bannerbanner
Ковчег царя Айя. Роман-хроника
Ковчег царя Айя. Роман-хроника

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 8

Но уже тогда многие замечали, что выделялся он среди других опричников двумя качествами – личной безудержной храбростью и, вместе с тем, человечным отношением к плененным или даже приговоренным к смерти людям. Будто он, глубоко понимая необходимость выполнения царской воли, испытывает скорбь оттого, что должен был лично исполнять. А может быть, так князь Косьма Алексеевич пытался примириться с собственной совестью? Кто знает.

Однажды он отличился при взятии царскими войсками Новгорода, жители которого якобы смуту затеяли против Государя. Так ли было на самом деле, либо присланный царю донос явился лишь поводом для сведения счетов со всегда независимым и богатым Новгородом, сказать трудно. Но город и его жители пострадали очень сильно. По оценкам некоторых историков, было убито около 60 тысяч новгородцев.

Как именно отличился во взятии Новгорода молодой Глинский, неизвестно. Но сам Иван Грозный, который лично руководил кратковременной осадой города, заметил князя, и с той поры случилась у Косьмы Алексеевича в жизни большая перемена. Вернувшись в Москву, он был призван ко двору Государя, находящемуся тогда в Александровской слободке, что недалеко от Владимира. Призван был для того, дабы войти в число приближенных к царю опричников, составляющих его личную «гвардию».

С того времени князь Глинский и познакомился с жизнью Александровской слободки, узнал изнанку царской жизни и по возможности принял ее. Хотя, честно говоря, многие порядки в слободке показались Косьме Алексеевичу дикими.

6

Что же представляла из себя Александровская слободка и почему Иван Грозный жил именно здесь, а не в стольной Москве? Через четыре года после смерти его первой, и как считается, единственно горячо любимой жены Анастасии Романовой Иван Грозный неожиданно покидает Москву и переселяется в… Как он говорил сам, …место, куда укажет ему Господь. Почему-то им оказалась земля близ города Александрова. Считается, что такой добровольный уход из столицы был продуманным и хорошо спланированным шагом Ивана Грозного.

К тому времени он уже начал раскручивать весь опричный механизм, что привело к явному непониманию и скрытой оппозиции даже у ближайшего окружения. Вот царь и «обиделся» на свой народ, сослав самого себя в ссылку. Конечно, он понимал, что люди не будут долго жить без царя-батюшки и взмолятся Ивану Грозному с единственной просьбой – вернуться на трон.

В конце концов, так и случилось. Но теперь, имея на руках такой «неотразимый» козырь, как массовая поддержка народа, Государь мог безбоязненно расправляться с любыми своими противниками и проводить любые реформы, особенно не выбирая средства для их достижения.

А из Александровской слободки в Кремль он не вернулся. Здесь ему жилось вольготней, он мог быть откровеннее в своих поступках и желаниях. Сюда свозились неугодные и подвергались самым изощренным пыткам. Здесь царь проводил пиры. Здесь он буйствовал и страдал, унижая других, и унижался сам.

Князь Косьма Алексеевич принял эту жизнь такой, какой она была, и стал ее участником. Хотя всегда старался находиться в тени, ничем не выдавая своего истинного отношения к происходящему. Буйный, взрывной характер Ивана Грозного заставлял всех его слуг, соратников и побратимов всегда быть начеку. Ибо в любую минуту ты из любимца можешь превратиться в очередную жертву для палача, коих в слободке всегда имелось в достатке.

Однажды князь Глинский познакомился со старшим сыном Ивана Грозного, Иваном. В ту пору – молодым, пылким юношей и отличавшимся, как и отец, крайне неуравновешенным характером. В отличие от Ивана Грозного сын не обладал должной силой духа и нередко подавлял свои страсти под демоническим взглядом Государя. Но жизнь, как известно, всегда берет свое. И молодой наследник однажды ослушался отца, который хоть и разрешал ему гулять с девками, но строжайшим образом запрещал доводить дело до рождения ребенка. Ведь речь в таком случае могла идти о вероятном (пусть и далеком) наследнике на царский трон. А разве ребенок, рожденный от простой девки, мог стать полноценным правителем России? Здесь уже заканчивалась любовь, и на первый план выходили государственные интересы.

