Вдоль белой полосы

Ему уже исполнилось восемнадцать, и теперь, если вдруг родители решали дождаться его и поехать на дачу вместе, за руль садился он, а не отец. И тогда Никите доставляло особенное удовольствие не мчаться по Горьковскому шоссе, хотя скорость он любил, а въезжать в их дачный посёлок и сворачивать с главной улицы на их тихую и зелёную. По ней бегали малыши, среди которых были и Кира, сестрёнка Агаты, и Снежана, племянница Мити. Иногда ребята постарше играли с ними в какие-то шумные весёлые игры, и тогда Никите невыносимо хотелось к ним, в их счастливую кучу малу.

Митя за те два года, что они были знакомы, заметно подрос, вытянулся. Круглое лицо его вдруг стало тоньше и красивее. Никите он напоминал Маленького принца. Агата тоже менялась. И Никита, приехавший на дачу после трёхнедельной институтской практики, вдруг заметил, что яркий детский купальник с розовым зайцем на животе сменил изящный синий. Агата непривычного раздельного купальника поначалу явно стеснялась. Но вскоре освоилась и стала бегать в нём, как и все их дачные девчонки, целыми днями. Смуглая от природы, она хорошо и быстро загорала и на фоне светлокожих Никиты и Мити к концу лета выглядела этакой индианкой. Митя смотрел на неё влюблёнными глазами и иногда за её спиной тихо спрашивал Никиту:

– Правда она красивая?

Никита кивал и улыбался. Агата и ему тоже казалась на удивление симпатичной девочкой. Но он изо всех сил старался не любоваться ею: первое чувство Мити было так прекрасно, что омрачать его хотя бы мимолётной ревностью Никита не хотел. Хотя, пожалуй, обожавший его мальчишка вряд ли вздумал бы ревновать к старшему другу. Но всё равно Никита влюблённость Мити берёг и всячески защищал.

А защищать было от кого. Напротив дома Агаты жили ещё два мальчика. Двоюродные братья Серёжка и Гошка были хотя и ненамного, но постарше Мити и в свои шумные игры брать тихого соседа, за которым ещё и постоянно ходила хвостиком его маленькая племянница Снежана, не хотели. Зато Агату то и дело приглашали присоединиться к ним. Она поначалу не отказывалась, и сама звала их, когда затевалась игра в вышибалы. Но вскоре Никита заметил, что всё изменилось. Агата общества Серёжки и Гошки стала явно избегать. Да и Митя сторонился их.

Самого Никиту братья уважали и при нём никогда Агату с Митей не задирали. Поэтому, чтобы разобраться в ситуации, пришлось ненадолго влезть в шкуру разведчика, что Никита и поторопился сделать, опасаясь за своих друзей.

Долго скрытно приглядывать за соседями не пришлось. Всё стало ясно в первый же субботний вечер. Уже было почти темно, когда Никита услышал, как по улице продребезжал велосипед. Это ехал откуда-то Митя. Вдруг раздался звук трения резины о бетонные плиты: мальчик резко затормозил. Никита незаметно подошёл к дому, откуда было хорошо видно, что происходит на улице. А там Серёжка и Гошка, преградив своими велосипедами дорогу Мите, негромко и глумливо допрашивали растерявшегося мальчишку:

– Ну, и откуда же едет наш женишок? Тебе что было сказано?

– Здесь не ездить, – буркнул Митя.

– А ты что? – Гошка сунул руль своего велика в руку брату, обошёл его и начал наступать на Митю, толкая того плечом.

– А я буду ездить. Это и моя улица тоже.

– Нет, ты посмотри на него, Серый! – демонстративно возмутился Гошка. – Твоя часть улицы там. – Он махнул рукой в сторону дома Якушевых, едва не задев Митю по носу. И было непонятно, специально или намеренно. – А здесь – наша. И ты здесь не ходи и не езди. Понял?! – Гошка выпятил грудь и сделал ещё один шаг в сторону оппонента.

– Но мне нужно к сторожке, – не согласился с таким разделением улицы Митя. – И я никак не смогу попасть туда по-другому. Только мимо вас.

– А придётся научиться, да, Серый? – снова обратился к брату Гошка. – Хочешь летай, хочешь круг делай и с другой стороны проходи или проезжай. Но здесь появляться не смей. А то…

Чем собирались угрожать Мите разошедшиеся братья, Никита слушать не стал. Он уже шагнул к мальчишкам, когда вдруг с соседнего участка на улицу выбежала Агата:

– А ну отойдите от него! – звонко крикнула она и подскочила к Мите, сильно толкнув подошедшего почти впритык к нему Гошку. Судя по распущенным волосам, она уже собиралась спать, но в окно их с сестрой мансардной комнаты увидела, что её друга обижают, и кинулась на помощь.

