Пока есть на земле цикады и оливы

Она опустилась на коврик и зачерпнула полную миску супа из котелка. В супе плавали куски рыбы, аккуратно очищенные от чешуи и костей. Ганя в одну минуту проглотила полмиски, едва прожевывая крупные ломти и давясь обжигающей жидкостью. Крупинка острого перца попала ей в горло, она чихнула и подняла глаза от миски.

На коврике напротив нее сидела женщина. В одной руке она держала миску, такую же, как у Гани. Женщина аккуратно ела суп ложкой, не запихивала куски в рот пальцами, как девочка.

Это была полная, даже чрезмерно полная женщина с длинными седыми волосами, уложенными в косы. От шеи до ступней ее тело покрывал просторный плащ. На пройму плаща, его подол и продольные швы были нашиты ракушки. Косы женщины спускались по плечам до пола, словно ручьи между ракушечными островками. Когда она двигалась, ракушки касались друг друга, издавая костяной перестук. Она выглядела такой спокойной, уютной, домашней, настоящей хозяйкой, наслаждающейся приготовленным блюдом, ее главным и единственным занятием в этом странном доме.

Глаза Гани слезились от дыма из очага. Ей показалось, женщина отражается на стене шалаша. Узор ее плаща с ракушками словно повторял рисунок на стенах. А может быть, вспомнила девочка, и сочетания линий и пятен на стенах и дне огромной пещеры снаружи шалаша тоже повторяли тот же узор. И этот рисунок, присмотрелась она, этот рисунок из линий и пятен складывался… Если расслабить взгляд, если смотреть не прямо, но на точку в промежутке между женщиной и стеной, рисунок складывался во что-то определенное, что-то узнаваемое…

Хозяйка подняла взгляд от миски. Ее глаза сверкнули красным.

– Понр-равилась р-р-рыба?

– Спасибо, добрая госпожа, за приют, за угощение, за утешение. Это самая вкусная рыба, которую я пробовала, – искренне произнесла Ганя.

– Р-рыба бар-р-рамунди, – расцвела хозяйка, – р-рецепт собр-ралась пр-р-росить?

Ганя в самом деле хотела спросить, из чего приготовлен суп, хотя бы понимать, что она съела. Там явно плавали овощи, чувствовались травы, но какие? Где хозяйка пещеры их добывала?

– Суп просто объедение, – сказала Ганя. – Можно узнать его рецепт?

Сверкнул ряд острых зубов. Женщина засмеялась.

– Спер-рва откр-рой пр-розвище. Откр-рвенно откр-рой.

Девочка не стала отказываться.

– Меня зовут Ганя, добрая госпожа. А тебя как зовут?

Сама вежливость требовала спросить имя у человека или иного существа, спросившего твое имя. А Ганя была вежливой девочкой, даже когда разговаривала с чудовищами.

– Скир-ра, – прорычала женщина. – Пр-розвище – Скир-ра. Хо-рошо, тепер-р-рь р-р-раскажу р-р-рецепт.

Она опустила миску на пол, выпростала руку из рукава плаща. У нее были длинные-длинные ногти. Хозяйка повернулась с удивительной для такого толстого тела гибкостью, выхватила рыбину из ящика в углублении у стены и принялась разделывать ее здесь же, перед очагом.

– Бер-решь мор-рскую р-рыбу, огр-ромную, огр-ромную р-р-рыбу бер-решь, потр-рошишь, р-режешь. Р-рыбу вар-ришь в кастр-рюле, пр-рибавляешь кр-реветки, гор-рсть, др-ругую кр-рошечных кр-реветок, пер-ремешиваешь… Бер-решь кор-рни сельдер-рея, стр-ручки гор-роха, мор-рковь, петр-рушку, р-рубишь, вар-ришь с р-рыбой. Вар-ришь, вар-ришь, вар-ришь… Смотр-ришь, пар-р-р… Пр-рибавляешь пер-рец, бр-росаешь в кастр-рюлю четыр-ре кр-рошки кр-расного кр-р-рокуса. Остор-рожно, др-р-рагоценность! Кр-рокус! Тр-рудно р-раздобыть! Пр-редставь, чр-резвычайно тр-рудно р-раздобыть! Собр-рать! Пр-риготовить! Тр-рудно… Ур-рфх. Тепер-рь пр-рактически пр-риготовили. Дер-ржи, р-р-размешивай повар-решкой, пр-робуй!