Но так случилось, что одна из девок зачала от Ивана, и уже поздно было что-либо предпринимать. Пройдет несколько дней, и Государь узнает правду. Здесь, в узком кругу Александровской слободки, слухи быстро достигали нужных ушей. Царевича Ивана спас князь Косьма Алексеевич. Он тайно вывез девку в дальний монастырь, где она благополучно разрешилась сыном. Иван Грозный так и не узнал, что у него появился внук. А Иван всегда был признателен своему родственнику за благородный и очень опасный поступок. Прознай Государь о деянии князя – разгневался бы невероятно. Вполне мог за ослушание лишить и головы. Но в тот раз все обошлось.

3 мая

7

С трудом Руданский дожил до заветного дня, когда ему можно было идти на мыс Айя. Все последние месяцы он отчаянно искал запасной выход из той ситуации, в которой оказался. После неудачной попытки договориться с Николаем он, по существу, был поставлен перед фактом: теперь, чтобы открыть тайну двух других свитков, требовалось идти через временной коридор и…

В прошлом году ему повезло, и он счастливо вернулся живым. Но не было никакой гарантии, что удача вновь улыбнется ему. Судя по всему, из той дыры можно было вырваться лишь случайно. Но и это еще не все. А где гарантия, что ему вообще кто-то поможет в расшифровке свитков? И что тогда: оставаться там навеки вечные? Либо попытаться вернуться обратно? А если вернуться, то как жить дальше, понимая, что ты обладаешь невероятными по силе и значению сокровенными тайнами и никогда (ясно, что никогда!) не сумеешь их открыть. В чем тогда смысл жизни, если он, Руданский, ради познания их отказался и от семьи, и от работы, и от многих человеческих радостей, доступных любому человеку. Вполне его можно было признать одержимым. Только эта одержимость находилась не внутри, а вне его. Что, впрочем, лишь усугубляло ситуацию, делая ее еще более запутанной.

Вот в таком крайне расстроенном состоянии и уже мало на что надеясь, Кирилл и ушел вечером 2 мая на мыс Айя. Погода сразу же не заладилась. Начал накрапывать мелкий дождь, и грунтовка сделалась скользкой и противной. Небо затянуло тучами, густой туман накрыл Руданского вместе с дорогой, лесом и горами. Если бы не отличное знание местности, кто знает, дошел бы журналист до нужного ему места или нет.

Уже на поляне, где останавливался ровно год назад, Кирилл огляделся вокруг и, успокоившись, стал не спеша расставлять палатку. Время до сумерек еще было, и он, ловко вбив колышки в землю, натянул на них палаточные веревки. «Так, теперь надо собрать побольше хвороста, – подумал он, – возможно, ночью придется разводить костер». Как в прошлый раз… Тут же мелькнула мысль: «Дважды в одну реку не входят…» Не входят, это правда. А он, Руданский, это собирается сделать, в точности повторяя шаги, предпринятые им ровно год назад. Но принесет ли это ему удачу?

Если разобраться, то по большому счету он даже представить себе не мог, как именно собирается «расшифровать» добытые им свитки из старинного хранилища. Вновь воспользоваться храмом Духа Святого? Конечно, это было бы замечательно. Тем более что Кирилл знает, как возможно устроить подобное «таинство» воскрешения древней информации. Но есть одно большое «НО»! Свиток, который поддался прочтению год назад, имел самое непосредственное отношение к мысу Айя и храму Духа Святого. А что, если два других, лежащих у него сейчас в рюкзаке, не имеют к Айя никакого отношения? А дабы понять их содержание, надо оказаться в том месте, где возможно их «прочтение», касаемое этого самого места.

Кирилл даже остановился. Как такая простая мысль не пришла в его голову сразу? Но если в ней есть смысл, тогда что же получается: он напрасно пришел на Айя? Но нет! Попасть «внутрь» Глаза можно только через Айя. А уже там, внутри, он попытается интуитивно вычислить место, куда ему следует идти. Будь, что будет!

Взяв топор, Руданский отправился к ближайшим деревьям, надеясь нарубить побольше сушняка. И в этот самый момент его внимание привлекли какие-то посторонние шорохи. Журналист остановился и замер на мгновение, прислушиваясь к редким звукам юного майского леса. И… уловил человеческий голос. Откуда же он взялся?

Покрутив головой, Кирилл определил, что голос исходит с ближайшей от него (чуть ниже по склону горы) полянки. Неужели там есть люди? Странно… Ведь он всего полчаса назад прошел через то место и никого не заметил. К тому же в такую дождливую погоду кто сунется в горы по доброй воле?

