bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 7

Я расслабленно откинулась на стуле – моя взяла! Но долго расслабляться не пришлось.

– Слушай, Инга, а скажи мне, как эксперт по природе всадников, – встрял в разговор Сашка. Наверно, ему наскучило отмалчиваться. – Дана может приобрести те способности, которые проявляются у всадников? Ну, ты в курсе.

Я вздрогнула и села прямо: этого еще не хватало! Везде засада!

– Вполне, – тут же ответила Инга. – У тех, кто успел повоевать в других жизнях, они проявляются автоматически после восемнадцати, с возвращением памяти. Но в Навии могут и раньше, если всадника, даже ребенка, кто-то атакует. У первого поколения всадников они возникали после участия в бою. И у Деи могут проявиться, если она окажется в опасности, начнет защищаться.

– А если, предположим, возникнет какая-то заварушка, а она просто в сторонке постоит? – не унимался Дятлов.

– Если в сторонке, то, может, и обойдется, я тоже не все знаю, – пожала плечами Конрад.

– И в этом мире тоже? – быстро проговорил Вил.

– Игнаций, я правда не знаю! Возможно, почему нет?

Вилли глянул на меня очень выразительно:

– Слышала, Дана? Будь очень осторожна. В Нутряном мире таких ситуаций возникнуть в принципе не должно, да и сукр неотлучно будет с вами. Но это важно.

Еще бы не важно! У меня аж спина взмокла. Если такое случится, я не смогу вернуться в этот мир, разве что в черной повязке, как Инга. Ни к первому, ни ко второму я пока не готова. Ладно, лучше сменить тему.

– Вил, скажи, а ведь это тот самый проход, через который наш с Ингой народ тысячу лет назад попал в Навию? – спросила я, и сердце томительно заныло в груди. – А поляна за ним – Кукушкино Гнездо?

Вилли кивнул:

– Да. Конечно, поляна сейчас выглядит совсем иначе, в шатрах никто уже не обитает. Там теперь настоящий город, красивый и зеленый.

– И кто там живет? – спросила я, все больше волнуясь.

– В Кукушкином Гнезде сейчас проживают те всадники, которые лояльно относятся к Властителю и готовы служить ему в случае необходимости. Ну и те, кто попал туда через переход уже в последующие века, сукры на них не охотятся по договору с Властителем, они спокойно живут под защитой всадников.

– А способности у них проявлялись? – снова спросил Дятлов. Похоже, этот вопрос больше всего его волновал.

Вилли отрицательно покачал головой.

– И что же они там делают?

– Просто живут. Центр поляны огорожен, превращен в сквер, ночами там выставляют охрану, чтобы избежать всяких непредвиденных ситуаций в случае появления новых людей. Хотя это сейчас очень редко случается, у поляны в вашем мире плохая репутация, сам знаешь.

– Ага. А подсуропили же мы всадничкам с теми головорезами, что туда попали, – хмыкнул Дятлов.

– Ну раз они сумели попасть в Таргид живыми, значит, не такие уж головорезы, – усмехнулся Вил в ответ. – Ничего, это им на пользу пойдет, еще и достойными людьми станут, пусть не в этом мире. А не захотят оставаться в Кукушкином Гнезде, отправятся искать свою судьбу в Ашер или еще куда-нибудь. Мест хватает.

Меня же совсем другое волновало.

– Я смогу встретить там знакомых? Например, среди тех, кто охраняет место перехода?

Вилли пожал плечами:

– Вероятность очень невысока. Скорее всего, вы их даже не увидите, пространство большое, обход они совершают пару раз за ночь. Но все бывает, конечно.

– И они смогут меня узнать? А как отреагируют, интересно?

– А вот это вообще почти нереально. Гипотетически ты можешь встретить того, с кем вы вместе когда-то вошли в Нутряной мир, и даже вспомнить его, ведь для тебя это случилось лишь пару десятков лет назад. Но этот человек, скорее всего, прожил много жизней, и, как бы хорошо он в свое время ни знал Дею, ее черты уже изгладились из его памяти, сменились далеким от истины образом. К тому же Дея, которую они знали, была на несколько лет моложе тебя и выглядела конечно же несколько иначе. – Вилли с потешной серьезностью поводил растопыренными пальцами вокруг собственной головы и тела, видимо, намекая на прическу и наряд. – В общем, если и встретишь кого-то на поляне, тебя, скорее всего, примут за искательницу со своим сукром.