Она протянула Гане поварешку. Девочка послушно помешала суп и налила немного в свою чашку.

– Востор-рг! Пр-рекр-р-расно! Пр-ревосходно!

От смущения она сама заговорила, как хозяйка.

Та снова засмеялась.

– Хор-рошая Гар-р-ня… Хор-рошая…

Ганя открыла рот, чтобы спросить, где хозяйка добывает морковь и сельдерей, а также прочие овощи и приправы для супа, как за пределами шалаша что-то заскворчало, забулькало. Скирра метнулась, но не наружу, а к колючему сооружению у стены шалаша.

– Что случилось? – вскрикнула девочка и осеклась. Ее ведь учили: никаких вопросов старшим, пока сами не обратятся.

– Кр-рупный звер-рь пр-рилетел, – спокойно ответила хозяйка, вращая торчащие из ежика рукоятки, как рычаги. Она словно бы не заметила оплошности Гани. – Четвер-ртый р-раз за вечер-р-р, кр-рупный звер-рь пр-рилетел в тр-р-рубу.

Чавкающие звуки заполнили пещеру. Четвертый зверь за сегодня? Крупный? Может быть, это человек, испугалась Ганя. Наверно, это Бион, или Соля, или Артур, какой еще несчастный мореплаватель попадется в пасть чудовищу! Что с ним будет? Чудовище его слопает? Вряд ли супом угостит??

Скирра крутила рычаги обеими руками. Косы летали вокруг ее головы, как щупальца. Звуки чавканья стали тоньше, поднялись до всхлипов. Мокрый кашель сотряс пещеру. Котелок взмыл над очагом. Ганя бросилась к котелку – не перевернулся бы, там ведь суп с драгоценными крупицами крокуса. Она схватила горячую посудину обеими руками.

К этому времени громовой кашель смолк, пол перестал подпрыгивать и только дребезжал под ногами. Скирра прекратила вращать рукояти. Ганя осторожно опустила кастрюлю на перекладину над треногой.

– Пр-роскочил напр-рямик, выбр-рался нар-ружу, мор-ряк хр-ренов!

Она уселась на коврик и посмотрела на Ганю, кутающую ладони подмышками.

– Р-руки? Гор-рячо?

– Я держала суп, там был драгоценный крокус!

Скирра повернула Ганины руки ладонями вверх, подула ей на волдыри. Затем она достала пузатую плошку из еще одного сундука под стеной, сняла слой воска с поверхности и намазала липкой, чуть светящейся мазью обожженные ладони девочки. Кислый запах ударил Гане в нос, ладони защипало, по ее щекам покатились слезы.

Хозяйка заглянула девочке в глаза.

– Р-р-рыдаешь тепер-рь? Кастр-рюля гор-рячая, не р-рыдала, а тепер-р-ь р-рыдает! – засмеялась она.– Пир-рог попр-робуешь?

Теперь от нее пахло сладким пирогом с абрикосами. У Гани уже не было сил спрашивать, откуда в подводной пещере взялся пирог, да еще и с абрикосами. Она кивнула, и хозяйка укутала ее обожженные руки тряпочками, усадила девочку у стены и накрыла покрывалом с узорами. В руках Скирры появилось блюдо с пирогом. Она стала с ложки кормить девочку.

– Спасибо, – прошептала Ганя.

– Р-раствор-р-р, пр-рихлебывай, хор-рошо.

Скирра поднесла к губам девочки тугой прозрачный мешок. Ганя сделала один глоток – и тут же уснула. Во сне она прижималась к мягкому, теплому боку хозяйки и снова видела Айку, уже не огромную и страшную, но как прежде, пушистую и родную. А хозяйка обнимала ее, гладила ей волосы и мурлыкала, как кошка.

Согревшаяся, накормленная, убаюканная, Ганя спала в глубине подводной пещеры, в обнимку с чудовищем, приводящим в ужас моряков и путешественников.

