И пришел жнец. Plaga Lakrimam

– К примеру, соваться в наполненный чумой город, верно?

– Дорогой мой, Кайетан, – вздохнул Аврил, посмотрев на меня, как на нерадивого ученика, – Вы оперируете такими терминами и названиями, о которых имеете только поверхностные познания, или вовсе не имеете никакого. В Валенквисте не чума.

– А, что тогда?

– Вот это, я и собираюсь выяснять, – подытожил алхимик, но тут же спешно поправился, – Вернее, мы с Ланиэль собираемся выяснить. Вы понимаете меня?

– Отчасти. И все-таки, не слишком ли это большой риск?

– В сфере науки, тем более, медицины, – сухо произнес алхимик, – Не существует слишком больших рисков. Бывают слишком большие потери, бывают слишком большие жертвы, когда гибнут и взрослые, и дети, потому, что ученые не решились на какой-то отчаянный шаг. Наука должна спасать жизни, а не стоять в стороне, когда творится подобное, что в Валенквисте. Вы – жнец, я верно понял клеймо на серпе?

– Церковный умертвитель, Аврил.

– Могу я быть с вами откровенным, Кайетан?

– Конечно.

– Очень иронично складывается жизнь. Я, вот, всегда презирал жнецов, презирал Церковь и ненавидел таких, как вы, – холодно улыбнулся Аврил, наблюдая за мной, сквозь хрустальные линзы очков. Голос его звучал ровно и холодно, – А теперь мы вместе, в одном экипаже, и я обязан церковному убийце, что он проявил человечность и не оставил нас под ливнем. В любопытные времена мы живем, Кайетан. Прошу вас, не принимайте на свой счет сказанное мной. Это образное выражение, и никак не относится к вам конкретно, а лишь обобщает все данные сферы в одну. Скажем так, мне отвратительно ваше ремесло, как человеку, который посвятил всю свою жизнь спасению жизней других. А в результате, приходит один из вашего братства…

– Ордена.

– Из вашего ордена, и перерезает спасенному мною человеку глотку, потому, что так велела Церковь. Это верх нелогичности. Доктора врачуют, а вы убиваете, сводя их труд на нет.

– Я очень ценю искренность. И мне нечего предоставить в ответ. Я не буду оспаривать ваше мнение.

– Этим вы доказываете, что вы вовсе не запрограммированная машина для убийства, коими вас считает две трети людей, – вздохнул Аврил, – Впрочем, то, что понимает один человек, не изменяет остальной человеческой глупости. Я понимаю значимость вашей работы, как защиты от перерожденных, от некроэнергии, от проклятий темной стороны, но ничего не могу поделать со своими убеждениями, простите старика. И едем мы в одном дилижансе с абсолютно разными целями: вы едите убивать зараженных, а я – чтобы найти исцеление несчастных. Видите, как в мире все переворачивается с ног на голову.

– Что же, стремление заслуживающее похвалы. И, как вы планируете воплотить задуманное, если мы уже уходим в философские и моральные догмы?

Ланиэль внимательно прислушивалась к нашему разговору, но не проронила ни слова. На ее красивых губах играла слабая улыбка. Видимо, глобальные идеи старика немало веселили.

Аврил тяжело вздохнул, еще раз бросил взгляд на рукоять клейменого серпа, сцепил руки в замок, вращая большими пальцами.

– Скажем так, мой дорогой Кайетан, – произнес он с суровым видом, – Много-много лет назад, еще до вашего появления на свет, далеко на юге Аинарде стояло небольшое поселение, известное, как «Харгдольф». Тихое местечко, так любимое пилигримами-старообрядцами за обилие древних артефактов и святынь, вокруг которых воздвигали часовенки и храмы. Не пытайтесь вспомнить, его уже давно удалили со всех карт и теперь, о его существовании помнят только единицы. Маленький уголок покоя, которому никогда ничего не угрожало.

– Но?

– Но, однажды, в поселение пришла загадочная эпидемия мора. Мор выкорчевывал живых, как великан из сказки выкорчевывает деревья. Мор обращал в гной и разложение все, до чего мог дотянуться. Мор похоронил все в трясине гноя и топи гнили. Мор убил всех. И убил все, что только могло называться живым. Да что там! Даже храмы и часовни, подточенные гнилью обратились в пыль! Этот мор надолго запомнился всем живым. Его называли и «Черной смертью», и «Божественной лихорадкой», «Бархатным мором» и даже «Южным поветрием», но мир запомнил эпидемию, как «Серую Гниль». Самое страшное из виденных миром заболеваний.

