Когда мир изменился

– Да, тебя учили по-иному. Но тебя учили и тому, что драконы – сказка. Однако ты убедился, что они – вот, под самым носом.

– Да, – признался честный рыцарь. – Леди Кейден поистине прекрасна и удивительна!.. Чудо из чудес, и безмерно счастие моё, ибо мало кому из смертных доводилось…

– Поэт. Точно, – буркнул некромант.

– Поэтому слушай господина Фесса, сэр рыцарь, – вступила драконица. – Он не лжёт тебе. Мы и впрямь не из твоего мира. Но, как видишь, одного с тобой вида и владеем даром понятной тебе речи.

– Сугубо преудивительно это, – признался рыцарь. – Вот потому-то я и говорю, что счастлив!.. Мы все наслышаны о мертвяках, и о злобных колдунах, и о личах, и о варлоках с ведьмами, но вот драконы… то, что лицезрею я одну из них, прекраснейшую среди прекрасных!..

– Благодарю, – нежно пропела Кейден. Бросила смеющийся взгляд на Фесса, и тот вздохнул про себя: девушки всегда остаются девушками. Даже если они на самом деле – драконы в несколько сотен лет возрастом. Хотя – что для дракона эти несколько веков?…

– Мы ведь теперь направимся к виконству Армере, так? – продолжал Конрад, по-прежнему бросая украдкой взгляды на поправлявшую волосы драконицу. – Туда, где был замечен лич?

Некромант кивнул:

– Город этот тоже занимает меня чрезвычайно, Конрад. Я давно уже здесь, под вашим небом, но никогда не видел… не ощущал ничего подобного. Истинное средоточие зла.

– «Средоточий зла» не бывает, некромант, – заспорила вдруг Кейден. – Есть просто те, кто, борясь за своё, преступают некие границы. Как преступил, насколько я поняла, тот самый лич.

Конрад немедля встрепенулся; оно и понятно, для благородного и юного рыцаря рассуждения о добре и зле – поистине хлеб насущный. Не пои, не корми, но дай потолковать.

– Не станем пререкаться, – поднял руку Фесс. – Скоро ночь. Лес дикий. Предлагаю остановиться. Вот, кстати, и полянка подходящая, да и ручей имеется.

Надо отдать должное Конраду – юный рыцарь оказался хорошим спутником. Не ныл, не жаловался, не боялся испачкать руки. Едва остановились, взялся валить сушину, умело и ловко сложил костёр. Кейден остановила его жестом, протянула руку над сложенным деревом, слегка нахмурилась раз, другой; потом хмыкнула, отошла шагов на пять и преобразилась.

По-лебединому изогнулась покрытая сапфировой чешуёй шея, качнулись длинные усы-вибриссы, украшенные крошечными жемчужными каплями; приоткрылась пасть, тонкая струйка огня с лёгким шипением коснулась сложенной поленницы дров и костёр немедленно вспыхнул.

Рыцарь Конрад низко склонился перед сине-голубоватым драконом, словно перед самим маркграфом или даже императором.

– Ну, разве она не прекрасна, сударь Фесс? – прошептал он.

Некромант был с ним совершенно согласен.

Драконица застыла на месте, настороженно озираясь, словно ощутила опасность и не торопилась возвращаться в человеческий облик.

Кэр тоже подобрался. Уж чему-чему, а чутью драконов он доверять научился. Глефа – тут. Посох – тоже, вонзён в землю рядом с ним. Лес вокруг – не страшный, не «гнилой», не «ведьмино поместье», как называли порой непролазную чащу местные, – стоял себе спокойно, и всё-таки Кейден была права.

Что-то неуловимое, почти что неощутимое подползало к ним, приближалось со всех сторон, замкнув кольцо.

Да, если б не драконица, он бы почувствовал это гораздо позже.

– Конрад, твои реликвии!..

Рыцарь не задавал лишних вопросов. Едва завидев схватившегося за глефу некроманта и развернувшего крылья дракона, мгновенно обнажил меч, свободной рукой схватившись за ладанку на груди.

– Я готов!..

Кейден глухо рычала, сквозь неплотно сжатые зубы пробивались струйки дыма.

– Что это? – не выдержал Конрад.

– Не знаю, – процедил некромант. – Но не удивлюсь, что это явилась пожелать нам счастливого пути та самая тварь, что мы потревожили под холмом!.. Хотя, когда я был тут в прошлый раз, ничего подобного не случалось.

