Навия. Проклятие

Дети были так измучены, что есть совсем не могли, хотя яства выглядели и пахли изумительно. Но пришлось некоторое время, жалобно переглядываясь, делать вид, будто они поглощают пищу, – иначе ими бы занялись слуги.

Наконец кормление закончилось, и детей на носилках разнесли в разные стороны. Зима с Годимом оказались в одной комнате, богато украшенной, ковры здесь были даже на потолке. Уже были заботливо расстелены две кровати с множеством перин и подушек, но дети до них не дошли, рухнули на пушистый ковер. Поначалу они даже говорить не могли, но потом Зима простонала:

– Знаешь, когда мама меня мыла, всегда казалось, что она попутно наказывает меня за проступки, о которых только подозревает. Теперь-то я вижу, что ошибалась!

Она со стоном попыталась развязать многочисленные атласные ленты и перевязки своего одеяния, но только еще сильнее их затянула. Так же вышло и с волосами, заплетенными в сотни тонких косичек и собранными в подобие того замка, в котором находились дети.

Годим только вздохнул: как бы хотел он сейчас оказаться дома!

– Нужно как можно скорее бежать отсюда! – объявила девочка. – Вот только как? Гадкая варгана, почему она не помогла нам? Ведь мы принимали ее в своем доме как дорогую гостью!

– Думаю, она сделала для нас все, что могла, – заступился за природного духа Годим. – Подсказала, как мы должны себя вести, и посоветовала выбираться из Ашера поскорее.

– Вот интересно, каким образом? Если даже мы сумеем убежать, то путь все равно будет лежать через Хаваим, и нас снова схватят.

– Значит, должен быть другой путь. Зима, ты ведь догадалась, кто были те дети?! – взволнованно спросил мальчик.

– Какие-то раскормленные бездельники. А что?

– Нет! Это дети-монеты! И мы теперь – одни из них!

– Что?! Быть не может! – Девочка в сильнейшем испуге вскочила на ноги. – Но ведь в Ашере нет Смертных Теней. Зачем им такие дети?

– В мирное время местные обитатели общаются с жителями Брита и Блишема, покупают у них еду и все необходимое – ведь здесь огонь не служит людям, и поэтому они почти все такие бедные и злые. И что они могут предложить в обмен? А за ребенка-монету можно получить все что угодно.

– Понимаю, – медленно проговорила Зима, опускаясь на колени. – Значит, чем быстрее нас с тобой решат использовать по назначению, тем лучше. Хозяин отвезет нас в Брит, и там мы уже проявим свои дары и сбежим. Замечательно!

– Да, но могут пройти годы, прежде чем хозяин обменяет нас, – покачал головой опечаленный Годим.

– Можно ускорить! Вот попробуем пару раз сбежать, он устанет разыскивать нас и решит избавиться поскорее…

– Не выйдет, Зима. Дети-монеты ценятся тогда, когда они покорны и равнодушны ко всему на свете, даже к собственной судьбе. Хозяин не посмеет предложить знатному обитателю Брита строптивые монеты. Нас просто запрут в каком-нибудь подземелье, будут там держать и откармливать, покуда не станем смирными.

– Да, твоя правда. – Это был один из тех редчайших случаев, когда Зима прислушалась к словам брата. – Тогда, наоборот, нам придется прикинуться покорными и равнодушными, так?

– Так, но едва ли нам удастся превзойти тех, кого мы видели только что…

Девочка помолчала, вновь признавая правоту брата, но вдруг воскликнула:

– Ох, Годим, у тебя рука посинела!

Мальчик посмотрел на свои руки: с левой все было в порядке, а вот правую он так крепко сжимал в кулак, что она и впрямь потеряла чувствительность и привычный цвет. Тут Годим вспомнил про существо, которое вложила ему в ладонь варгана напоследок. Мальчик всеми силами пытался не потерять подарок, пока его мыли, одевали, причесывали. Но, возможно, бедное существо уже мертво, ведь во время мытья он держал кулак под водой.