8

Выждав несколько секунд, Кирилл двинулся дальше. Но теперь от его былой расслабленности не осталось и следа. Соседство со случайными людьми его тяготило, особенно в такой день и по такому поводу. Даже вспомнилось, как нечто похожее случилось в прошлом году. Тогда тоже на той самой полянке остановились туристы. Так случилось, что Кирилл вынужденно столкнулся с ними «нос к носу» и в одной из женщин узнал свою старую знакомую – Женьку, в которую был влюблен в молодые годы. Вот так встреча! Но то было год назад, ровно 365 дней, ни больше, ни меньше. Но кого сейчас нелегкая занесла в эту глушь?

Набрав сушняка (топор так и не понадобился), Руданский вернулся к своей палатке, и в этот самый момент, раздвинув кусты, с противоположной стороны вышел мужчина в уже знакомой Кириллу клетчатой рубахе.

– Петя?! – закричал Кирилл и, отбросив сушняк и топор в сторону, пошел навстречу товарищу, – ты?

– Я, – Петр улыбнулся и для верности погладил себя по голове, – собственной персоной.

– Да откуда же ты взялся, – неподдельно удивился Руданский, – каким ветром тебя сюда занесло?

Поздоровавшись и крепко обнявшись, Кирилл и Петр радостно рассмеялись.

– Признайся, не ожидал меня увидеть? – весело спросил Петр.

– Никак не ожидал, – сознался Руданский, – хотя подожди, подожди… Несколько минут назад, собирая сушняк, я расслышал голос на ближайшей отсюда поляне. И сразу вспомнил, как в прошлом году…

– Ровно год назад! – поддержал его Петр.

– Да, ровно год назад, о чем и речь… Я устроился на этом же месте и познакомился с туристами, «осевшими» невдалеке.

– Это были мы, – резюмировал Петр.

– Совершенно верно – вы. И вдруг… Какое совпадение… Не правда ли?

Петр вновь погладил свою голову и, посмотрев на затянутое тучами небо, философски заметил:

– Может быть совпадение, а может, и нет.

– Как тебя понимать?

– Ну, как… Дело в том, что Алла весь год бредила мысом Айя и желала непременно сюда вернуться именно 3 мая либо накануне.

– А ты? – Руданский пристально уставился на товарища.

– А что я? – вопросом на вопрос ответил Петр, – ты же знаешь Аллу, если в ее голове зародился план, то лучше ей не мешать, а то…

– Ну да, ну да, я понимаю тебя, – Кирилл утвердительно закивал головой, вспоминая, какой кипучей, неуемной энергией обладала Петина жена.

– С ней трудно спорить, – добавил он вслух, – я согласен. Но скажи мне, почему Алла непременно захотела вновь побывать на мысе Айя? Мне показалось, что прошлогоднего посещения на всю вашу компанию хватило с лихвой.

– Да… Те еще деньки выдались! – согласился Петр, – совершенная катапульта.

– Катапульта? – удивился Руданский, – ну ты и сравнение нашел.

– А разве не так? С какой скоростью мы убежали отсюда. Даже с тобой не попрощались.

– Красиво ушли – по-английски, – дипломатично заметил Кирилл, – признаюсь, я попытался вас догнать, но, увы, ничего не получилось. Как в воду канули.

– Мы ушли рано, как только начало светать. Женя заболела, и нужно было ее доставить… поближе к цивилизации, где можно оказать медицинскую помощь.

– Женя заболела? А я и не знал…

– Ты не беспокойся, все обошлось, – улыбнулся Петр, – кстати, они вместе с Аллой сейчас на поляне палатку ставят.

– Да-а? Значит, вы и Женю с собой взяли.

– Хм… Куда ж мы без нее!

– Получается, вы пришли следом за мной? – уточнил Руданский.

– Выходит так. Но Алла ничуточки не сомневалась, что мы вновь встретим здесь тебя.

Кирилл поднял брови и удивленно посмотрел на Петра.

– Петя, ты не шутишь?

9

Петр рассмеялся и похлопал Кирилла по плечу:

– Все дело в 3-ем мае, тебе и мысе Айя. И когда все сходится в одной точке… Словом, Алла сама тебе расскажет… Я не мастер в таких делах.

– В каких делах?

– Ну… в ваших.

– Петя, я тебя не понимаю.

