Линия соприкосновения

Михаил Шуваев

Линия соприкосновения

Выражаю благодарность Игорю Анипченко, Андрею Воробьеву, Александру Терентьеву, сыну Михаилу и сестре Татьяне за помощь в работе над книгой

Михаил Аркадьевич Шуваев живет и работает в Москве. Знаком читателю по фантастическим и детективным романам «Звездный Гольфстрим», «Лунная соната», «Чужая игра», «Пункт назначения – бесконечность», «Мерцание», «По ту сторону пространства». Произведения автора отличаются динамикой и глубокой логикой сюжета, полетом фантазии и одновременно научным подходом. В них всегда присутствует захватывающий элемент приключенческого квеста. Повести и рассказы автора изданы во многих российских журналах.

Член Российского Союза писателей.

Часть I

Небесные камни

Глава 1

Специальный агент КОНОКОМа[1] Ричард Сноу вышел из кабинета директора и, задумавшись, остановился посреди стеклянной приёмной, похожей на аквариум. Выскользнувший вслед за ним Айвенго Блумберг осторожно прикрыл дверь начальственного кабинета и подошел к столу секретарши Бэллы. Девушка кокетливо посмотрела на двух озадаченных мужчин:

– Господин Блумберг, Директор просил напомнить вам, что послезавтра 30 ноября в пятницу в семь вечера вы идете с ним на открытие выставки «Спейс секьюрити интернешнл», – Айво поморщился как от зубной боли, что не ускользнуло от внимания секретарши. – Ничего не могу поделать – распоряжение Дон Кимуры.

Бэлла замолчала и, не глядя взяв со стола всегда лежащую наготове пилку для ногтей, принялась полировать и без того красивые длинные ногти. Сноу медленно повернулся к Блумбергу и, по-прежнему думая о чем-то своем, спросил:

– Я сейчас на квартиру Добровольского, ты со мной?

Айвенго Блумберг, начальник научного отдела КОНОКОМа, посмотрел на свой скромный биоадаптивный хронометр «Сектор»:

– Нет, Ричи. Давай двигай в Париж один, а я заскочу к себе в отдел, надо дать кое-какие указания. Потом присоединюсь.

Высокая, слегка сутуловатая фигура шведа скрылась за углом коридора, откуда сразу же послышалось тихое шипение открывающихся дверей лифта ДДЛ[2]. Ричард подошел к огромному панорамному окну и посмотрел на Брюссель с высоты восьмисот метров, на которые возвышался над городом офис КОНОКОМа – спиральный небоскреб «Сатурн». Заканчивался ноябрь, стояла промозглая, холодная, сырая погода. Город внизу почти не просматривался из-за плотной пелены тумана и дождя, которые окутали сизым покрывалом всю Бельгию, а заодно и большую часть Северной Европы. Синоптики выслушивали в свой адрес нелицеприятные замечания и критику, но упорно стояли на своем: вмешиваться в погоду они не считают возможным из-за риска разбалансировать воздушную циркуляцию над всей территорией Сибири и Аляски. Справедливые замечания по поводу того, что в Северной Европе живет на порядок, а то и на два больше людей, не возымели ожидаемого эффекта.

Сноу представил себе, что сейчас ему придется выходить на крышу, под дождь и ветер, лететь в белесом сыром тумане в Париж… Бр-р-р. Он слегка передернул плечами.

– Противная погода, просто ужас, – Бэлла говорила, по-прежнему увлеченно занимаясь своими ногтями, периодически отставляя руку подальше от лица и придирчиво оценивая результат косметических манипуляций. – Меня вот тоже сегодня пригласили в Делириум-кафе, но как представлю, что надо выходить на улицу…

– Да, Бэлла, действительно трудная дилемма… – пробормотал Сноу и направился к лифтам.

Через сорок минут, когда флаер приземлился на парковке возле авеню Виктор Гюго в Париже, ожил МИППС[3], и на экране коммуникатора появилось лицо Блумберга, обрамленное светлыми кудрями:

– Ричи, я на полпути, ты там как?