Мальчик осторожно разжал онемевшие пальцы. Подарок варганы был жив, он так и заметался по ладони, стараясь найти себе укрытие. Теперь-то Годим разглядел его получше: у существа было прозрачное змеиное тельце длиной с указательный палец мальчика, круглая голова и совсем крошечные ручки, которыми оно сейчас закрывало то место, где у людей бывает лицо, и издавало при этом жалобные звуки. Годим догадался, что существо плачет, и немедленно проникся к нему сочувствием. Но тут сестра, на коленках подобравшись поближе, схватила существо двумя пальцами, и оно немедленно распалось на половинки.

– Что ты творишь?! – в ужасе закричал мальчик. – Ты убила его!

Он отдернул ладонь подальше от сестры, но, кажется, обошлось: разорванные половинки тут же стеклись, соединились. А бедное создание заметалось еще энергичнее, ища убежища и не находя его.

– Я знаю, что это такое, – заявила девочка, вытирая пальцы о пышную парчовую юбку. – Это вода, ручеек. Непонятно, зачем его дала варгана, какой от него прок. Но поглядим, вдруг на что и сгодится.

Она взяла золотую коробочку с откидной крышкой, лежавшую среди сладостей на одном из расставленных на ковре подносов, вытряхнула оттуда какие-то благовония, промыла водой из кувшина и поднесла брату. Тот осторожно переместил туда ручейка, который тут же забился в угол и обхватил голову руками. Годим закрыл поплотнее коробочку крышкой и сунул в карман зеленых бархатных шаровар.

Глава третья

Пусть хоть что-то останется прежним…

Сквозь сон я ощутила, как чьи-то теплые пальцы смыкаются вокруг моего запястья, нежно щекочут ладонь, и проснулась с отчаянным воплем:

– Орлик?!

Но рядом с моей постелью испуганно замерла Кимка, лицо – встревоженное и виноватое.

– Богдашечка, это я. Прости, что разбудила, но ты так долго спишь, мне прямо страшно стало за тебя. А я обед приготовила, все жду и жду…

Я рывком села, помотала головой, огляделась – вообще не помню, как тут вчера оказалась. И кто раздел меня до трусиков и футболки, не Вилли же… надеюсь. Комната уютная, с песочного цвета стенами, с двумя арочными оконцами, сейчас плотно занавешенными. Бежевый шерстяной ковер на полу, шкаф и журнальный столик, в каждом углу – по изящному бра с разноцветными плафонами. Лампа над головой круглая, словно клубок из зеленых нитей.

Около кровати я заметила кресло-мешок мятного цвета с кошачьими мордочками и немедленно переползла туда с постели, потому что спина ныла и нужно было срочно изменить положение. Кимка тем временем раздернула занавески, и я увидела за окнами подстриженные деревца – шары и колбаски на палочках, еще не слишком облетевшие, зеленовато-бурые. Эта осень тянулась для меня целую вечность.

Силуэты деревьев уже обрели ту рельефность, которая бывает в сумерках. Ничего себе, как это мне удалось проспать весь день! Ну, ладно, не весь, темнеет сейчас в районе четырех. Понятно, почему каждая косточка болит и живот крутит от голода. Перед глазами все плывет… Я крепче обняла руками узкую часть кресла.

– Ой-ей, ты совсем бледная, оставайся лучше в комнате! – заголосила подруга, оглядев меня при тусклом свете дня. – Давай я тебе кофе принесу прямо сюда, а потом уж пообедаем, ладно?

– Ага! Насчет Сашки есть новости?

– Идет на поправку, – заверила меня Кимка. – Это с его слов. Бегу за кофе.

Было так приятно, что Кимка ухаживает за мной после всех наших с ней передряг и недоразумений. Пусть моя жизнь перевернулась с ног на голову, но отношения с любимой подругой все так же были для меня важны.