– Агата! – громким испуганным шёпотом позвала её в распахнутую створку Кира. – Иди скорее домой! Бабушка сейчас придёт и будет сердиться.

– Я сейчас! – пообещала её сестра и гневно уставилась на Гошку. Тот нехорошо улыбнулся:

– А вот и невеста явилась… – и издевательски поинтересовался: – Не запылилась?

– Тили-тили-тесто! – поддержал брата, молчавший до этого Серёжка.

Больше Никита, который, не желая смущать Митю и Агату, при появлении девочки замер в тени калины, ждать не стал и шагнул на дорогу.

– О, ребят, привет!

Серёжка с Гошкой тут же растеряли весь свой пыл, а Агата с Митей вопреки обыкновению встретили его появление не обычными радостными улыбками, а серьёзными и какими-то повзрослевшими лицами.

Никита окинул всех четверых коротким внимательным взглядом и решил сделать вид, что ничего не видел.

– Мить, ты собрался прокатиться?

– Я в сторожку, мама там костей для Багиры собрала, просила Петровичу передать.

Огромная немецкая овчарка Багира жила при сторожке, и её любили и подкармливали все дачники.

– Слушай, я с тобой. Возьмёшь меня? Хочу перед сном развеяться.

– Ага, – обрадовался Митя.

– Агата, ты с нами? Может, прокатимся все втроём? Или вы, ребят, – Никита вопросительно посмотрел на братьев, – присоединитесь к нам с друзьями?

– Мы… – замялся сдувшийся Гошка. – Нет… Нам домой пора…

– Да, пора… – поддержал его Серёжка.

А Агата каким-то незнакомым Никите отчаянно-весёлым голосом сказала:

– А я, пожалуй, составлю вам компанию! Только бабушек предупрежу.

– Мы тебя здесь подождём, – пообещал Никита и поднял глаза к окну второго этажа, в котором бледнело взволнованное личико Киры.

Увидев, что всё обошлось, она распахнула шире створку окна и помахала им рукой. Никита помахал в ответ. Настроение у него отчего-то было замечательным.

Глава пятая

От лета до лета. Она

Теперь вся жизнь Агаты сводилась к одному – ожиданию лета. И без того безрадостные школьные дни тянулись невыносимо долго. Особенно весной. Агата сама себе казалась не человеком, а ожиданием. Но оно всё же приходило, лето. И начиналась жизнь.

Никита заканчивал школу, готовился поступать в институт и приезжал на дачу реже. Но зато рядом с Агатой был его верный оруженосец Митя, готовый часами взахлёб рассказывать о друге и не замечавший, как жадно слушает его дачная подружка. А может, и замечавший, но не видевший в этой её реакции на его рассказы ничего странного. Ведь и он тоже любил Никиту и напряжённое внимание Агаты считал вполне естественным. В последний год Митя учился с Никитой в одной школе, и виделись они ежедневно. Об этих встречах мальчик и рассказывал своей подруге, а Агата благодарно впитывала каждое слово.

– А ещё его работы во всех выставках участвовали! И учился он всегда хорошо. И малышня на нём вечно виснет, потому что он мелких любит… – Сам Митя считал себя уже взрослым и на Никите не вис, хотя они иногда устраивали весёлую возню на траве или в их озере. Тогда Никита хватал младшего друга, подбрасывал вверх, а сам стремительными сажёнками уплывал подальше, спасаясь от брызг, которые поднимал сначала плюхнувшийся в воду, а затем вынырнувший Митя.

Эти ежедневные незамысловатые истории из жизни Никиты были для Агаты радостью и возможностью хотя бы так, опосредованно, быть ближе к нему. В реальности же виделись они нечасто. Агате этих редких встреч не хватало, и, когда Никита, сидя на крыльце, готовился к выпускным и вступительным экзаменам, она время от времени поднималась в комнату родителей, откуда лучше было видно соседний участок, и замирала за шторой, глядя на объект своей страстной влюблённости, почти не дыша и опасаясь только, что её позовут на улицу и ей придётся уйти и оторваться от этого зачарованного созерцания. Но, к счастью, родители и бабушки были заняты, и Агата могла подолгу смотреть на сосредоточенное любимое лицо, на державшие книгу руки и светлую чёлку, падавшую на лоб. Она любовалась Никитой и хотела бы продлить те редкие мгновенья, когда получалось, не опасаясь, что кто-то заметит, делать это. Больше всего Агату удивляло не огромное, заполнившее всё её существо чувство, а то, что она видела недостатки Никиты, но это ничего не меняло. С каждым днём она любила его всё сильнее.

