния, от жалости к себе и от страха. Они волновались, переживали. Как я поступила жестоко! Плохая, Еля, плохая! Так наказываю сама себя. Но именно в ту ночь поняла, какую причинила им боль. Просто потому, что подслушала.

– Хрен она теперь куда-нибудь выйдет из дома!

– Ну все, Андрей. Все хорошо. Слава Богу, Еля вернулась. Загулялся ребенок.

С тяжелым сердцем все-таки засыпаю. Кажется, повезло. Но утром все еще страшно. Встаю в центр зала перед родителями. Предстоит разговор.

– Простите меня, – прошу сразу, не дожидаясь вердикта.

– Мы надеемся, ты впредь будешь думать, – говорит мама. – Задерживаться нельзя. Домой надо приходить вовремя.

– В следующий раз будет хуже, – грозится папа. – Выпорю так, ходить не сможешь два дня. Усекла?

Конечно, я все поняла. Прогулка в парке надолго осталась уроком, заставив меня впредь возвращаться домой по часам. Задерживаться нельзя – чревато большими проблемами!

Я продолжила кататься на велике и придумывать сказки. Так я играю. В выдуманной жизни легко. Там нет криков родителей, там нет их ссор и вечного недовольства друг другом. Там нет младшего брата, трепещущей над ним мамы. Там все так, как придумаю я.

В моих сказках есть большая собака. Она ходит рядом со мной и меня защищает. Такая большая овчарка. А еще в моей сказке есть конь. Настоящая лошадь, которую я держу на балконе и вывожу погулять. Как она спускается по ступенькам, сильно не думаю. Легче выдумать первый этаж. Не обязательно жить на четвертом. А когда я еду в седле, на меня смотрят все с восхищением. Родители это увидят и будут любить больше Димки.

Чем не выход жить в счастье? Только вот… Сказка рано или поздно заканчивается, и приходится возвращаться в реальность.

Туда, где меняется жизнь. Где нет работы, а Советский Союз развалился. Странные они. Почему-то волнуются, говорят о деньгах и продуктах. Какая разница, что кушать? Есть же у нас макароны! Жаль, вот гречки уже не найти. Каша с маслом, немного соленая… Ее могла бы есть чашками, но гречку в магазинах не купишь. Она – деликатес! Такое вот новое слово.

Папа стал выпивать. Родители ссорятся чаще. Денег не было, мы выживали.

Я писала эту главу с трудом. Слишком многое с тех пор изменилось. Плакала от жалости, грусти. Не о себе. О маленькой Ельке. И пусть радостных моментов было гораздо больше, но почему-то именно худшие запомнились лучше всего. Все события предстали ярко, как будто случились вчера. И, пожалуй, именно эта глава явилась началом завершающего этапа на дороге к Себе.

Глава 2. Подруги. О предательстве и желании нравиться

Куда же взрослеющей мне без лучших подруг? По-настоящему с ними я дружу с третьего класса. Самые близкие – Ира, Ангелина и Рита.

С Ритой нас объединяют занятия верховой ездой и работа в развлекательном парке. Мой любимый парк Горького – не найти места лучше для отдыха. Все выходные, а летом и дни напролет я общаюсь с лошадками: чищу их, кормлю на «фазенде», езжу сама, а после катаю детей, с выручки получая проценты.

Конный прокат стал золотой жилой карманных денег, не надо просить у родителей. Они и так перебиваются от аванса до получки, цены постоянно растут. Предлагала ли я им свою помощь? Думаю, да, но денег почему-то не взяли.

Работать в парке гораздо приятнее, чем нянечкой в детском саду. От монотонной уборки группы, мытья посуды с утра до вечера я сбежала уже через месяц. Какой смысл страдать и терпеть, если можно найти получше?

– Ты хорошо подумала? – спросила мама.

Ещё бы! Нет малейших сомнений. Откуда им взяться? После того, как в последний рабочий день я мойку макаронами в группе забила, возвращаться совершенно не хочется. Нет, чтобы сходить к мусорным бакам, но лень меня победила. Я нашла новое чувство вины. Было стыдно. Так и сбежала в последний день, надеясь, что сантехник проблему исправит.

Родителям не рассказала. Наверняка, сделают выговор, скажут, что поступила неправильно. Снова выслушивать? Лучше уж промолчу. Зачем лишний раз нарываться?

– Любая работа хороша! – пытается вразумить меня папа. – Это же деньги.

