Вдоль белой полосы

Агата растерянно осмотрелась. Накануне вечером их собирали в школе, чтобы познакомить с классными руководителями. Поэтому своих будущих одноклассников, а их было всего двадцать два человека, – она уже знала не только в лицо, но и по имени: память у неё была хорошая. В весёлой шумной толпе она смогла заметить несколько новых знакомых и позвала родителей, пришедших проводить её в лагерь:

– Пойдёмте туда…

Но в этот момент люди со списками в руках собрались на крыльце, и один из них, симпатичный ясноглазый парень лет двадцати, громко крикнул:

– Народ! Скоро выезжаем, подтягивайтесь сюда!

Агата уже заметила, что в этой интересной школе друг к другу обращаются именно так. Народ. Такого она ещё нигде не слышала и поначалу сильно удивлялась. Но сейчас поймала себя на том, что уже привыкла к такому обращению и сразу же направилась на зов. Все собравшиеся во дворе пришли в движение, подтянулись к крыльцу. А всё тот же парень уже чуть тише объявил:

– У нас заказано четыре автобуса, по количеству отрядов. В каждом отряде по тридцать человек. Отряды смешанные: десятые, одиннадцатые, двенадцатые и тринадцатые классы в каждом. Сейчас наши учителя, они же вожатые, зачитают списки отрядов. Слушайте внимательно, а то запутаетесь. Ничего страшного в этом, конечно, не будет. Всё равно всех довезём до места, а там разберёмся. Но лучше всё же сразу попасть в родной отряд. Поэтому тихо!

Во дворе и правда стало гораздо тише.

Учителя быстро зачитали списки. Агату распределили в третий отряд. Про двенадцатые и тринадцатые классы она не поняла, но разбираться было некогда.

– Вон номер три, – сказал папа и махнул рукой за школу, где вереницей стояли четыре рыжих лобастых автобуса.

– Народ! – снова закричал кто-то. – Грузимся! Сначала вещи подавайте! Прямо в окна! А потом уже и сами!

Удивительно, но погрузка прошла быстро. Пока будущие десятиклассники пытались сориентироваться, ребята и девушки постарше открыли окна и покидали в них разномастные и разноцветные рюкзаки и сумки.

– Уважаемые провожающие! – подражая интонациям железнодорожных объявляющих, гаркнул весёлый мужской голос. – Целуйте детей и не волнуйтесь. Через две недели всех вернём живыми, здоровыми и даже поумневшими.

Было что-то в этом голосе такое, что все сразу засмеялись и принялись обниматься.

– Напоминаю всем, что сначала мы идём в поход. А в лесу телефонов нет. Поэтому дети позвонят вам только через три дня. Так что не нервничайте! – Тот же голос сделал последнее объявление и скомандовал:

– По машинам! Через пять минут отправляемся.

И действительно, ровно через пять минут – Агата ради интереса засекла по своим часикам – двери автобусов с шипением закрылись, и они один за другим поползли из школьных ворот на дорогу.

Агата помахала маме и папе, чувствуя, что, хотя сердце и сжимается от грусти, всеобщее весёлое возбуждение сказывается и на ней тоже. Неожиданно ей показалось, что скоро обязательно случится что-то хорошее.

Глава шестая

Взрослая жизнь. Он

Как только ни встречаются люди, чтобы потом пройти по жизни рядом какой-то промежуток времени. Никита встретил Лику в обстоятельствах, вполне подходящих для начала мелодрамы. Тридцать первого декабря он с длинным списком продуктов, выданным ему мамой, отправился в магазин. Оставалось перейти неширокую дорогу, когда на его глазах резко вывернувший из двора «Москвич» сбил девушку. Никита кинулся к ней. К счастью, пострадала незнакомка не очень сильно, была в сознании, но «скорую» вызвать всё же пришлось. Подоспевшие дворники вытащили из машины не слишком твёрдо державшегося на ногах водителя, а Никита в это время снял куртку и посадил на неё плачущую девушку.

Вокруг собирались сочувствующие и любопытствующие, но Никита почему-то запомнил не эту заинтересованную толпу, а испуганные глаза девушки и бутылку шампанского, которую один из зевак держал подмышкой, и которая то и дело выскальзывала оттуда, падала на асфальт, но при этом каким-то чудом не разбивалась. Уже начавший отмечать праздник хозяин бутылки подбирал её, снова совал под мышку, и всё повторялось.