– Что «как»? Прилетел вот, направляюсь на квартиру. Дождь тут еще сильнее, чем у нас в Брюсселе, ветер к тому же… – проворчал Сноу и, подняв воротник, двинулся по тротуару, обходя или перепрыгивая лужи. Метров через пятьдесят он свернул направо на улицу Лоншан и пошел по ней, вглядываясь в номера домов. Заметив рядом с одним из подъездов полицейский флаер, он решительно толкнул дверь, оказавшуюся незапертой. Поднявшись на лифте, вполне прилично отделанном под старину, он вышел на пятом этаже и оказался лицом к лицу с корпулентным французским ажаном[4].

– Ричард Сноу, КОНОКОМ, – представился он.

– Здравствуйте, месье Сноу, – посторонился полицейский. – Инспектор Леруа ждет вас, проходите.

– Спасибо.

Сноу вошел в квартиру, двери которой были слегка приоткрыты. На табличке сбоку значилось: «Полковник Александр Добровольский». Пройдя по коридору, вдоль стен которого были развешены мрачноватые картины работы неизвестного художника, изображавшие космические пейзажи, Ричи оказался перед несколькими дверьми: направо были кухня и ванная комната, прямо – туалет, а слева – большая гостиная с винтажной мебелью и широким окном с выходом на узкий маленький балкон. У открытого окна стоял, попыхивая старенькой потертой трубкой, парижский инспектор. Услышав шаги за спиной, он обернулся, и на его грубоватом с крупными чертами сморщенном лице появилась дежурная улыбка. Лет ему было явно за шестьдесят.

Прямо Мегрэ из романов Сименона[5], подумалось Сноу.

Рукопожатие «Мегрэ» оказалось на удивление крепким.

– Месье Сноу, честно вам скажу, что не в восторге от того, что к расследованию подключили КОНОКОМ. Говорю это прямо, без обиняков, чтобы между нами не было никаких недомолвок.

Сноу, предполагавший подобную встречу, примирительно поднял руки:

– Инспектор, я ни во что не буду вмешиваться, расследование поручено вам, вы и ведите. Возможно, моё участие в нем ограничится этой встречей, и в дальнейшем я избавлю вас от своего присутствия.

Француз, поняв, что слишком резко начал разговор, смягчил тон:

– Поймите меня правильно, месье Сноу, я вас не гоню, но…

– Инспектор, каждый из нас будет действовать в рамках своего регламента, и, надеюсь, у нас с вами достаточно опыта и благоразумия, чтобы вести дело к обоюдной выгоде.

– Да, конечно, – вынужденно согласился француз.

– Вот и прекрасно. Тогда не могли бы вы кратко ввести меня в курс дела.

– Mais certainement[6]. Сегодня утром соседи полковника Добровольского были озадачены громкими голосами, доносившимися из его квартиры. Он всегда вел спокойный размеренный образ жизни, и подобное совершенно нехарактерно для русского космонавта. Здесь он постоянно не жил, но, когда приезжал, то оставался, обычно на два-три месяца…

Леруа обстоятельно и подробно описывал стиль жизни русского космонавта, периодически попыхивая трубкой.

– Это его жена? – улучив момент, когда француз возьмет в рот мундштук и замолчит, спросил Сноу, заметив на полке объемную фотографию женщины.

– Да, бывшая. Они развелись несколько лет назад по её инициативе. Дальше. Остальное время пребывания на Земле он жил в Санкт-Петербурге. Голоса из квартиры слышались в течение десяти-пятнадцати минут, потом все стихло. Некоторое время спустя соседка вышла погулять со своей таксой и увидела приоткрытую дверь в квартиру Добровольского. Окликнув его несколько раз, она вошла и обнаружила полковника мертвым вот в этом самом кресле, – инспектор слегка театральным жестом указал на стоящее у стены большое кожаное кресло. – Прибывшие медики и эксперты не обнаружили признаков насильственной смерти… Пока не нашли. Вот, собственно и всё, месье Сноу.