Она скоро вернулась, таща поднос, нагруженный двумя чашками кофе, множеством всяких вазочек и блюдом с упоительно пахнущими горячими бутербродами с сыром, колбасой и зеленью. Поднос Кимка поставила на кровать, а сама плюхнулась рядышком с ним на живот и подперла подбородок руками, не сводя с меня глаз с каким-то особым, непонятным мне выражением.

– Что, гимназия побоку сегодня? – прочавкала я, предварительно запихав в рот половину бутерброда.

Все так основательно смешалось в моей голове, даже забыла, что подруга давно уже на больничном. Кимка прыснула:

– Сегодня же воскресенье, но ты, понятное дело, дни недели не наблюдаешь. А с понедельника я возвращаюсь в родной класс. Ох, Богданка, как подумаю, что теперь буду там без тебя и без Вилли, лучше сразу умереть!

И она со стоном уткнулась лицом в одеяло. Свободной рукой я провела по блестящим волосам подруги и тоже загрустила. Как никогда в жизни мне в этот момент захотелось отправиться в школу, как будто я обычная девчонка семнадцати лет и в моей жизни не случилось ничего необычного. Но, похоже, даже лучшая подруга исключала для меня такую возможность.

– А где вообще Вилли? – спохватилась я.

– Поехал в больничку проведать Саню.

– Эй, почему без меня?! – Я возмущенно подпрыгнула, едва не перевернув поднос, на край которого неловко оперлась, пытаясь встать. – Трудно было разбудить?

– Нет-нет-нет! – вцепилась в меня подруга, не давая спустить на пол ноги, будто я могла дать деру в одном белье. – Тебе нельзя там появляться, Дятлов еще утром позвонил и предупредил. Там полицейские просто мечтают с тобой пообщаться и выведать подробности, кто стрелял, где и почему. Сашке что, он глазки закатит, от него тут же все отстают. А тебе никак нельзя!

Ясно, я на нелегальном положении. Как не вовремя! Вилли, конечно, попытается разузнать об Орлике, но невыносимо ожидание и бездействие. А Кимка, не обращая внимания на мой удрученный вид, уже вовсю меня тормошила по другому поводу:

– Данка, ну давай же, расскажи мне все-все-все! Это просто в голове не стыкуется, поверить до сих пор не могу: моя подруга из другого мира, да еще королева!

Я закатила глаза от такого беспардонного перевирания фактов:

– Кимка, да у тебя все спуталось в голове, бедняжечка моя! Я как раз из этого мира, то есть была из него… когда-то очень-очень давно. И уж точно не королева, никаких королей там нет, только Властитель, он же творец и создатель. Вот твой парень определенно из того мира, да еще и сын Властителя!

– Ну это тоже круто, – удовлетворенно кивнула моя подруга, словно иначе в ее жизни и случиться не могло. И снова потребовала: – Так, Данка, приступай уже к делу! В смысле рассказывай, что ты вспомнила из той своей жизни!

Сначала я хотела отказаться под каким-нибудь основательным предлогом, например, сказать, что голова страшно болит, – Кимка мигом отстала бы. Даже страшно было касаться пластов памяти, разом обрушившихся на меня, как сырой песок из ковша, и грозивших взорвать мой несчастный мозг. Но потом вдруг показалось, что это не такой уж плохой вариант – рассказать подруге о Дее. Может, мне удастся найти в воспоминаниях хоть крошечку себя? Я устроилась в кресле поудобнее и начала говорить…

К концу моей истории мы обе сидели зареванные, Кимка еще и чуть пальцы себе не сломала от переживаний. Едва я замолчала, она с кровати протянула руки и крепко меня обняла. Шикарное постельное белье оказалось безнадежно испорчено все-таки перевернувшимся подносом.

– Господи, Даночка, сколько же ты всего пережила! Или мне теперь называть тебя Деей?