– Да и я, сколько с Аллой живу, – засмеялся Петр, – сам себя не понимаю. Хотя и стараюсь это регулярно делать. Ты, брат, не расспрашивай меня ни о чем. Главное – ты здесь. И мы здесь. А все остальное – приложится.

Руданский снова удивленно посмотрел на собеседника, но на этот раз промолчал. Явно Петр чего-то не договаривает. И пришли они на Айя по какому-то тонкому Аллиному расчету. Но причем здесь он, Кирилл?

– Пошли к нам, – предложил Петр, – с девчонками пообщаешься. Ух, как они тебе рады будут!

Кирилл подумал о Жене, которая действительно может быть рада новой встрече. Но причем здесь Алла?

– А знаешь, Петя, я ведь тоже целый год с нетерпением ждал этого дня – 3 мая. Еле дожил до него.

– Вот-вот! – вырвалось у Петра, – я сам еле дожил, и Алла за год мне всю плешь проела.

– Но это совсем другое.

– Нет, все то же самое.

– Хм…м. Говоришь ты загадками. Ладно, пошли к вам в гости, пока не стемнело.

Спускаясь по тропе к ближайшей полянке, откуда все отчетливей слышались женские голоса, Кирилл рассуждал о «феномене 3 мая» применительно к конкретной местности – мысу Айя. Вот уже несколько лет он упрямо ходил в эти пропитанные древними тайнами места. Одна за другой сменялись причины, влекущие его на Айя, а он все ходил и ходил. И вот ровно год назад, здесь, на мысе, ему повстречался человек, назвавшийся Сашей Коридзе. Он провел Руданского потаенными тропами в самые укромные уголки Айя, показав ему иной мир. Причем иной – в самом прямом значении этого слова. Гораздо позже, анализируя увиденное своими собственными глазами и вспоминая пояснения Коридзе, Кирилл стал понимать, где именно он был. Там его невольный помощник показал величайшие храмы прошлого и открыл, возможно, главную тайну человеческой цивилизации. Руданский узрел древнейшую духовную систему, которая называется Глазом, или Глазом Гора.

Он видел ее, он находился внутри ее, он постиг ее работу. Хотя не все из увиденного дошло до него сразу, но это уже детали. Главное, не забыл Кирилл, когда и как можно найти заветные тропы, однажды открытые ему Сашей Коридзе. День определен – 3 мая. И время точное известно – либо в 3 утра, либо в 3 дня. Так что сплошная связь с цифрой «3». Кроме того, ему открылось, что и сам мыс Айя, являясь одним из 12 главных элементов Глаза, несет на себе порядковый номер 3. Узнал он и о том, что исчисление времени (Новый год), «заложенное» в работу Глаза, начинается не с января, а с марта. И, следуя такому раскладу, май имеет третий номер «списочного» ряда месяцев года, а не пятый, общепринятый у нас сейчас. И тогда возникает естественный вопрос, а не случайно ли практически совпадают по созвучию названия мыса (Айя) и месяца (мая), над которыми главенствует цифра «3»?

– Скажи, Петя, – спросил Руданский, когда они уже подходили к искомой поляне, – кроме тебя, Жени и Аллы больше никого нет?

– Нет, а что?

– То есть вас трое, как и в прошлом году?

– Да.

– Ладно, ничего, это я так, для верности спросил.

– Не волнуйся, лишних нет, – успокоил его Петр.

– Да я и не волнуюсь…

Рядом с палаткой Руданский заметил фигуры двух женщин. Осталось подойти и весело поздороваться. Одно лишь непонятно, какова их роль в хитросплетении Кирилловых хождений по мысу Айя? Руданскому вдруг пришел в голову старый анекдот о слепых, заканчивающийся словами: «…здравствуйте, девочки!». Кирилл набрал в легкие побольше воздуха и на одном дыхании проговорил:

– Здравствуйте, девочки!

Глава III

Ссора

1

…Тот день явно не заладился у многих. Почувствовал на себе его тяжесть и князь Косьма Алексеевич. Все шло наперекосяк, валилось из рук. Топором чуть было не оттяпал себе кисть руки, благо все обошлось. Князь с нетерпением ожидал, когда же этот день наконец закончится. Но ближе к вечеру узнал, что Государь готовит пир. А раз так, то и он, Косьма, будет на нем присутствовать. Если знатные гости приедут – в качестве охраны, а если все свои будут – то за одним столом с Иваном Грозным.