«Малоинформативно, но зато с массой несущественных подробностей», – про себя подумал Ричард, а вслух спросил:

– Камеры видеонаблюдения?

– Изучаются, но пока получается, что к нему никто не приходил. Все посетители дома, а их сегодня было только двое, опознаны и были не у него. Соседи подтвердили.

– А, может кто-то нанёс визит еще вчера…

– Но сегодня никто другой, кроме этих двоих, не выходил.

– А если этот кто-то остался в доме? В другой квартире, например?

Леруа удивленно подбросил брови:

– Но… мы же не можем произвести обыски в каждой квартире…

– Не спорю, но я бы на вашем месте установил скрытное наблюдение за зданием хотя бы на сорок восемь часов. Дальше, по поводу голосов, которые слышались из квартиры. А может, это был голос из гологравизора, Добровольский смотрел какой-нибудь фильм, а соседи приняли его за…

– Нет, я тоже об этом подумал. Голос Добровольского соседи вроде бы узнали, и, плюс к этому, когда соседка вошла, гологравизор был выключен.

– Она такой хладнокровный человек, что, увидев труп, не растерялась, взяла себя в руки и внимательно осмотрелась? – усмехнулся Сноу.

– Нет, конечно, она запаниковала, это очень пожилая женщина. Но она утверждает, что когда вошла, ничего не трогала, ничего. А когда мы приехали, гологравизор был выключен.

– Понятно, – вздохнул Сноу. – Пальчики?

– Сняли.

– Есть что-нибудь?

– Да, но когда наследили, пока сказать невозможно: может, сегодня, а, может, год назад.

– Так уж и год? Квартира в хорошем состоянии, видно, что здесь кто-то прибирает…

– Убирается тут домашний робот, а не приходящая прислуга.

– Минуточку, а дроид что говорит? – удивился Сноу.

– Ничего он не говорит. В десять тридцать, после легкой утренней уборки, хозяин приказал ему уйти в стойло и выключиться, что он и сделал.

Леруа прошел в коридор и распахнул небольшую дверцу, за которой открылась узкая ниша, предназначенная для зарядки дроида. Здесь же к стене были прикреплены всевозможные приспособления, которыми пользовался робот, поддерживая порядок в квартире. Сам дроид относительно старой модели был выключен и висел, поддерживаемый креплениями, выступающими из стены. Инспектор захлопнул дверцу.

– Вот так вот, майор. Сдается мне, что дело тут простое, сейчас я получу ответ от операторов связи, не говорил ли полковник с кем-нибудь по МИППСу в это время, и всё встанет… Ага, вот и звонок! Главный инспектор Леруа, говорите!

Сноу услышал шум и выглянул в коридор. Так и есть: прибыл Айво Блумберг: чертыхаясь и облокотившись на комод, он стягивал с больших ступней явно промокшие полуботинки.

– Ты бы еще сандалии нацепил, – поддел его Ричард. – На улице такая мерзость, а он…

– Я не собирался сегодня никуда из офиса не выходить, а когда сообразил, было уже поздно, – немного раздраженно ответил начальник научного отдела и выпрямился, держа ботинки в руке. – Здесь есть где высушить обувь?

Сноу подошел к нише и нажал зеленую кнопку. Дверцы раскрылись, и домашний робот подплыл к детективу. Он выдал Айво гостевые домашние тапочки и занялся промокшими ботинками.

– Эй, месье Сноу, где вы там? – Леруа высунулся в коридор, пыхнув облаком синего дымка, и заприметил Айво. – А, месье Блумберг пожаловали. Soyez lа bienvenuе![7] Значит так, сегодня с утра у Добровольского был единственный разговор по коммуникатору – он заказал в турагентстве один билет на послезавтра на Фомальгаут – туда и обратно.