– Не надо, – слабо дернулась я в объятиях подруги. – Я не чувствую себя ею… пока еще.

– Но ведь ты все так хорошо помнишь, будто это случилось только вчера. А скажи, – Кимка отползла назад, с тревожным любопытством заглянула мне в лицо, – ты очень его ненавидела?

– Кого?!

– Ой, ну этого Властителя вашего, отца Вилли! Это ведь ужасно, когда тебя насильно берут замуж, а ты в придачу до безумия любишь другого!

Я задумалась, а Кимка испуганно затихла. Только через пару минут мне удалось подобрать нужные слова, и впервые, кажется, я не о ком-то другом рассказывала, а говорила о себе:

– Нет, Ким, я не испытывала к нему ненависти. Скорее, иногда ненавидела себя, но это было в первые годы брака. Понимаешь, когда я узнала, что на самом деле ожидало нас в том мире и что Орлика, скорее всего, уже нет в живых, – я будто душой умерла вместе с ним. Все, что мне оставалось, это принести хоть какую-то пользу моему народу и надеяться на скорейший уход туда, где Орлик, возможно, будет ждать меня. Когда я узнала об условии Властителя, то поначалу пришла в ужас. Но потом поняла: вот то, что я могу сделать для своих соплеменников. А если Властитель окажется жесток и требователен, тем лучше, его гнев сведет меня в могилу быстрее, чем моя скорбь. Но все оказалось иначе: Гамелех был добр и терпелив со мной, и это было невыносимо… поначалу. Потом я родила дочь и тогда же узнала, что внутри была, как в те времена говорили, гнилой. Не знаю, может, сейчас это лечится на раз, но по тем временам смерть моя и младенца была неизбежна. И тогда, сложись все иначе, уже Орлику предстояло бы принять муку и скорбь, которые я ему точно не желала. А в Блишеме нас с трудом, но спасли. Я не спускала с рук малышку, упивалась ее красотой, а ведь она была копией своего отца, Властителя. Мне больше не хотелось поскорее умереть – снова было для кого жить. Так что все это очень непросто, понимаешь?

Кимка завороженно кивнула, потом ее губы растянулись в лукавой ухмылке.

– Вот так и знала, Данка, что кое в каком опыте ты меня опередишь.

– Фи, Кимка, ну как не стыдно такое говорить! – задохнулась я от возмущения.

– Ой, вот только древнерусскую скромницу из себя не строй! Крыть-то нечем, и замужем ты побывала, и ребеночек имеется. Ужасно хочется увидеть твою дочку. Вилли говорит, она очаровашка… О, Вилчик вернулся!

Что-то там расслышав в глубине дома, она метнулась прочь из комнаты. А вот у меня от вчерашнего грохота и воплей слух, похоже, здорово просел. Одной в комнате было неуютно, я снова перебралась на кровать, натянула одеяло до подбородка из-за внезапного озноба. Вдруг у Вилли плохие новости?

Они скоро появились вместе: румяный с улицы Вил обнимал Кимку за талию. Он улыбался, но выглядел измученным, похоже, ночью ему не удалось толком отдохнуть. Наверняка переживал и думал о Блишеме. Лично для меня этот город не стал любимым домом, но я знала, как дорожат тамошние обитатели своим миром, как бесконечно преданы Вечному городу. Как только Вилли угораздило стать искателем меня и влипнуть в такую заварушку?!

– Есть известия? – От тревоги язык не желал двигаться нужным образом. – Как там Сашка?

Увы, это не был первый по важности вопрос для меня. О самом главном я спрашивать даже не смела.

– Он в порядке, – ответил Вил, метнув на меня такой взгляд, будто видел насквозь. – А вот врачи точно находятся под внушением насчет Орлика, расходятся в своих показаниях. У меня нет сомнений, что он жив.

Я задохнулась от счастья.