Времена были непростые, и деятельные, не привыкшие сдаваться на милость судьбы бабушки Агаты решили завести кроликов. Сказано – сделано. Симпатичные ушастые звери поселились в домике, за пару дней сколоченном мастеровым дедушкой. А вот прокормом прожорливого хозяйства пришлось заниматься бабушкам и Агате: остальные члены семьи работали и бывали на даче лишь в выходные.

Места у них были не слишком травные. Уже к июлю солнце выжигало ближайшие луга настолько, что, казалось, они устланы сеном. Агата на велосипеде объездила все окрестности, пока не нашла, где можно косить траву. Низинный и от того зелёный луг был не близко, в паре километров от их дома. Теперь они через день отправлялись туда. Бабушки серпами жали траву, а Агата собирала её и туго набивала большие мешки, которые потом крепили к багажнику её велосипеда по одному, а то и по два. Так и курсировала она от луга к дому то с грузом, то без по несколько раз в день.

Не всегда поездки проходили гладко: то мешки отвяжутся, то перекосятся, то тяжёлый велосипед со съехавшим набок грузом потянет в кусты. А однажды Агата и вовсе упала в крапиву. И всё бы ничего, но день был жарким, одета она была легко, и жгучие заросли оставили свои невыносимо чешущиеся метки буквально везде. Да ещё и мешки с велосипедом упали так неудачно, что поднять их сама Агата не смогла, просто не хватало сил. Хорошо хоть в тот раз бабушки уже закончили жать траву и шли следом. Они и помогли несчастной заплаканной внучке.

И хотя в тот момент весело Агате, да и бабушкам не было, но уже на следующий день, рассказывая об их злоключениях приехавшим родителям, участницы события смеялись. Они вообще при всех сложностях умудрялись жить очень радостно и дружно. Неунывающие бабушки, детство которых пришлось на войну, умели видеть хорошее в мелочах, не поддаваться тоске и любить жизнь, и внучек своих учили этому.

Несмотря на то что с появлением питомцев работы стало больше, кроликов Агата очень полюбила. И вскоре в семье именно её уже считали главной по этим зверькам. Она прочла множество книг и статей в журналах и знала о своих подопечных буквально всё. Даже гуляя с подругой Любой, она то и дело поглядывала по сторонам, выискивая любимые кроликами кустики молочая, и, если находила, тут же срывала, чтобы потом совать бледные, с лёгким серебристым отливом листья сквозь решётку клеток, чувствовать, как резко дёргают на себя лакомство и взрослые самцы, и самки, и крохотные крольчата, и видеть, как смешно подрагивают их носики. Но именно кролики чуть не стали причиной величайшего позора своей хозяйки.

Однажды рано утром Агату разбудила взволнованная бабушка. Она вбежала в комнату внучек и позвала:

– Агатушка, вставай, у нас проблемы!

– Что такое, бабуля? – тут же проснулась Агата.

– Кролики сбежали!

– Все?!

– Нет, из нижней клетки… Где крольчата твои любимые…

Агата уже вскочила и судорожно натягивала на себя сарафан.

– А их точно не крысы утащили?

Крольчата были ещё совсем маленькими, и крупная крыса вполне могла справиться с ними. Агата читала о таком и опасалась этого.

– Не знаю, но одного я видела на соседском участке…

– Только бы не крысы! – При мысли о противных грызунах и хорошеньких, нежно-серых, породы шиншилла, крольчатах, Агате стало страшно. Она быстро слетела по крутой лестнице вниз и выскочила на улицу. Бабушка старалась не отставать, но когда она выбежала на крыльцо, её внучка уже успела домчаться до крольчатника, увидеть распахнутые настежь дверцы клетки и пустое нутро.

– Бабуля, где вы одного видели?

– Да вот там! – Бабушка махнула рукой вправо.