– Тепер-рь р-раскажи. Р-раскажи о бр-раслете.

Скирра сидела спиной к девочке, раскладывая по полу ракушки. Время от времени она наклонялась, присматриваясь к получившемуся узору, и перекладывала ракушки заново. Ганя приподнялась с узорчатого покрывала.

– Р-расказывай, – приказала Скирра, не оборачиваясь.

– Моя мама родом из Лаконии, – в горле у нее пересохло, и слова вылетали наружу короткими сухими хлопьями. – Ее зовут Клара. Мой отец правит в Арголиде. Он царь там. Декаду назад к нашему берегу прибыли гости. Отец с мамой принимали их. Гости пировали каждую ночь. Они сидели во дворе и пели песни. Они пели о красавице, которую видели много лет назад. У нас в доме, не о моей маме, о другой женщине. Тогда мама отправила меня через море, чтобы стать такой же красивой, как та женщина. Ах да, браслет! Мама надела браслет мне на руку, чтобы тетя узнала меня, когда я приеду в город на другом берегу моря и попрошу гребень, чтобы мама стала красивой. Тетя отдаст гребень, и никакой гость не будет петь о другой женщине, когда мама сидит с ними рядом за столом.

Скирра выложила из ракушек вытянутую спираль, подумала и добавила пару ракушек в горловине. Ее косы расползались по полу вокруг. В воздухе стоял густой ароматный пар, глаза у Гани слезились, но она продолжала рассказывать. Она рассказала, как попала на лодку и познакомилась с моряками, и как они сначала отплыли от берега, а потом встали посреди моря, без ветра, без движения по гладкой воде, и как Соля дала ей штаны и рубаху, показала свое свадебное платье и рассказала о женихе, а Ганя сказала ей, что не хочет замуж, а хочет домой, и как Бион показал ей фокус с камешком и вложил его в браслет, а лунный человек говорил загадками, которые она уже позабыла.

Ганя собралась рассказывать дальше, и тут снаружи раздался оглушительный рев.

Девочка вздрогнула, но Скирра продолжала, как ни в чем ни бывало, раскладывать ракушки.

– Сестр-ра ор-рет. Гар-рида пр-розвище. Стр-радает.

– Почему страдает? – спросила девочка у чудовища, позабыв о том, что младшим негоже задавать вопросы старшим.

– Кор-ряга застр-ряла, – пояснила Скирра.

Она повернула багровое лицо к девочке.

– Хор-рошая Клар-ра. Кр-расивая?

– Самая красивая! – закивала девочка.

– Хор-роший бр-раслет подар-рила, отпр-равила Гар-рню за мор-ре, гр-ребень р-разыскать? Кр-расивая?

Ее косы встали дыбом над головой, продолжая узор на стенах шалаша. Линии, пятна, точки… Рисунок сложился… Ганя увидела, узнала ее! Изображение сложилось в огромную морду с клыками, с крошечными глазками и маленькими круглыми ушами над мохнатой головой… Конечно же, это медвежья морда! Медведь пошевелился, растянул острозубый рот в усмешке. Ганя закричала, подскочила на постели. И стукнулась головой о стену шалаша.

– Пр-роснулась? Кр-ричишь? – повернулась к ней женщина.

Сидя на коврике, Скирра помешивала поварешкой в котелке. По комнате разносился запах сладкой молочной каши.

Никакого спирального узора на полу не было.

Так это был сон? Ганя ничего не рассказывала доброй хозяйке о себе и маме? И снаружи никто не ревел?

– Доброе утро! – сказала девочка.

– Добр-рое! – Скирра протянула ей миску. – Дер-ржи! Гр-рызи!

Снаружи донесся усталый больной рев. Пол дрогнул крупной дрожью и опустился.

– Коряга застряла! Я сейчас, – девочка отставила миску и выскочила в проем шалаша.

Над островком, у границы песка и болота, с потолка свисала огромная коряга. Ее верх терялся в темноте, а нижний край был слишком высоко, чтобы Ганя могла допрыгнуть. Она попыталась, но упала на песок, так и не коснувшись дерева.