– Где больно? – краем глаза наблюдая за очередным полётом бутылки, спросил Никита.

– Нога… – простонала девушка сквозь слёзы. – Очень болит…

– Потерпите немножко, сейчас врачи приедут… – Никита протянул пострадавшей носовой платок и сел так, чтобы она могла облокотиться на него. – Так лучше?

– Да. – Девушка уже больше не плакала. – Не уходите, пожалуйста. Подождите, пока «скорая» не приедет. Мне с вами спокойнее.

– Конечно, – пообещал Никита. Я вас не брошу здесь одну.

– Спасибо. – Она слабо улыбнулась.

«Скорой» и сотрудников ГАИ не было долго, уже успела приехать старшая сестра пострадавшей девушки, которой позвонил один из свидетелей происшедшего. За это время Никита с Алей – так представилась раненая – успели чуть ли не подружиться. Девушке было больно и страшно, и Никита, сидя на корточках рядом с ней и поддерживая её под спину, взял Алю за руку и расспрашивал её о жизни, учёбе, друзьях, увлечениях, чтобы хотя бы немного отвлечь от боли.

Примерно через полчаса Аля радостно воскликнула:

– А вот и Лика!

Старшая сестра Али выскочила из подошедшего автобуса и кинулась к ним. Упав на колени, она принялась ощупывать и теребить девушку. Аля поморщилась и попросила:

– Ликуша, пожалуйста, немного полегче. Больно…

– Конечно-конечно, – заплакала Лика и притянула сестру к себе. – Как же так? Ну, как же так? И сидишь тут одна! На холоде!

– Да я не одна. Со мной с самого начала Никита. Он мне и куртку свою постелил…

– Ой, и правда! – обрадовалась её сестра. – Как же я сразу не заметила! – И она засмеялась сквозь слёзы.

Никита удивился такой быстрой смене настроений, но посчитал её естественной в нервной ситуации. В этот момент наконец-то добралась до них «скорая помощь». Но всё время, пока врачи осматривали пострадавшую, Аля искала глазами Никиту и улыбалась ему сквозь вновь подступившие слёзы.

Потом они вместе ехали в «скорой» в больницу. Лика умолила врача позволить Никите сопроводить их. Её слёзы и несчастное умоляющее лицо тронули доктора. Буркнув:

– Ладно, в честь праздника… – он ушёл в кабину, а Никита забрался к девушкам.

В итоге продукты для праздничного стола пришлось покупать уже в сумерках. А когда наконец Никита пришёл домой, и взволнованные долгим отсутствием сына родители увидели его грязную куртку, пришлось ещё долго успокаивать их – другой зимней верхней одежды у него не было – а потом битый час отстирывать куртку в тесной ванной. Но всё же Никита справился, а родители к этому времени успели накрыть на стол и успокоиться. Так что происшествие не омрачило семейного празднования.

Утром первого января неожиданно заявился в гости школьный приятель Славка Мокроусов. Он уже давно бросил техникум, в который поступил после школы, и ходили слухи, что катится под откос. Славка, которого Никита помнил беззлобным весёлым парнем, и правда явно долго и с душой праздновал, вид имел какой-то неопрятный и облезлый. Вместо привычной добродушной улыбки Никиту он приветствовал нервной ухмылкой. Позвав приятеля на кухню, Никита накормил его и попытался вывести на разговор. Но тот только вяло отшучивался и вскоре ушёл. И лишь через пару часов мама заметила, что пропали часы, стоявшие на тумбочке в прихожей.

Когда она рассказала об этом сыну, Никита долго не мог поверить. Накатила вдруг страшная тоска. Он и сам уже видел и слышал от других, что многие его одноклассники после школы словно теряли ориентиры, начинали кидаться из стороны в сторону, и часто всё заканчивалось очень печально. Прошло всего три с половиной года с их выпускного, а двое из класса уже попались на преступлениях, одну из самых симпатичных девчонок постоянно видели в плохой компании нетрезвой и грязной, другая, если верить слухам, и вовсе подалась в проститутки, а ещё один парень погиб в пьяной драке. Пять человек из двадцати пяти. И вот теперь ещё Славка Мокроусов, безобидный добродушный Славка, которого Никита всегда защищал и которому помогал с учёбой. Когда он собирался поступать в институт, Славка ещё успокаивал его:

– Да ничего, Ник, не поступишь, пойдёшь со мной в «путягу». Зато там ты с твоими мозгами лучшим будешь. Получишь профессию, а потом и в институт можно.