Забор между участками поставить ещё не успели. С других сторон он был, и туда кроликам путь был заказан, а здесь границу обозначал лишь невысокий, сантиметров двадцать, бортик длинной клумбы, любовно обустроенной мамой Никиты Кларой Петровной. С соседями семья Агаты жила дружно, и необходимости отгораживаться друг от друга не было. Но тем утром Агата впервые пожалела об этом: низкая преграда не могла стать серьёзным препятствием для шустрых крольчат, и те, оказавшись на воле, отправились исследовать соседний участок.

Агата подбежала к границе участков и всмотрелась в соседские грядки. Первую пару серых ушей она увидела сразу. Кролик сидел в морковке и увлечённо точил зубками ярко-зелёную ботву. Агата взволнованно огляделась. Был понедельник, но, как назло, накануне Никита с родителями не уехали домой, а остались на даче. И теперь Агата очень не хотела, чтобы они застали её по-хозяйски бегающей между грядок и охотящейся на почуявших свободу кроликов. Бабушка перехватила её взгляд и шепнула:

– Спят они ещё. Только семь утра, а они так рано не встают обычно…

– Ну и слава Богу, – кивнула Агата и шагнула к соседям, чувствуя себя так, словно нарушала государственную границу или шла по демаркационной линии.

Первого кролика, того самого, что устроился в морковке, она поймала быстро.

– Раз, – прошептала еле слышно, отдавая его бабушке.

– А сколько их в той клетке было? – спросила та.

– Четырнадцать… – Агата уже снова очень осторожно кралась, чтобы не вспугнуть беглецов и не разбудить соседей, по чужому участку.

Клетка для молодняка и правда была очень большой, в ней прекрасно себя чувствовали целых четырнадцать малышей, самый многочисленный родившийся у них этим летом помёт. И вот теперь тринадцать, за вычетом пойманного, крольчат бегали на воле, а Агате предстояло поймать их всех.

Поначалу ей везло, первых пятерых она умудрилась изловить довольно быстро. Но потом случилась заминка: больше ни одного кролика на участке видно не было. Агата скользила между грядок, ощущая себя ниндзя, которых она видела в каком-то фильме, когда родители водили их с сестрой в видеосалон. Боясь, что родители Никиты или – того хуже! – он сам увидят её за странным занятием, девочка то и дело поглядывала на окна хозблока, в котором, пока в доме заканчивали внутреннюю отделку, спали соседи. В очередной раз бросив быстрый осторожный взгляд туда, она вдруг заметила под крыльцом движение. Присмотревшись, поняла – крольчата. Сделав бабушкам, изнывающим от тревоги и нетерпения на границе участков, знак рукой, Агата кинулась к хозблоку.

Тот был временным, стоял на столбиках, а под ним образовалось большое пустое пространство. Именно там и сидели все девять оставшихся кроликов, в чём убедилась Агата, распластавшаяся у хозблока на животе, пересчитавшая малышей и окончательно растерявшаяся. Хозблок был довольно большим, а крольчата сидели глубоко, подобраться к ним Агата могла только с одной стороны, от крыльца. А это увеличивало вероятность быть обнаруженной в разы. Выйдет кто-нибудь из соседей из двери – и пожалуйста, она под ступенями лежит, сверкает босыми пятками.

Но делать было нечего, Агата тихонько выдохнула и поползла под хозблок. Раз за разом она ныряла вглубь, хватала за уши крольчат, делая невероятные телодвижения и ощущая себя не слишком ловкой змеёй-переростком, и выбиралась обратно. Бабушки забирали у неё беглецов и водворяли в клетку. Их внучка же снова забиралась под хозблок, с каждым разом делаясь всё грязнее и лохматее.

Когда был пойман последний крольчонок, Агата не поверила своему счастью и опрометью бросилась на свой участок. Едва она успела привести себя в порядок, на крыльце появился Никита, увидел свою соседку и поздоровался:

– Доброе утро!

Агата почувствовала привычные падение сердца вниз, дрожь в руках и слабость в ногах, но всё же смогла поздороваться в ответ и даже спросить:

– Как спалось?

– Замечательно, – светло улыбнулся ей тот, кто составлял смысл её жизни, и, когда Агата облегчённо перевела дух, неожиданно добавил:

– Только под утро всё казалось, что кто-то под полом шуршит.

– Наверное, соседские коты, – только и смогла выдавить девочка.

– Наверное, – согласился Никита и снова улыбнулся ей так, что она сразу же забыла об утренних страхах. Жизнь, когда пусть и не рядом, но всё же неподалёку был Никита, казалась ей прекрасной. Жаль только, что жить получалось лишь летом. А в остальное время оставалось только ждать.