К тому времени князь уже стал при дворе достаточно заметной фигурой. Дружба с наследником престола старшим сыном Государя Иваном, явное тяготение к нему и младшего государева сына Федора, конечно же, были замечены многими. Кроме того, и сам Иван Грозный, не особо расточавший знаки внимания, тем не менее, привечал молодого князя Глинского. И скрыть такие отношения было невозможно.

Но Государь приблизил к себе Косьму не только из-за близких, родственных связей, но и вследствие личных его качеств. Прошедши огонь и воду опричнины, князь Глинский закалился и духом, и телом, не растеряв свойственных ему с детства качеств прирожденного лидера. К тому же у него хватало ума полностью подчинить свой характер любым царским причудам. Кажется, Государь ценил в нем и это. А для других… Никто не смог вынести жестокого, твердого, как сталь, взгляда князя Глинского. Отворачивали глаза, смирялись перед ним. Даже старший сын Ивана Грозного, Иван, невольно подчиняясь железной воле князя Косьмы Алексеевича, ничего с собой поделать не мог. И по всему чувствовалось – пройдет несколько лет, и расправит крылья князь Глинский. Тогда никто против него и пикнуть не посмеет. Конечно, если Государь позволит те крылья расправить… Ну, а покуда требовалось Косьме и смиряться, и голову при случае пониже наклонять. Таковы они, нравы Александровской слободки.

– Княже, княже! – перед Глинским стоял молодой опричник и с подобострастием смотрел на Косьму Алексеевича.

– Чего тебе, – отозвался тот.

– Кличет Государь на пир. Да велел сказать, чтобы не опаздывал.

Глинский утвердительно кивнул головой. Такое персональное приглашение могло означать лишь одно – будут все свои, и ему уготовано место не в конце стола, а поближе к Государю.

Да, ярко всходила звезда князя Глинского. Но никто не мог сказать, что привечали его при дворе не по заслугам. Был он личностью мощной, самобытной и редкой по силе. Заслужил уважение к себе не принадлежностью к царскому роду, а своими поступками, своим отношением к людям. И хотя он пока не входил в ближайшее окружение Государя, и так было понятно – скоро и его час настанет.

Что же касается пиров и иных царских забав, то князь относился к ним, как к должному, естественному «ходу» жизни Александровской слободки. Несмотря на то, что далеко не всегда заканчивались они мирно и тихо, без крови.

2

На этот раз пир выдался вялым. Царя никак не могли развеселить шуты и дураки. Он почему-то не слушал своих забавников. Иван Грозный был молчалив и угрюм. Может быть, плохой сон повлиял гнетуще на его самочувствие? Кто ж знает. У самого-то – не спросишь… И лишь золотая братина с рельефными изображениями голых женщин, пущенная по кругу, навела царя на мысль:

– Братья, – послышался его повеселевший голос, – больно невеселы вы. Часом не захворали-то?

В ответ послышался отовсюду оживленный шепот, появилось чувство, что сейчас Государь каким-то образом ободрит пирующих. Князь Глинский, мысленно ушедший в себя, не сразу заметил перемену настроения за столом. Когда же он встрепенулся, то… увидел, как в трапезную, кривляясь, шуты завели двух голых девок – из прислуги.

– Сейчас потеха-то будет, – раздался рядом чей-то голос. А у самого князя вместо радости сердце тревожно ойкнуло и заныло. Холодный пот враз выступил на лбу, и Глинский смахнул его пятерней. «Не к добру, не к добру», – пронеслось у него в голове.

Между тем, в трапезную набилось до десяти девок. Многие уже знали, какую забаву придумал Государь, ибо не первый раз сиживали за пиршеским столом.

– А не повеселиться ли нам? – выкрикнул Иван Грозный и первым поднялся из-за своего стола. За ним, с шумом и гамом, стали подниматься и другие.

Князь Глинский с тревогой посмотрел на жавшихся к стене девок и прошелся по каждой взглядом. Но не было в нем того интереса, который возникает у мужика при виде голых баб. А надо признать, что дворовые девки были все как на подбор хороши и специально подобраны.

– Косьма, а ты чего засиделся? – послышался насмешливый голос Ивана Грозного, – вставай, веселиться будем!

– Будем, будем! – подхватил тоненьким голоском шут Андрошка и запрыгал на одной ноге к выходу.

