Персидское дело

Маркел помрачнел. Потом заговорил задумчиво:

– Пуд соли – это семь-восемь копеек. А за три мешка, ну, полтора рубля, может, дадут. Теперь отнимаем на рогожу, на шитьё кулей, на их набивку, на таможенные сборы, на провоз до Астрахани, туда же на харчи… И получается, они ещё должны останутся!

– Вот и я про то же! – сказал Збруев. – И поэтому это не соль.

Маркел подумал и сказал:

– Ладно, пойдём, покажешь. И наших ребят возьми. На всякий случай.

Збруев негромко свистнул. Из-за угла вышли четверо здоровых молодцов в простых кафтанах. Маркел и Збруев пошли впереди, а эти четверо за ними.

Солнце садилось. Они вышли из кремля, прошли мимо гостиного двора, или, правильнее, мимо Старого Бухарского базара, и спустились к Нижнему базару. Там, возле Булак-реки, вдоль пристани, стояли корабли. На кораблях ещё не спали. Корабельщики одни сидели у костров, а другие ходили к лавкам и от лавок и, как говорится, причащались. Збруев, таясь, начал показывать ту малую насаду и тех как будто бы купца с работником. Потом Збруев сказал, что в таможенной книге эти двое молодцов, как он их назвал, записались вологодскими, а едут они будто в Астрахань. А ещё на этой же насаде едет человек с двумя работниками, они везут конские шкуры. А ещё там трое везут лес. Лес, сказал Збруев, везут на Саратов, Саратов – это новый город, им надо много лесу, они строятся. Маркел слушал Збруева, кивал, а сам всё поглядывал на те мешки, прикидывал. Потом наконец решился и сказал вполголоса:

– Берите! В мерную избу его!

Збруев кивнул своим, они пошли за ним, взошли на ту насаду. Збруев, было видно, начал что-то говорить, размахивал руками, старший злодей поднялся, збруевские люди сразу заломили ему руки, повели с насады. Вели двое, третий нёс мешок, Збруев шёл за третьим, а ещё один остался на насаде, возле второго, младшего злодея. Младший сидел молча, не шумел. Когда Збруев проходил мимо Маркела, Маркел повернулся и пошёл за ним. Вначале никто вокруг на них внимания не обращал, и только уже потом народ стал останавливаться и смотреть на них, а то даже и спрашивать, в чём дело.

– В мерную избу ведём, – ответил на ходу Маркел. – На перевес. Соль нарочно замочили, ироды!

До мерной избы было близко. Когда они к ней подошли, Збруев постучал условным стуком, им открыли. Маркел первым вошёл в избу, велел засветить огонь и позвать Гриднева с книгой. Один из мерных сторожей пошёл за Гридневым, второй стал возиться со светом. Маркел осмотрелся. В красном углу, прямо под образами, висела государева таможенная сажень с государевой печатью, на полках вдоль стены лежали гири, стояли мерное ведро и посуды помельче, а в углу громоздились здоровенные хлебные весы-тереза с десятипудовыми чашками. Маркел сел на лавку, закинул ногу на ногу. Злодей, опустив голову, стоял помалкивал. Маркел спросил:

– Ждан Мастрюк, нос крив и бровь разбита, родиною вятский, так?

Злодей молчал.

– А соль чья? – спросил Маркел. – Или, может, это и не соль совсем?

Злодей вздохнул и посмотрел на Маркела. Маркел подмигнул ему, сказал:

– Я, братец, про тебя всё знаю. И я сейчас всё про тебя расскажу. Я только жду, когда все сойдутся.

И обернувшись, велел, чтобы ему дали воды. Воду дали быстро. Маркел пил не спеша, поглядывал поверх кубка на злодея. После поставил кубок возле себя на лавке, посмотрел на злодейский мешок, уже лежавший на столе, среди бумаг, и опять усмехнулся.

Открылась дверь, вошёл рослый толстый человек в дорогущем кафтане и с книгой под мышкой, повернулся к Маркелу и поклонился ему. Маркел кивнул в ответ. Збруев шепнул, что это Гриднев. Гриднев, тут же вспомнил Маркел, таможенный голова, ага. А Гриднев, осмелев, спросил:

– Случилось что-нибудь?