Им не очень нравится мое поспешное решение, но они не настаивают. Мне всего лишь четырнадцать и нет страха остаться без денег. Деньги всегда легко. И если их нет – надо пойти заработать.

– Учись. Образование важно. Будешь умной, возьмут на престижную работу, сделаешь карьеру.

– А Васька был в классе троечником, но все равно выбился в люди, у него есть машина, он стал бизнесменом.

Родители, стоп! Так что делать-то, чтобы жить потом лучше всех? Молча иронизирую.

Так не хочется думать о будущем! Тут музыкальную школу бросить бы, но никак не решусь. Столько денег родители вкладывают, в буквальном смысле отрывая из семейного бюджета копейки. Играю на пианино, хотя от инструмента тошнит. Познаю в полной мере ответственность за детские необдуманные «хотелки», учусь усидчивости, себя развиваю.

Нельзя не оправдать ожидания. Я должна быть прилежной, усидчивой. Школу надо закончить.

Маме нравится «Лунная соната» Бетховена? Только ее и люблю. И играю, играю, каждый раз радуясь отключению электричества в доме. Меня слышно у всех соседей, так весь подъезд развлекаю. Встретит кто-нибудь маму и скажет: «Ах, какая у вас умница-дочка». Тогда мама сразу поймёт, как она любит меня.

Из всех подружек Ира мне очень нравится. Она смелая, сильная, лучшая. У нее очень красивое личико, огромные глаза, правильной формы рот и маленький кукольный носик. Ира нравится всем мальчикам, девочкам. А еще у Иры выросла грудь. У меня еле-еле набухла, а у нее уже выпирает из лифчика.

Иногда мне кажется, что я, по сравнению с ней, гадкий утенок. На худую, с плохим зрением девочку с недостатком зубов никто не обращает внимания. Я всегда снимаю очки, прячу их, хоть и щурюсь. Зрение стало слабее, операции не помогли. Ни та первая, ни несколько после. Медицина, казалось, шагнула вперед, обеспечив веселье всем детям, чьи белки глаз после нескольких особых уколов наливались венозной кровью. Багрово-красных глаз пугались прохожие, родственники. Шокировать людей было весело.

А вот Ира – звезда! Не люблю, когда она обижается, мне важно быть для нее самой близкой. Теперь я Ире доверяю секреты, делюсь проблемами, рассказываю, когда скандалят дома родители. Я жалуюсь, Ира понимает, поддерживает.

Папа Иры ушел из семьи, оставив её и сестричку. Мама тоже постоянно ругается. То заставляет учиться, то не пускает на улицу. И пусть Ира живет далеко, мы встречаемся постоянно, находим время, постоянно болтаем. Я прихожу к ней во двор, чтобы выкроить хотя бы минутку. Проблемы нас сильно сближают.

– Мне сказала Женька, что у меня «черный глаз», – сетует горько Иришка, закуривая сигарету. – Представляешь, какой кошмар?

– Да что за глупости!

Я ее успокаиваю, не в силах признаться, что как только сама делюсь с ней чем-то приятным, всё приятное быстро заканчивается. Мир с родителями превращается в ссору, внимание мальчиков сменяется равнодушием, обещания других людей не выполняются. И не признаешься! Может обидеться, а потерять Иру – боюсь.

– Пойдем к тебе на «район», – предлагает она.

Тут без слов даже ясно, но уточняю:

– Хочешь увидеть Саната?

– Ну да.

И мы идем в верхний двор, потому что Ира там познакомилась с парнем. Он чуть старше нас, общается не с лучшей компанией. Иру это вообще не смущает, он ей чем-то понравился.

– Ты с ним целовалась вчера? – надеюсь на откровенность.

Мы все-таки очень близки. Вчера она с ним встречалась, пока я гуляла одна. Иногда с нами гуляет и Лика, но предпочитаю Иру ни с кем не делить. Вдруг подружки станут теснее дружить и перестанут со мной общаться? И пусть Ангелика любит приврать, кто знает… Вдруг я останусь одна? Допустить такое нельзя, поэтому я всегда рядом, даже если приходится перед родителями ужом выворачиваться.

– Я тебе расскажу, – заговорщически объявляет подружка. – Только никому больше. Понятно?

Конечно, с удовольствием соглашаюсь на тайну, умирая от любопытства.

– Я стала женщиной.

– Что-о?