Князь Глинский быстро встал и со всеми вышел.

Он явно вздохнул свободнее, когда не увидел ту, кого считал своей зазнобой.

Выйдя во двор, он убедился, что к забаве все уже подготовлено. Большой двор был по кругу обставлен горящими факелами, за которыми разместилась царская челядь, предвкушая развлечение.

– Пускай! – раздался чей-то властный голос. И в тот же миг, с кудахтаньем, на середину двора стали вылетать куры. Их ловко и быстро выбрасывали из клеток холопы. Через минуту птицы вмиг заполнили весь двор. Следом с визгом стали выбегать из хлева и гоняться за разлетающимися во все стороны, ополоумевшими курами голые дворовые девки. Гости, да и сам царь гоготали и валились со смеху, наблюдая за сноровистыми курами и не поспевающими за ними девками.

– Давай! Лови ее! Хватай! – неслось со всех сторон. И в этот самый момент князь Глинский заметил среди мечущихся по двору девок …свою Глашу. Господи, помилуй! Откуда?! Ведь не было ее в трапезной среди других, ведь не было!.. Он же очень внимательно смотрел. Значит, все подстроено?! Что же теперь делать? Князь буквально задохнулся от негодования. Как же так? Ведь все знали, что Глаша – это его, Глинского, зазноба. Никто раньше не смел ее трогать! Стало быть, по особому слову Государя ее так посмели осмеять и пустить на забаву…

Сказать, что Глаша была необычно хороша собой – ничего не сказать, одним словом, Пава! С большими голубыми глазами и длинными льняными волосами! Лучшей, румяней и белее телом князь и не видывал!

О такой не скажешь «дворовая девка». Не удивительно, что Глинский сразу же оценил ее и выбрал для себя, а вскоре страстно и нежно полюбил. И Глаша всей душой откликнулась на любовь. Разве откажешь такому молодцу, по которому сохло не одно девичье сердце!?

3

– Гляди, гляди, а Глашка-то какова! – неслось со всех сторон. А может, князю Глинскому только казалось, что все выкрикивают имя его любимой…

Но ойкнула тетива, прошуршала в воздухе небольшая стрела и вонзилась в нежную белую плоть пониже спины у одной из девок.

У этой забавы, кроме шуточной стороны, имелась и другая – кровавая. В неуклюжих, неспособных поймать курицу девок стреляли из лука. Это были специальные, «мягкие» луки. И опытный, с твердой рукой и острым глазом, стрелок без малейшего усилия ловко попадал в цель в тот самый момент, когда жертва наклонялась за курицей, невольно подставляя всяк глядящему мягкое место.

Но в царском окружении попадались и менее ловкие стрелки. Поэтому стрелы не только увечили, но, бывало, и убивали девок. Дескать, на все Божья воля!

Князь Глинский, находясь в оцепенении, неотрывно следил за Глашей, не решаясь что-либо предпринять. Ему бы броситься в ноги Государю, вымолить прощение за свою любимую да увести ее со двора, тем более что кур «своих» она уже наловила. Но в этот миг кровь закипела в жилах молодого князя. И он, не в силах себя более держать, громовым голосом закричал на всю слободку:

– Пошто куражитесь надо мной?!

И тут же выступил на середину двора, с гневом обведя взглядом притихшую царскую челядь.

В мгновение ока наступила тишина. Опешившие девки остановились, а куры, которых больше никто не гонял, перестали кудахтать. Стрелки опустили луки и с удивлением уставились на князя Глинского. Челядь замолчала, а Государь… Очевидно, никак не ожидавший такого поворота дела, он молча стоял и смотрел на князя Глинского. Наконец понял, что сейчас взоры всех собравшихся обратятся уже на него самого, царь негромко спросил:

– Косьма, ты чего это… Забаву срываешь, а?

В ответ взбешенный до крайности князь вторично проорал царю в глаза:

– Пошто куражитесь?!

– Схватить собаку, – не замедлил с ответом царь.

Сразу с двух сторон на Глинского бросилось несколько человек. Но князь только повел могучими плечами, и те остановились, как вкопанные, не в силах сделать вперед хотя бы шаг. Знали: в злобе князь, как медведь, зашибет до смерти одним ударом.

– Схватить! Схватить собаку!

Лицо у царя от душевного напряжения сделалось красным, на лбу выступил пот, и даже показалось, что его сейчас хватит удар.

На страницу:
3 из 8