– Странно для полковника Космофлота, который не вылезал из дальних галактических экспедиций. Я думал, что у него к космическим перелетам идиосинкразия, а он… – недоуменно пожал плечами Сноу. – Месье Леруа, мы можем тут немного осмотреться?

– Пожалуйста. Мои ребята всё осмотрели и зафиксировали. Я, собственно, ждал только вас. Но, честно говоря, очень хочется кушать – у меня с утра маковой росинки во рту не было. Вы не будете возражать, если я вас покину?

Увидев, что детективы дружно кивнули в ответ, он накинул плащ, висевший в коридоре на вешалке, и, выходя, обернулся:

– Жером вас выпустит, когда закончите, и запрет за вами дверь! – донеслось уже из лифта. – Балкон закройте, а то комнату зальет!

Блумберг, поручив заботу о промокших ботинках роботу, ворча всунул ноги в гостевые домашние тапочки, которые выдал ему дроид, и прошел в гостиную.

– Тут? – спросил он.

– Тут, – подтвердил Сноу и кивнул на кресло.

Айво начал кругами мерить комнату, внимательно всё осматривая. Сноу подошел к балкону и хотел закрыть дверь, но, потянув носом и учуяв по-прежнему стойкий аромат трубочного табака, оставил её открытой. А тем временем дождь на улице продолжал стегать струями по стене и окнам дома, и у двери натекла целая лужа. Прикрываясь рукой, Сноу выглянул наружу и увидел, что над балкончиком имеется выдвижной козырек. Пошарив рукой по стене, он нашел кнопку и нажал. Металлический складной каркас с пластиковыми полупрозрачными пластинами начал неторопливо разворачиваться. В какой-то момент раздался щелчок, козырек замер и на выключателе замигала красная лампочка.

– Что такое? – чертыхнулся Ричард, снова высунулся на балкон и внимательно посмотрел на полувыдвинувшийся солнечный козырек.

Через секунду всё стало понятно: направляющие штанги были слегка погнуты и не позволяли конструкции развернуться полностью. Но от дождя, по крайней мере, козырек худо-бедно спасал. Крупные капли больше не стучали по полу комнаты. Из коридора показался домашний дроид и деловито подплыл к двери на балкон.

– Стой, ты куда? – преградил ему дорогу Сноу, сам до конца не понимая, зачем это делает.

– Выдвижной карниз поврежден, необходим ремонт, – проскрипел робот, уставившись на Сноу своими красноватыми окулярами.

– А что раньше не починил? – спросил Сноу, понимая, что его диалог с дроидом выглядит несколько необычно.

– Повреждение отмечено только что.

– Как только что?.. – Сноу повернулся и еще раз внимательно посмотрел на заевший карниз. – Ты хочешь сказать… А вчера козырек выдвигали?

– Нет.

– А когда в последний раз?

– Позавчера.

– И он работал?

– Да.

– Ясно. Свободен. Ремонт отменяю.

– Месье Добровольский будет недоволен, он всегда старается…

Ричард внимательно посмотрел на дроида и вдруг понял, что ему даже немного жалко этого механического слугу. После смерти хозяина его наверняка отправят на свалку, учитывая более чем преклонный возраст.

– Месье Добровольский больше не придет, приятель.

– Месье улетел в экспедицию? – всполошился робот и выдвинул дополнительную антенну. – Но он всегда предупреждал меня! Я не приготовил ему одежду. Мадам Марлен… Надо срочно взять из химчистки…

– Всё. Выключись и в нишу.

Робот замолчал и секунду висел неподвижно, словно размышляя – следовать приказу человека или нет. Потом подплыл к нише, открыл дверцы и скрылся в своем электронном углу, сверкнув напоследок оптикой. Ричард готов был поклясться, что дроид подчинился ему с неохотой.

– Айво, ты где там? – крикнул Сноу в коридор.

– Я здесь, в кабинете, дверь направо.