Вечер уже вступил в свои права, но солнце ещё не успело коснуться горизонта; света хватало. Всяким бестиям лучше было бы дождаться ночи, но, видать, они слишком торопились.

Фесс ожидал взмывающих фонтанов земли, раскрывающихся подземных ходов, сонма хищных зубастых созданий или же мертвяков; однако всё оставалось спокойно, даже слишком.

Стих ветерок, перестали качаться вершины; костёр, хоть и разожжённый драконьим пламенем, вдруг приугас, огненные языки опали, угли сердито зашипели по-змеиному; между деревьев сгустилась серая мгла, и из неё выступили двое.

Две туманные фигуры, смахивающие на человеческие, но словно бы скрытые призрачной хмарью. Выступили – и остановились на самом краю опушки.

– Господь Всемогущий, да будет воля твоя, да протянется длань твоя, да защитит она меня от всякого зла… – прошептал рядом Конрад.

Кейден развернулась к возникшим фигурам, выгнула шею; в глотке драконицы что-то заклокотало.

Но туманные сущности не сдвинулись с места. Лишь стояли да пялились пустыми провалами глазниц.

– Призраки… – простонал Конрад. – Пожиратели душ…

Некромант только поморщился. Громкое название, хотя на самом деле, конечно же, никаких душ «пожрать» эти аппарации не могли.

– Стой и не двигайся! – сквозь зубы прошипел Кэр.

Рыцарь повиновался.

Некромант ощутил ментальное усилие Кейден; драконица вкладывала силу в отпорные чары, те, что не против врагов из плоти и крови.

Призраки были достаточно часты на неупокоенных погостах; порой лишь бледные бессильные тени, порой – весьма опасные и голодные манифестации. Эти же, однако, не были ни тем, ни другим.

Остриё глефы дрогнуло, описывая начальный круг отбивающей руны, поскольку чары Кейден совершенно точно не сработали – две серые фигуры не исчезли и не расточились.

И разом два голоса зазвучали в сознании некроманта, тихие, вкрадчивые, бесплотные, лишённые чувства и эмоции. Впрочем, лишены они были также и именно «словесного» смысла – они описывали всё тот же лиловый ужас под бессолнечным небом, исполинские живые холмы, сонмы живых – или полуживых, или вовсе неживых созданий, с муравьиным упорством трудящихся на ступенях бесчисленных пирамид.

Смотри, без слов говорили они. Смотри как следует – скоро, очень скоро это станет твоей тюрьмой, твоим вечным заточением. Два мира сольются в один, и день, подготавливаемый бессчётные тысячелетия, наконец наступит – а потом всё остановится, ибо исчезнет само понятие дней с ночами; исчезнет само время. Что бы ты ни сделал, некромаг, это лишь приблизит наше конечное торжество.

Рядом вскрикнул Конрад, падая на одно колено; Кейден же с яростным рыком изрыгнула поток пламени, мгновенно воспламенив старые стволы и подлесок меж ними.

Две серые фигуры, однако, отнюдь не исчезли в вихре драконьего пламени; стояли всё там же, недвижно, и пустые буркалы их, казалось, устремлены были на рыцаря Конрада, на него одного.

Фесс проклял себя самыми последними словами.

Молодой рыцарь. Слабое звено. И жизненная сила, убегающая, словно вода из продырявленного меха.

Руна отражения. Руна рассеивания. Руна соединения зримого и незримого – его собственная.

Призраки поднялись над пожаром. Взгляды пустых глазниц упирались в Конрада; рыцарь зашатался, и, за миг до того, как ожили сотворённые некромантом руны, он рванул заветную ладанку.

– Именем Господа и всей славой Его!..

Вспышка того же самого блистающе-белого пламени. Некроманта отшвырнуло, и даже Кейден едва удержалась, ей пришлось развернуть крылья и вцепиться всеми четырьмя лапами в землю; волна чистой силы, так непохожей на горькую силу этого мира, нахлынула на явившихся призраков, бросилась, словно штормовое море на скалистый берег, но, точно так же, как и морская волна, отхлынула, не причинив никакого вреда.

Не обычные призраки. Не обычные аппарации, знакомые по кладбищам и катакомбам. Нет – посланцы того самого мира, нагло и пренебрежительно объявившего некроманту о своём существовании.

Все три наброшенные им руны ожили разом. Незримая стена воздвиглась меж Конрадом и голодными привидениями, останавливая поток ускользающей жизни рыцаря; череп на вершине посоха издал злобное шипение, и знакомое пламя потекло из его глазниц; поток силы некроманта ударил в серые фигуры словно стенобитный таран, и аппарации дрогнули, заколыхались, отступая дальше в полыхающий лес.

