Чёрная книга

Еще раз глянув наверх, Эдвин развернулся и направился в верхний двор, на ходу здороваясь со знакомыми. Здесь все было, как прежде. Добрых два десятка человек занимались кто чем перед странноприимным домом: несли воду в кожаных ведрах, складывали возле стены какие-то доски, тут же несколько женщин стирали в больших деревянных корытах. Со скотного двора доносились поросячий визг и куриное кудахтанье. Солнце палило с безоблачного неба, нагревая булыжник и иссушая вялые пучки травы, торчащие из щелей.

В верхний двор вела извилистая крутая лестница, сложенная из больших грубо обтесанных плит. На каменной скамье у ее подножия сидел послушник по имени Соил, хмурый парень лет двадцати – с того момента, как в монастыре появились многочисленные беженцы, здесь постоянно кто-то находился в качестве привратника, чтобы не пускать любопытствующих гостей во внутренние помещения аббатства.

Соил кивнул в качестве приветствия.

– Брат Эльфин ждет тебя, – сказал он, махнув рукой в сторону небольшого одноэтажного дома, по всей видимости, служившего жилищем ризничему.

Кивнув в ответ, Эдвин ступил на площадь, с интересом озираясь – до этого он никогда сюда не поднимался. Двор был раскален летним солнцем и пуст: третий час – в миру время до полуденной трапезы, – только еще приближался к своей середине, и все монахи находились на работах.

Прямо перед юношей высился монастырский храм, древний, как сам Сидмон, сложенный из огромных поросших мхом камней, с колоннами в два обхвата по всему периметру и полукруглой крышей прямо над тем местом, где главный неф пересекался с поперечным. Это место, как уже знал Эдвин, называлось «средокрестием», поскольку все храмы в Корнваллисе, за исключением разве что самых крошечных, строились в форме креста. В апсиде, северной оконечности каждой церкви, всегда располагалось святилище Аира, Великого Судии, в восточном трансепте – Инэ, а в западном, прямо напротив последнего – Белара. По обе стороны от храма, лепясь к скале задними своими стенами, теснились домики, а слева Эдвин заприметил очередную каменную лестницу, которая вела в следующий двор.

Юноша замедлил шаг, с любопытством вглядываясь в узкий проулок. Насколько он мог судить, именно с того двора переписчики попадали в скрипторий, находившийся уровнем ниже. Наверное, решил Эдвин, с тыльной стороны здания есть дверь, которую он не заметил в темноте.

– Тебе не туда! – строго крикнул Соил, вновь указав пальцем на каменное строение справа от храма.

Эдвин мысленно чертыхнулся. Похоже, ноги сами понесли его в сторону скриптория. Виновато пожав плечами, он зашагал к дому ризничего.

Ступив за порог, юноша остановился, привыкая к полумраку – даже ставни на окнах были закрыты, скорее всего, для того, чтобы не давать проникать внутрь жарким солнечным лучам.

– А, Эдвин! Заходи.

Эльфин сидел за небольшим столиком спиной к входу. Этот стол с табуретом, скамья возле стены и простая деревянная кровать составляли всю обстановку. Обернувшись, монах приветливо кивнул.

– Садись. Ты выглядишь взволнованным.

– Да, отец.

Ризничего Эльфина Эдвин уважал здесь больше всех. Уважение возникло у него еще в первое утро после прибытия беженцев в Сидмон. Брат Мадауг выстроил всех в ряд и принялся распределять работы. Здесь не принято жить нахлебником, заявил он. Вот тогда-то и начались первые склоки. А почему меня драить кастрюли, кричал один, пусть Ифор драит. А чего я, вопил в ответ Ифор, мне сказано – кирпичи класть, это и буду делать. И так далее и тому подобное. Келарь в ответ рычал и ругался, грозя выкинуть всех спорщиков за ворота. Все утихомирилось только благодаря Эльфину, случайно оказавшемуся на дворе перед странноприимным домом. Как у него это получилось, Эдвин так и не понял: ризничий просто говорил что-то тихим голосом, легко кивал – и люди замолкали сами собой. Поворчали еще немного, но уже как-то беззлобно, скорее по привычке, и послушно разбрелись по двору – кто с мастерками и молотками, кто с ведрами, кто со щетками – чистить скотный двор.