– Продолжайте. Я слушаю.

– А дальше и продолжать-то нечего. Мор стер Харгдольф с лица земли. Сравнял все в единую мешанину из слизи и трупов. То, что не смогло сделать заболевание, закончили ваши коллеги-жнецы. Видите ли, Кайетан, у некоторых людей, сумевших перебороть заражение в собственном организме, выработался так называемый иммунитет к подобного вида заболеваниям. Прямой контакт с зараженными объектами, такими, как трупы и выделения больных, кровосмешение, воздушно-капельный путь, ничто не могло заразить самоисцелившихся повторно. В этом был и есть единственный ключ к созданию вакцины, панацеи, если хотите, от Серой Гнили и любого другого мора, способного поразить этот мир. Однако, Церковь посчитала иначе: все выжившие, а их было немного, были пущены под нож, как возможный источник последующего распространения инфекции. Разве не замечательная история?

– Церковь уничтожила поселение?

– Естественно, ведь на скамье в Аббатстве, вас не будут учить подобным вещам. Копните свои архивы, почитайте летописи, обратитесь к дневникам, датированным Серой Гнилью, если не верите мне. Я уверен, что жнецы преподносятся Церковью, как герои. Как последний рубеж, как единственный заслон, способный оградить мир от нападения Хаоса, если брать за Хаос всевозможное зло. Не говорите, что это не так, Кайетан. Не лгите мне, я знаю, о чем говорю.

– И не пытаюсь. В этом поселении… как его… в Харгдольфе, не осталось никого из живых, после рейда Церкви?

– Никого. Кроме мужчины и маленькой девочки, которые смогли перебороть инфекцию и выбраться из поселения, пока ваш орден принимал решение о зачистке территории. Не спрашивайте, как им это удалось. Они сумели не только покинуть зараженные места, но даже и затеряться от преследования. Как вы сам понимаете, в такие неспокойные времена, людям довольно трудно полностью сконцентрироваться на определенной задаче, а жнецы – всего лишь люди. Скажем так: мужчина и девочка спаслись от двух зол: мора и Церкви. Только это полностью изменило их жизни. Мужчина посвятил свою жизнь изучению подобных болезней, а маленькая девочка стала его ассистенткой и ученицей, чтобы суметь предотвратить в свое время… второй Харгдольф.

Алхимик посмотрел на меня поверх хрустальных линз очков, коротко кивнул в сторону безмолвной Ланиэль.

– Мы уже встречались с Серой Гнилью, мой дорогой Кайетан, много-много лет назад, – произнес он, словно других пояснений не требовалось, – И готовы столкнуться с ней сейчас. Я не такой, как мои коллеги по алхимическому и докторскому братству: они считают, что болезни необходимо изучать на расстоянии, ставить опыты, выгадывать возможные последствия каждого шага. Я считаю иначе: нельзя терять время, когда на кону стоят человеческие жизни. Нам было необходимо широкое поле для исследований, и в Валенквисте мы его получим. Чем больше возможностей для решения задач, тем скорее будут продвигаться исследования. Чем скорее будут продвигаться исследования, тем быстрее будет найдено лекарство. Это дело чести, если хотите.

– Благородная идея, хотя я не слышал, чтобы ваша помощница поддерживала ее.

– Ланиэль нема с детства, – сухо произнес Аврил, стараясь сохранить маску равнодушия, – Не извиняйтесь, вы не могли знать. Мне стоило рассказать об этом сразу, чтобы подобный дефект, не восприняли, как невежество и зазнайство.

Ланиэль согласно кивнула в ответ. Лицо ее было невероятно серьезным, словно вытесанным из камня.

– Причина немоты – Гниль?

– Именно она. До того момента, как организм Ланиэль смог победить инфекцию, Гниль совершила некоторые необратимые, по мнению большинства лекарей, изменения.

– По мнению большинства? Вы считаете иначе?

– Естественно. Все, что было повреждено, подлежит врачеванию в любом случае, – заверил меня мой собеседник, – Нет такой болезни, которую не может победить человеческий организм.

– И вы в это верите?

Алхимик самодовольно ухмыльнулся в ответ.

–Нет, юноша. Я это знаю.