– Саша передает тебе пламенный привет, – продолжал он невозмутимым голосом свой отчет. – Чувствует себя лучше с каждой минутой, особенно после того, как я контрабандой пронес ему склянку с нашим блишемским снадобьем.

– Колдовское зелье? – встрепенулась Кимка.

– Нет, просто целебный препарат на основе растений-эндемиков нашего мира. Александр полон решимости исцелиться уже к вечеру, хотя я уговаривал его не шокировать врачей. И так уже слишком много внимания к себе привлекли.

Я понуро съежилась на постели:

– Меня ищут?

– Скажем, тобой настойчиво интересуются, особенно твоим местонахождением.

– Значит, домой мне тоже нельзя теперь?

– На ближайшее время твой дом здесь, – заверил меня Вилли и обвел рукой комнату. – Составь список того, что тебе нужно: одежда, предпочтения в пище и питье, словом, все, что мне стоит знать. И я постараюсь – мы с Линой постараемся, – чтобы тебе тут жилось хорошо и спокойно.

– Ну да, ты постараешься, конечно, – протянула я уныло. – Спасибо. Только мне еще нужно в гимназию ходить. Если останусь жить в этом мире, куда я без образования-то?

– Я буду после школы заниматься с тобой, – тут же вызвалась Кимка. – А Вил будет нас обеих всяким точным наукам учить, в которых я ни бум-бум, к экзаменам натаскивать.

– Диплом же мне на дом не принесут… – начала я и осеклась, вспомнив, что Дея не ныла по куда более серьезным поводам.

Ну что ж такое, опять я потеряла себя. Или еще не до конца нашла?

Вилли смотрел на меня очень серьезно, как будто обдумывал проблему, но потенциальное решение пока было ему не по вкусу. Потом проговорил осторожно:

– Появление Орлика – а я уверен, что он скоро объявится, – могло бы здорово нам помочь. С его талантами он без труда добьется того, чтобы тебя оставили в покое люди из полиции, ты бы смогла вернуться в гимназию… С другой стороны, мы не знаем, что у него на уме и почему в твоих воспоминаниях он убил тебя. Конечно, мог бы помочь и любой другой всадник, многие ради тебя согласились бы прийти в этот мир без надежды вернуться назад, но…

– Что ты, не надо! – вскричала я с таким ужасом, словно он уже посылал мысленный призыв какому-то неизвестному мне всаднику. – Я из-за тех-то ребят успокоиться не могу. Конечно же Орлик объявится и все сделает как нужно. Знать бы только, где он сейчас. Почему убежал из больницы? Вилли, ну ты хоть что-то еще разузнал о нем?

Парень задумчиво кивнул, и я даже вскрикнула от нетерпения и волнения.

– Ночью я отправил сукра на поиски. Пролетая над рощей, расположенной между моим бывшим домом и шоссе, сукр обнаружил там бездыханное тело. Человеческое. Я съездил туда, чтобы сделать пару снимков. Показал Саше, и он подтвердил: именно этот парень сидел в отделении полиции, когда следователь повел себя так непредсказуемо. Предположительно это всадник из той пары, о существовании которой мы знали. Девушка прежде уже нападала на Орлика.

– Покажи мне, – робко попросила я.

Но Вил категорично мотнул головой: нет. Наверно, боялся, что узнаю кого-то знакомого по тем временам, когда я была Деей.

– Внешних повреждений у парня нет, – продолжил Вил. – Значит, он встретился с Орликом и проиграл ему схватку. А если бы неизвестный добрался до моего дома, куда явно направлялся, то едва ли кто-то из нас был бы сейчас жив.

Я поразилась тому, как спокойно Вил это сказал, а Кимка порывисто вздохнула и вцепилась в его ладонь.

– Но где же сейчас Орлик?! – почти выкрикнула я. – Почему, разобравшись с парнем, не объявился в доме? Раз знал, что мы там держим оборону?