В новую школу Агата попала случайно. Мама услышала о ней, когда экзамены уже закончились. Но Агате почему-то разрешили подойти и написать сочинение, пообещав, что если результат устроит комиссию, то её допустят до следующего этапа. И в этот раз всё получилось: сочинение Агата написала хорошо, в тот же день ей позвонили и сообщили, что она может прийти на собеседование.

В назначенное время они с мамой пришли в школу. В светлом кабинете с огромными окнами в тот пятничный вечер было много, человек шестьдесят, подростков. А в большой рекреации на стульях сидели взволнованные родители. В соседний класс ребят приглашали по одному, вызывая по списку. Агата писала сочинение позже всех, и на собеседование она отправилась последней и потому успела изнервничаться, представляя себе длинный стол и строгую комиссию за ним. Наконец позвали и её. Услышав свою фамилию, Агата быстро пересекла коридор и потянула на себя дверь. И опешила.

Не было никакого стола и комиссии. Зато за партами сидели ребята на вид ненамного старше её и несколько учителей. Агате предложили стул, повёрнутый к остальным присутствующим. Она послушно опустилась на него, радуясь, что не пришлось стоять на трясущихся ногах, и не зная, чего ожидать. Среди незнакомых людей она заметила Лилию Эдуардовну, полную учительницу с добрым лицом, которую встретила в тот день, когда только пришла узнавать, как можно поступить в эту школу, и которая пообещала расстроенной известием о закончившихся экзаменах Агате, что ей разрешат написать сочинение.

Лидия Эдуардовна тоже узнала её, улыбнулась ободряюще, и сразу стало не так страшно. Один из учителей тем временем рассказывал собравшимся:

– Народ, это Агата Князева. Очень хочет учиться у нас, успеваемость у неё хорошая, сочинение, по мнению наших словесников, она написала прекрасно. Взгляды на жизнь, судя по этому сочинению, у неё вполне нам подходящие, интересные и нестандартные. Закончила детскую школу искусств, хореографическое отделение, занималась росписью по дереву… Если у кого есть вопросы – задавайте.

Агата растерялась. Такого она не ожидала. Мелькнула надежда, что, может, никаких вопросов ни у кого не будет: вечер же, устали все. Да и вообще, наверняка это просто для проформы… Но старшие ребята так, видимо, не думали. Вопросы посыпались со всех сторон.

С кем дружишь? Нравилось ли заниматься танцами? Почему выбрала их школу? По какой теме писала сочинение и почему именно по ней?

Агата почувствовала себя, словно на сцене. И тут же успокоилась: выступать перед залом она привыкла, всё же с семи лет участвовала во всех концертах, которые проводила её школа искусств. А их было немало, и даже на таких больших площадках, как концертный зал гостиницы «Россия». Поэтому, уловив заинтересованность собравшихся, она почувствовала, как спина привычно выпрямилась, подбородок вздёрнулся, дыхание стало ровным, а на губах появилась лёгкая полуулыбка.

Все, кто хорошо знал Агату, удивлялся тем изменениям, которые с ней всегда происходили во время танцев. Стеснительная и даже робкая, она сразу же преображалась. Природные данные у неё для серьёзных занятий танцами были, как говорили их учителя, слабоватыми. Агату даже не сразу приняли в школу, хотя до поступления родители нанимали опытного педагога, чтобы он подготовил её. Но это не помогло, потому что и «шаг» у неё был маловат, и «подъём» низковат, и «выворотность» слабая, и «растяжка» плохая, как сообщили родителям после вступительных экзаменов педагоги. Ах да, ещё шея и ноги самые обычные, для жизни вполне нормальные, но для хореографии коротковаты, конечно. Однако, когда мама уже совсем потеряла надежду и расстроилась, главный из экзаменаторов, красивый, статный мужчина с удивительно прямой спиной и гривой седых волос, добавил:

– Но зато девочка весьма трудоспособная. Мы её пока в кандидаты зачислим. И если из поступивших кто-то отсеется, а она будет хорошо заниматься, то, возможно, возьмём вашу Агату.

Вскоре так и вышло. Её талантливая одноклассница, на которую возлагали большие надежды, не выдержала напряжённого графика занятий и продолжительных изматывающих уроков и ушла. А не слишком одарённая Агата так старалась, что уже во втором классе её стали задействовать во всех танцах, причём ставили в первый, основной состав.