– А вдруг нет?

– Что ты хочешь сказать?

– Ну а вдруг этот кто-то живет вторую жизнь, как и я, и для него все случившееся было только вчера?

Вилли глянул на меня как-то тревожно, и я сразу поняла, что и тут дело не совсем чисто. Так и оказалось.

– Дело в том, Дана, что это еще одна загадка: почему ты не возвращалась в мир живых так долго. У меня пока нет даже предположений. Очень мала вероятность, что ты так вот сразу наткнешься на еще одну аномалию.

– Спасибо, мне полегчало, – сдавленно хихикнула я. – А где живут всадники, которые не лояльны Блишему? Чем они занимаются?

Вилли не спешил с ответом, наверно, деликатно предоставляя возможность высказаться Инге, – все же это, так сказать, ее территория. А мог и не знать этого. Конрад встрепенулась и заговорила:

– Они живут в городе Сусе, на границе с Ашером…

– В смысле с Хаваимом? – поправила я.

– Точно, оговорилась. С Хаваимом. Раньше защищали от сукров те поселения, которые просили их помощи и покровительства. Но сейчас, как я слышала, охота на людей вне закона. Властитель вынужден был пойти на это из-за угрозы со стороны Ашера. Ведь ашерцы спят и видят, как бы им переманить всадников на свою сторону, создать армию и воевать до победного конца с Первопроклятым – так они Властителя называют.

Она замолчала, и по легкому дрожанию ее губ я догадалась, как сильно она скучает по тем местам, как хотела бы вернуться – в город Сус или на поляну Кукушкино Гнездо, неважно. Наверняка оба места для нее родные, учитывая особенности всадников.

После Ингиного пояснения над столом повисла тишина – все уже было съедено, а темы для разговоров, больше невеселых, еще остались. Вилли сказал:

– Ладно, вот какие у нас на ближайшее время задачи. Ты, Дана, до вечера должна окончательно выздороветь. Если услышу, что кашляешь, все отменю, честное слово. А провести репетицию лучше всего именно сегодня, пока дожди не зарядили и ночь относительно теплая. Я тоже буду с вами на поляне, просто на случай всяких неожиданностей… которых наверняка не будет, – добавил он, поймав мой напряженный взгляд. – Инга останется здесь под защитой второго сукра. Справишься одна?

– Разумеется, – сухо выговорила Инга.

Мне ее голос показался не очень уверенным, да и не мне одной.

– Если хочешь, можешь переночевать у меня, родители не будут против, – мужественно предложила Кимка. – А сукр у дома на страже побудет.

– Нет, спасибо! – отрезала Конрад, причем ее «спасибо» прозвучало хуже самого грубого посыла.

– Ну, как говорит мой папа, была бы честь предложена, – ледяным голосом произнесла Кимка, не оставшись в долгу.

Тут Вилли и Сашка одновременно уловили, что пора нас разводить в разные стороны, и повскакивали с мест. Дятлов повел Ингу в ее комнату, у Вила оказались какие-то нерешенные дела во дворе. В общем, скоро остались только мы с Кимкой мыть посуду. То есть мыла подруга, а я сидела рядом на высоком табурете – для поддержки и общения.

– Что собираешься симулировать, когда мы отправимся в Блишем? – поинтересовалась я.

Кимка с досады так махнула мокрой пятерней, что обрызгала меня с ног до головы.

– Ох, так надоело держать родителей в вечном напряжении, ты не представляешь! И пропускать занятия боязно, не за горами ведь уже этот ЕГЭ, чтоб ему провалиться! Но что поделаешь, Вилли с ума сходит из-за этой неизвестной всадницы. Хотя, может, она давно уже убралась из города, что ей тут делать-то?!

– Но где же тогда Орлик?

Мне казалось, я это подумала, а на самом деле произнесла вслух. Кимка кинула на меня повлажневший от сочувствия взгляд:

– Вернется он, вот увидишь, все с ним в порядке. Может, он и сейчас где-то поблизости, проверяет со стороны, не вьется ли кто-нибудь вокруг дома. Но, честно сказать, Вил из-за него тоже психует: непонятно, что у парня на уме.

Мы помолчали немного, потом подруга произнесла как-то очень несмело и почти умоляюще, нетипично для нее:

– Слушай, Богданочка, я хотела тебя попросить… только это между нами, уговор?

– Конечно, как и всегда!