– Пока что ещё нет, – сказал Маркел.

Опять открылась дверь, вошёл Кирюхин, осмотрелся, увидел Маркела, пошёл и сел рядом с ним. Маркел встал и повернулся к Гридневу. Гриднев порылся в своей книге и прочёл, что Ждан Мастрюк, родиною вятский, и при нём один работник, везёт в Астрахань соль, три мешка, восемнадцать пудов.

– Очень хорошо, – сказал Маркел. После спросил: – Вот эту соль?

И посмотрел на Мастрюка. Мастрюк подумал и кивнул, что эту.

Маркел хмыкнул, осмотрел мешок. Мешок был как мешок, обыкновенный, не затасканный. Маркел перевернул мешок и увидел на нём знак Соловецкого монастыря и рядом «шесть» цифирью. Это шесть пудов, подумалось. А рядом монастырский знак! Маркел меленько перекрестился, достал из-за пояса нож, осторожно надпорол у мешка один угол и посмотрел на злодея. Злодей усмехался. Маркел надпорол сильнее, просунул руку в мешок… И вытащил оттуда полную пригоршню соли! Сбоку кто-то гадко захихикал. Маркела взяла злость, он замахнулся и изо всей силы воткнул нож в самую середину мешка! И резанул так и вот так, крест-накрест! Мешок развалился, и на стол кучей шухнул порох! Чистейший! С полпуда, не меньше! Маркел убрал нож, засунул руки в порох и стал пересыпать его сквозь пальцы. Потом повернулся к злодею, спросил:

– Что это?

Тот, ничего не говоря, пал перед Маркелом на колени. Все молчали.

– Вот так! – сказал Маркел, оглядываясь по сторонам и улыбаясь радостно. – А теперь идите все отсюда, я буду допрос снимать про государевы заповедные товары. Надо будет, позову!

И все, даже Кирюхин, молча пошли к двери. В мерной хоромине остались только Маркел да Мастрюк. Маркел достал из-за пазухи целовальный крест, сунул его Мастрюку и велел поцеловать. Мастрюк поцеловал.

– Я… – продолжал Маркел. – Как тебя в святом крещении?

– Иван, – тихо сказал Мастрюк, но глаз не отводил.

– Я, – повторил Маркел, – раб Божий Ждан Мастрюк, в святом крещении Иван, во имя Отца и Сына и Святаго Духа обещаюсь душой не кривить, а говорить только то, что было, и что я сам видел и сам слышал, и что…

И так далее. Мастрюк повторял за ним. Потом, когда всё повторил, спросил:

– А что ещё?

– Да ты хоть бы в этом не скривил! – насмешливо сказал Маркел. – Да и куда тебе ещё кривить? И так вон какой грех на себя взял – некрещёным агарянам порох возишь!

– Я некрещёным не возил! – сказал Мастрюк.

– А тогда кому крещёному? Кто он был таков?

– Ведать не ведаю, – сказал Мастрюк. – Но он был с крестом, и он крестился.

– Может, тебе это привиделось, – сказал Маркел. – Диавол, если искусить захочет, он тебе и не такое покажет!

Мастрюк молчал, поглядывал по сторонам. Мастрюк стоял на коленях, Маркел не видел его глаз и поэтому сказал:

– Вставай! – Тот встал. – В глаза смотри!

Мастрюк стал смотреть в глаза, но от этого легче не стало. Эх, с досадой подумал Маркел, такого крестом не проймёшь. И он ещё подумал и сказал:

– Ладно, об этом после. А пока рассказывай, откуда у тебя эти мешки. Но как на духу рассказывай!