Вилли пожал плечами:

– Этого сказать не могу. Адрес мой он знал, из парня наверняка вытянул нужные сведения… но там еще могла быть та девушка, всадница…

– Господи! – простонала я, враз накрытая липким ужасом.

Та гадина ведь уже ранила Орлика, неужели во второй раз… В глазах начала сгущаться мгла, а голоса стали затухать и отдаляться.

– Но следов крови там не было, я каждую травинку проверял! – докричался до моего меркнущего сознания Вилли. – Скорее Орлик сумел обезвредить всадницу первым или вынужден был убегать от нее. Бесполезно тут гадать.

Но моя подруга, похоже, не собиралась ставить точку в обсуждении темы.

– А может, он просто прячется от нас? – задумчиво произнесла она. – В смысле от Даны.

Мы уставились на нее, я – в немом изумлении, Вил – вопросительно приподняв бровь.

– Ой, ну вы чего, это же очевидно. – Кимка обвела нас насмешливым взглядом, словно дивясь нашей наивности. – С той девчонкой он мог на раз справиться: просто изменил ей память – и до свидания, дорогая, – заявила она с поразительной уверенностью, словно знала всадников куда лучше нас обоих. – Добрался до дома Вилли, оценил ситуацию, понял, что его помощь больше не требуется, и решил пока не объявляться. Понятно почему, да?

– Нет, – хором ответили мы.

– Да вы как маленькие, в самом деле! Орлику нужна только Дана, верно? Он мог понять, что к ней вернулась память, прикинуть свои шансы. Да, она его вспомнит, но и Сашку не забудет. Да, Орлик ранен, но и Санек – тоже. Но Дятлов в больнице, с ним все под контролем, а Орлик – неизвестно где! В результате из-за кого ты больше волнуешься и сходишь с ума?!

– Из-за Орлика, – пробормотала я убитым голосом.

– Ну вот, а ему только этого и нужно. Мой папа называл такой расклад «последний шанс».

– Дядя Сережа? – Я совсем растерялась, не понимая, он-то с какого боку проскочил в наш разговор.

– А ты знаешь других моих пап? Когда он был в нашем возрасте, то решил для себя, что девушка может не понимать своих чувств к парню, особенно в наше время, когда головы молодых забиты всякой чушью. И если она отвечает отказом, то надо испробовать последний шанс: смертельно заболеть или исчезнуть. Но! Только после того, как признался в своих чувствах. Тогда девушка заволнуется: поклонник пропадает! – и проявит интерес, придет в больницу, побежит в полицию, словом, будет переживать из-за него и в какой-то момент обнаружит, что влюблена по самое не хочу. Вот если и этот способ не поможет, тогда все, пиши пропало. Поэтому, прежде чем сделать маме предложение, папуля тщательно подготовился, навел справки, как довести себя до смертельной – но не совсем – болезни или бесследно исчезнуть и какое-то время жить на нелегальном положении.

– И какой вариант пригодился ему в конечном счете? – озадаченно спросил Вил, который, похоже, не ждал ничего подобного от своего потенциального тестя.

– Никакой! – гордо вскинув голову, объявила Кимка. – Потому что мама сразу ответила ему «да»!

После недолгой паузы я сказала:

– Все это очень интересно, но Орлик не стал бы… он никогда не был особо хитрым.

– Дан-ка! – всплеснула руками подруга. – Он же прожил пару десятков жизней, очень даже нелегких, и как минимум одну из них – на Земле. В смысле в нашем мире, а у нас тут быстро учатся всякому-разному. И он точно будет использовать все возможные способы, чтобы заполучить тебя. Хотя лично я, конечно, на стороне нашего Сашки, – сочла нужным уточнить она.

От Кимкиных слов меня бросило в жар. Только сейчас я осознала, что моего прежнего Орлика больше нет. Он живет еще в моей памяти, хотя сам, вероятно, давно забыл себя прежнего. В этот миг я отдала бы всю свою вторую жизнь, только бы вернуться в то утро, когда я стояла босыми ногами на мшистом холмике и махала рукой любимому, а он уезжал прочь во главе дружины на своем великолепном Балабане и старался смотреть только вперед, но сам все поворачивал и поворачивал лицо в мою сторону. Это было наше последнее счастливое воспоминание.