Вот это да! В пятнадцать? Так быстро? Но я так не смогу. Очень боюсь гнева родителей, поэтому давно приняла, что мой первый раз будет не раньше, чем в восемнадцать. Дальше прогулок по улице, поцелуев тайком фантазия сильно не скачет. Нельзя. Девушка должна быть целомудренной, правильной. Девственность очень ценится, важна порядочность, потому что если иначе, значит, ты – проститутка или шалава. А еще можно ребенка в подоле принести маме, вот уж где полный кошмар!

И тут такая новость! С восхищением смотрю на подружку. Бунтарка смелая и мамы совсем не боится! Ее жизнь не интересна отцу. Так говорит Ира, хотя папа присылает им деньги.

– А мама?

– Она не узнает.

Ира пожимает плечами.

– Как это случилось?

– Случайно. Мы были наедине. Сидели в каморке у Кости.

В каморке подвала мальчишки соорудили комнатку с небольшим старым диваном. Там мы слушали музыку, чтобы не мерзнуть на улице. В основном слушали рок: «Парк Горького», «Кино», «Наутилус».

Ира не слишком рвется рассказывать подробности свидания, ведет себя степенно, загадочно. Еще бы. Она теперь взрослая, ей известно то, до чего мне пока далеко.

Так уж выходит, что нет никого, кто мне бы понравился. А те, кому нравлюсь я, совсем не годятся. Стоит только услышать от подруги, что с ним что-то не так, весь флер очарования растворяется в ту же секунду. Мне очень важно, чтобы мои решения, выбор нравились моим подругам, родителям.

Дни идут, роман Иры не развивается. Мы все чаще гуляем вдвоем. То в верхнем дворе, то на бульваре сидим на лавочке, курим, обсуждая Саната, школу и дворовых пацанов. Ира ищет любую возможность, чтобы чаще бывать на «районе». Так больше шансов «случайно» встретить его.

– Ну, пойдем, прогуляемся через двор, – говорит она и тянет меня выше по улице.

– Зачем?

– Вдруг там ОН?

Покорно смиряюсь с желанием. Мы идем в верхний двор, потому что Ира хочет встретиться с парнем. Потихоньку смеркается, все-таки осень. Родители заставляют раньше возвращаться домой. Не позже десяти – их условие, иначе домашний арест, наказание, ругань. Одним словом, ожидают проблемы.

Во дворе Иру ждет приятный сюрприз. Из компании Саната она встречает двоих.

– Привет, – здоровается с ними, – Саната не видели?

Парни переглядываются, внимательно смотрят на нас.

– Может, посмотришь в подвале? Если что, подождешь. Там тепло.

Еще одно укромное место в необъятном доме, где собираются в холодное время компании. Только там не каморка, а целые катакомбы коридоров и комнат без дверей. С освещением там тоже проблемы. Местами темно, местами торчат провода, лампочки.

– Идем, поищем его! – просит Ира.

– Мне не нравится эта затея! Я не хочу.

Время близится к десяти, через пятнадцать-двадцать минут придется возвращаться домой.

– Да мы быстро. Идем.

– Не хочу я спускаться.

– Боишься?

– Мне пора домой.

– Мы быстро. Спустимся, поищем Саната.

Вздыхаю. Не хочется обидеть подружку.

– Только быстро!

Ира улыбается, идет по лестнице вниз. Мне не нравится внутреннее ощущение, но с ним ничего не поделать. Опасения подтверждаются, когда в просторной комнате вижу компанию из десяти человек. Они сидят в круге на корточках, в центре початая бутылка водки, пластиковые одноразовые стаканчики, дым сигарет и смех. Из соседнего помещения тянет травой. Значит, там кто-то накуривается.

Мне дискомфортно. Здороваемся.

– Саната не видели? – спрашивает Ира.

– Нет. Должен скоро прийти.

– Тогда мы подождем, – принимает решение подруга.

Я одергиваю ее.

– Нам надо идти домой.

– Ладно, пятнадцать минут. Время же есть.

– Меня дома родители ждут, – говорю ей тихонько. – Будет плохо, если я задержусь.

– Да ладно, – утверждает Ира. – Все будет отлично.

– Выпьете с нами? – предлагают в компании.

Ира кивает, круг раздвигается, и подруга сидит уже там. Ей подсунули какой-то камень под попу, нашли чистый стаканчик, налили.

– Елия, иди к нам. Садись.

– Нет.

– Выпей с нами.