Ричард открыл массивную деревянную дверь и оказался то ли в кабинете, то ли в музее. Вдоль стен почти до самого потолка стояли ряды прозрачных стеклянных полок, уставленных самыми разнообразными предметами. Больше всего здесь было камней и друз всевозможной окраски, размеров и формы. Возле каждого экспоната лежала карточка с пояснениями: что за камень, откуда. На отдельном стеллаже виднелись и знакомые земные предметы – порванная перчатка от скафандра, кусок приборной доски с пульта управления какого-то флаера, погнутая металлическая термокружка. Судя по всему, эти предметы что-то напоминали полковнику – людей, планеты, события… В углу кабинета возвышался небольшой стол с консолью панорамного монитора и мощным стационарным компьютером.

– Прямо филиал Лувра, – присвистнул Сноу, оглядывая ряды разноцветных камней. – Музей небесных камней.

– Да, Добровольский по основному образованию геолог. И хоть в дальние экспедиции летал обычно вторым пилотом, всегда входил в научную группу планетологов. Отсюда – вот эта немалая коллекция булыжников с посещенных им планет. Посмотри – вот, например, образчик. Видишь серебристые прожилки? Это платина, причем высочайшей пробы!

Сноу с неподдельным интересом и удивлением смотрел на невзрачный, на первый взгляд, камень с далекой планеты, в который впаялся благородный металл. «Система Альдебаран[8]», звезда К-3450, планета «Торран», № 3410» – гласила маленькая вертикально стоящая металлическая пластина. Сноу посмотрел на место рядом, которое пустовало – табличка наличествовала, но не металлическая, а из плотной бумаги. Она лежала надписью вниз, а вот объект отсутствовал. Ричард машинально протянул руку, чтобы прочитать, что на ней написано, но его пальцы наткнулись на что-то невидимое. Непроизвольно он отдернул руку и задел полку. Несколько экспонатов свалились и рассыпались по полу. Ричард присел, чтобы собрать образцы.

– Руки – крюки! – прокомментировал Айво, но тоже опустился на корточки, чтобы помочь собрать упавшие камни.

Приведя в порядок экспозицию, Блумберг обратил внимание на один отсутствующий предмет. Он взял в руки ту самую бумажную табличку и прочитал:

– Хрустальный шар.

– Что? – переспросил Сноу.

– Шар, говорю!

– Дай сюда!

Ричард взял из рук Блумберга маленький клочок бумаги:

– Действительно Хрустальный шар и номер – 3779/2. Странно, что не написано, откуда экспонат. И где он, интересно?

– Потерялся, Добровольский подарил, да мало ли вариантов! – предположил Айво.

– Согласен, – неуверенно ответил Ричард и еще раз посмотрел на бумажку. – Написано от руки почему-то… а ведь другие таблички фирменные – металлические.

– Не успел заказать, а, может, и вообще сомневался, достоин ли экспонат находиться в коллекции.

– Возможно, – проговорил Ричард.

Однако пальцы помнили легкое прикосновение, и Сноу провел по полке рукой. Пусто. Он посмотрел вслед Блумбергу, который скрылся в коридоре и, судя по звуку, вошел в комнату напротив – спальню. Ричард приблизился к столу и включил компьютер. Над столом мгновенно развернулся большой объемный панорамный монитор. По центру экрана мигала надпись: «Блок памяти отсутствует». Сноу понял, что полиция изъяла накопитель для изучения. Он вздохнул, выключил бесполезный компьютер, встал и шагнул к окну. Над Парижем по-прежнему клубились низкие облака, и дождь продолжал поливать студеными струями и без того изрядно промокший город. От стекла ощутимо веяло холодом. Сноу поежился и крикнул, не оборачиваясь:

– Айво, ты там скоро завершаешь?

– Да, считай, закончил. Ничего примечательного.

– Тогда пошли отсюда.