– Стоп-стоп-стоп! – оглушающе громко хлопала в ладоши преподавательница исторического танца Галина Евгеньевна. – Это что за сборище паралитиков?! – В выражениях их учителя никогда не стеснялись. – Вы в травмпункт направляетесь или всё же на балу танцуете?! Это танец королей, а не пациентов института неотложной травматологии! Посмотрите, как нужно себя нести! – Она выхватывала из стайки одинаково одетых в белые купальники и длинные прозрачные юбки из фатина учениц Агату, а остальных отгоняла к стене с огромной мозаичной картиной, на которой плыли в танце прекрасные нимфы. Аккомпаниаторша Тамара Викторовна, повинуясь её решительному жесту, начинала играть менуэт или гавот. Агата, подталкиваемая Галиной Евгеньевной, начинала танцевать.

– Вот! Вот как нужно! Посмотрите на её шею, поворот головы, на королевский взгляд! Это выступает императрица. А вы танцуете словно полотёры. – Галина Евгеньевна сердито махала рукой и командовала:

– Теперь чтобы все так себя несли…

Вот и сейчас, сидя перед парой десятков внимательных глаз, Агата почувствовала, что совершенно перестала бояться. На все вопросы она отвечала не бойко, но спокойно, с тем спокойствием, которое неизменно вызывает уважение у окружающих. Красивый худой парень внезапно широко улыбнулся ей и сказал молодому бородатому мужчине:

– Матвей Анатольевич, мне кажется, она нам подходит.

Мужчина улыбнулся и наклонил голову, на лице его смеялись светло-голубые глаза:

– Я тоже так думаю. Но все ли согласны с нами?

– Все, – вразнобой раздалось со всех сторон.

– Тогда, Агата, поздравляем тебя. Ты зачислена в 10 «А».

В тот день она, конечно, ещё не поняла, что в жизни её произошли такие изменения, которые принято называть судьбоносными. Но радость от того, что не придётся возвращаться в ненавистную старую школу, переполняла Агату, и на дачу, к заждавшимся их с родителями, бабушкам, она ехала счастливой.

Жизнь в новой школе началась с того, что в августе их вывезли в лагерь. Накануне Агата с мамой долго собирали рюкзак, складывая в него всё необходимое. Что было нужно на целых две недели жизни вне дома, мама, которая в детстве частенько ездила в пионерские лагеря, знала, а Агата, лишь однажды, после второго класса, проведшая месяц не на даче, а в санатории, – нет. Она помнила только, что в санатории ей не понравилось. Вернее, там было хорошо: добрые воспитатели и нянечки, весёлые ребята, интересные занятия. Но её всё равно неудержимо тянуло домой, а по родителям и бабушкам она скучала так сильно, что никакого удовольствия ни от игр, ни от общения не получала, вместо этого постоянно представляя, что её родные сейчас, пока она далеко от них, делают на даче, чем занимаются и о чём говорят.

Хорошо помня об этом детском опыте, Агата и теперь не слишком хотела ехать в лагерь. Помимо тоски по родителям, у неё теперь была на это ещё одна причина: ей всё время казалось, что именно сейчас, в эти две недели, пока она будет в отъезде, Никита начнёт чаще приезжать на дачу или даже останется там на несколько дней. Он-то приедет, а её там не будет. И Агата всячески пыталась уговорить родителей отменить поездку.

Но в новой школе настаивали на том, что в лагерь ехать нужно, что там все новые ученики перезнакомятся и в школу пойдут уже друзьями. А это обязательно самым лучшим образом скажется на учёбе… Так или примерно так очень темпераментно и убедительно говорил директор школы на родительском собрании, которое провели вскоре после собеседования. Маме Агаты и директор, и всё, что он говорил, понравилось. И она настояла на том, чтобы дочка поехала.

Когда в назначенный день одетая в новую клетчатую рубашку с короткими рукавами и джинсы Агата очутилась в школьном дворе, то оторопела. Она отчего-то думала, что в лагерь поедут только те ребята, кто поступал вместе с ней. А это два класса, всего сорок три отобранных по результатам экзаменов и собеседования человека. Но перед школьным крыльцом она увидела настоящее столпотворение. Прямо посреди двора взрослые ребята, явно уже не школьники, образовав круг и положив руки друг другу на плечи, пели какую-то весёлую песню. Аккомпанировали им на гитарах парень и девушка, пританцовывавшие в центре круга. На ступенях школы сидели человек десять и о чём-то негромко беседовали. То и дело сновали между ребятами и их родителями какие-то люди со списками в руках.