Темно-красная ряса Эльфина всегда была безупречно чиста, подбородок гладко выбрит. Морщинки по краям глаз собирались в сеточку, тонкие губы улыбались успокаивающе, когда он со вниманием выслушивал своего собеседника, распространяя вокруг умиротворение и чувство уверенности – так, словно ты разговаривал с мудрым убеленным сединами старцем. При этом ризничий совсем не был старым, хотя сказать, сколько ему лет, Эдвин затруднился бы. Лицо Эльфина могло принадлежать и тридцатилетнему, и пятидесятилетнему человеку.

Наверное, дело в чем-то другом, думал всегда Эдвин. В каком-то потаенном знании, которое светилось в глазах монаха.

Немного путаясь в словах, Эдвин принялся торопливо рассказывать ему событиях последнего получаса. Ризничий слушал его, не перебивая.

– Н-да, – задумчиво произнес он наконец, – этот человек быстро сработал.

– Так вы тоже думаете, что это не случайность?

Эльфин невесело улыбнулся.

– Не знаю. Но в данном случае будет правильнее ожидать худшего. Убийца до сих пор не пойман.

– А я-то подумал, раз меня выпустили из тюрьмы, значит, его нашли, – несколько растерянно пробормотал Эдвин.

Монах положил руку ему на плечо.

– Ты догадливый мальчик. И верно понял, зачем тебя держали взаперти. Но… тебя выпустили только потому, что в дальнейшем заточении уже нет смысла. Неделя уже прошла, а дело не сдвинулось ни на шаг.

– Так вы верите мне? Что это не я? И что я ничего не крал?

Эльфин кивнул.

– Конечно. И не только я, но также брат Мадауг. И даже Селиф, отец-настоятель, был вынужден согласиться с нашими доводами. События той ночи слишком очевидны. – Ризничий помрачнел. – Как очевидно и то, что виновник произошедшего все еще находится в монастыре.

– Как?..

– Уже неделю ни монахов, ни новициев, ни конверзов не выпускают за ворота Сидмона. И это, кроме прочего, означает, что похищенная книга тоже спрятана где-то здесь.

– А что это за книга?

Вместо ответа Эльфин встал и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов взад и вперед по комнате. Наконец он остановился и внимательно посмотрел на Эдвина.

– Будь ты монахом или хотя бы послушником, – сказал он, – ты, наверное, имел бы право знать, отчего пострадал. Но в твоем нынешнем положении тебе это без надобности. Достаточно будет сказать, что из-за этой книги убили человека. И хотели убить тебя, если мы верно понимаем причину падения печной трубы. Но скажи мне: смог бы ты узнать того, кто ударил тебя? Каков он?

Эдвин тяжко вздохнул.

– Ну… у него обычный голос. Мужской. И он на полголовы выше меня.

– Да, это мы уже знаем. Ты ведь рассказывал об этом брату Мадаугу. Но, может быть, что-то еще?

Эдвин уныло покачал головой.

– Было темно. Но… послушайте меня, отец. Я ведь довольно высок. Много ли здесь монахов выше меня ростом?

– Ты стоял на возвышении возле кафедры? Или уже спустился вниз?

Эдвин задумался.

– Не помню. Я очень испугался окрика этого человека.

– То-то и оно. А можешь ли ты точно сказать, стоял он на возвышении или возле тебя?

– Нет. – Эдвин расстроено развел руками.

Эльфин кивнул.

– Вот видишь… Он может быть выше тебя, или ниже, или одного с тобой роста. Получается, что мы не знаем ничего. Кроме одного, пожалуй… что он относительно молод и ловок.