Мастрюк вздохнул и начал:

– Мы вологодские, я и племянник мой. Помаленьку торгуем. В прошлом году поехали на Холмогоры, за рыбьим зубом. Зуба не было. Тогда набрали мы песцовых шкурок. Шкурок было мало, просили за них дорого, по семь алтын, ну а на другое у нас и совсем деньжат не было, и мы взяли этих чёртовых песцов, привезли их к себе в Вологду, а там песцы по алтыну. А уже надо деньги отдавать, мы их и так в рост брали. И я продал по пол-алтына! А что делать? Не в кабалу же записываться. А тут ещё деверь говорит: в Устюге белка полденьги, а на Москве белка алтын! Мы поехали в Устюг, взяли там этих белок, привезли в Москву, а там белка опять пол-алтына. Ну, думаю, хоть так! Продал всех белок, посчитал деньжата, мало их! И тут один добрый человек говорит: а вот тебе ещё товар, везёшь его в Нижний, там скажу, кому продать, и он тебе за этих полмешка даст десять рублей чистыми! О, думаю, ого!..

И тут Мастрюк задумался. Маркел не удержался и спросил:

– А что было в мешке? Тоже порох?

– Не смотрел, – сказал Мастрюк. – Да я тогда на другое смотрел, что за две недели получил десять рублей! Мне раньше за год столько не платили!

– Товар товару рознь, – строго сказал Маркел. – Есть такие товары, за которые сколько ни дают, а их лучше не брать! Но ты давай дальше рассказывай. Покуда есть чем рассказывать. Покуда язык твой не вырвали!

Мастрюк вздохнул и продолжил:

– И вот, три недели тому, приезжаем мы сюда с племянником, отдаём то, что нам было надобно отдать, нам дают за это семь рублей…

– Кто даёт? – спросил Маркел.

– Я не помню, – ответил Мастрюк и продолжил: – И вот сидим мы на постоялом дворе, это возле Старого базара, перекусываем, как вдруг подходит к нам один неприметный человечек, и говорит: а что, голуби, много мне чего о вас хорошего баяли, а не хотите ли со мной стакнуться? Я говорю: а что за дело? Ну, он и рассказал про эти три мешка. Только не сказал, что в них, да я и не спрашивал.

– Почему не спрашивал? – спросил Маркел.

– Чтобы сомнений не было, – сказал Мастрюк.

– А дальше что?

– А дальше… – И Мастрюк задумался, долго молчал, покашливал, кривился, а потом сказал: – Сошлись на двадцати рублях, и ещё нам сразу выдали залог, десять рублей. И сказали надо будет ехать до Самарской луки, а там до Ведьминой косы, и там нас тот, кто надо, встретит. Он, сказали, будет такой толстый, высокий, шапка на нём огнём горит, сабля у него турецкая, булатная, ножны в золоте да в серебре, а звать его Полуект Афанасьевич. И ещё мне было сказано, что если я этих мешков не привезу, то Полуект Афанасьевич меня и на том свете найдёт и с живого шкуру спустит. А привезу – даст ещё пять рублей.

– А вот теперь на колесо пойдёшь, – строго сказал Маркел.

– За что? – тихо спросил Мастрюк.

– Как это за что? – удивился Маркел. – За то, что со злодеями снюхался и государевы заповедные товары им возишь.

– Я не возил ещё!..

– Но собирался! – строго перебил его Маркел. – И теперь тебе за это вначале отрубят правую руку по локоть, потом левую ногу по колено, потом левую руку по локоть, потом… И так далее. Но ещё есть время откупиться. Пойдёшь со мной на Ведьмину косу злодеев брать?! Пойдёшь или не пойдёшь?

– Убьют они меня! – чуть слышно прошептал Мастрюк.

– Ну, – задумчиво сказал Маркел, – там ещё может всяко повернуться, а здесь будет наверняка. Это, как я уже говорил, сперва тебе отрубят правую руку, потом левую, потом…

И замолчал. И посмотрел на Мастрюка. Мастрюк тоже смотрел на Маркела, медленно помаргивал. Потом всё же сказал:

– Твоя взяла. Пойду! – и перекрестился.

Маркел улыбнулся и постучал по столу. Вошёл Збруев. Маркел кивнул на Мастрюка, сказал:

– Отведите этого обратно. И три мешка соли им дайте. Только соли! И пусть едут! Так?