– Нет. Не хочу.

Не вижу ничего хорошего в том, чтобы прийти пьяной домой. Да и потом. Водка? Мне не нравится водка, другого здесь не наливают. И это прекрасно, что нет соблазна. Стою чуть в сторонке, наблюдаю за всеми и жду.

– Который час?

– Десять.

Чуть позже десять ноль пять. Все курят, о чем-то говорят, веселятся. Приходят новые лица, уходят. Каждая минута тянется медленно и в то же время летит. Десять десять. Десять пятнадцать. Саната нет.

– Мне надо домой.

– Подожди.

Ира чуть выпила, ей хорошо и тепло. Думает, что она в безопасности, а мне… Мне от происходящего плохо. Тем более, когда в помещении появляется не местный Матвей. Он старше всех пацанов, у него небольшой шрам на лице. Можно было бы назвать его симпатичным, но я реально боюсь. Веет от него какой-то опасной самоуверенностью. К нему прислушиваются и уважают. Почему? Неизвестно. Может, связан он с криминалом?

А еще, что хуже всего, я ему приглянулась. Мы виделись на улице раз и вот… незадача. Он появляется здесь. Его взгляд странно загорается, и мне хочется побыстрее сбежать. Матвей куда-то уходит, его отвлекли. Для меня это шанс.

– Ира. Идем домой, – говорю твердо.

Мне снова страшно. Нет сил больше терпеть.

– Ты видела, Санат пришел! Он пока занят. Давай еще чуть-чуть подождем.

Черт возьми, Ира! Почему ты не слышишь меня? Тебе все равно, что меня родители будут ругать? Меня могут побить, запретить на улицу выходить, урежут время для улицы. Мы не сможем встречаться, гулять. Мне скажут приходить еще раньше. В конце концов я боюсь Матвея, стараюсь его избегать, и ты об этом знаешь! Ты же моя подруга!

– Нет. Я ухожу, – твердо решаю, выхожу из каморки и слышу:

– Хорошо. Я скоро приду.

Иду по катакомбам на выход. Помещение, где сидит Ира, находится глубоко под домом. Это сделано специально, чтобы избежать встречи с милицией. Сердце глухо стучит, отзываясь пульсом в висках. Я спешу, очень спешу и в основном коридоре натыкаюсь на того, с кем видеться не хочу. Матвей ловит меня, оттесняет к стене. Хочется заорать, но я надеюсь, что всё обойдётся. Очень-очень надеюсь.

– А ты куда, Еля?

– Домой. Родители ждут. Надо.

– Рано же.

– Нет. Не рано. Меня скоро будут искать.

Губы Матвея изгибаются в легкой улыбке.

– Такая девочка. Ты не бойся меня.

Угу, как же, не бойся! Я в мрачном темном подвале. Время позднее, хоть заорись. Матвей приближается, одна его рука ложится на талию, другой он ведет по щеке. Приближается так, что его лицо совсем близко. Близорукость теперь не помеха. Вижу даже морщинки вокруг карих глаз, шрам. Сердце вдруг замирает.

– Ты сама ко мне придешь, Елия, – говорит он. – Сама. Я подожду.

А потом он как будто целует. Нет, целует, конечно. А в крови все бурлит. Я не хочу находиться рядом с ним, и в то же время… приятно? К счастью, остатки разума сохранились. Я вырываю момент и сбегаю наверх. Сбегаю, как можно быстрее, пока не остановил и не передумал.

Перевожу дыхание только на улице. Стемнело. В небе звезды и тучи. Возле подъезда ребята. Они курят, не спешат спускаться в подвал. Я отхожу от них чуть подальше. На всякий случай.

Пора домой… Пора домой… Пора домой… Молоточки стучат в голове. Десять двадцать пять. Где же Ира? Сколько еще ее ждать?

Переминаюсь с ноги на ногу. Поздно идти к родителям, говорить, что еще чуть-чуть погуляю. Загонят домой, не объяснить. Оставаться здесь, однозначно усугублять наказание. Бросать Иру тоже нельзя. Ну почему же она не выходит?

– Вы не можете спуститься в подвал и сказать Ире, что я ее жду? – прошу одного из парней.

– Сходи сама и позови.

– Ну, пожалуйста! – прошу почти слезно.

Тогда он уходит. Часы неумолимо идут, отсчитывая время к одиннадцати. И вдруг он возвращается с Ирой. Внутри шквал радости, вздох облегчения.