А теперь этот Славка пришёл в гости и украл часы. Может, хотел денег попросить, но постеснялся, увидев, как скромно они живут? Ага. А украсть не постеснялся. Никите стало тошно. Чтобы отвлечься, он сел за стол и принялся готовиться к первому в новом году экзамену, назначенному на четвёртое января.

Второго января родители уехали в гости к родственникам в Белоруссию, и Никита остался один. Днём он лёг с книжкой на диван и неожиданно для себя провалился в сон. Глаза с трудом продрал уже в сумерках. Невыносимо ломило горло, слезились глаза, и совершенно не дышал нос.

– Вот и посидел часок без куртки на морозе, – сердито прохрипел Никита и поплёлся на кухню искать, чем подлечиться.

Короткий зимний день начал клониться к раннему вечеру, когда раздался звонок в дверь. Ожидая увидеть кого-нибудь из друзей или соседей, Никита, с трудом встав с кровати, прошаркал в коридор, отпер замок и обомлел. На пороге стояла Лика, старшая сестра пострадавшей девушки Али.

– Как вы меня нашли? – удивился он.

– У нас папа в милиции работает. А фамилию вы Альке в разговоре упомянули. Да и примерно показали, где живёте. Задачка оказалась простейшей.

Лика как-то очень естественно вошла в их маленькую прихожую, будто была здесь уже не первый раз. И принялась снимать скромный тёмно-зелёный пуховик.

– Как Аля? – поинтересовался Никита.

– Ей уже гораздо лучше, перелом оказался не слишком серьёзным, – радостно сообщила Лика, сунув пуховик ему в руки и направившись в ванную. Пока Никита вешал её куртку, раздался звук льющейся воды. На чужой голос в коридор из комнаты вышла полюбопытствовать немолодая кошка Барбариска.

– Ой! У вас животные! – почему-то во множественном числе удивилась появившаяся на пороге ванной Лика.

– Да, – пожал плечами Никита, наклонился и взял Барбариску на руки, та сразу довольно заурчала. – Кошка.

– А-а-а, понятно-о, – протянула Лика, с интересом глядя на него. – Вы меня чаем не угостите?

– Конечно, – Никите больше всего на свете хотелось снова лечь в постель и чтобы Барбариска урчала под боком, но отказать девушке он не мог и, изо всех сил стараясь не показывать своего плохого самочувствия, пошёл на кухню.

Но она всё равно заметила:

– Вы болеете?

– Да простыл немного. Ничего страшного. Я от вас сяду подальше и буду дышать в шарф, чтобы не заразить. – Никита показал на обмотанный вокруг шеи длинный шарф.

– Давайте вы тогда ложитесь в постель, а я рядом посижу, – спокойно, словно они были давно знакомы, предложила Лика.

– Спасибо, не стоит. – Неожиданное предложение удивило его.

– Ложитесь, ложитесь. – Лика встала, взяла чашку с чаем, который пил Никита, и пошла в сторону комнаты. – В какой из двух вам будет удобнее?

– В маленькой, – обречённо вздохнул Никита и направился следом.

В постель ложиться он, конечно, не стал, но на диван сел. Лика тем временем уже по-хозяйски включила телевизор и устроилась рядом с ним, время от времени подавая ему чашку и следя за тем, чтобы он не забывал пить из неё.

Сначала они просто смотрели «Иронию судьбы». Никита ни о чём таком и не думал. Но в середине фильма Лика придвинулась к нему ближе и положила голову на плечо. Сразу стало ещё жарче, чем до этого, как если бы резко подскочила и без того высокая температура. Тёмные длинные волосы Лики рассыпались по руке и груди Никиты, забухало сердце, а всё происходящее в фильме отдалилось и перестало волновать.

Когда утром четвёртого января Никита собирался на экзамен, за ним неожиданно зашли братья Соколовы.

– Ник, мы за тобой!

Первым в прихожую ввалился Виктор, Лика ещё спала, но наблюдательный друг, конечно, заметил, как Никита быстро прикрыл дверь в свою комнату.

– Кто это у нас там? – вытаращил он глаза.

– Кто надо, – огрызнулся неожиданно смутившийся хозяин.

– Это хорошо, что кто надо. Но ты имей в виду, что в таких случаях необходимы смотрины, – фыркнул беспардонный Виктор. – Тебе ж сейчас гормоны в голову ударили, и ты вряд ли способен трезво оценивать действительность. А я тебя предупреждал о вреде позднего начала…

– Заткнись, – не дал ему договорить Никита.