– Пр-рыгает, пр-рыгает…

За ее спиной раздался костяной стук ракушек и тяжелые шаги. Скирра волокла что-то по песку. Ганя обернулась. Только сейчас она заметила, что Скирра на полголовы ниже ее. Расписной плащ спускался к земле, скрывая полное тело. В руках Скирра держала раскладную деревянную лестницу.

– Пр-рыгает, пр-рыгает… Стр-ремянка! Забир-райся!

Девочка взбежала по ступенькам. Теперь низ коряги был на уровне ее лица. Она видела темные капли, текущие по дереву.

Ганя ухватилась за корягу повыше, где только могла достать, и потянула на себя. Коряга не поддавалась. Ганя рванула сильнее, земля вздрогнула, и в тот же миг девочка потеряла опору. Лестница выскочила из-под ее ног и упала на землю. Ганя висела под куполом подводной пещеры, держась только за корягу. Ее руки сползали по стволу, останавливались, наткнувшись на сучки, и скользили дальше. Повязка слезла с ладоней, и ожоги вспыхнули резкой болью. Ганя не могла даже перехватить руки, только сползала и сползала навстречу усеянной камнями и острыми костями земле. Коряга поддалась немного и поползла наружу из купола. Ганя забила ногами в воздухе – и, о радость, заново нащупала ступеньку. Скирра подхватила стремянку, подняла ее и подставила девочке под ноги.

Встав на перекладину, Ганя вдохнула влажный холодный воздух, осторожно потянула корягу, поворачивая по ходу сучков, надеясь, что очередное движение не заставит чудовище содрогнуться снова. И чудовище, казалось, почувствовало, что они стараются помочь, и не шевелилось.

Коряга поддавалась. Она все больше вылезала из потолка пещеры и все большей тяжестью ложилась Гане в руки. Ганя спустилась на ступеньку, оперлась коленями о верхнюю перекладину и дернула корягу в последний раз. Узловатой стрелой та выскочила из потолка. Ганя успела выпустить ее из рук и схватиться за стремянку. Скирра удерживала лестницу, запустив в нее когти. Она не отпускала ее, даже когда пол вздрогнул от падения коряги, и гул от удара разнесся по пещере.

Когда девочка спустилась вниз, руки у нее горели, а ноги дрожали. Вернувшись в шалаш, она протянула руки Скирре.

– Ср-редство у Скир-р-ры хор-рошее, ср-разу пр-ройдет, – заворковала над ней Скирра.

Девочка чувствовала, что земля под шалашом мелко дребезжит, словно рой пчел гудит в улье, а воздух сотрясается, как если бы вся пещера мурлыкала, как мурлыкала накануне Скирра, убаюкивая девочку. Вся пещера благодарила ее, словно довольная кошка.

Закончив с перевязкой, Скирра достала из ящика ракушки и принялась раскладывать на полу, совсем так же, как Ганя видела во сне.

Ганя принялась за остывшую кашу. Затем она вытерла миску песком и золой, затем сухими водорослями, затем сложила в ящик, на который указала ей Скирра, и села смотреть, какой узор та выкладывает. В этом рисунке не было ничего похожего на спираль, которую она видела во сне. Девочка старалась, но не находила в нем никакой закономерности.

Вдруг довольное гудение снаружи смолкло и раздался новый больной рев. Пол задрожал болезненно и неровно.

– Еще коряга воткнулась? Нужно достать? – подскочила Ганя.

Скирра продолжала раскладывать ракушки у очага.

– Хор-рошая Гар-рня, добр-рая. Нет кор-ряг. Пр-росто Гар-р-рида р-ревет. Пар-ршивая др-рема. Гар-рида стр-радает. Стр-радает, стр-радает. Тепер-рь. Вчер-ра. Завтр-ра. Гар-рида!

Она смела ракушки в сторону и повернулась к девочке.

– Пр-рилив! Пор-ра! Пр-роскочишь! Пор-ра!

Скирра поднялась на ноги, порылась под стеной и достала колокольчик. Она надела колокольчик девочке на шею, словно овечке.

– Гар-рида пр-росила пер-редать. Потр-ребуемся – пр-ризови, пр-ридем! Гар-рня сестр-ра!

