Виктория

– Что же заставило вас измениться?

– Любовь, – сказала Виктория, попрощалась с преподавателем и вышла из кабинета.

– Любовь, – мечтательно произнес преподаватель, открыл записную книжку и что-то начал усердно строчить. – Любовь…

Виктория стояла в шумной очереди в столовой. На ее пластмассовом подносе лежала глубокая тарелка горохового супа с гренками, тарелка плова с маленькими кусочками мяса, рядом стоял стакан компота, на нем лежала выпуклый пирожок с капустой. Через десять минут очередь дошла до нее, она расплатилась и села за стол, возле окна, в конце столовой. Когда она доедала свой обед, к ней подошел староста группы, сел напротив ее и спросил:

– Виктория, ты не передумала?

– На счет чего?

– На счет поездки в коттедж.

– Нет, – ответила она. – Кстати, Катерина с нами поедет. Ты не против?

– Конечно, нет. Это замечательная новость. Пышка с нами! – придурковато воскликнул и засмеялся парень.

– Попрошу больше не выражаться о ней подобным образом в моем присутствии. Это оскорбительно и нисколько тебя не красит, как мужчину. И запомни, она моя лучшая подруга, которую я люблю и уважаю и не посмею, чтобы кто-то над ней издевался и тешился. Она не «пышка»! Запомни это! – вспылила Вика.

– Извини. Я просто сказал, как есть.

– Из-за таких, как ты, простых парней, она несчастна. И знаешь почему?

– Нет. Почему?

– Потому что ты не видишь в ней человека с ранимым сердцем и доброй душой, а лишь, как ты говоришь, «пышку». И ничего больше. Это печально.

– Что ты так завелась? Я пошутил. Извини.

– Ладно, проехали. Что было, то было. Слова не вернуть, как и прошлого. Я немного в тебе разочаровалась. И хочешь совет?

– Валяй, – непринужденно ответил он.

– Ты не обидишься, если я скажу суровую правду?

– Нет. Обижаться – это прерогатива девушек, – ответил он.

– Странное суждение. Пусть будет по-твоему. Если вкратце, то перестань быть тем человеком, который хочет угодить всем и каждому. Я понимаю, ты – староста, ты должен быть компетентен к каждому студенту, но не настолько. Сейчас ты больше похож на проворную и хитрую лису, чем на гордого и смелого льва – лидера нашего славного коллектива. Ты сам прекрасно понимаешь, что лучше быть львом, нежели лисой.

– Благодарю за правду, – сухо ответил он. Его глаза горели от ненависти.

– Ты точно не злишься на меня?

– Нет, – обманул он. – Я обязательно учту твой совет. И попытаюсь проанализировать, что я делаю не так.

– Хорошо. Некоторые к самокритике относится слишком бурно и крайне неуравновешенно. Приятно осознавать, что ты не из их числа.

– Ты, Виктория, изменилась.

– Почему ты так решил?

– Ты стало какой-то другой, словно тебя подменили. Раньше из тебя и слово не вытянешь. А тут на тебе! Сначала ты на равных споришь с философом и уделываешь его и его безумную теорию идеального мира. А сейчас, ты откровенно говоришь мне, что я делаю не так в качестве старосты.

– Никто меня не подменил. Хотя, если подумать… в общем, не важно.

– Ты свободна?

– Не поняла.

– У тебя есть парень?

– Я поняла твой вопрос, я не поняла, к чему ты это спрашиваешь?

– Просто интересуюсь.

– Странные у тебя интересы. Неужели влюбился?

Он засмеялся и сказал:

– Ты и скажешь! Ей-богу, рассмешила до слез. Ты не в моем вкусе.

– Взаимно. Тогда зачем тебе это?

– Эээ… один знакомый интересовался. Вот. Попросил меня спросить. Я и спросил.

– Скажу своему знакомому, что у меня есть молодой человек. Он опоздал. И еще. Пускай в следующий раз он сам узнает, а не через кого-то. Хорошо?

– Хорошо, я ему передам. А как насчет Катерины? У нее есть парень?