– Ира! Наконец-то! Идем домой!

– Нет. Санат пришел. Давай чуть попозже.

Очень хочу утянуть ее за руку, но она не дается. Она хочет вернуться обратно.

– Слушай. Подожди пять минут. Сейчас с ним поговорю и приду.

Ира снова уходит. Конечно, ни через пять минут, ни через десять она не приходит. Почти одиннадцать на часах. Мне плохо, я чувствую себя в ловушке. Как вспомню скандалы, злость папы и мамы. И позвонить не могу.

Решение… Решение… Еще раз Иру позвать? На улице нет никого. В подвале Ира, Матвей, Санат. Что делать? Вдох-выдох.

И я медленно иду по улице вниз. Очень медленно спускаюсь по горке, в надежде услышать окрик за спиной: «Еля, стой!» Успокаиваю себя: раз Санат – ее парень, значит, он Иру проводит. Он, в принципе, ее парень, они были близки. Значит, с ней ничего не случится, он ее защитит. Я еще немного завидую. Вот ей мама разрешает гулять, приходить в одиннадцать и даже позже.

Возвращаюсь домой. На удивление родители смотрят какой-то фильм. Им нет дела до времени.

– Еля? Пришла?

– Да.

– Почему так поздно?

– Так получилось.

И тишина в ответ. Захожу в комнату, Димка спит. Сажусь на кровать, на душе очень плохо. Получается, я бросила Иру? Получается, могла еще погулять? Позвать её ещё раз, дождаться? А выйти на улицу снова уже не получится. Родители теперь не отпустят.

Я поздно уснула, ночью плохо спала, все ждала утро. Как только проснулась, сразу звоню подруге. Телефонную трубку снимает мама Иришки.

– Здравствуйте. Иру можно?

– Это кто?

– Елия.

– Иру нельзя.

Раздаются гудки, тетя Даша бросила трубку. Стою с телефоном в коридоре, смотрю на себя в зеркало. Что-то случилось? Почему внутри разливается холод? Вроде бы нет причин, кроме одной. Я ее бросила там. Ира обиделась и теперь бросит меня, если я сейчас же не объяснюсь.

Как это сделать? Письмо! Хватаю бумажный листок, ручку, сажусь за стол. Душу рвет от чувства вины. В чем провинилась? Не знаю. Хотя нет. Мне известно. Немного сумбурно пишу.

«Моя милая Ирочка. Пишу тебе это письмо, потому что не могу с тобой встретиться. Не знаю, почему ты не хочешь разговаривать со мной, не знаю, в чем провинилась. Да, я ушла вчера вечером, но ты должна понять. Меня часто ругают родители, если я не прихожу домой вовремя. Ведь я тебя звала, просила пойти со мной, долго тебя ждала возле подъезда. Ты сама отказалась. Я не знаю, что произошло, пока меня не было. Надеюсь, ничего страшного не случилось. Но ты должна знать, дороже тебя у меня нет никого. Не обижайся, пожалуйста. Твоя подруга. Елия».

Сразу после завтрака, чтобы не привлекать внимание мамы, бегу во двор Иры. Расстояние не помеха, вот и знакомый дом, этаж, квартира. Дверной звонок.

Дверь открывает тетя Даша, я протягиваю письмо.

– Это для Иры. Возьмете?

Бумажка уходит из рук, дверь закрывается. Все? Наверное, да. Нет других вариантов, кроме как возвращаться обратно. А на следующий день звонит друг. Статный, красивый парень, мы знакомы по английскому клубу, где вместе учили язык.

Равиль работает в органах, ему тоже нравится Ира. Я их давно познакомила, позвав как-то подругу с собой. Равиль нравится и мне, но насильно милой не будешь. И всё же звонок интригует.

– Еля, привет, – он серьезен. – Можем встретиться? Надо поговорить.

– Конечно!

Не иду, бегу, встречаюсь с Равилем. Спустя несколько минут выясняется, что речь пойдёт о подруге. Что же у Иры случилось?

– Ты мне должна все рассказать, – с ходу заявляет он.

– О чем?

– Обо всем, что было в тот вечер.

– А что случилось?

Правда! Что происходит? Я вся извелась за эти дни от неизвестности и полной неопределённости с Ирой. Уже не знаю, что обо всём думать, как быть. И наконец получаю ответ:

– Иру изнасиловали в ту ночь.

– Что? Кто?

Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать.