– Ну да. В общем, когда ты будешь в этом вашем Блишеме, может быть, поговоришь со своим бывшим насчет Вила? Ну, чтобы он смог вернуться домой. Если этому кренделю на своих детей наплевать, может, хоть тебя он послушает, даром столько веков разыскивал!

У меня кровь прилила к щекам и ко лбу, так тяжело и неудобно было говорить об этом с Кимкой. Но отвечать пришлось, а то она уже начала обстреливать меня недоуменными взглядами.

– Ким, да я бы с радостью, я сама этого до смерти хочу и тоже вначале собиралась просить! Но на самом деле нельзя это делать. Если хоть рот открою, последствия могут быть ужасными.

– И это почему же?

– Потому что по законам того мира, каждый, кто совершает убийство, подлежит смерти, и не только он, но и весь его род. И неважно, какое положение занимают люди этого рода, – приговор неотвратим. А смерть страшная – Смертная Тень, полное уничтожение. Вил тут в безопасности, но в Блишеме у него мать и еще, может быть, сотни родственников. Да он сам перед нашим отбытием строжайше запретит мне даже пискнуть об этом, вот увидишь!

– Но это же несправедливо! – взвыла Кимка и уронила нож на изящное фарфоровое блюдце, которое раскололось с жалобным треньканьем. – Он же нас всех защищал от смерти. Разве это не считается?!

– Ага, а организовала тех, кто на нас напал, его же бабушка! Только она никого не убила, так что это не в счет. Но, Кимка, ты пойми: здесь справедливость ни при чем. Справедливость – продукт человеческого разумения, но не на этом основан Нутряной мир. Когда Властитель совершил первое в человеческой истории убийство, мир изменился, и сам убийца бежал в ужасе. Он знал, что должен погибнуть, и ждал этого. Но Некто сжалился над ним и дал ему кентрон – это такой полный магии посох, который мог помочь ему, а мог и не помочь…

– Некто – это вообще кто? – уставилась на меня огромными от любопытства глазами подруга.

– Угадай с трех раз, – хмыкнула я. – В общем, Гамелех смог бы воспользоваться кентроном только в том случае, если бы, так сказать, заложил в него правильную программу, а иначе посох остался бы обыкновенным посохом. И Властитель поклялся, что в его мире никто никого не станет убивать, а если убьет, то будет исторгнут из мира и он, и весь его род, – неважно, по какой причине он это сделал.

– Но все равно же несправедливо, – уже не так горячо произнесла Кимка.

– Возможно. Но это работает: в Блишеме и Брите нет убийств. Вообще. Правда, те, кто попадает туда из нашего мира, в счет не идут, их преспокойно скармливают Смертным Теням.

Мы немного помолчали. Кимка с крайне озадаченным видом быстро и ловко протирала столы.

– Тот, кто дал Гамелеху кентрон, сказал ему еще кое-что, – добавила я. – Он дал ему шанс вернуться в этот мир… однажды. Если он скажет некие слова.

– Какие слова? – превратившись от любопытства в соляной столб, воззрилась на меня подруга.

– Не знаю. Он все мне рассказывал, но тех слов никогда не произносил. Наверно, это что-то вроде покаяния. Но Властитель едва ли скажет их когда-нибудь, потому что тогда Нутряной мир прекратит свое существование. А куда деваться тем, кто его населяет? Гамелех ведь отвечает за них всех, даже за тех, кто основался в Ашере и часто мутит воду против Блишема.

– Сложно-то как, – вздохнула Кимка, останавливаясь напротив меня. Она уже покончила с делами и теперь натирала кремом крепкие смуглые руки. – Как бы я хотела повидать тот мир хоть одним глазком!

– Может, повидаешь еще как-нибудь.

Но она резко мотнула головой:

– Нет, если Вилу туда хода нет, то и мне нечего соваться. Богдашечка, если бы ты знала, как я боюсь…

– Чего? – вздрогнула я.

– Не чего, а за наши с ним отношения. Если он всегда будет грустить по своей потерянной родине, что я смогу поделать, как отвлечь, что дать взамен? Тоска может вытеснить его любовь ко мне, пусть не сразу, но через несколько лет…

– Ну перестань, что ты! – Я протянула руки, Кимка шагнула вперед, и мы крепко обнялись. – Напротив, ты заменишь ему целый мир, и с каждым годом ваша связь будет все крепче!

– Ага, прожить бы еще эти несколько лет, – отступая, шмыгнула носом Кимка.