Потом были еще две встречи – совсем другие, вспоминать их горько и страшно. Возможно, тогда Орлик уже возненавидел меня. Может, и здесь, в этом мире, его ведет одно желание – убить меня еще раз, утолить свою горечь и обиду. А то, что защищал, – понятное дело, и хищник сперва отгонит конкурентов, чтобы спокойно заняться загнанной и парализованной от ужаса добычей.

Кимка подошла к кровати и попыталась взять меня за руку, но я почти отпихнула ее с хриплым воплем:

– Оставьте меня! Оба!

Вилли мгновенно сориентировался, обхватил Кимку за талию и утащил за дверь. Я уткнулась лицом в подушку, краями ее заткнула уши. Но все равно еще какое-то время слышала обиженные восклицания подруги и низкий рокочущий голос Вила. По счастью, мне удалось уснуть снова, прежде чем я окончательно расклеилась.

Ближе к ночи стало ясно, что мой организм все же не переварил полеты над городом, падения на землю и прочие потрясения. Ужин Кимка принесла мне в комнату прямо в постель. Потом я снова заснула и проснулась уже утром с сильнейшей головной болью и наглухо заложенным носом. И это было не так уж плохо: не пришлось просить прощения у друзей за срыв, а можно было просто лежать и принимать от них вкусную еду, литры теплого чая и заботу. Целыми днями я валялась на кровати, укутавшись по горло и бездумно таращась на экран ноутбука, а сама без конца все думала о том, что же мне теперь делать.

Ясно пока лишь то, что нужно как можно скорее побывать в Блишеме. Увидеть Параклею и освободить ее от страшных уз. Лишь бы моя дочь не возненавидела меня за эти века неволи, но вряд ли я буду ей теперь хоть немного нужна. Она давно привыкла обходиться без меня, ей нужно наверстывать целую жизнь. А я… думаю, останусь все же в этом мире, как-нибудь окончу школу. Возможно, воспоминания о той, первой жизни, со временем отойдут на второй план и не будут жечь меня раскаленным железом. Я смогу быть Богданой… Смогу жить, даже если Орлик никогда больше не вернется. У меня все-таки останется Сашка.

С Дятловым я каждый день разговаривала по какому-то левому телефону, который передал ему в больницу Вилли. Я волновалась о нем, но совсем не хотела говорить о себе и, едва он сворачивал на эту тему, постыдно симулировала приступ кашля. И с каждым днем наши разговоры становились все короче, короче… Вот сегодня он и вовсе не позвонил. Конечно, он же всегда видел меня насквозь.

Я уже шла на поправку, но от слабости снова заснула сразу после ужина, а проснулась, когда дом уже погрузился в тишину и мрак за окнами сделался непроницаемым. Вдруг я ощутила, что мне не хватает воздуха и хочется как можно скорее открыть окно, чтобы вздохнуть полной грудью.

В первый миг от счастья оборвалось сердце – показалось, что желание это внушенное, и значит… Но нет, мне в самом деле было душно, «сомлела под одеялом», как сказала бы мама. Я осторожно сползла на слабые ноги, постояла, держась за спинку кровати и постепенно обретая равновесие. Потом, как на лыжах, докатилась на мягких подошвах тапок до окна, толкнула створки, и они распахнулись легко и беззвучно, и не внутрь, как все окна, а наружу почему-то. Воздух, пахнущий еловой хвоей, окутал меня прохладой, очень мягкой для ноября. Я ладонями оперлась о подоконник, преступно высунулась из окна по пояс – я так пару раз делала в детстве, когда не хотела идти на выписку и в школу, один раз мама меня даже застукала…