Они теряли вещественность, контуры размывались, очертания таяли, но они не были уничтожены.

Мы вернёмся, не преминули уверить призраки за миг до того, как исчезнуть окончательно.

* * *

Остаток ночи они провели, борясь с лесным пожаром и стараясь поставить на ноги Конрада. И справиться с бушующим пламенем оказалось самой лёгкой из этих задач.

Рыцарь не получил ни единой царапины и тем не менее двигаться не мог. Руки его тряслись, ноги подкашивались, а в глазах застыл тот самый ужас, который поэты называют «невыразимым» или «неописуемым».

Кейден преобразилась, покончив с огнём; склонилась над Конрадом.

– Бедный юноша, – сейчас она говорила и впрямь как прожившая не один век. – Попался на крючок. Хорошо, что ты успел вовремя, некромант.

Фесс только хмыкнул.

– Успел, но не до конца.

– Избавься от него, – безо всяких околичностей заявила драконица. – Я буду с тобой. А этот бедняга просто останется без головы, странствуя рядом. Ноша не по нему. Зачем он тебе, некромант Фесс?

Кэр отвернулся. Конечно, в словах Кейден был смысл. Но, с другой стороны…

– Не отказывай тем, кто от чистого сердца хочет стать твоим спутником.

– Даже если это грозит им, гм, безвременной кончиной? – Она подняла идеальную бровь.

– Это их выбор.

– А бывалый некромант готов взять их с собой на неупокоенный погост, где они станут не помощью, но помехой? – продолжала настаивать она.

– На погост не возьму. Хотя тот же Конрад не спасовал, когда мы бились с мертвяками и даже с тем же личем.

Драконица покосилась на беспокойно бормочущего что-то во сне рыцаря.

– Что это за мир, некромант Фесс? И зачем я понадобилась какому-то варлоку? И как он до меня дотянулся?

– На твои вопросы у меня нет ответов, достойная Кейден. Кроме очевидного. Мир… обычный мир. Солнце сверху, земля под ногами. Воздух, которым можно дышать. Вода, которую можно пить. Сила, которую можно преобразовать чарами. Горькая сила.

– Горькая, – кивнула Кейден. – Необычная. Плохо повинуется. Когда эти призраки явились, я ж должна была их снести!.. Пламя магическое!.. А им ничего!..

– А остальное… не ведаю, откуда взялся тот варлок, не знаю, каким образом он дотянулся до тебя. И какими силами он распоряжался, творя свои чары, я тоже не знаю, но буду стараться узнать.

– А чего ты хочешь, некромант Фесс? – Драконица глядела прямо на него.

– Я делаю то, что делаю, – пожал он плечами. – То же, что делал в Эвиале. Защищаю простой народ от ужасов ночи. От неупокоенных. То, что умею.

– Не лукавь со мной. Ты чужой здесь. Ты хочешь домой, обратно?

Некромант отвернулся.

– К чему эти вопросы, досточтимая?

– Тебя что-то гложет, некромант Фесс, которого я помню по прошлой жизни. И гложет куда сильнее, чем следовало бы.

– Разве можно сказать, «как следовало»? – удивился тот.

– Есть тоска по дому, – наставительно сказала драконица, грациозно подбирая длинное льняное платье. Несмотря на лесную глухомань, одежда оставалась абсолютно чистой, листва, иголки и прочее к ней словно не приставали. – Есть одиночество. И есть потеря.

– Много чего есть, – Фесс пожал плечами. Эта странная Кейден, такая же – и не такая, как погибшая в Эвиале.

– Почему ты придумал мне какую-то «дочь»? – в упор спросила та.

– Я ничего не придумывал. В том Эвиале, что знал я, ты оставила дочь в Козьих горах. Не успевшую вылупиться из яйца.

Голубые глаза неотрывно глядели на него, но, как Кэр ни пытался, прочесть в них хоть что-то было невозможно.

– Расскажи мне ещё, – потребовала драконица.

– Чего ж тут рассказывать? Без обиняков если, яйцо подобрал я.

Драконица явилась в Эвиал у меня на руках. Её имя… Аэсоннэ.

Кейден печально покачала головой. Длинная коса плавно соскользнула с плеча; такую косу убирать цветами, вплетать ленты, как для свадьбы или праздника, а не тащиться сквозь дикие дебри, где под гранитными скалами дремлет старое голодное зло.