Мастрюк меленько кивнул, развернулся, и Збруев повёл его вон. А после и Маркел оттуда вышел. Было уже темно и тихо. Над Булаком висела луна. Маркел шёл по пристани, на душе у него было радостно. Ещё бы! Это же что получается, думал Маркел, ни Гриднев, ни Кирюхин ничего не учуяли, а они со Збруевым учуяли! И взяли! Теперь Кирюхин будет очень злой!

И примерно так оно и получилось. Когда Маркел подошёл к их стругу, там возле него стоял Кирюхин. Ждёт, сразу подумал Маркел, сейчас скажет что-нибудь поганое. И только он так подумал, как Кирюхин спросил:

– Ну и чем весь этот шум закончился?

– Какой шум? – сказал Маркел. – Никакого шума не было.

– Это для тебя его не было, – сказал Кирюхин. – А кому надо, тот всё слышал.

И больше ничего уже не говоря, он стал проходить на струг.

Маркел прошёл за ним следом. Они прошли на корму. Там Кирюхин сказал заходить и первым полез к себе. Следом за ним полез Маркел. В чердаке было темно, они с трудом устроились. После пришёл Гришка-служка, спросил, чего надо. Кирюхин назвал, чего, Гришка ушёл. Кирюхин усмехнулся и сказал:

– Думаешь Яшку поймать? Вот так сразу?

– Зачем сразу? – ответил Маркел. – Да и почему не попытаться?

– Потому что разве так пытаются? – сказал Кирюхин. – Сколько вы шуму подняли! Теперь все только о вас и говорят! Теперь злодеи разве к вам полезут? А ваш этот купчик, он, думаешь, тебе правду сказывал? Да чтобы от таких правду услышать, их надо на дыбу поднимать, а так просто из него правды не вытянешь! Или совсем не нужно было его трогать. Пусть плывёт! А вы за ним поглядывайте. Вот как надо было делать по уму! А так не будет с этого добра!

Маркел на это промолчал, очень сердито. А тут сразу пришёл Гришка, принёс того и сего. Они не спеша поели, выпили, всё это молча. Маркел только один раз спросил, слыхал ли Кирюхин что-нибудь про некоего Полуекта Афанасьевича, на что Кирюхин сказал, что нет, не слыхал, и на этом их беседа кончилась. Потом Кирюхин стал всё чаще и громче позёвывать. Маркелу надоело это слушать, он сказал, что пора и честь знать, поднялся и полез к себе.

У себя Маркел первым делом проверил, на месте ли сундук и как там печати, потом лёг, накрылся и стал думать про здешних злодеев, что он и где о них слышал, и получалось, что почти что ничего не слышал. Надо будет это исправлять, думал Маркел, благо времени у него ещё достаточно, им же до тех мест ещё неделю плыть, не меньше. И с этой мыслью Маркел и заснул.

Глава 7

Рано утром, ещё солнце только начало подниматься, ещё туман был на реке…

Вдруг кто-то стал трепать Маркела за плечо и приговаривать:

– Маркел Петрович! Беда! Маркел Петрович, поднимайся!

Маркел открыл глаза. Рядом с ним сидел Збруев и продолжал его трепать. Маркел приподнялся на локте, спросил:

– Что такое?!

– Иди посмотри!

И Збруев полез наружу. Маркел обулся, взял саблю и шапку, вылез вслед за Збруевым и осмотрелся. Было ещё не совсем светло. Збруев уже стоял на пристани, и там было уже достаточно народу. Рядом, возле чердака, стоял помятый Кирюхин без шапки, он хотел что-то спросить, но Маркел не стал дожидаться, а быстро сошёл на пристань. Збруев пошёл вдоль берега. Маркел нагнал его, но ничего спрашивать не стал, потому что и так было ясно, куда Збруев ведёт его.

И так оно и оказалось, Маркел не ошибся – они прошли ещё немного, протолклись через толпу и подошли к уже хорошо известной им насаде, с которой они вчера ссаживали Мастрюка.

– Здесь, – сказал Збруев и остановился.