– Нет, ты посмотри на него! Все хочет знать! Я не скажу, даже не мечтай!

– Как хочешь, как хочешь. Я просто хотел пригласить на вечеринку одного человечка, который безумно влюблен в твою подругу.

– Что? Влюблен? И кто же это?

– Сначала скажи мне, свободна она или нет?

– Ты – хитрец! – воскликнула Виктория и сказала. – Она свободна. Кто же он, не темни?

– Валера Антрохин, – ответил он. – Знаешь такого?

– Врешь? – не поверила ему Виктория.

– Зачем мне врать?

– Не знаю. Может, забавы ради.

– Не говори глупостей.

– Но он же такой высокомерный и самовлюбленный эгоист. Как-как он может любить Катерину? Мне казалось, он охмуряет только тех, кто под стать ему самому. Катерина ему точно не пара?

– Почему?

– Ну…

– Потому что она слишком БОЛЬШАЯ для него. Ты это хотела сказать?

– Только не надо мне лекции читать. Я имела в виду, что он ей не пара. Без всяких задних мыслей, как ты. НЕ ПАРА!

– Аргументы?

– Хочешь аргументы? Пожалуйста! Он бабник. Это раз, – Виктория загнула указательный палец. – Дебошир. Раздалбай. Лицедей. И т.д. и т.п. У меня пальцев не хватит, чтобы его, как следует, охарактеризовать.

– Разве это аргументы? Фигня!

– Для меня, определенно, аргументы. Причем веские.

– Поверь, ты больше на него наговариваешь. Он не так плох, как кажется на первый взгляд.

– Не выгораживай своего дружка.

– Он мне не друг. Просто приятель. Кстати, Валера, сам мне сказал, что влюблен в Катерину. Он боится ей в этом признаться.

– Я тебе все равно не верю. Это ложь. Подлая и наглая ложь.

– Ну-ну! Думай, как хочешь. Стоп, подожди… у меня появилась идея.

– Какая? – поинтересовалась Вика.

– А если он пришлет ей любовное письмо в течение двух дней, ты мне поверишь?

– Ты спятил!

– Нет! Это вполне осуществимо! Я ему скажу, что она свободна и тогда…

– Я все равно не поверю.

– Почему же?

– Он будет блефовать!

– Зачем? Он слишком дорожит своей репутацией, чтобы подпортить ее такой махинацией. Виктория, почему ты такая недоверчивая?

– Жизнь учит меня быть недоверчивой.

– Ты взрослеешь.

– Спасибо, ты открыл мне истинную истину, – съехидничала Виктория.

– Не фамильярничай, Виктория. Лучше скажи, ее домашний адрес.

– Нет. Откуда мне знать, что он не напишет в письме нечто такое, что разобьет ее сердце, причем не от любви, а от горя?

– Обещаю, я лично прослежу, чтобы в письме не было ничего дурного и пошлого.

– Ой, как-то благородно с твоей стороны, но так сомнительно. Не нравится мне это твоя затея. Ей Богу, не нравится.

– Мне можно доверять. Как-никак четвертый год вместе учимся.

– Ладно, – сдалась Виктория. – Но только под твою ответственность, понял?

– Конечно.

Виктория на листке бумаге написала адрес Катерины, сложила листок и протянула его старосте. Он положил листок в карман брюк и сказал:

– Спасибо за помощь.

– Если честно, то я жалею, что дала тебе ее адрес.

– Да не переживай ты так, Вик. Все будет хорошо. Мы потом еще встретимся и обсудим, какие мы с тобой знатные сводники.

– Надеюсь на это. Надеюсь…

– Ладно, Виктория, мне пора. До встречи.

– Пока.

Виктория отнесла грязную посуду в посудомоечную и пошла в библиотеку за книжкой по философии.

Из института Виктория вышла уже в полвосьмого вчера.