3

Над Валенквистом кружили стаи воронья. Мрачное грозовое небо, разорванное кривыми зигзагами молний, рваным пологом грязной ваты нависало над тусклыми башенками и стенами зараженного городка, навзрыд рыдая потоками холодного мелкого дождя. Когда-то Валенквист был очень красив. Его по праву называли жемчужиной Аинарде, городом искусства и культуры, оплотом эстетики, сердцем современной интеллигенции, селением мастеров-художников, поэтов и архитекторов. Не смотря на то, что некоторые кровопролитные войны, нередко докатывались до этих земель, Валенквист смог сохранить свое величие и утонченность, что делало его желанным прибежищем для творцов всех мастей. Валенквист, как культурная столица, не располагался в самом сердце королевства, чего стоило ожидать, а был несколько сдвинут на запад, где долгое время пребывал в тени Ростольфа, прежде чем поток пилигримов и путешественников, не создал ему нерушимую славу. Можно предположить, что именно это и послужило началом мора: в Валенквист издревле стекались люди со всего света, пересекая реки и моря, пустыни и океаны, чтобы увидеть, запечатлеть или явить другим плоды собственных трудов, но уверенности в этом не было никакой. Нет смысла искать мотивы и причины, когда нужно так спешно и тщательно бороться с последствиями. Для всего есть свое время.

Не смотря, на долгие века, прошедшие с появления Валенквиста, задолго до злополучной Ночи Равновесия, город изменился только теперь. Это было заметно даже издали, когда наш дилижанс вынырнул из-за последнего поворота дороги, чавкая колесами в размытой жирной грязи. Необычайная архитектура, изящество и утонченность белокаменных крепостных стен сумели сохраниться, но потеряли свою изначальную девственную чистоту. Валенквист посерел, постарел и, словно, ссохся. Грязные потеки укрывали фасады домов, стекали по блокам цитаделей и монолитам донжона, расплескивались по булыжникам грязных мостовых. Если когда-то Валенквист мог вызвать восторг и трепет, то теперь единственной реакцией на него были тоска и жалость. Мор немало подточил его, вытягивая краски и цвета из белых камней, придорожной травы и древних деревьев, в которых город некогда утопал. Чудовищная воронка некроэнергии была здесь ощутима почти физически. Если бы не дождь, упорно сглаживающий пейзаж в размытое стекло, можно было бы увидеть легкие колебания воздуха, поднимающиеся прямо от иссушенной черной земли, ощутить сладковатый запах разложения и различить струйки темного тумана, изредка мелькающие среди высохшей травы. У всего, что происходит на ментальном уровне, обязательно есть отражение в реальном мире, особенно у такого могущественного и катастрофического явления, как некроэнергия. Если так пойдет и дальше, спасение города превратится в никому ненужную фикцию, потому, что и спасать будет некого, а жнецы устроят зачистку от оживших мертвецов в и без того мертвом городе. То, что не сделает Серая гниль, завершит темная сила мертвой энергии. Прямо над городом, несмотря на бушующую грозу, рвущуюся по мокрому небу в громыхающей упряжке, висело черное облако растревоженного воронья. Такое же черное, как и густой черный дым, поднимавшийся там и тут за крепостной стеной – тщетные первобытные попытки местных властей бороться с распространением заразы.

Возле въезда в Валенквист находился еще один пост дорожных стражей. Смятые флаги, промокшие кострища, вонь грязи и горелой плоти. Несколько перевернутых телег преграждали путь к городу, пара десятков солдат, в полном военном облачении хмуро взирали на подъезжающий дилижанс. Где-то отчаянно ржала перепуганная лошадь, откуда-то доносились ругательства и крики, откуда-то раздавалось заунывное песнопение.

Одному из промокших рыцарей, скрывающему лицо под матовым серым шлемом, я протянул подписанные Церковью бумаги, Аврил же всунул тому в руки некий свернутый документ, скрепленный громадной красной печатью алхимической гильдии. Бумаги изучались долго и тщательно, словно в это темное время слишком много желающих пробраться в обреченный город, после чего были возвращены хозяевам, а преграждающие ворота стражники нехотя отошли в стороны.

– Не думал, что алхимики обладают привилегиями служителей Церкви, – заметил я, когда мы проезжали под огромной каменной аркой, на вершине которой скалились в грозовое небо безобразные горгульи, – В Валенквист пропускают только жнецов и медиков.