– Если ты думал, что это, не знаю, «пробудит во мне воспоминания», ты ошибся, – суховато сказала она. – У меня не было дочери. Я вспомню всю свою родню, память крови никуда не исчезла, и Чаргоса, и Сфайрата, и Менгли, и Эртана, и Беллем, и Редрона, и Флейвелл… но я не сносила яиц. Не оставляла их позади.

– Значит, не оставляла, – хладнокровно, насколько смог, ответил некромант. – Не будем больше об этом.

– Но я хочу знать! – возмутилась драконица. – С чего тебе пришла в голову этакая выдумка?!

– Быть может, память моя помутилась. Быть может,тот Эвиал сгинул и никогда не воскреснет. Быть может, в великом множестве вселенных есть брат-близнец Упорядоченного, похожий во всём, кроме лишь незначительных деталей. Какое объяснение тебе нужно, драконица? Выбирай любое. У тебя нет дочери и разговор на этом закончен.

– Нет! – аж вскинулась Кейден. – Не закончен, некромант! Драконы – хранители Эвиала знают тебя. Я – я! – знаю тебя! Если ты спросил меня о дочери, значит, для тебя она так же реальна, как этот сэр рыцарь, вздрагивающий во сне. Что с ней стало, некромант Фесс, говори!..

Интерлюдия 4

Аэсоннэ

Глефа была хороша. В меру тяжела, ухватиста, механизм, что выбрасывал скрытые в древке клинки, работал бесшумно, и лишь в гнёзда свои сталь входила с негромким вкусным щелчком. Позади остались долгие недели бдений над гномьим горном, где горел не просто чёрный уголь, но ярилось драконье пламя. Аэ не покидала кузни. Вдох, грудь драконицы раздувается – и медленный-медленный выдох, тонкая струя пламени врывается в распахнутый зев топки, чтобы не переполнилась, чтобы не пропало ни капли. В драконьем огне плавятся истинные сталь и серебро, солнечное золото и рунные камни; за всё это богатство некроманту пришлось побегать подземными выработками, куда успели просочиться неупокоенные. Здесь он начал составлять свои «конспекты», описывать разные виды нежити; и, видать, очищенные им штреки со штольнями открывали Подгорному племени дорогу к немалым богатствам, ибо гномы, при всей их скупости, не пикнув, выложили Фессу всё, им запрошенное.

Рунные камни распадались в пыль под дробящими чарами. Истинные металлы вскипали в тиглях. Некромант пробовал, пробовал и пробовал вновь, пока символы, впечатанные в магические кристаллы, не начали устойчиво восприниматься заготовками клинков.

Тонкие, но массивные, какими можно и рубить, и колоть. Несущие в себе начертания множества рун, природных, явленных в особых самоцветных камнях, способных направлять и преобразовывать силу. Символ надлежало очистить от его вместилища, заставитьидею руны перейти в раскалённый расплав.

Иные руны лучше всего ложились на истинное серебро, иные – на солнечное золото. А иные, самые могущественные – на простую сталь, как ни странно.

…А потом всё кончилось, и сверкающее лезвие легко разрубило куклу в двойной кольчуге. Гномы, коих набилось в мастерскую великое множество, одобрительно затопали и загомонили. Дюжина кузнецов, дни и ночи напролёт проковывавших заготовки, ходила гоголем – ещё бы! Честь этакая не каждому выпадет!..

– Ты доволен? – тихонько спросила Аэ, когда они выехали из ворот гномьего града. – Ты ведь этого хотел, да?

Что-то было не так с её голосом. Драконица словно собиралась разрыдаться, хотя Аэсоннэ сроду не плакала.

– Что случилось? – Он отложил глефу.

Гномы на прощание выкатили надёжную низкую тележку с парой выносливых мохнатых пони, так что от гор некромант с Аэ путешествовали, можно сказать, с комфортом.

Драконица понурилась, сунула ладошки меж плотно сжатых колен; ни дать ни взять набедокурившая девчонка в ожидании неминуемой нахлобучки.

– Что случилось, Аэ?

– Это… могила, – прошептала она чуть слышно.

– Какая могила? Почему могила?

– Отсюда нет выхода. Я не чувствую. Сперва… когда мы только тут оказались… я думала, что просто… ну, что это во мне дело, что я выбилась из сил или что-то ещё. А теперь уверена – могила. Яма. Ямища, огромная, и больше ничего. И нас в неё сбросило.

От слов её веяло смертным отчаянием.