– Почему?

Монах улыбнулся.

– Выйди отсюда и посмотри на строения монастыря сверху. Они стоят так тесно, что можно довольно легко перебраться с одной крыши на другую. Но в моем возрасте, например, я все же не рискнул бы изображать из себя горного козла.

Эдвин замолчал на минуту, задумавшись.

– И что же теперь делать?

– Тебе – только одно. Сходи в трапезную, поешь что-нибудь. Скажи брату Марку, что я разрешил. А потом возвращайся ко мне. Нас ждет отец Селиф.

– Зачем? Я ведь ничего не смогу добавить.

– О, отец-настоятель – очень мудрый человек. И иногда видит то, что сокрыто от людских глаз. Он может помочь тебе вспомнить такие вещи, которые ты сам вспомнить не в состоянии.

Слегка подивившись, Эдвин поднялся со скамьи.

– Отец Селиф – святой? – спросил он.

Ризничий улыбнулся.

– Можно и так сказать. И вот еще что, – добавил он, как только Эдвин ступил на порог, – будь добр, приведи себя в порядок. Неделя в карцере не пошла тебе на пользу.

– Пожалуй, – согласился Эдвин, – только я, с вашего позволения, пойду помоюсь в озере. Вода для купания здесь… не очень.

Монах снова сел за стол.

– Хорошо. Но прошу тебя – будь внимателен. И постарайся успеть до девятого часа.

Эдвин кивнул и вышел за дверь.

Глава 3. Гвендилена

Зелень была свежая и настолько густая, что саму тропинку Эдвин нащупывал почти что наугад, срывая по дороге землянику. Заросли жимолости, караганы и шиповника окружали его со всех сторон, а на самом берегу к живительной влаге клонили свои раскидистые ветви ивы-великаны. Воздух наполняли ароматы ягод и осиное гуденье.

Узенькая дорожка, петляя меж валунов и густого кустарника, выходила прямо к озеру. Не к тому, где обычно набирали воду для монастыря, а к одному из самых дальних, почти у подножия каменных шпилей, увенчивающих гору Сидмон. Место было очень красивое и, что Эдвину особенно нравилось, уединенное. Почти со всех сторон вокруг озерца высились скалы, покрытые бородатым мхом, а с одной из них с невероятной высоты тоненькими струйками падал водопад, разлетаясь брызгами, сверкавшими в солнечных лучах всеми цветами радуги.

Еще на подходе Эдвин принялся развязывать тесемки куртки, предвкушая освежающее купание – особенно после жары и пылищи на монастырском дворе. Озерцо было неглубоким, по шею, не больше, а вода в нем всегда холодновата, но в любом случае гораздо чище и приятнее той, что имелась в самом аббатстве: в огромных осклизлых бочках, и нередко – с слегка плесневелым запашком.

Юноша наклонился, зачерпнув пригоршней прохладной водички, и тут же отпрыгнул в сторону, спрятавшись за кусты. На том конце озера под падающими струйками воды спиной к нему стояла женщина. Она повернулась и, на ходу отжимая мокрые волосы, направилась к берегу, осторожно ступая по камням. Да это ж Гвендилена, нервно подумал Эдвин. Та самая девушка из Талейна, жена бортничего сына.

Он видел ее несколько раз в монастыре, то на скотном дворе, то во время стирки, но так ни разу к ней и не подошел.

Сделав несколько шагов по мелководью, Гвендилена остановилась, вдруг прикрывшись руками и глядя прямо на кусты, за которыми он сидел.

– Дурак, – негромко произнесла она. – Отвернись.

Вот олух я, мелькнуло в голове у Эдвина. Он поднялся, пряча глаза и лихорадочно пытаясь что-нибудь сообразить.

– Платье дай.

Юноша мысленно обругал себя. Тоже мне, хорош охотничек. Сначала человека не заметил, и только сейчас обратил внимание на то, что прямо перед его носом на ветках висит одежда. Пялился на голую бабу, как мальчишка. Не глядя, Эдвин протянул ей платье.