– Разница между алхимиками и лекарями не слишком-то велика, в глазах обыкновенного обывателя, – пожал Аврил плечами, – А слава нашего братства достаточно обширна. В условиях неминуемой гибели, люди цепляются за самые мифические, неприятные и малопонятные им вещи. За Церковь, Храм и алхимию, в числе первых, кстати говоря.

Внутри Валенквист посерел и поблек еще больше, а вот действие некроэнергии чувствовалось значительно слабее. Значит, жнецы и уравнители, призванные на Большую Жатву, уже приступили к искоренению последствий заражения. Мор, это, конечно, не остановит, но хотя бы не придется беспокоиться о перерождении местных жителей в орды обезумевших от ярости и боли шатунов. Да, и возможность внезапного перерождения мертвых снижается почти вдвое. Кто бы там не командовал уравнителями, но делал он это слаженно и четко.

Сразу же у въезда в город, едва мы преодолели тяжелые ворота, усиленные толстой железной решеткой, возница остановил дилижанс, заявив, что его работа выполнена. По факту, так это и было, но у меня полностью отсутствовало желание скитаться под дождем, по окраинам зараженного гнилью города, в надежде найти церковный штаб или сухой и теплый ночлег. Едва ли, в этом опустевшем аду остались какие-либо приличные места, где можно передохнуть, не подхватив вшей или инфекцию, но возница оказался неумолим. В результате этого, небольшой мешочек с золотыми перекочевал ему в карман, дверь кареты захлопнулась за моей спиной, а я остался под грозовым небом, кутающимся в смятый дорожный плащ, проклиная Аинарде с его дрянной погодой и жатву, с ее проклятой Церковью.

Аврил и Ланиэль откланялись, предлагая последовать за ними, но я благополучно отказался, предпочитая покой и одиночество любой возможной компании. Необходимо найти остальных жнецов и разобраться в сложившейся в городе ситуации, которая, будучи, и без того скверной, грозила превратиться в настоящую катастрофу. Первое, что я уловил, оказавшись на рыдающей дождем улице, была нестерпимая удушливая вонь. Настолько насыщенная, что, казалось, ее можно резать ножом. Несло испражненьями, дымом, гнилью и смертью – обычно такая смесь запахов встречается на полях сражений, да в пещерах, полных мертвецов. Справа и слева от меня, по обеим сторонам дороги, пролегали узкие канавки, полные пузырящейся черной воды, спереди высились перевернутые телеги и повозки, ставшие настоящей баррикадой, препятствующей проходу в город, оскалившиеся зубцами серые стены над головой, враждебно взирали глазами бойниц на пожаловавшего к ним чужака. Разбитые бочки, обломки досок, осколки стекла и камней, измазанные в слизи, черная жижа, плещущаяся у ног – все это смердело невероятно. Запах застоявшейся воды, приправленный разложением и дымом был почти непереносим, перехватывая дыхание, словно гаррота.

Немного правее, среди опрокинутых телег, виднелись тяжелые деревянные бочки, доверху наполненные некой темной жижей, немного левее – чадили угасшие под проливным дождем костры дозорных. Солдат на этой крохотной площадке было еще больше, чем на всех постах, встреченных мною до этого. На дождь они упорно не обращали внимания, справедливо полагая, что подохнуть от мора, вероятность намного выше, чем от переохлаждения или воспаления легких. Часть из них расположилась на баррикадах, наблюдая за искаженной под дождем громадой открывающегося взору города, часть наблюдала за воротами, устало сидя на покосившихся ящиках и коробках. Видимо, все намного хуже, чем я рассчитывал, если власти города оцепили зараженную территорию живым щитом. Трое чумных докторов, в длинных плащах и уродливых птичьих масках, близоруко таращились в мою сторону. Жнецов на заставе не было.

Один из стражников, облаченный в грязные доспехи и помятый морион неспешно приблизился ко мне, уставился, оглядел с ног до головы. Плащ, татуировка, серп на поясе – о принадлежности к церкви здесь говорило решительно все, поэтому я отчаянно надеялся, что никакой утомительной проверки документов не будет. Стражник сплюнул под ноги, его обезображенное шрамом лицо не изменило выражения.

– Жнец, – сказал он просто, вместо приветствия, – Мы вас ждали.

– Редкая удача, встретить радушный прием в такие времена, – отозвался я едко, – Тем лучше, не придется стоять под дождем, пока кто-нибудь будет разбираться с верительными бумагами.

– Мы получили приказ встречать умертвителей и сопровождать их до их точки сбора. Во избежание неприятностей, – добавил стражник, не изменив тона, – Поэтому, я провожу вас, до вашей Орденатории. Заодно, могу ввести в курс происходящего в городе, если хотите.