Осенние сумерки сгущаться. Через мутную дымку облаков выглянула луна. Моросило. Дул холодный ветер. Виктория посмотрела на чарующее вечернее небо, потом на светофор. Загорелся зеленый. Она перешла дорогу и завернула во двор, решив срезать путь. Во дворе четырех пятиэтажных домов, было темно и зловеще. Горел лишь один фонарь, освещая маленький клочок земли желтым светом. На этом клочке стояли трое молодых людей; они пили пиво и оглушительно орали на весь двор, о чем-то споря. Виктория хотела возвратиться обратно, но передумала, решив незаметно проскочить. Незаметно не получилось. Один возбужденный юноша лет семнадцати-восемнадцати, увидев, что по улице вышагивает длинноногая красавица, не удержался от соблазна и прокричал:

– Эй, малышка, не хочешь присоединиться к нам?

Виктория ничего не ответила и пошла дальше, цокая каблуками об асфальт.

– Ты что меня не слышала? Играешь роль недотроги? Мне это нравится!

– Болван, отстань от нее! – сказал второй и потянул его за плечо. – Пускай себе идет! Такая, как она, даже не даст тебе понюхать.

Двое заржали, как обезумевшие кони, хватаясь за живот. Третий насупился, разозлился, швырнув бутылку пива об асфальт. Шум разбитого стекла пронесся по всему двору. Виктория вздрогнула. По телу пробежали мурашки. Она ускорила шаг. Она ругала себя за то, что проигнорировала свою интуицию.

– Ты че совсем ополоумел, болван? Ты че творишь! Хрен я тебе больше пиво куплю!

– А не че! Кто я, по-твоему, чертовая падаль, которой не даст это овца? Если я захочу, если я пожелаю, то мне любая даст!

– Ты перебухал, болван! Заткнись, пока соседи ментов не вызвали! Иди лучше подрачи!

Снова воцарился гогот.

– Да пошли вы, уроды! – заругался он. – Спорим на ящик пива, что я ее сейчас догоню, и она мне даст, как миленькая. А потом еще добавки попросит.

– Ага, как же, попросит она!

– Не веришь?

– Нет.

– Я тоже, – буркнул другой. Он был в стельку пьян, еле держался на ногах.

Виктория услышала их разговор и побежала, что было сил.

– Кажется, Дон Жуан, она от тебя убегает!

– Эй, сучка, ты куда?! Я еще с тобой не поговорил! Остановись! Если догоню, то хуже будет! – Виктория продолжала бежать. – Ну ладно!

– Угомонись!

– Нет! – заорал парень и побежал за Викторией.

Виктория чувствовала его приближение, его прерывистое дыхание, рокочущий голос зверя, его тяжелые шаги, его злобу и ненависть, его неодолимое желание догнать свою жертву и свершить то, что он считал необходимым в данной ситуации.

Боль в правом боку была невыносимой, но Виктория не сдавалась. Она не могла допустить, чтобы с ней это случилось дважды, она просто не выдержала бы ни физически, ни духовно, ни морально. Это было свыше ее сил и способностей.

Кто-то коснулся ее плеча. Или ей это показалась?

На секунду у нее возникло мимолетное желание повернуть голову и взглянуть в глаза юного насильника, но она решила не рисковать.

Глухой удар. Шлепок. Крики боли, смещались со словесной бранью.

Виктория остановилась. Развернулась. Парень лежал в дождевой луже и не мог подняться. Вика увидела, что его ладышка сделала оборот на сто восемьдесят градусов. Она улыбнулась и подошла к нему. Вдалеке бежали остальные собутыльники.

– Что больно? – спросила она, подойдя к нему.

– Нет щекотно, твою мать!

– Что же ты хотел со мной сделать, а?

– Я хотел тебя трахнул, сучка!

От этих ужасных слов по ее телу пробежал ледяной ветерок.

Вика подошла к нему вплотную и с размаху ударила кулаком по его физиономии. Попала в нос. Хлынула алая кровь. Он взревел от боли.

От удара ее кисть заныла.

Викторию смеялась и плакала одновременно. Ее еще больше затрясло. Она развернулась и скрылась в темном проулке.