– Да я-то заткнусь. Но ты, друг, всё же будь поосторожнее. Первые зашедшие так далеко отношения – это бомба замедленного действия.

– Вот именно, – поддакнул старшему брату Миша. – Витёк знает. Он в этих делах…

– И ты заткнись, – фыркнул Никита и не выдержал, засмеялся.

– Я не буду напоминать тебе, кто смеётся последним, – неожиданно серьёзно вздохнул Виктор. – Надеюсь, что эта пословица окажется не про тебя.

Когда до возвращения родителей осталось несколько часов, Лика вдруг засобиралась.

– Ну, мне пора. Не хочу пугать твоих раньше времени.

– Я тебя провожу. – Стараниями Лики Никита уже оправился от болезни и был благодарен ей за всё. Наверное, прав был Витёк, давно посмеивающийся над его излишне рыцарским отношением к женщинам.

– Будьте проще, лягте на пол, – шутил тот, коверкая известную фразу, и добавлял:

– Перестань рыцарствовать – и девушки к тебе потянутся.

Никиту всегда немного коробило от этого потребительского отношения к женщинам, но теперь он вынужден был признаться самому себе, что многое терял, ограничиваясь исключительно платоническими романами.

– Ты у нас позднеспелый, – поддразнивал его всё тот же Витёк. – Зимний сорт, так сказать.

– Я люблю зимние сорта, – отшучивался необидчивый Никита. – Они обычно дольше сохраняются в товарном виде.

Но вот, видимо, пришла и его пора. Случилась в его жизни Лика. За три дня, проведённые в его квартире, она не успела ни надоесть ему, ни показаться излишне навязчивой.

«Наверное – это и есть то самое», – думал он, почему-то даже мысленно не произнося при этом слово «любовь».

Поначалу Лика в его жизни присутствовала лишь вскользь, время от времени. Звонила нечасто, вместе они иногда навещали выздоравливающую Алю и гуляли вечерами. Лика тоже училась, но свободного времени, в отличие от вечно подрабатывающего Никиты, у неё было больше. Поэтому иногда она встречала его у Бауманки, и они отправлялись бродить по улицам города.

– Что ты любишь делать? – спросил её как-то Никита.

– Фехтовать, – пожала плечами Лика.

– На рапирах?

– На саблях.

– Интересное увлечение.

– Просто я ролевик. И мне это нужно.

– Кто? – не понял Никита.

– Ролевик. Ты что, никогда не слышал про ролевиков?

– Нет, а кто это?

В глазах Лики появилось безграничное удивление.

– А Толкиена ты читал?

– Начал, но не пошло. Я больше реализм люблю. Особенно военные романы.

– Дивно, – хмыкнула Лика. В её голосе послышалось явное неодобрение.

– Ты расскажи мне, – попросил Никита, который всегда старался с уважением относиться к увлечениям окружающих. – Я постараюсь понять.

– Ну-у… – протянула Лика без энтузиазма. – Попробую…

Из её рассказа Никита понял всё. И то, что есть достаточно много молодых людей, которые выросли, но продолжают увлечённо играть. И то, что люди эти на основе созданных писательским или их собственным воображением миров устраивают целые «игрища». И про костюмы, ритуалы, философию понял тоже. Не понял только одного и тут же спросил у Лики:

– Зачем?

– Что зачем? – удивилась она.

– Зачем вы это делаете? Вам что, жить скучно? Нет, я понимаю – дети. Сам в казаков-разбойников и войнушку играл. Но вы же уже взрослые.

– Игры вне возраста, – обиженно насупилась Лика. – Среди нас есть и те, кому тридцать и больше.

– Вот я про это и говорю. Ведь они же могут делать что-то нужное, полезное. А вместо этого играют или готовятся к играм, кольчуги мастерят, оружие… Разве это правильно?

Лика тяжело вздохнула:

– Ты слишком приземлённый. Давай мы съездим на полигонную игру, и ты, может быть, поймёшь.

– Хорошо, давай съездим. Может, и правда пойму, – легко согласился Никита.

Игру назначили на последние апрельские выходные. Готовиться Лика начала задолго: шила платье и чинила специальный костюм для соревнований саблистов.

– А что я там буду делать? – поинтересовался Никита, делая для Лики лёгкую кольчугу из проволоки.