Маркел прошёл мимо него, поднялся на насаду. Там на носу стояли тамошние корабельщики, а дальше вдоль бортов купцы. Маркел вспомнил: Збруев говорил, что на насаде кроме пороха везут лес и шкуры. Маркел прошёл мимо купцов. На корме лежал Мастрюк. Мастрюк лежал очень неудобно, поджав ноги, запрокинув голову. В спине у Мастрюка торчала рукоять ножа. Маркел обернулся. Сразу за ним стоял невысокий крепкий человек в затёртой однорядке.

– Ты кто такой? – спросил Маркел.

– Ухов Василий, – сказал человек. – И это мой корабль.

– А это кто?

– Это Ждан, – сказал Ухов. – Он так по бумагам числится. Можно уГриднева спросить.

– А где, – спросил Маркел, – Жданов племянник Фомка?

– По бумагам он не племянник, а работник, – сказал Ухов.

– Ты не умничай, – строго сказал Маркел, – а то сейчас на дыбе будешь умничать!

Ухов сразу покраснел и уже нетвёрдым голосом сказал:

– Винюсь. – И тут же продолжил: – А про его младшего я что скажу. С вечера они, когда от вас вернулись, долго ещё шушукались, потом легли. И стало тихо. Никто от нас на берег не сходил, никто к нам с берега не поднимался. А я чутко сплю! Я сразу бы услышал! А так, ещё раз говорю, всю ночь было тихо. И только когда начало светать, смотрю, а этот вот так лежит, а того нет нигде.

– Вот так этот и лежал? – спросил Маркел.

– Так истинно, – ответил Ухов.

– А эти что? – И Маркел показал на купцов и на других корабельщиков.

– Они все дрыхли!

Маркел ещё раз посмотрел на этих. Они все молчали. Маркел наклонился к Мастрюку. Мастрюк лежал с закрытыми глазами.

– Ты закрывал? – спросил Маркел.

– Винюсь, – сказал Ухов.

Маркел осторожно тронул нож, а после так же осторожно вытащил его и осмотрел. Нож был как нож, обыкновенный, вологодский. И племянник тоже был из Вологды. Но, тут же подумал Маркел, вологодские ножи дело привычное, с вологодскими ножами теперь полцарства ходит. И распрямился, и, кивнув на Мастрюка, велел, чтобы его снесли на берег. Ухов кликнул своих корабельщиков, они подхватили Мастрюка, снесли его с насады и положили на землю. Маркел вышел вслед за ними и положил нож рядом с Мастрюком. Потом ощупал Мастрюка, нашёл в поясе кошель, достал его, открыл. Там было немного серебра. Маркел осмотрелся, увидел в толпе Збруева, кивнул ему и, когда Збруев подошёл, протянул ему кошель. И нож. Збруев взял то и другое.

Где-то вверху забрякали колокола. Народ задвигался и начал расходиться по своим местам. Уховские купцы и их работники тоже начали сходить с насады.

– Эй, вы куда?! – грозно сказал Маркел. – С вами ещё надо будет разобраться! А вдруг это вы человека убили? Откуда я знаю!

Купцы нехотя остановились, а один из них даже сказал сердито:

– Так что нам, теперь здесь до зимы сидеть?

– Зачем до зимы? – спросил Маркел. – Вот узнаем, кто убил, и остальных отпустим.

– А корабли уйдут!

– Ваш не уйдёт, – сказал Маркел. И повернувшись к Збруеву, продолжил: – А ты чего стоишь? Я за тебя буду служить, так, что ли? Так у меня есть своя служба!

Колокола стали звонить настойчивей. Маркел развернулся и пошёл к себе. Пройдя шагов с полсотни, он обернулся и увидел, как Збруев машет рукой и как из-за ближайшей лавки, ещё неоткрытой, к нему выходят его люди. Маркел хмыкнул, пошёл дальше. На душе было погано. Это всё из-за меня, надо было с ними человека выставлять, никого тогда бы не зарезали, думал Маркел и морщился. На пристани уже почти что никого не оставалось, все разошлись по своим кораблям. На иных кораблях уже ставили мачты.