Зайдя в комнату, она облокотилась спиной к двери и зарыдала, закрыв лицо дрожащими руками, на которых остались следы чужой запекшейся крови.

Через час Виктория успокоилась, умылась, переоделась и зашла в гости к Катерине, которой сразу же рассказала о случившемся. Катерина пришла в такой ужас, что на некоторое время потеряла дар речи.

Потом, когда Виктория зарыдала, она пришла в себя и как хорошая подруга, заключила Вику в теплые, почти родные объятия и успокаивала, как могла. Отчасти ей это удалось. Виктория перестала плакать.

– Ужас! Что это за напасть-то такая!? – возмущалась Катерина. – Как будто кто-то навел на тебя порчу и теперь ты притягиваешь к себе всяких отбросов общества.

– Сама не понимаю, как я так умудряюсь, – тихо сказала Виктория и добавила. – Знаешь, что самое ужасное в этой ситуации? Я снова ощутила себя беспомощной и никчемной жертвой в лапах зверя. Я словно вернулась в прошлое.

– Главное, что все обошлось. Кто-то сверху помог тебе.

– Может, у меня появился ангел хранитель на небесах?

– Безусловно.

– Как думаешь, стоит ли мне рассказать Антону о случившемся?

– Сама решай. Я бы рассказала, будь я на твоем месте. Все-таки вы вместе и должны помогать и поддерживать друг друга.

– Ты права, Катерина. Завтра мы встретимся, тогда я и расскажу. Кстати, я хотела поговорить насчет твоих отношений.

– Что? Моих отношений!?

– Именно. Тебе приходило письмо.

– Нет. А что? Какое письмо? Не понимаю.

– Любовное письмо от одного преданного твоего поклонника.

– Любовное? – Катерина засмущалась, ее пухлые щечки налились румянцем.

– Да не смущайся ты так, моя хорошая, – Вика чмокнула ее в щечку.

– Я не могу… от кого любовное письмо?

– Не хочу ничего говорить, пока. Пусть для тебя это будет сюрпризом.

– Виктория, не будь такой безжалостной.

– Нет, Катерин. Прости. А вдруг он так и не решится и не напишет? Как я потом буду смотреть в твои глаза?

– Ты права. Хоть скажи, откуда ты узнала об этом? Ты уверена, что это не розыгрыш?

– Я ни в чем не уверена. Мне сказал об этом наш староста.

– Его словам можно доверять?

– Сколько я его знаю, не без малого три года, он всегда был добропорядочным молодым человеком. Или пытался быть таковым. Так что скорее «да», чем «нет».

– Мне не верится, что в меня кто-то влюблен. Я же такая…

– Красивая, – закончила за нее предложение Вика. – Ты это хотела сказать?

– Ты угадала, – сказала Катерина и засмеялась.

– Вот и хорошо. И почему это тебе не верится, что никто в тебя не влюблен?

– Потому что в меня еще никто не влюблялся! – ответила Катерина.

– А как же я? Я влюбилась в тебя, как только встретила тебя в коридоре общежития. Между прочим, я продолжаю в тебя влюбляться снова и снова.

– Ох, Виктория, ты такая хорошая. Я люблю тебя.

– Я сильнее.

– Нет, я! – возразила Катерина.

– Нет, я! – возразила Виктория.

– Короче мы любим друг друга.

Девочки залились смехом.

***

Домовой открыл глаза. Кожу лица обжигал холодный камень. Он перевернулся на спину. Тело жутко ныло и болело. Казалось, что все суставы залились серной кислотой, которая выжигала их изнутри. Руки отяжелели, превратившись в ненужные распухшие деревяшки; из крохотных ранок сочилась алая кровь.

Он с криками привстал, сел, тупо уставившись на воду, в которой кишели тысячи жутких монстров. Он ничего не понимал, где он и что с ним произошло. Рядом с ним послышалось чье-то бормотание. Он повернулся и увидел ее. Элизабет и сразу все вспомнил.