– Боже! Где это произошло?

– В подвале. Ты ушла, ее отвели в соседнюю комнату, там все случилось.

– Но… Я…

Кручу головой, не в силах принять страшную новость. На глазах появляются слезы. Что же? Выходит я во всём виновата? Не забрала её с собой, не настояла, не позвонила её маме, чтобы спасти?

– Я читал твою бумажульку, – продолжает Равиль. – Письмо не отдам.

Это позже я узнала, что меня не привлекли по уголовной статье за соучастие только благодаря этой бумажке. Меня даже не приглашали на следствие. Вызвали раз. Спрашивали, выпивала ли Ира. Я помнила, что пила, но сторона обвинения настаивала, что девушка отказалась от водки.

Нечаянная встреча с одним из парней на «районе» еще немного пролила свет на событие. Те, кого привлекли, жутко злились на Иру, грозились ей отомстить. Вся компания того вечера твердила, что на все Ира согласилась сама, протестов не было, с ней был Санат, никто ничего там не слышал. Матвей сбежал, ещё двоих задержали.

Больше я ничего не узнала, да и не вдавалась в анализ. Просто винила себя. Я потеряла подругу, предала, бросила одну в том подвале.

– Ты ей не нянька! – вмешалась мама. – У каждого своя голова. Она сама решила остаться. Что ты могла ещё сделать?

От четкого уверенного заявления стало на минуточку легче. Может, мама права? Ее слова позволили продолжить учебу, общаться с подругами, жить. Только внутри засел червь. Он подгрызал и точил, и ждал часа, когда мы с Ирой встретимся снова. Родители ее увезли.

Глава 3. О родительских амбициях, мести и снова о чувстве вины

Говорят, время лечит. Но каждый, кто говорит это, врет. Со временем лишь блекнет острота воспоминаний, загоняемых глубже в душу. Как будто все забывается, но это видимость. Фарс. Пока проблема не решена, она всегда будет рядом, незримо проявляя себя в отношениях, в жизни, в поступках, как привидение появляться, влиять на эмоции, чувства и выбор.

Поиск оправданий себе, медленно, но верно превращается в чувство вины. Отрава льется в мысли, мешает радоваться каждому дню. Нет больше уверенности, нет доверия к словам родителей. Начинается внутри диалог.

У каждого своя голова на плечах. Но почему тогда на сердце тоска?

Предала или нет? Правильно поступила, когда ушла, или нет? Я же подруга.

Могла поступить иначе? Могла. Подумаешь, был бы скандал?

Почему не осталась? Ведь родители все равно не ругались.

Надо было позвонить Ириной маме, рассказать, где ее дочь.

Ха-ха-ха! Смеется внутри часть меня. Если бы ничего не случилось, представляю, что сказала бы Ира! Да она бы послала меня и обвинила в предательстве. Она просила, чтобы я хранила секреты и ее маме ничего не рассказывала.

Может, надо было снова выйти на улицу? Придумать хоть что-нибудь! А если бы родители не разрешили, вышла бы наперекор. Угу… А потом осталась в подъезде ночевать возле двери или мне влепили бы по полной. Они же на это способны… Разве нет? Предупреждали ведь. Грозили…

Нескончаемый диалог, прерываемый буднями в школе, потихоньку сходит на нет. Может, даже и хорошо, что Ира уехала. С глаз долой, из сердца вон, всем так будет спокойнее. Хочу верить, что у подруги наладится жизнь, она забудет плохое.

Последний школьный год идет своим чередом. Первая четверть, вторая. Сюрприз поджидал меня позже – Ира вернулась в наш класс. Я увидела ее впервые с того злосчастного вечера, внутри все оцепенело на миг, чувства застыли льдом и рассыпались на мельчайшие льдинки страха под давлением всё той же вины.

Что теперь меня ждет?

Что, если она расскажет всем, что я предательница и во всем виновата? Не сейчас, так чуть позже. Это ведь её изнасиловали. И тогда… Тогда все от меня отвернутся. Стану настоящим изгоем. И Катя, и Маруся, да все перестанут со мной дружить.

Как же страшно остаться одной и превратиться в «уродку». Вряд ли я смогу объясниться и доказать свою правоту. Диалог правильности поступка вернулся, и чаша весов склонилась в сторону Иры. Я – предательница, и это факт. Ира была моей лучшей и близкой подругой, она единственная любила меня. Понимала и доверяла. А я? Что сделала я?