Ричард развернулся и сделал шаг в сторону двери. Неожиданно он почувствовал что-то под правой ногой. Что-то твердое и круглое, вроде бильярдного шара, только меньше. Ступня неловко подвернулась, и специальный агент растянулся на ворсистом ковре, одновременно саданувшись головой о дверь и тем самым резко захлопнув её.

– Чёрт! – вырвалось у него.

– И что у нас происходит? – Блумберг, осторожно приоткрыв дверь, уставился на сидящего на полу и потирающего ушибленную макушку Ричарда. – Бедокурим, пока взрослых нет?

– Слушай, Айво, я тут наступил на что-то…

Сноу, к вящему удивлению начальника научного отдела, не поднялся на ноги, а встал на четвереньки и двинулся в такой позе по комнате, шаря перед собой руками. Блумберг присел на корточки рядом с коллегой:

– Ричард, порой ты меня…

– Хватит зубоскалить, Айво, лучше помоги найти…

– Что, что найти-то? – Айво повертел головой.

– Круглый такой, совершенно прозрачный шар. Чуть меньше бильярдного.

– Ну, ты, старина, даешь! – Блумберг тоже опустился на четвереньки и начал медленное продвижение по ковру. – Кому рассказать…

– А ты не бойся, мы никому не расскажем, Айво.

– Месье Сноу! – на пороге комнаты вырос полицейский Жером и осекся, уставившись на двух сотрудников КОНОКОМа, ползающих по полу. – Инспектор просил узнать…

– Ну, что просил узнать Леруа? – недобро спросил Сноу, замерев на ковре и посмотрев снизу вверх на парижского ажана.

– Н-нет, нет, ничего, извините.

Полицейский ретировался и прикрыл за собой дверь. Айво посмотрел на Сноу и поднялся с пола, отряхивая руки:

– Всё, Ричи, с меня хватит.

– Смотри!

Сноу показал на ковер. В одном месте высокий ворс был примят, будто там лежало что-то круглое, тяжелое и невидимое. Блумберг замолчал, присел и протянул руку. В пальцах оказался совершенно прозрачный шар. Кроме осязания, его невозможно было обнаружить никаким другим органом чувств – он был по-настоящему абсолютно невидим. Детективы встали, глядя на кажущуюся пустой ладонь Айво.

– Вот тебе и Хрустальный шар, – тихо сказал Сноу. – Нашелся, черт возьми. Чует мое сердце, наживем мы с ним неприятностей.

– Типун тебе на язык, Ричи.

Глава 2

Детективы попрощались с ажаном, сверлящий взгляд которого они чувствовали затылками, пока двери лифта не закрылись. Выйдя на улицу и остановившись под стеклянным козырьком подъезда, по которому не переставая барабанил дождь, они задумались над дальнейшими действиями.

– Ты как хочешь, а я в ресторан обедать, – решительно заявил Айво. – Желудок диктует мозгу необходимость переместить тело поближе к камбузу.

– Не возражаю. А куда? – Сноу не очень хорошо ориентировался в «ресторанном» Париже.

– На Трокадеро есть отличное заведение, и не одно. Пошли!

Блумберг активировал силовой зонтик, закрывший их обоих от льющейся из прохудившихся небес воды, и они торопливо зашагали по пузырящимся лужам в сторону дворца Шайо. Эйфелева башня, появившаяся, как только они вышли на авеню Дэйло, виднелась чуть больше чем наполовину: третий этаж был скрыт тугой пеленой дождя и низкими облаками.

– Что мы имеем? – спросил Сноу, вытирая тарелку кусочком хрустящего хлеба и отправляя его в рот. – Умер известный астронавт, нет – космонавт, у русских они так называются, полковник Космофлота Александр Добровольский, 2234 года рождения, то есть сорока двух лет, участник четырех галактических экспедиций в дальнее внеземелье и полутора десятков планетарных научных вояжей. Причем в последнюю дальнюю он летал в качестве командира экипажа – заместителя начальника экспедиции. Вернулся не так давно – в июне 2276-го, полтора года назад. Так, смотрим, куда летал, – Сноу сверился с коммуникатором. – Толиман[9] в 2257-58 годах, Капелла[10] в 2264-66, Вега[11]в 2268-71 и Ахернар[12] в 2273-76. Смотри-ка, все звезды – это «альфы» в своих созвездиях!