Она спала рядом на холодной глыбе. Ей что-то снилось; ее веки дрожали. На невинное лицо Элизабет падал лунный свет, обнажая ее неземную красоту. Домовой не смог удержаться и коснулся пальцем ее бледной щеки. От чуткого прикосновения она открыла глаза.

– Привет, – сказал Домовой, проснувшейся Элизабет.

– Привет, – тихо отозвалась она, потирая глазки. – Мне снился странный сон. Сон во сне, разве не странно?

– Какой? – поинтересовался он.

– Я плыла под водой вместе с океанскими черепахами; они разговаривали со мной, а я – с ними. Они постоянно шутили, а я постоянно смеялась. Вдруг они перестали говорить, с ужасом глядя на нависшую иссиня-черную тень возле меня. Они начали меня призывать спасаться. Но я не могла пошевелиться, так как была очарованна тенью. Она звала меня за собой. И я пошла за ней. Она спросила, чего я хочу. Я ответила, что хочу спасти Домового с островов забвения. Она сказала, что выполнит мое желание, если я отдам ей все свои воспоминание. Я не согласилась, сказав, что мои воспоминания не продаются. Она разгневалась и превратилась в огромное черное облако, извергающее из себя серебристые, остроконечные молнии. Она была в ярости и сказала, что заберет мои воспоминание без моего согласия и стала надвигаться на меня со скоростью света. Я на мгновение окаменела от такого поворота событий, но потом, словно очнувшись от гипноза, поплыла от нее. Я плыла, наверное, тысячу миль. Увидала желтый берег. Вступила на устойчивую землю и побежала. Я бежала-бежала, но она меня нагнала и схватила в свои ледяные объятия. Мне стала больно. Я закричала. И проснулась в этом мире. – Она замолчала, поднялась с камня, взяла руку Домового. – Я рада, что снова тебя нашла.

– Ужасный сон. И долго я спал?

– Около семнадцати часов. Ты весь посинел, бедный мой. Прижмись ко мне. Давай согреем друг друга в объятиях.

Они обнялись.

– Элизабет, зачем ты прыгнула сюда?

– Ты снова будешь ругаться и обвинять меня, что я не настоящая?

– Не буду. Я не настолько болен, чтобы ворчать каждый полчаса. И еще. Я был неправ.

– Да неужели?

– Ты настоящая!

– Я думала мне не удаться сломить твою веру. Оказывается, нет. Ты поверил мне, чему я, несомненно, рада.

Домовой задумался на минуту.

– И долго ты меня ищешь? – очнувшись, спросил он.

– Четыре года, – ответила Элизабет.

– Четыре года!? – изумился Домовой.

– Мне приятно видеть твое удивление и одновременно восхищение.

– Это невероятно! Ты искала меня столько лет и не сдавалась!

– Ничего невероятного в этом нет. Ты ведь, Домовой, ищешь свою любовь – Викторию.

– Это другое.

– Почему же?

– Потому что я люблю ее.

Нависло молчание. Домовой посмотрел в глаза Элизабет и увидел в них ответ, почему она искала его столько времени.

– Ты все еще любишь меня? – спросил он.

– Нет.

– Нет – это значит «да».

– Да. – Элизабет потупила взгляд на камни.

– О боже! Я не должен тебя обнимать, – Домовой убрал руку с ее плеча.

– Нет. Обними меня. Мы должны согреться. Не думай о том, что я люблю тебя.

– Я не могу не думать об этом!

– Прошу тебя, Домовой, успокойся. Моя любовь неуправляема. И ничего здесь не попишешь. Я с радостью бы перестала любить тебя. Но я не могу. Не могу. – Она заплакала. – Пожалуйста, не отворачивайся от меня, мне и так тяжело скрывать свои чувства. Просто обними меня. Больше я ни о чем тебя не прошу. Твои прикосновения успокоят меня и мою мечущуюся душу. Он, ничего не говоря, обнял ее.

– Спасибо.

– Ты так и не ответила мне, почему ты прыгнула в расщелину? – решил сменить тему для разговора Домовой.