Она протянула девочке прозрачный тугой мешок, стянутый по горлышку жилой. Внутри мешка булькала прозрачная жидкость.

– Скирра дар-рит Гар-рне! Хр-рани! Р-редко пр-робуй: р-раз – здор-ровому здор-ровье, втор-рой – р-р-раненого попр-равишь, тр-ри – умир-рающего вер-рнешь, четыр-ре – мер-ртвого пр-робудишь! Здор-рова пр-ребывай! Гар-рня сестр-ра!

– Благодарю тебя, Скирра, и твою сестру Гарриду благодарю, приютивших, накормивших, напоивших меня, – поклонилась Ганя. – Буду помнить вас!

– Здор-рова пр-ребывай! Пр-риготовься! Пр-рыгать скор-ро пор-ра!

Как ни уютно ей было в подводной пещере, девочка чувствовала радость при мысли, что скоро выберется наружу. Скирра была добра к ней, Гаррида окружала теплом, но Гане все равно было тревожно. Что же до колокольчика, спасибо, конечно, но услышат ли чудовища его звон, если девочка уйдет от них? Сколько ей нужно пройти до далекого города? И как морские чудовища доберутся к ней по земле?

Она сомневалась. Но сейчас это было неважно, на нее никто не нападал, никакая помощь ей не требовалась. Сейчас она выберется отсюда, выплывет, окажется на милой твердой почве, увидит солнце и луну, и звезды.

– Сестр-ра пр-росыпается! Пр-рилив! Пор-ра!

Хорошо ей было поторапливать Ганю. Но как девочка уйдет отсюда? Какой путь ведет наружу? И что Ганя будет делать, оказавшись посреди моря, одна, без лодки, без помощи? Она умела плавать, она выросла на морском берегу, но переплыть вплавь море она не сумеет. Ганя задрожала, почувствовав холод и страх.

Они поднялись к плоской вершине островка, подошли к пустому кругу, выложенному камнями. Это был круг, очень похожий на очаг внутри шалаша, только в этом не было ни очага, ни перекладины, на которой висела кастрюля, ни водоросли, ни травинки, ничего. Скирра положила руки на плечи девочке, снизу вверх заглянула ей в глаза.

– Бер-рег р-рядом. Дер-ржись. Вер-рю.

От ее слов по животу Гани разлилось тепло, словно от еще одной тарелки горячего супа. Она шагнула в круг и, задрав голову вверх, улыбнулась. Знакомство с чудовищами обернулось дружбой, и Ганя была благодарна им. Но теперь нужно идти дальше. Чтобы вернуться домой, она должна выполнить мамину просьбу, а для этого она должна двигаться вперед. Она принесет маме самый красивый гребень, самой красивой маме, чтобы она для всех стала самой красивой.

Земля клокотала все чаще и громче. Посреди круга, под ногами, земля просела, как сыпучий песок. Ноги проваливались вниз.

Девочка прижала руки к груди, вытянулась, словно перед прыжком в воду. Пора! Фонтан ударил из-под земли и подбросил ее к потолку. Она проскочила от пола до потолка, и сквозь потолок, сквозь узкий ход, приоткрывшийся в потолке – наружу. Ганя вылетела из пещеры с потоком воды в другой поток. Она летела, зажмурившись, не чувствуя вокруг себя ни тверди, ни пустоты. Поток нес ее, крутясь и поднимаясь все выше, пока не выдохся, не накренился, как узор из ракушек, который Скирра рисовала на полу шалаша. Девочка медленно, очень медленно опустилась вниз вместе с гребнем морской волны, она даже рискнула приоткрыть глаза, но тут ее заново закрутило, подняло и ударило о плотную, как камень, воду, а потом закрутило и перевернуло вновь, проволокло по мелкой воде. Она свернулась в клубок, выставив пятки вперед. Песок царапал ей локти и плечи, обжигал колени. Девочка не понимала, где верх, где низ, где море, где берег. Она удерживала дыхание в водовороте, ощущая на коже быстрые воздушные пузырьки и колючий песок. Дыхание заканчивалось. Разве она плыла! Ее тащило в колючей морской трубе неизвестно куда. Волна еще раз перевернула ее, ударила о дно, едва не свернув ей шею, зашипела, убегая, оставляя девочку на искрящемся пеной песке. Из последних сил она приподнялась на четвереньки, только потому, что вспомнила теплый взгляд Скирры – «вер-рю», Скир-ра помогла ей, она не может упасть тут, захлебнуться уже на берегу – и поползла прочь от волны, еще чуть-чуть прочь, выше по дюне, куда не добежит даже самая жадная волна. Море больше не дотягивалось до нее, не доставало даже до ее пяток.