– Не больше, чем интересное совпадение, – ответил Айво, отодвигая пустую тарелку. – Гарсон, десерт!

– Совпадение? – задумчиво повторил Ричард. – Может быть. Пока не будем на этом зацикливаться.

– Зацикливаться ни на чем не стоит, – заметил Блумберг, придирчиво осматривая принесенную вазочку с разноцветными шариками мороженого, посыпанного тертым белым шоколадом.

– Хорошо. Дальше. Солярные экспедиции[13]: Плутон, Европа, Оберон… Черт, мы с тобой запутаемся в этих вояжах!

– Ричи, а нам это надо? – спросил швед, принимаясь за мороженое, внешний осмотр которого его удовлетворил. – Совершенно неочевидно, что эти экспедиции имеют отношение к его смерти. Я предлагаю для начала побеседовать с его друзьями, бывшей женой, коллегами по работе…

Сноу немного подумал, взвесив и так и эдак то, что предложил Блумберг.

– Ты прав, как всегда, наука. С кого начнем? С бывшей жены – Марлен Дютрон?

– Давай с неё. Где она живет?

Сноу нашел в МИППСе нужный файл:

– Тут, в Париже… – он с удивлением посмотрел на шведа. – Надо же – в кои-то веки к свидетелю не надо лететь за тридевять земель.

Он набрал на коммуникаторе номер и стал ждать. Наконец, ему ответили. На мониторе появилось миловидное лицо брюнетки.

– Мадам Дютрон?

– Да.

– Здравствуйте, вас беспокоит специальный агент КОНОКОМа Ричард Сноу.

– Понятно. Вы по поводу смерти Саши?

– Саши? – сразу не понял Ричард. – Ах, да, извините, Александра Добровольского.

– Меня сегодня уже расспрашивала полиция.

– Я знаю, мадам Дютрон, но дело в том, что когда происходит… м-м-м… умирает, или что-то случается с офицером Космофлота, этим в обязательном порядке занимается КОНОКОМ. Смерть месье Добровольского не исключение.

– Понимаю, – после некоторой паузы донеслось из коммуникатора. – Вы, вероятно, хотите поговорить?

– Если это вас не затруднит.

– Хорошо. Вы где?

– Мы с напарником сейчас в Париже, на Трокадеро.

– Тогда жду вас через полчаса у себя на улице Пасси, 27.

Мадам Дютрон отключилась. Сноу посмотрел на свой атомный «Ролекс», потом на Блумберга:

– Пасси, это ведь где-то рядом?

– Да, – вытирая рот салфеткой и бросая её на стол, ответил Айво. – Если бы не эта мерзкая погода, могли бы пешком прогуляться. Тут буквально рукой подать.

– На мэгвеях доберемся за пять минут.

Сноу имел в виду миниатюрные платформы на магнитной подушке, которые многие использовали в качестве индивидуального транспортного средства для передвижения на небольшие расстояния. Мэгвей, отдаленно напоминающий изобретенный еще в ХХ веке сегвей, управлялся торчащей из платформы вертикальной ручкой, заканчивающейся чем-то похожим на руль мотоцикла. Легкий наклон руля вперед – движение вперед, наклон назад – торможение и назад, влево, вправо – то же самое. Чем сильнее наклон, тем выше скорость или резкость поворота. Такая платформа была рассчитана на одного человека и скользила в нескольких сантиметрах от поверхности на скорости до сорока километров в час. Мэгвеи во всех городах использовались на специальных дорожках для велосипедистов и на проезжей части улиц, по которым теперь передвигались разве что редкие гравибасы.