– Все обойдется, вот увидишь. Я уверена, что та всадница тут уже не объявится… если вообще Орлик с ней еще не разобрался.

– Ага, она-то, может, и нет, а что насчет этой Конрад? Она же по уши втюрилась в Вилли, ты заметила?

Я пожала плечами:

– Это, конечно, бросается в глаза. Но и можно понять: они ведь из одного мира, для Инги он олицетворяет какие-то добрые воспоминания… которые, надеюсь, у нее все же имеются.

Подруга скептически склонила голову набок, прищурила глаза:

– А ты изменилась, Данка. Ищешь ей оправдания, анализи-ируешь! Раньше бы просто чихвостила вместе со мной нахалку, которая лезет по-наглому в чужие отношения.

Я невесело хмыкнула. Конечно, изменилась, стала старше на целую жизнь, пусть и короткую, на целое материнство. На боль потерь и на тот неизбывный страх, который навсегда поселился в моем сердце после страшной гибели почти всех жителей Кречета, родителей и брата.


Глава пятая

Проклятие или благословение?

Мои размышления прервало появление на кухне Вилли. – Дана, тебе надо отдохнуть и еще подлечиться до вечера, – напомнил он.

– Ага. – Я вяло стекла с табурета. Наверняка этим двоим не терпелось остаться без лишних глаз. – Только если я высплюсь днем, то как усну ночью?

– Об этом можешь не волноваться, – улыбнулся парень.

Ну понятно, захватил аптечку из Блишема.

– А палатка отдельная у меня будет? – напомнила я капризным голосом.

– Конечно, две поставим. Я буду с Сашей.

– Ну ладно тогда. Все, иду к себе морально готовиться.

Меня, само собой, останавливать не стали, так что я вернулась в свою комнату, к которой уже успела привыкнуть, и забралась с головой под одеяло. Там в темноте некоторое время проглядывала в телефоне новости соцсетей, но ничего интересного не обнаружила, да и что мне теперь все эти новости! Чем ближе вечер, тем сильнее потряхивало от волнения, пересыхало во рту. Сегодня я буду в Навии! Пусть совсем ненадолго, но окажусь так близко к дочери. Буду на поляне, где когда-то переломилась моя судьба. От одних мыслей об этом голова шла кругом.

Я думала о Параклее, вспоминала самые важные и волнующие моменты нашей с ней недолгой совместной жизни. Как страшно было, когда после появления на свет малышка долго не подавала голос, и мне, только вынырнувшей из вязкого небытия, хотелось умереть прежде, чем кто-то решится произнести ужасные слова. А потом вдруг она завопила так громко, мощно, торжествующе. Но даже после этого мои испытания не кончились, потому что новорожденную взяла в руки водная варгана, которая прежде колдовала надо мной, своими текучими прикосновениями оживляя и освежая мое измученное тело. Теперь же ей предстояло оглядеть девочку и вынести приговор: не вселилась ли в малышку старая, уже жившая прежде душа. Таких детей сразу отправляют в Таргид, для мирного Блишема подобные симбиозы – опасность. Родители при желании могут последовать за своим ребенком, но я никогда не слышала про такие случаи, этих детей спешат вычеркнуть из памяти. Но я знала, что никогда не смогу этого сделать. А варгана все глядела и глядела в личико ребенка, и моя кровь постепенно превращалась в лед. Наконец она положила младенца мне на грудь – это значило, что все в порядке…

Тихий стук в дверь заставил меня подскочить – я едва не свалилась с кровати.

– Кто там?!

В дверь бочком протиснулся Дятлов, поинтересовался:

– Ты чего так кричишь, Богданка?

– Нервы, – пояснила я коротко. – Не обращай внимания. Когда там Вил будет давать нам инструкции?

– Наверно, уже после моего возвращения.

– А куда ты собрался? – Только тут я заметила, что Сашка уже и куртку натянул. – Я думала, ты со мной побудешь до вечера.

Как-то все же обидно стало: я с ума схожу от волнения, а никому и дела нет, все занимаются своими делами. Наверно, Сашка мой посыл уловил, сделал еще пару шагов вперед. Присел на край кровати и взял мои руки в свои ладони, твердые и прохладные.

– Представь, я бы сам хотел именно того же. Но мне нужно проведать маму, что-то мне не понравился ее голос по телефону.

Я мигом устыдилась своих эгоистичных обид и спросила:

– Твой отец… он никак не угомонится, да? Обижает ее?