– Принимается, – кивнул я в ответ, – Все, что угодно, только, чтобы поскорее уйти с этой проклятой улицы и погреться у огня.

4

– Как давно началось заражение? Судя по состоянию города, должно было пройти не менее сезона.

– Мор начался две недели назад, – хмуро отозвался стражник, пропуская меня вперед, под полуосыпавшийся навес, идущий по всей длине извилистой грязной улочки, на которую с шумом катилась вода. Это мало спасало от дождя, а уж тем более, и от ветра, завывающего в узкой каменной трубе замкнутой со всех сторон дороги, – Сперва, в дальних предместьях, потом докатился до города. Пришел из раскопок и стекольных шахт, что в предгорьях, неподалеку.

– Не исключено, но маловероятно. Что там, в этих шахтах? Усыпальницы? Склепы? Древние захоронения?

– Неизвестно. Те, кто посещал шахты, были поражены скверной первыми. Их не стало спустя четыре дня. К месту раскопок не подходил никто с тех пор. Маги из церкви воздвигли барьер на пути. Что там было – известно только Равновесию.

– Сколько зараженных?

– Две трети населения, – промолвил стражник, обведя рукою опустевшую мертвую улицу, – Женщины, дети, старики, мужчины. Мор косит всех, как слепой рубака в тумане. И число зараженных постоянно растет. К слову говоря, целители еще вчера говорили, что оскверненных меньше половины, сегодня твердят, что здоровых людей осталась треть. Будь я проклят, но к исходу недели, здесь не останется никого.

– Будет видно. Что с перерожденными? Как часты такие случаи?

Солдат сплюнул в сторону, поглазел на раздутый труп крысы, плывущий в канаве по правой стороне дороги.

– Слишком частые. Местные власти смекнули, чем может грозить перерождение мертвых, поэтому зараженных отправляли в эту…. Эмм… как ее… рис… рез…

– Резервацию?

– Точно. Старая церковь, на дальнем конце города, в районе бедняков. Раньше там была больница и мертвецкая, а сейчас туда свозят гниющих, со всех концов, и всех районов. Находиться там могут только медики и жнецы, остальным проход запрещен. Приказ свыше.

– Что вообще творится в городе?

– Уже ничего не творится, жнец, – вздохнул солдат, поправив рукой сползающий с головы шлем, – Валенквист первый город, в котором вспыхнул мор за последнюю половину века, поэтому властям нужно остановить зарождение здесь, прежде чем скверна охватит Аинарде с сожрет его на корню. Из-за этого, продукты и чистая вода доставляется из Ростольфа, однако торговцев все меньше. Почти никто уже не рискует соваться в Валенквист, даже за большие деньги. Сюда брошены все, от ваших ребят, до лекарей и колдунов. Валенквист взят в кольцо регулярными войсками, так что, покинуть город невозможно. Проход к шахтам заблокирован, любые другие выходы из города запечатаны магически. Валенквист разорвали на куски, – стражник внимательно наблюдал за тем, как я раскуриваю тонкую палочку эшдора, скривился и снова сплюнул в сторону, – В северной части города, в той, где располагались галереи и академии, теперь обитают маргиналы…

– Ты это о ком?

– Местные богачи, которые просто сходят с ума. Они не просто приняли свою грядущую смерть, как должное, но и возвели ее в культ. Они считают, что раз смерть на пороге, то терять и сберегать уже нечего. Несмотря на заражение, они пьют и развлекаются, как в последний день. Целый округ – теперь огромный бордель. Наркотики, алкоголь, проститутки, все, что душе угодно. Подыхать, так с музыкой и весельем. Наши ребята почти не патрулируют их территорию. Полно сумасшедших, полно пьяни, полно оскверненных.

– Не самый худший финал они выбрали, кстати говоря. Что в других районах?

– На западе, проход к шахтам, а так же район бедняков и работяг. Шахтеры, земледельцы, фермеры, обычный рабочий сброд, которого в любом городе пруд пруди. Теперь там ре… резервации. Полно трупов, полно гнили. Есть пара-тройка лазаретов и целая куча переполненных мертвецких. Пришлых совсем мало: солдат там нет, только медики, чумные доктора, да ваши ребята из Ордена. Если бы не они, Валенквиста уже не было бы. Мертвяки сожрали бы каждого.