Когда Маркел подошёл к кирюхинскому стругу, Кирюхин был ещё на берегу. Завидев подходившего Маркела, Кирюхин сразу спросил, что он там видел.

– Да передрались между собой, – сказал Маркел. – После один другому саданул под бок, и насмерть.

– Ну, может быть, – сказал Кирюхин недоверчиво.

Маркел, больше ничего не говоря, сошёл в струг, остановился и подумал, что больше он уже ни во что встревать не будет, и для крепости перекрестился. Кирюхин приказал отчаливать. Маркел смотрел на берег, на лежащего на земле Мастрюка, на стоящего над ним Збруева, который размахивал руками, а все остальные, то есть збруевские люди, равно как и люди Ухова, пытались вытащить корабль на берег, но тот был тяжеловат и подавался медленно. Надолго их здесь собираются оставить, подумал Маркел.

А колокола продолжали звонить. Потом караван повернул на Казанку, и колокола понемногу затихли. Маркел перестал оглядываться. День тогда был тёплый, солнечный, на небе было много облаков. А берега были угрюмые, густо заросшие лесом, и опять думалось только о том, что поторопился он вчера, нужно было поставить на насаду караульщика, и тогда бы никого не зарезали. А почему он торопился? Да потому, что не его это дело, оно его только отвлекало, а его дело – это слон, царь-государь его за ним послал, вот он и едет в Персию, привезёт оттуда слона, царь-государь обрадуется, скажет…

Эх, тут же подумалось, да ничего царь-государь ему не скажет, не до него будет царю, а вынесут ему полштуки шёлка бухарского да пару красных сапог кызылбашских, со скрипом, да стакан жемчуга гурмызского, да что ещё? Маркел ещё сильней задумался.

Но тут подошёл Кирюхин, сел рядом с Маркелом и насмешливо спросил:

– Что же ты своего сотоварища бросил? Он без тебя один не справится.

– Збруев мне не сотоварищ, а слуга, – строго сказал Маркел. – И у него своё дело, а у меня своё.

Кирюхин помолчал, потом опять спросил:

– Так это что, в самом деле правда, что тебя к ним за слоном послали?

– Да, это так, – сказал Маркел. – А тебе что, разве этого не говорили?

– Ну, как бы говорили, да, – уклончиво сказал Кирюхин. – Ещё зимой говорили, когда приезжали ваши к нам. Я напрямую у них спрашивал, а они отвечали: не знаем, бояре ничего ещё не говорят. А теперь я вижу, всё давно решили.

– А чем тебе слоны не угодили, что ты на них так зол? – спросил Маркел.

– Я на слонов не зол, – сказал Кирюхин. – Мне людей своих жаль. И корабля. Расшатает эта тварь корабль и всех нас перетопит. А по берегу его вести нельзя. По берегу, твои московские сказали, он сдохнет. Ведь говорили же тебе, что нельзя его вести по берегу?

– Ну, говорили.

– А я видел, как он шёл по берегу, – сказал Кирюхин. – Он легко шёл, почти что рысью.

– Но потом ведь сдох! – сказал Маркел.

– Обкормили его, вот и сдох.

– Чем обкормили?

– А откуда мне знать? – уже сердито ответил Кирюхин. – Я же его не кормил. Я его только один раз видел, и то издалека. Его тогда по берегу вели, из Астрахани на Царицын, а мы шли на стругах из Царицына на Астрахань. Далеко его вели – может, с версту от нас. Вот такой он казался, с вершок. И он ушёл, а мы уехали. А после, когда мы обратно ехали, нам говорят: а вон видите ту горку? Так это слона там закопали.

– Где это? – спросил Маркел.

– Будем ехать мимо, покажу, – сказал Кирюхин.

Маркел задумался. Потом опять спросил:

– А что такое Ведьмина коса? И где это?

– А зачем она тебе? – сказал Кирюхин. – То дело всё равно уже пропало.

– Ну так если пропало, то чего его теперь жалеть? – сказал Маркел. – Или не знаешь?

– Как это я не знаю?! – сердито ответил Кирюхин. – Да я всё здесь знаю, по всей Волге! Каждую мель, каждый камень, каждую корягу! Да я, может, пятнадцать лет туда-сюда тут хожу!