– Ну, ты же не захочешь участвовать, – пожала та плечами, – значит, просто посмотришь. У нас интересно.

Никита не слишком любил большие сборища людей и удивительным образом совмещал в себе приветливость и умение общаться с любовью к тишине, одиночеству или небольшим компаниям. Поэтому на игре сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Вокруг происходило что-то не слишком понятное, да ещё все время звучали какие-то незнакомые слова. Чтобы разобраться, Никита достал из рюкзака, заранее припасённого Толкиена, сел в сторонке на поваленное бревно и принялся читать.

Читал он быстро и к вечеру первого дня уже более-менее понимал, что происходит на игре. Но теперь ему и вовсе было странно. Как ни пыталась объяснить ему уставшая и счастливая Лика, что к чему, он никак не мог уяснить: почему взрослые уже люди (подростков, которых здесь тоже было достаточно, он в расчёт не брал) предпочитают реальной жизни игру. Никита и азартным тоже никогда не был, потому что всегда считал, что в обычной жизни столько всего интересного, волнующего, увлекательного и даже раздирающего душу, что «перчить» её дополнительно не требуется.

С игры они с Ликой уезжали в недоумении: понять друг друга не получилось. Но это не стало для них проблемой. Никита по-прежнему помогал Лике готовиться к играм, но сам больше не ездил на них. Лика перестала пытаться втолковать ему то, что никак не вязалось с его картиной мира, и только сообщала время от времени:

– Я заняла третье место на соревнованиях.

Никита, который уже понимал, что речь идёт именно о соревнованиях среди ролевиков, а не между серьёзными спортсменами, тем не менее поздравлял её и радовался тому, что Лика счастлива. Иногда ему казалось, что она совсем ещё маленькая и наивная. И её непосредственная радость от незначительных побед трогала его.

Вообще жизни Никиты и Лики соприкасались мало. Их друзья и увлечения были из разных миров, они читали разные книги и слушали разную музыку. Иногда циничный Витька Соколов спрашивал:

– Ник, чего ты с ней связался? Ну да, хорошенькая, спору нет. Но ведь девчонка-то с приветом (порой характеристика бывала и гораздо более жёсткой). Ты ей не пробовал объяснять, что пора вырасти? У неё ж мировосприятие, как у подростка. А лет скоро двадцать. Она хоть в курсе, откуда дети берутся?

– В курсе, – хмыкал Никита.

– Ну-у, ты меня успокоил, – фыркал Витька в ответ. – Слушай, расстался бы ты с ней, что ли? Я тебя с отличной девушкой познакомлю. И внешне она, кстати, на твою Лику похожа. Специально подбирал такой же типаж, раз уж ты на него западаешь. Помню я, как ты мне в Минске сказал, что тебе тёмненькую подавай. Вот я и нашёл брюнетку. Хорошенькая – сил нет. Не хуже твоей Лики. Давай познакомлю, а?

– Виктор, я уж как-нибудь без тебя справлюсь, – по-прежнему невозмутимо отвечал Никита. Друга он любил и совсем на него не обижался, понимал, что тот и правда беспокоится о нём.

– Справится он, – ворчал Витя и качал головой. – Ох, не нравится мне всё это.

Другу Никита не объяснял, но сам уже понял: бросить Лику он не сможет. И уточнял сам себе:

– Она без меня пропадёт.

И правда, узнав Лику поближе, он удивлялся какой-то её невероятной, детской неприспособленности к жизни. Она не умела и не знала многого из того, что умели и знали её ровесницы. Её оторванность от мира и окружающей действительности иногда доходила до реальной оторванности от почвы под ногами: вечно она спотыкалась, падала, поскальзывалась, задевала предметы и роняла их. С тех пор как Лика однажды пришла к Никите в изорванных в клочья плотных колготках, сквозь дыры в которых были видны сильные ссадины, и объяснила, что упала на эскалаторе и пролетела несколько метров вниз на коленях, Никита стал подстраивать своё расписание под её, чтобы как можно чаще отвозить Лику в институт и встречать с занятий. Иногда это у него не получалось. И тогда Лика, совершенно не разбиравшаяся в людях, обязательно попадала в ситуации, при которых только чудом не становилась жертвой мошенников или даже кого похуже.

Как-то раз она пришла к нему с загадочным видом и с порога почти пропела:

– Посмотри-и, что у меня есть.