– Извини, – буркнул он, – не заметил я тебя. Сам здесь всегда купаюсь, и ни разу никого не видел.

– Да ладно, – беззлобно сказала Гвендилена и минуту спустя добавила: – Все. Можешь поворачиваться.

Девушка сидела на валуне, отряхивая ноги от песчинок. Исподлобья внимательно на него посмотрела.

– Тебя ведь Эдвином зовут?

Он кивнул, покусывая губу.

– А ты – Гвендилена.

Тоненькое холщовое платье облепило ее мокрую фигуру. Заметив быстрый взгляд Эдвина, девушка скосила глаза вниз и чуть смутилась. Груди у нее были небольшие и крепкие, четко обрисовывающиеся под намокшей тканью. Эдвин смутился в свою очередь. Красивая. А он и не заметил поначалу. Хотя… и случая-то, собственно, пока не представлялось, чтоб рассмотреть. Глаза большие, изумрудно-зеленого цвета, а губы – алые. И, кажется, все же не его возраста, а немного постарше. Лет, наверное, девятнадцати или около того.

– Я… пойду, – нерешительно произнес он. – Или, хочешь, я тебя провожу?

Гвендилена покачала головой.

– Сама дойду. Но ты же, вроде, купаться собирался?

– Э-э… да.

Эдвин потоптался на месте. Девушка улыбнулась, показав белые мелкие зубки.

– Да не смущайся ты так. Женщин ни разу не видел? Я уйду сейчас.

Эдвин закусил губу, не зная, что еще сказать. Гвендилена, как будто задумавшись, сидела, слегка наклонив голову, и сушила копну своих темно-рыжих, с медным отливом волос, перебирая их руками.

– Запашок от тебя, однако, – вдруг фыркнула она, – будто неделю не мылся.

Эдвин пожал плечами.

– Да так оно и есть, собственно.

– Ну да. – Гвендилена кивнула. – Слышала про тебя. Весь нижний двор только о тебе и толковал. Потом, вроде, поуспокоился народ, после того, как Мадауг объявил, что ты не виноват ни в чем, сам пострадал. Расскажешь, как там все случилось? Интересно мне.

– Хорошо. Только попозже, вечерком. А сейчас торопиться надо, брат Эльфин ждет.

– Договорились.

Гвендилена подняла руки и принялась заплетать косу. Руки у нее были тонкие и одновременно округлые; в глазах промелькнули искорки, когда она поймала очередной взгляд Эдвина.

– Слушай, – вдруг произнесла она, – если решишь уйти отсюда, возьмешь меня с собой?

Юноша опешил.

– С чего ты взяла, что я уходить собираюсь?

– Мне так кажется, – пожала плечами девушка. – Я ж видела, как ты по дороге в Сидмон домой рвался.

– Хм… – Эдвин уселся на валун. – Я не решил пока.

– Да ладно тебе. – Гвендилена улыбнулась. – Видно же, что монастырская жизнь не по тебе. Только слепой не заметит.

– А ты, похоже, следила за мной.

– Ну да. Без товарища мне отсюда бежать несподручно. Одной, что ли, по дороге брести? Далеко не забреду.

– И куда же ты собралась?

– Не знаю. В Талейн бессмысленно возвращаться. Нет Талейна, говорят.

– А как же Трир? Муж твой?

По лицу Гвендилены пробежала тень.

– Никак. Скорее всего, нету уже его. Я солдат расспрашивала: там камня на камне не осталось. Все повыжжено. Ни одной живой души.

Эдвин помрачнел. Взглянув на него, девушка сочувственно положила руку ему на плечо. Ладонь у нее была мягкая и теплая.

– Извини. Но я думаю, что твоих тоже нет.

Эдвин молчал, угрюмо глядя на круги, разбегавшиеся по воде. Немного погодя он поднял на нее глаза.