Дятлов с самым мрачным видом тяжело повел плечами:

– Бесится от безделья, ну и матери достается, да. Я же сейчас не могу участвовать в этих его квестах.

– А он не понимает, что ты не в состоянии бегать с перевязанной рукой?!

– Да понимает, конечно. Просто он болен, Данка, и ничего с этим не поделаешь. Не владеет собой. Может, и пытается, а потом срывается все равно.

– Ладно. – У меня имелось свое мнение о таких вот болезнях, но я не собиралась им делиться. – Напоминаю еще раз, что моя квартира сейчас пустует. Почему бы твоей матери там не пожить?

Сашка мигом заледенел лицом, и я пожалела, что не перевела разговор на что-нибудь другое. Но ответил он нормальным голосом:

– Ага, только там полиция постоянно шныряет, тебя стережет.

– Меня, а не ее. Не в этом же дело, верно?

Тут уж Дятлов отпираться не стал:

– Не в этом. Думаешь, мне Вилли не предлагал вариантов, вплоть до покупки дома в любой стране мира? Для него это вообще семечки. Но я как-то сам привык справляться. Вот побываю в этом вашем мире, подниму на дороге пару камешков – и проблема решена, верно? – добавил он своим обычным насмешливым тоном.

– Ага. Я тебе про эти камешки обязательно напомню. Надеюсь, хоть это мне позволено сделать?

– Это можно, если вдруг забуду. Ладно, Данк, побежал я. За пару часов управлюсь, а там уж начнем готовиться к вечернему мероприятию.

Поцеловал меня в краешек рта и был таков. Я разочарованно вздохнула, снова натянула одеяло по самую макушку и уснула незаметно для себя самой. Разбудили меня жара и духота. Я поскорее ногами отпихнула подальше от себя легкое, но очень теплое пуховое одеяло, скатилась с кровати и подбежала босиком к окну. Распахнув створки настежь, жадно втянула носом и ртом влажный аромат нагретой земли, уже засыпающих, но вдруг разбуженных веток, тающего снега. Обманчивое ощущение жары мигом исчезло, так что я снова приволокла к окну кресло-мешок, прихватила одеяло и устроилась с видом на закат. Прикрыла глаза, но веки все равно заливал багрянец.

Что-то стремительно пронеслось за окном, еще и еще раз. Я открыла глаза и недоуменно захлопала ресницами: на подоконнике, тесня друг дружку, рассаживались рядками совсем маленькие птички с бело-синими головками и желтыми грудками, заполошно крутились на месте, чирикали и поклевывали друг дружку, отвоевывая пространство. Они в спешке заполняли подоконник и карниз, как студенты аудиторию, словно не замечая, что я тут сижу на расстоянии вытянутой руки от них. Вроде и были встревожены, но старались не показывать этого… Ну, или мне так показалось.

– Эй, вы чего это? – спросила я негромко, чтобы не пугать птичек еще больше. – С курса сбились? Но вы же вроде не перелетные…

«Лазоревки, – пробудилось в моей памяти название. – У меня жила пара таких птичек, когда я была Деей. Их Орлик для меня поймал».

Стоило мне мысленно произнести это имя, как снова бросило в жар. Я уже понимала – что-то назревает, что-то непременно случится прямо сейчас. Скинула с себя одеяло, и птички восприняли это как давно ожидаемый сигнал, потому что дружно устремились ко мне, облепили плечи, кто-то самый нахальный пристроился даже у меня на макушке. Теперь они разом успокоились, знай себе распевали и наводили марафет с таким невозмутимым видом, словно я была их любимым деревом, защитой и гнездом одновременно.

– Орлик, – прошептала я, дыша глубоко и медленно, – где же ты?

А потом уселась боком на подоконник и перекинула ноги наружу. Птички сидели как приклеенные, пока я неловко, на животе, сползала вниз, на ощупь искала выступ под окном, на котором стоял прошлой ночью Сашка. Но, едва я оказалась на земле, лазоревки брызнули в разные стороны с облегченным писком, рассеялись среди деревьев.

Солнце слепило, пришлось отойти за ближайший ствол. Я лихорадочно снова и снова оглядывала просторный сад и наконец увидела: за полянкой с причудливым прудиком, прижавшись спиной к железной ограде, стоял человек. Лица против света я разглядеть не могла, но разве не узнала бы его в любой толпе? Кажется, я закричала, всплеснула руками и бросилась к нему.