– А Яшку видел?

– Ну, видеть не видел, – ответил Кирюхин с усмешкой, – а слышал, когда мы сидели в кустах, а он своим кричал, чтобы они лучше нас искали.

– И что, не нашли?

– Если бы тогда нашли, я здесь сейчас не сидел бы, – ответил Кирюхин. И тут же спросил: – Знаешь, почему сомы такими толстыми растут? Потому что человечиной питаются.

Маркел вздохнул. А Кирюхин опять усмехнулся, сказал:

– А как ты думал? Вот такая наша жизнь на матушке-Волге. Зазевался, и тебя сожрут.

Они помолчали. Потом Маркел спросил уже другое:

– А какая дорога до Персии?

– Самая прямая до неё дорога, – ответил Кирюхин. – Как из Астрахани выйдем, так и пойдём вдоль берега до самой Гилянской пристани, а там через горы и в Казвин, это их стольный город. Так что, – сказал, усмехаясь, Кирюхин, – нам бы только в Астрахань попасть, а там уже всё будет просто. Ну да это когда ещё будет? Может, недели через три. И вот я поэтому пока пойду да полежу маленько. А будет Астрахань, свистнешь.

И он поднялся и полез к себе в чердак. А Маркел сидел, поглядывал по сторонам. День, как и раньше, был погожий, а ветер попутный. Караван мало-помалу вышел к Волге, повернул на неё и пошёл по ней дальше. Широченная теперь была река. Смотри не смотри, ничего не увидишь, подумал Маркел, да и что на воду смотреть, всё равно ничего не высмотришь. Одна Волга кругом, от края и до края. А лесу по берегам становилось всё меньше и меньше, да и сам лес мельчал. Маркел долго молчал, позёвывал, потом спросил у ближайших гребцов, и они ответили, что Волга теперь всегда будет такой аж до самого Саратова.

– А после будет что? – спросил Маркел.

– А после берега будут совсем пустые, одна трава, – ответили гребцы. – Но это ещё что! – продолжили они. – А после, за Царицыном, пойдут солончаки. Это такая мёртвая земля, наполовину соль. И там уже совсем нет никого. А здесь ещё хоть татарин иногда проскочит, а то и стрелу метнёт.

Маркел нахмурился. Стрельцы переглянулись, и один из них сказал, что за Царицыном зато не грабят, а грабят уже только возле самой Астрахани, в волжском устье, там, где много диких островов и плавней, а на них казаки, и этих казаков без счёта, и все воровские!

– Но до них ещё надо доплыть, – сказали гребцы. – Так что вот как пробьёмся через Самарскую луку, только тогда можно говорить про Астрахань.

А пока, прибавили стрельцы, скоро на левом берегу увидим Каму, это тоже широченная река, почти как Волга, потом справа будут наши Тетюши, это такая небольшая крепостица, а потом, дней через пять, дойдём и до Самарской луки. Лука – это когда Волга выгибается, как лук, и там на ней стоит Самара, наша новопоставленная крепость с пушками. Там можно будет остановиться, передохнуть день-другой, а после опять пойдём вдоль этой луки, только уже в другую сторону, в обратную. Но это если Яшка нас пропустит.

На что Маркел, усмехнувшись, сказал:

– Вижу, Яшка нагнал на вас страху.

Гребцы на это промолчали. Тогда Маркела взяла злость, и он сказал, что если все они будут держаться вместе, то никакой Яшка к ним не сунется.

Гребцы опять промолчали. Маркел оглянулся. Корабли, идущие за ними, сбились в кучу. Сильно робеют, подумал Маркел, ну да это не беда, робких легче караулить, потому что они не разбегаются. И Маркел ещё долго сидел у борта и поглядывал по сторонам. Но ничего приметного не виделось, ветер дул ровно, в паруса, гребцы мерно гребли. Когда начало темнеть, свернули к берегу, причалили, учредили табор, выставили караулы, развели костры и кашеварили. Ночь прошла тихо, никто к ним не лез, и утром они двинулись дальше.