– Скучаешь по нему?

Гвендилена неопределенно повела плечами.

– Не знаю. Я ж сама первый раз его только в день свадьбы увидела. А из тех двух недель, что вместе прожили, он половину в лесах пропадал. Но, наверное, да. Жаловаться грех. Добрый, даже не ударил меня ни разу.

– Понятно. – Эдвин тяжко вздохнул. – Я все же попробую своих найти. Отец у меня, хоть и не такой вояка, как раньше, но в обиду так просто себя не даст. Если его в герцогский замок не отправили, то, может, в лесу схоронился. Еще сестричка у меня есть, Айб. Отец болен, не может за ней ухаживать. Когда все это случилось, я в городе по делам был, а ее Сирвинам на попечение оставил. Знаешь их? Дом у них на восточной окраине.

Девушка покачала головой.

– Нет. Я мало кого в Талейне знала. Не успела еще. Так, только по лицам. Тебя вот, например, заметила.

– Почему?

Гвендилена хмыкнула.

– Не скажу. А большая сестренка-то?

– Пять лет. Так вот: Сирвинов тут нету. Похоже, в другое место угнали. Это тоже хочу узнать. А тебе, наверное, в Брислен надо? У тебя ж там родители, вроде?

– Никогда. – Гвендилена упрямо поджала губы. – Даже если живы они. Мачеха там у меня. С двумя своими дочками, а отец только блеет, когда ее видит. Сам рассуди: кому я там нужна? Вдовушка молодая, да без приданого? Они и так рады были, когда со своей шеи меня спихнули. Думаю куда-нибудь подальше от этих мест уйти. Подальше от них и от войны.

– Куда же?

– Может, в Лонхенбург. Город, говорят, большой, а прислуга везде требуется.

– Экая ты… решительная.

Девушка улыбнулась.

– А как иначе? Иначе пропаду. Да и не будут меня тут долго держать. Кому баба в монастыре нужна? Утихомирится все потихоньку, а потом выпроводят меня отсюда, как и остальных женщин.

– Пожалуй… – Юноша поерзал на валуне.

– То-то и оно.

Гвендилена встала, оправляя платье. Ростом она была на полголовы пониже Эдвина. Прядка рыжих волос упала ей на лоб; девушка забавно на нее дунула. Очень красивая, снова подумал Эдвин. Кожа шелковистая. Губы такие… спелые, что ли. Стройненькая. Даже под этим мешковатым платьем видно. Она была босиком; узкие маленькие ступни заканчивались аккуратными пальчиками.

– Ну, как? Возьмешь?

Юноша нерешительно взглянул ей в лицо.

– Я… я подумаю.

– Хорошо.

Она легонько потрепала его по голове, вновь смешливо фыркнув.

– Не бойся. Обузой не буду. Может, даже сгожусь на что.

Эдвин посмотрел на нее, раскрыв рот. Гвендилена весело расхохоталась. И, подобрав юбку, принялась быстро взбираться по тропинке. Дойдя до пригорка, обернулась и, улыбнувшись, помахала ему рукой.

Эдвин еще долго сидел на валуне, раздумывая о Гвендилене. Эта девушка его ошеломила. Размышлять о том, возьмет он ее или не возьмет, даже не приходилось. Конечно, возьмет. А вот как раз о том, почему «даже не приходилось», он и раздумывал.

Эдвин привык ощущать себя взрослым человеком, знающим себе цену. Он неплохо умел стрелять из лука, мог приготовить при случае обед, починить все, что угодно, по хозяйству, рубаху заштопать – в общем, самостоятельный парень, с руками и головой. Не какой-нибудь виллан – свободный, и этим обстоятельством Эдвин всегда гордился. Его дед по отцовской линии был солдатом на службе у деда нынешнего герцога Беркли. Правда, рану получил, вот и пришлось службу оставить. Но за преданность свою получил немного денег и право налоги не платить.