– Чтобы ты меня спас. Чтобы понял, что я – это я.

– Умно. А если бы я не вернулся?

– Я бы умерла. – Она положила голову на его плечо. – Я так тебе благодарна за то, что ты меня спас.

– Пустяки, – скромничал Домовой. – Что же мы будем делать?

– Искать выход, – ответила она. – Но сначала посидим и подождем, когда уровень воды поднимется до критической отметки.

– Что? Вода прибывает?

– Да.

– О нет! – закричал он. – Черт! Надо срочно что-то предпринять!

– Надо успокоиться. Давай наслаждаться оставшимся временем.

– Но…

– Домовой, хоть один раз давай сделаем, по-моему.

– Но…

– Я так понимаю, ты согласен?

– Я не сог…

– Спасибо за понимание, – перебила его Элизабет. – Расскажи мне, что ты чувствовал, когда оказался в этом ужасном мире?

– Ты действительно считаешь, что будет с нашей стороны рационально и умно сидеть здесь, когда вода пребывает с каждой минутой, нежели спасаться и искать выход?

– Да. Доверься мне. Мы выживем.

– Надеюсь, у тебя есть план, – сдался он.

– Есть! – соврала она.

– Что я чувствовал… что я чувствовал,… ничего, кроме огромного желания победить и найти то, чего нет.

– Оно есть!

– Откуда тебе знать? – Элизабет пожелала плечами. – Ясно. Я начну рассказывать свою историю. Когда не знаешь, что тебя ждет впереди, проще смотреть в лицо опасности. Незнание – это одновременно безрассудство и смелость. Я был смел и безрассуден, потому что не знал, что меня ждет впереди. Поэтому я шагал смело и уверенно, словно непобедимый рыцарь.

Свой путь я начал с неизвестной мне деревни, которую окружал синий лес. Удивительно, но все деревья в лесу почти лежали на земле, поэтом образовывали полусферу из широколиственных листьев и веток. Завораживающее зрелище. Я настолько засмотрелся на лесные просторы, что не заметил, как ко мне подошли две женщины средних лет, одетые в яркие платья: одна теребила в руках длинную русую косу, другая – облокотила руки на коромысло. Они смотрели на меня и улыбались. Я спросил, где остальные жители деревни. Они захихикали, пошушукались и потянули меня за собой, не сказав ни слова. Если честно, я был одурманен их красотой. Когда одна женщина коснулась моей руки, по моему телу пробежала теплая волна наслаждения.

Мы проходили мимо опустевших домов, дворов, дорог. Было жутко. Никого. Тишина. Безмолвие. Ужас накрывал меня темным плащом, вселяя в мое сердце панику. Я знал, что я в опасности, что нужно бежать от этих девиц, пока не поздно. Но что то меня удерживало. Что то меня манило в них.

Мы подошли к высокому сараю и остановились. «Проходи, – указали мне на дверь девицы, – все там ждут только тебя»

Я долго стоял у ветхой двери, не решаясь заглянуть вовнутрь. Девицы стояли позади и махали мне руками, указывая на дверь. «Они слишком карикатурны, чтобы быть реальны!» – подумал я про себя и отворил дверь. Внутри было темно и пахло смрадом. Я заткнул нос от зловонной вони и снова посмотрел на девиц. Я вздрогнул от неожиданности. Они уже стояли рядом со мной и коварно улыбались.

«Заходи!», – прошипели они.

Я ответил, что не пойду, пока не увижу, что внутри, а вдруг там вместо пола – пропасть, на дне которой острые шипы. Одна девица, которая держала косу в руках, посмотрела на меня с укором и с толикой ненависти, пригрозила пальчиком и хлопнула в ладоши. Сарай озарился яркими лучами солнца. Когда я увидел, что внутри сарая, мои ноги подкосились, я опорожнил желудок. Тысячи окровавленных тел были свалены в одну большую кучу, по которой ползали белые трупные черви, пожирающие мертвую плоть.

«Заходи. Разве не хочешь к ним присоединиться?» – говорили они.