– Хоть кто-то ценит нашу работу. Что-то еще?

– Есть и еще, – помрачнел стражник, указывая мне дорогу между двух посеревших башен, – На востоке, где раньше был округ мастерских, завелись фанатики. Это сумасшедшие, которые считают скверну небесным даром, а сам мор называют «Божественной болезнью». Они укрывают зараженных, проводят свои гнусные ритуалы, читают молитвы, даже приносят жертвы, насколько известно. Будто нам без этого здесь мало проблем. Их основная задача – заболеть…

– Для этого не обязательно резать людей или скот на алтаре. Можно просто окунуться в чумное захоронение, или нырнуть в чумную яму. Или просто подождать.

– Вы не дали мне договорить, жнец. Они не только сами жаждут заболевания, но и стремятся заразить других. Они называют это очищением, а себя – карающей дланью Бога.

– Темные времена рождают темных людей. Неплохой у вас тут набор идиотов. И все это за две недели?

– За две недели, жнец, – вздохнул стражник, словно в этом была его доля вины, – Именно так. В южной части города, где мы сейчас и идем, находится солдатский лагерь, расположена Орденатория вашего Храма, есть несколько лабораторий и штаб чародеев. Самое безопасное место в городе, если такое вообще можно найти. Что до всего прочего, мор точит и сам город, жнец. Вода гниет, трава превращается в болото, продукты становятся слизью и плесенью, а новых поставок почти нет. Если мор не убьет живых, это сделает голод.

– Чего хочет совет? Чего хочет правительство? Что власти нужно в этом месте? Зачем такие силы брошены на это все? Для того чтобы остановить мор, достаточно несколько Церковных наблюдателей, врачей, да регулярной армии, чтобы взять город в кольцо и понаставить блокпостов. Жнецы нужны только в том случае, если врачи не справятся со своей задачей.

– А, вот этого, жнец, мне знать не положено, – хрипло произнес стражник, останавливаясь перед низким белокаменным зданием, украшенным статуей рыдающего ангела, – Это вы уже сами узнавайте у своих ребят. Мы пришли. Слушайте, жнец. Может, если собраны такие силы все не так плохо? Может, мы не сдохнем от чумы? Может, у нас есть еще надежда?

Я промолчал.

5

Внутри Орденатории было тихо, светло и прохладно. Пахло мятой и дымом, воском и ладаном. Стены помещения покрывали затейливые рисунки и барельефы, с окон высокомерно наблюдали разноцветные мозаики витражей. Кажется, там изображены самые известные церковные деятели. Вот Святослав Второй, сразивший первого немертвого своим посохом, вот Валерин Холд, силой магический руны сдерживающий поток оживших на поле боя, после Войны Первого Совета. А вот изображение маленькой девочки, с букетом белых цветов. Странно, что я не припоминаю ее, среди выдающихся личностей в истории Равновесия. Нужно будет узнать у кого-нибудь из менторов, кто это такая, если возможность представится. Или у кого-нибудь из жнецов, которых в Орденатории было полно.

Как и любая Орденатория, расположенная в более-менее крупных городах Аинарде, это здание имело четыре наземных этажа, отданных под хранилища и склады, а так же один цокольный, где располагались летописи и архивы, ведущие историю города. Если когда-то устройство любой Орденатории было делом привычной традиции, то теперь все помещения были перемонтированы, передвинуты и превращены в казармы. Простые стулья и голые столы, деревянные топчаны, грубо сколоченные стойки для оружия и доспехов у стен, высились, на сколько хватало глаз. Не было видно ни привычных гобеленов, ни икон, ни картин – смотрелась Орденатория скупо и бедно.

Жнецов здесь, на первом этаже, было больше десятка. Стойкий запах ладана, рунические изгибы магических татуировок, бледная, как мрамор, кожа, клейменные именем Церкви Атеизма мечи и кинжалы, булавы и топоры, все это говорило красноречивее любых слов. Наверняка, еще десяток священников несет дозоры в самом городе, отслеживая и уничтожая перерожденных. Пара-тройка жнецов должна сторожить выход из Валенквиста к стеклянным рудникам. Итого – три с лишним десятка умертвителей. Внушительное число, для такого маленького городка. И все-таки, число крохотное, для Большой Жатвы, на которую брошены такие силы Королевства. Я остановился на месте, пытаясь разглядеть знакомые мне лица, в этой разномастной толпе, когда один из жнецов возник справа, хлопнув по плечу.