Свободный. Такой же, как и герцог, или даже сам король. Могу идти куда хочу, и делать, что хочу.

Да и внешне совсем не урод. Высокий, худощавый. Эдвин замечал, в особенности в последние год-два, что девушкам он небезынтересен. Несколько раз юноша задерживался до утра на деревенских праздниках в Талейне, и вниманием обделен не был, так что, в общем, непонятно, что его останавливало.

Нет, не девичья неприступность. И Айрис, и Гринна, к примеру, очень откровенно к нему ластились, просто он не мог заставить себя относиться к женскому полу с такой же легкостью, как, например, его приятель Рибе. Тот был мешковат и рыжеват – ничего особенного. Но подружку какую-нибудь на сеновал затащить – это для него раз плюнуть.

А Гвендилена – другое дело, не то, что Гринна или Айрис. Просто красавица. У него аж дыханье перехватило, когда ее увидел. Даже руки задрожали, будто украл чего, но он никак не мог заставить себя не смотреть на нее. И хуже всего, что она, похоже, это заметила. И, может, даже не во внешности дело. Очень она живая. И веселая. Смешливая такая, и тоже делает, что хочет. А язычок у нее острый, сразу видно. И ежели он ее с собой не возьмет, то заслужит только презрение. Вроде как забоялся, или просто не захотел девушке помочь.

Эдвин тяжко вздохнул и, сбросив одежду, полез в воду.

*      *      *

– Вот он!

Раздавшийся с пригорка крик заставил Эдвина обернуться. Он уже стоял на берегу, завязывая штаны. Продираясь через кусты, к озеру быстро спускались несколько человеческих фигур: монахи и трое солдат из тех, что остались в монастыре.

– А ну, руки подними! – грозно рявкнул один из солдат; другой прицелился в него из арбалета.

– Эй, эй, – обескуражено произнес Эдвин, выставив перед собой ладони, – в чем дело? Я иду уже. Брат Эльфин сказал же, что до девятого часа…

Солдаты окружили его со всех сторон.

– Брат Эльфин, значит… мерзавец.

– Да в чем дело?!

В ответ один из них древком копья больно ткнул юношу в спину.

– Гаденыш… руки ему свяжите.

Запястья Эдвина туго стянули веревкой; другой ее конец солдат намотал себе на руку.

– А ну, давай, вперед.

Всю дорогу монахи – их было двое – шли быстро, не оборачиваясь. Эдвин попытался пару раз спросить, что же все-таки произошло, но, заработав еще несколько тычков копьем, угрюмо замолчал. Его сапоги из мягкой кожи остались на берегу, и босые ноги с непривычки быстро покрылись ссадинами и порезами от острых камешков и колючек.

Реакция людей на появление Эдвина в нижнем дворе его потрясла. Никто не работал. Народ толпился кучками, что-то бурно обсуждая. Увидев юношу, все замолчали. Но ненадолго. Шквал воплей обрушился на него:

– Негодяй!

– Мерзавец!

– Кто бы мог подумать!..

– Убийца!!!!

В Эдвина полетели камни, а кто-то из толпы изловчился ударить его кулаком. И как раз по ссадине на голове, заставив охнуть. Солдаты распихивали людей в стороны, освобождая дорогу, но, казалось, не хотели делать ничего для того, чтобы защитить его от побоев.

Брат Мадауг стоял прямо у них на пути, расставив ноги и уперев руки в бока. Юноша ринулся к нему и крякнул от боли, когда веревка впилась в запястья.

– Скажите, что случилось?!

Толстый келарь, хмуро глянув на Эдвина, сплюнул себе под ноги.

– Надеюсь, боги простят меня… – И с этими словами он наградил Эдвина сильнейшей оплеухой, разбив его губы в кровь. Затем развернулся и зашагал в сторону кухни. – За мной.

Эдвина отвели в то же подземелье, откуда он вышел сегодня поутру, но в другую камеру. Она была побольше, так же без окон и с десятком ржавых железных колец, вделанных в стены; с некоторых свешивались толстые цепи.