«О боже! Нет!» – я обернулся и увидел двух зловещих старух, которые улыбались мне беззубой улыбкой. Вместо кожи у них была змеиная красно-оранжевая чешуя, глаза залились черной тьмой, волосы отпали, а из красных десен выросли два ядовитых клыка.

«Ты шагнешь в сарай, хочешь ты этого или нет!»

Они обвили мое тело своими скользкими руками. Я был в плену. Мне было не вырваться.

«Нет!» – умолял я.

Помню, я кричал, звал на помощь. Никто меня не слышал. Было глухо. Мое эхо тонуло в безмолвном океане безразличности. Я отчаялся. Смирился.

– Как ты спасся? – вдруг спросила Элизабет.

– Их убил… странник, который прожил на островах забвения сто двенадцать лет!

– Не может быть! И где он сейчас?

– Вернулся обратно… в самое начало пути. И знаешь почему? Потому что спас меня от пропасти. Я должен был вернуться обратно, но не он.

– Зачем он…?

– Я могу только догадываться.

– Как его звали?

– Ярослав.

– Почему он оказался на островах забвения?

– Он влюбился, как и я, в человека. В девушку по имени Василиса. Он думал, что сможет вернуться на землю свободным духом, возможно, даже человеком и жить с ней долго и счастливо. Но, он не успел. Она умерла.

– Как же трагично… после смерти влюбленной, он все равно хотел вернуться на Землю?

– Да. Он хотел стать добрым духом. К сожалению, ни одна его мечта не осуществилась. Я по нему скачаю, хотя я знал его всего два дня. Два дня с родственной душой показались мне вечностью. Он учил меня, что здесь никому нельзя доверять, что всегда нужно быть начеку и быть готовым к неравному бою. Он научил меня драться, конструировать из подручных средств смертельные оружия, прятаться от монстров, строя скрытые убежища. Стратегические пункты, как он говорил. Жаль, что наша дружба была столь мимолетна.

Домовой замолчал.

– Что было потом, после смерти Ярослава?

– Ничего. Я погоревал пару дней, даже всплакнул. Когда успокоился, пошел дальше, потому что нельзя было сдаваться. И вот так я иду уже четыре года. Я постоянно в пути, постоянно в опасности, постоянно в разных городах. Постоянно мои руки в чужой крови. Постоянно мое тело получает смертельные удары. Я не сдаюсь. Я продолжаю идти. Ведь моя вера – постоянна. Почти. Однажды я ее чуть не потерял.

– Расскажи мне.

– Вода поднимается…

– Я знаю. Расскажи, – настаивала Элизабет.

– Их звали. Джон, Билли, Фил, Клинт, Леонардо, Арнольд и Джим. Им было по семь или по восемь лет. Они преследовали меня почти неделю: играли со мной, развлекали и смешили. Я был от них без ума, хоть и знал кто они на самом деле. В последний день нашей дружбы, мы легли вместе у костра и разговаривали о том, о чем мы мечтаем. Это было лучшее время. Они были так наивны в своей детской простоте. И я вместе с ними. Когда солнце зашло за горизонт, и лунный серп выглянул из облаков, ЭТО случилось. Они перевоплотились в монстров. Один за другим они превращались в скорпионов. Я не хотел их убивать. Отмахивался от них, как от мух, пытаясь убежать. Но я понимал, что либо я, либо они. Я их убил! – Он замолк. Через минуту продолжил. – Их окровавленные тела бездыханно лежали на земле; они снова стали людьми. Я рыдал и ненавидел себя за то, что я совершил. Я выкопал неглубокую яму, положил туда тела и закопал. Помолившись, я решил, что так жить больше нельзя. Увидев пропасть, которая простиралась недалеко от могилы, я пошел к ней, чтобы спрыгнуть. Стоя на краю, чуть не решившись на прыжок, меня что-то остановило, что-то сильное и могущественное. Я сделал шаг назад, посмотрел на небо и увидел танцующий силуэт Виктории. Это был знак. И я начал жить с чистого лица. Я снова боролся.