Песок стал сухим и рыхлым. Она проваливалась в него, понимая, что силы закончились, совсем, скоро она не сможет пошевелиться. Перевернувшись на спину, она упала, раскинула руки и ноги наподобие морской звезды. Ганя вдохнула свежий ветер и поглядела в чистую лазурь над головой. Она лежала на узкой песчаной полосе.

В глубине залива, перед девочкой, возвышалась скала. Она резко уходила вверх, дремучий лес покрывал ее, словно шерсть могучего зверя. Пропасти, спускающиеся к воде, походили на бока огромного живого существа, а огромный камень у кромки скалы… Конечно же! Это была оскаленная медвежья пасть, заглатывающая морскую воду.

Глава 6

Наверно, она все же заснула там, на песке. Разбудили ее капли дождя, бьющие по лицу. Серая дымка затянула небо. День длился из последних сил, поминутно уступая сизым сумеркам.

Ганя вскочила на ноги. Песчаная коса, на которую ее выбросило приливом, тянулась узким светлым языком между скал. За косой вздымалась в небо гора. В пару прыжков девочка взобралась на ближайший камень. Так здорово было чувствовать под пятками прочную, стоящую неподвижно почву! От восторга она принялась скакать на месте и завопила победную песню без слов или с какими-то глупыми детскими словами: «Прыг да скок, пяткой чпок, прыг да скок, ножкой топ! Левой ножкой топ, и правой ножкой хлоп, по камню, по камню, на дорожку прыг».

– Угу, – отозвалось сверху.

– Ты кто?

Ганя запрокинула голову, ловя ртом крупные капли дождя.

– Угу, – ответила ей серая тень на скале.

– Ага, – сказала девочка и замахала тени обеими руками.

– Ух, ууух.

Крупная сова сорвалась с камня и полетела вверх, вдоль скалы, пропадая из вида на неровных серых камнях. Ганя проводила ее взглядом. Хорошо птице, взмахнул крыльями и лети, куда хочешь. А Гане как отсюда выбираться? Прибрежные глыбы поднимались к скале, уходящей вертикально ввысь. Ни следа тропы по камням, ни следа на песке. Ни люди, ни звери здесь не ходили. Наверно, Ганя была первой, кто ступил на этот песок.

Попытаться обойти бухту вдоль воды, по утесам? Но утесы обрывались в шипящие пеной волны, там наверняка глубоко, даже у края, и волны страшно бьют по камням. При взгляде на волны Ганя задрожала, наконец почувствовав холод. Самым разумным, вероятно, было бы заночевать здесь же, на песке, куда не доберется прилив, а наутро, дождавшись отлива, двинуться в обход мыса по низкой воде. Можно устроиться между камней, заползти в щель между крупными валунами, как в домик, надеясь, что прилив туда не достанет. А если и достанет, то медленно, постепенно, разве что ноги намочит, пока проснешься и будешь выбираться наружу. Переночевать тут, а потом, с утра, обойти утесы по мелкой воде.

Но Ганя не могла усидеть на месте. Что-то толкало ее изнутри и гнало дальше. Вперед, вперед. Наверх, дальше наверх. Спасибо подводной пещере, спасибо чудовищам, приютившим ее. Она выскочила из пещеры, теперь ей нужно подниматься дальше, в гору по серым камням.