На правую руку Эдвина надели кандалы; Мадауг запер их небольшим замком. Солдаты вышли первыми, а келарь принялся возиться с дверью.

– Скажите, прошу вас… – Из губы текла кровь, а голова, казалось, трещала по швам. – Что случилось? Брат Эльфин ведь сказал мне, что все знают, что я не виновен…

Обернувшись, Мадауг гневно посмотрел на юношу.

– И поэтому ты его убил?

Глаза Эдвина ошарашено расширились. Келарь презрительно фыркнул.

– Теперь уж не отвертишься.

С этими словами он вышел из камеры. Замок щелкнул, и Эдвин остался в кромешной темноте.

– Стойте!

Ответа не последовало, и Эдвин различил лишь шум удаляющихся шагов да затихающие разговоры солдат.

Поначалу в мыслях царила полная неразбериха, но кое-что он быстро уразумел. Брата Эльфина убили. Очевидно, после того, как Эдвин вышел от него и отправился на озеро. Убийца понял так: раз Эдвина отпустили, значит, он смог оправдаться и, скорее всего, что-то рассказал ризничему. Может быть, даже о том, как этот убийца выглядит. И расправился с монахом, как только Эдвин ушел. А Соил видел, как Эдвин заходил к Эльфину, да и Мадауг знал, что он туда идет.

Теперь ему ни за что не доказать, что он невиновен. Все думают, будто это он убил Эльфина, а значит, в скриптории, скорее всего, был сообщником. Или даже не сообщником, а наверное, все же это он убил Гвилима, а рану получил в борьбе с ним.

Эдвин сидел на полу, привалившись спиной к холодной осклизлой стене, и пытаясь унять дрожь. С потолка мерно капала вода.

Нет, все это ерунда. Не сходится ничего. Ведь до этого Эдвин почти неделю сидел в камере, а преступник разгуливал на свободе. Значит, убийца должен понимать, что Эдвин ничего не знает и не сможет рассказать, как тот выглядит. Иначе бы убийцу тут же схватили. А раз так, что Эдвин мог рассказать Эльфину? Ничего. Так зачем же Эльфина убивать? Они должны это понять. Он должен все объяснить, хотя бы брату Мадаугу.

А что именно объяснить?

Поняв, что окончательно запутался, Эдвин ударил себя кулаком по лбу.

А-а-а!!! Он чуть не закричал, ужаснувшись собственной догадке. Так затем убивать, чтобы свалить вину на него, Эдвина. Они думают, что ризничий допросил его и каким-то образом прознал о правде, и Эдвин тут же его убил.

Да. И пошел купаться на озеро. О боги, какая чушь: ни один преступник в здравом уме не стал бы спокойно плескаться в водичке в миле от места убийства.

Но это ему не поможет. Все уверены, что он просто сбежал, и его у озера настигли. Проклятье.

Эдвин попытался успокоиться, вздохнув полной грудью.

Поиски настоящего преступника на этом прекратятся. Они уверены, что уже его нашли. А что дальше? Его повесят, как пить дать. А перед этим будут пытаться узнать, куда он дел похищенную книгу. А поскольку он ничего не скажет, его даже, наверное, будут пытать.

Эдвин нервно вздрогнул.

Чего ж тогда ждут?

Ну да, это понятно. Монахи людей не вешают. И не пытают. Не по их части такие дела. Для этого нужен представитель местной власти, на чьих землях находится монастырь. Скорее всего, они уже послали кого-то к герцогу. От силы день-другой, и завтра к вечеру все будет кончено. А ежели гонец на лошади, то и того скорее. Его повесят. Повесят. А перед этим еще пальцы щипцами пооткусывают. А еще, рассказывают, пыточники такое делают…

Эдвин сидел, глядя в темноту. Тело затекло, и он попытался переменить позу. Цепь звякнула.