Никита подошёл, ожидая увидеть что угодно: от интересной книги до подобранного на улице птенца. Но в ладонях Лика согревала деревянный гребень.

– Красивая расчёска, – похвалил ничего не понимавший Никита.

– Это не расчёска, это гребень силы.

– Гребень чего?

Лика уже прошла на кухню, села и, любовно глядя на гребень, сияя, объяснила:

– Сегодня в подземном переходе ко мне подошли очень интересные люди. Они показали этот гребень и сказали, что для моих волос нужен именно он (волосы у Лики и правда были очень красивые, густые и длинные). Потому что только при помощи него, ежедневно проводя им по волосам тысячу раз, я смогу синхронизироваться с космосом.

– Лик… – начал было Никита, у которого от всего этого глаза полезли на лоб.

Но Лика недовольно поморщилась и продолжила:

– Этот гребень стоит у них десять тысяч…

Тут Никита и вовсе дара речи решился.

– Но мне они его отдали совершенно даром. Потому что их поразили мои волосы…

– И что ты дала им взамен? – вздохнул Никита.

– Абсолютно ничего. Мне всегда попадаются удивительные люди. Они видят во мне что-то такое, из-за чего отдают самое ценное даром.

«Да, деревянную расчёску за три рубля», – вздохнул Никита и поцеловал Лику. Эта её удивительная неприспособленность к жизни не раздражала его. Особенно если Лика смотрела на него снизу-вверх своими огромными просящими глазами. Да и как можно сердиться на такого ребёнка, в котором детская наивность сочетается с вполне взрослой привлекательностью?

Глава седьмая

Всё новое. Она

Едва автобус выехал на трассу, сзади кто-то заиграл на гитаре. Агата изумлённо обернулась, и тут почти все, кроме нескольких новеньких, запели. Это была какая-то не известная ей, жизнерадостная и удивительно заводная песня про оранжевого кота и апельсины цвета беж. Ко второму припеву Агата уже даже начала подпевать. Гитаристы сменяли друг друга, играя то весёлые, то лиричные песни, а голоса поющих сливались в довольно слаженный хор. Некоторые песни Агата слышала раньше, но большинство и не знала.

– А что это? – спросила она у Даши, сидящей рядом девушки с длинной косой. Они познакомились накануне, когда их собирали перед поездкой.

– В смысле? – не поняла та.

– Ну, что за песни. Незнакомые какие-то…

– Да? А я все знаю. Это бардовские песни. Ты просто, наверное, в походы никогда не ходила и в пионерских лагерях не была.

– Точно, – рассмеялась Агата, которой было удивительно хорошо ехать вместе со всеми в этом старом, громыхающем на каждой кочке автобусе, слушать, как поют ребята, и даже пробовать подпевать самой.

– Тогда понятно. В этой школе очень сильны бардовские традиции, – несколько назидательно пояснила Даша. – Моя мама директор школы в другом районе. Но там только физмат классы, а я с математикой не дружу. Вот она и подняла все связи, чтобы найти мне хорошую школу с гуманитарными классами. Ей и сказали, что это лучшая в округе. Мама меня сюда отправила экзамены сдавать, разузнала всё о школе и мне рассказала. Поэтому я подготовленная, примерно представляю, что нас ждёт.

– А-а, – протянула Агата и тут же вспомнила: – Тогда, может, ты в курсе, что это за двенадцатые и тринадцатые классы? Мы что, будем учиться дольше, чем в других школах?

– Да нет, конечно, – фыркнула Даша, – просто в этой школе так хорошо, что выпускники не уходят окончательно, а постоянно возвращаются, участвуют во многих делах, вот их для удобства и называют двенадцатым и тринадцатым классом. Школа-то новая, всего два выпуска было…

– Уф-ф, – выдохнула Агата. – А я уж испугалась…

– И совершенно зря. Говорят, здесь так хорошо, что многие с радостью остались бы ещё.

– Неужели так бывает? Моя предыдущая школа – это просто караул.

– Говорят, бывает, – понимающе улыбнулась Даша и мудро добавила: – Поживём – увидим.

Под несмолкающие песни они доехали до места. Автобусы замерли на просёлочной дороге у небольшой речушки. Ребята и учителя высыпали на обочину, со смехом обнаружив, что, оказывается, в одном из автобусов не было заднего стекла, но при этом наваленные на последние сиденья рюкзаки каким-то чудом не выпали на кочках и ухабах.