И она поскакала наверх, перепрыгивая с камня на камень, нащупывая босыми ступнями, где прочно, где гладко, высматривая, угадывая, куда опереться, куда поставить ногу в следующем прыжке. Вскоре ей пришлось помогать себе руками. Склон круто поднимался вверх. Бег замедлился, перешел в подскоки с подтягиванием. Она выискивала опору для пальцев, тянулась, хваталась за щербинку в скале, подтягивала тело, переносила ногу к следующему выступу, на следующую ступеньку, подтягивалась еще, выискивала зацепку для другой руки, и снова, и снова.

И снова.

Не останавливаясь, обдирая кожу, на ходу согреваясь и покрываясь потом, не глядя вниз, только на каменную поверхность перед собой и впереди себя, выше себя, она ползла и ползла, и ползла, и ползла по отвесной скале.

Внезапно сгустились и уплотнились сумерки. Она уже только на ощупь определяла щербинку в камне, за которую могут ухватиться пальцы. Ветер с моря, только что нежный, ласковый, сдувающий с нее жаркий пот, обернулся дикими шлепками и пощечинами. Скоро он усилится, и она замерзнет. Пальцы дрожали от напряжения и усталости, но она гнала из головы дурные мысли, карабкаясь дальше. Подтянувшись еще раз, она перебросила тело на узкий отвес вдоль скалы. Улеглась на камень, восстанавливая дыхание и собирая мысли.

Однако успокоиться не удавалось. Сердце колотилось о ребра, руки и ноги дрожали. Ветер усиливался. Из одежды на Гане по-прежнему были одни штаны и рубашка. Они насквозь пропитались потом и, кажется, немножко кровью от ссадин. Ступенька была едва в ширину ее тела, только чтобы улечься, не свешиваясь в пропасть. Гане стало плохо при мысли, что ей придется заночевать здесь, лежа на каменном отвесе или упираясь спиной о скалу, ухватившись пальцами за камни по сторонам и свесив ноги в пропасть.

Опираясь на ладони, она встала. Колени дрожали. О том, чтобы ползти дальше вверх, нечего было и думать. Ганя пошла вдоль ступеньки, держась за скалу, нащупывая каждый следующий шаг на ширину ступни. Отвес был усеян острыми камнями. Она осторожно ставила между ними ногу или тихонько отодвигала камень в сторону, стараясь не уронить его в пропасть. Пару раз ее нога погружалась во что-то мягкое и сухое. Возможно, растение, возможно, она шла по козьей тропе. Тут ходили горные козы. Это дарило надежду – они же не испарились посреди скалы, она сможет пройти там, где прошли они, она выберется отсюда вместе с ними.

Неизвестно только, когда. Козы могут скакать часами, если не днями. А она устала. Так устала, что чувствовала, что засыпает прямо на тропе. Руки продолжали держаться за скалу, но глаза моргали, и за это мгновение она успевала увидеть козу с золотыми рогами, сотней глаз, выглядывающих из прядей седой шерсти, и выменем, волочащимся между ног и истекающим ручьем молока. Коза открывала рот – и тут Ганя просыпалась и теряла ее. В следующем мгновенном сне она шла по полю, по пояс в сухой траве, всходящей каплями крови – крупными алыми маками. Гудели шмели, шелестели и дробно стучали созревшие маковые коробочки. Ганя тянулась к ближней коробочке и хватала пальцами мокрый камень.

Было уже совершенно темно. Роса покрывала камни. В ушах у Гани шумело, в голове гудело. Идти дальше было нельзя. Пока она не поскользнулась, пока не упала, надо было останавливаться, садиться, обкладывать себя камнями для равновесия и хоть какого-нибудь тепла, и дожидаться рассвета.

В этот момент рука Гани, ощупывающая скалу впереди, провалилась в пустоту. Девочка замерла. Тропа под ногой расширилась, уходя вглубь отверстия в скале. Она провела ладонью вдоль края. Отверстие заканчивалось чуть выше ее головы. Гладкий камень с выщербленными линиями удерживал свод. Волнистые линии оканчивались плавной елочкой наверху, овалом и несколькими прочерками внизу. Возможно, случайные дождевые выщерблины. Насколько широко простирается проем, она не рискнула узнать. Но опустилась на четвереньки и поползла внутрь, забираясь чуть наверх по мелким камням и песку, в ближний к ней, левый угол пещеры.