Когда между нами осталось шагов десять, я вдруг застыла, прижала руки ко рту. Орлик, сложив руки на груди, опирался о забор спиной и одной ступней. Смотрел на меня в упор, внимательно, без улыбки. Я попыталась сделать еще шаг и вдруг ощутила такой болезненный удар прямо в сердце, что дыхание прервалось и я села на жухлую траву, закрыла голову руками.

Когда Орлик подбежал, я просто захлебывалась слезами. Вся горечь несбывшегося, все поруганные мечты, моя жизнь, мое прошлое, моя любовь – разом накатили и захлестнули. Орлик подхватил меня на руки, спросил испуганно:

– Дана, что произошло? Я тебя испугал? Тебе плохо?

– Я Дея, Дея, – только и смогла выговорить я.

И увидела, как щеки и лоб его заливает смертельная бледность, в глазах рождается смятение. А в следующий миг он прижал меня так крепко, что я ничего уже видеть не могла, только жадно вдыхала родной запах, поражаясь тому, как хорошо помню его. Разве не так пахла кожа моего любимого в тот день, когда я украсила его волосы цветами под жарким солнцем, на поляне в Навии?

– Так ты вспомнила, – выдавил он, едва справляясь с голосом. – До своего совершеннолетия. Да, я слышал, такое бывает. Но не ожидал…

– Я вспомнила, – шепотом подтвердила я.

Орлик завертел головой, прикидывая, куда меня посадить, не нашел, поэтому просто поставил ногу на плетенный из веток бортик пруда, а на нее усадил меня, лицом к себе. Стянул куртку и бережно накинул мне на плечи. Кажется, мне еще никогда не приходилось видеть его таким растерянным. Блуждая взглядом по моему лицу и волосам, он хрипло спросил:

– И что же теперь, Дея?

– Я не знаю, – забормотала я. – Я ничего пока не знаю.

– Черт, я миллионы раз представлял, как это будет, когда ты все вспомнишь, а вот сейчас не соображаю, что делать и что говорить.

– Я с ума сходила, думала, что ты умер, – укорила я его, понемногу приходя в себя. – Почему ты так долго не давал о себе знать?

– Дея, если бы я знал, что ты вспомнила! Но я не знал. Собирался появиться, когда разберусь с кое-какими проблемами, но особо не спешил, потому что думал, что буду таким же опасным чужаком для тебя, как прежде, да и другим не особо в радость.

– Но ты ведь приходил, разве нет? Ты бывал у дома?

Орлик не стал отпираться:

– Бывал. Приходил посмотреть на тебя, пока ты болела. Ну и проверить, все ли в порядке.

– Ага, подглядывал, а трудно было хоть раз стукнуть в окошко?! Записочку оставить? – В негодовании я ткнула Орлика кулаком куда-то в плечо, но тут же похолодела от ужаса, потому что он дернулся и глухо застонал. – Ой, прости, прости меня! Я совсем забыла про рану! Как она, кстати?

– Заживает, – все еще сдавленным голосом ответил он. – Да неважно, не думай об этом. Извини, что не стукнул в окошко, ты была такая слабая, все время спала.

– Но ты и вчера приходил, – пробормотала я и ощутила, как жаркой волной заливает лицо.

– Приходил, – без всякого выражения в голосе подтвердил Орлик.

Значит, знает, что я целовалась с Сашкой уже после того, как вспомнила его. И что теперь говорить, как объясняться? От растерянности я снова тихонько заплакала, а Орлик погладил меня по лицу, отирая слезы, приглаживая растрепавшиеся волосы.

– Не надо, Дея. Не плачь, родная моя. Я поклялся себе, что ничего не разрушу в твоей новой жизни, ничем ее не усложню. Я искал тебя столько жизней и привык надеяться даже на малое, на то, что мы пересечемся однажды на дни или на часы. Но у меня хватит времени на то, чтобы попросить у тебя прощения.

Меня моментально прошиб холодок, от напряжения во всем теле заныли мышцы.

– За что?

– За то, что тогда уехал и оставил тебя на поляне. Влез в авантюру и уже не смог вернуться… А тебе пришлось принимать такие непростые решения.

Я удивилась немного – думала, речь пойдет совсем о другом, о том, что случилось тогда во дворце. Пожала плечами:

– Наоборот, ты всех нас спас. Ведь они все равно пришли бы однажды, сукры-охотники, налетели бы на ничего не подозревающих людей.

На страницу:
5 из 7