– Да что на тебя нашло, Аэ? Ты мне помогала, ты такой молодец, глефа – только благодаря тебе!..

– Потому что ты этого хотел, – губы её едва шевелились. – И это помогало мне не думать. А теперь дело сделано и что дальше?

– Здесь хватит работы для некроманта, – улыбнулся он.

– Работы для некроманта… здесь тяжело и душно, пойми. Небо давит на тебя, словно крышка гроба или могильная плита.

– Откуда ты можешь знать, как давит крышка гроба или могильная плита? Довелось полежать? – Он ещё пытался шутить.

Аэсоннэ не ответила. Так и сидела, сгорбившись и сжимая коленками ладони.

– Послушай, – попытался он вновь, – небо здесь – обычное, голубое. И солнце, и горы, и всё остальное. И мертвяки, которые точно так же пытаются разорвать и слопать живых. Их надо защищать. В этом долг некро…

– Они здесь все мертвы. Все куклы! – Аэ вдруг подскочила, кулаки сжаты, и меж ними словно ударила белая молния. – Здесь нет живых! Ты не видишь?! Не понимаешь?!

Фесс только заморгал.

– О чём ты, Аэсоннэ? Люди как люди, гномы как гномы. Эльфов мы пока что не видели или там орков, но не сомневаюсь, что и они найдутся, такие же, как везде. Это просто мир, один из множества; мир в Упорядоченном, и мы, конечно же, найдём, как выбраться отсюда.

Юная драконица выслушала его с непроницаемым выражением. Жемчужные волосы растрепались, однако она даже не пыталась их поправить.

– Нас сбросило в яму, – повторила она медленно, словно младенцу. – В яму с мертвецами. И они…

Дорога, которой катила их тележка, была оживлённой. Люди и гномы, пешие и конные, на возах и прочем – всё вперемешку. Длинноухий ишак меланхолично протопал мимо, задрал хвост и, не меняя всё того же философического выражения, опорожнился.

– Для мертвецов они все ведут себя просто неотличимо от живых, – заметил некромант.

Драконица тяжело вздохнула.

– Сперва я сомневалась. Теперь уверена. Вот после этого, – и она чуть ли не с отвращением ткнула в его глефу.

– Почему? Отчего?

– Тебя не удивило, как легко нашлось всё потребное, чтобы у тебя вновь появилось бы твоё излюбленное оружие? Истинные золото и серебро! Истинная сталь! Рунные камни! Всё заботливо доставленное прямо нам под нос, подсунутое, если угодно!

– Нам пришлось ради этого потрудиться, разве не так?

Драконица только возмущённо выдохнула. Запустила обе пятерни в волосы, словно в отчаянии от его тупости.

– И потом, как это соотносится с «мертвецами» или «куклами», что якобы окружают нас? У них есть вера, храмы их бога, чем бы он ни оказался, есть магия и чудовища – эта «яма» совершенно неотличима от…

– Для тебя, – уронила Аэсоннэ. – Не для меня. – И добавила, словно нехотя: – Убедись, что у них имеются души.

– Если тут есть мертвяки, то и души у живых, само собой, имеются! – удивился Кэр. – Классика некромантии!..

– Ты ещё убедишься. «И разочаруешься», – Аэсоннэ говорила, словно умудрённая мать.

– Ну, когда разочаруюсь, тогда и поговорим, – Фесс постарался улыбнуться, но получилось скверно. Что накатило на эту драконицу?

Они помолчали. Молчание выходило тоже скверным и недобрым. Некромант не выдержал первым:

– И это всё, что волнует тебя? Ничего больше? Что мы, э-э, в «могиле»?

– Не смешно, – отрезала она. – Нет, меня волнует и кое-что ещё… кроме того, как мы станем отсюда выбираться.

– Тропа отыщется, – начал было он, но драконица лишь отмахнулась.

– Мне нужно другое.

И отвернулась.

Какой-то проезжий парень на телеге попытался ей подмигнуть:

– Эй, чего скучаешь, красавица?

Аэсоннэ ответила одним коротким взглядом, но таким, что парень побелел, глаза его широко раскрылись, он судорожно сглотнул и свалился с передка, хорошо ещё, что не под колёса или копыта.

– Не люблю глупых ухажёров, – буркнула драконица в ответ на вопросительный взгляд некроманта.

Фесс решил пока что воздержаться от дальнейших расспросов.

Весь день до самого вечера Аэ пребывала в отвратительном настроении. Бурчала что-то себе под нос, как показалось некроманту – на разных языках, мрачно зыркала по сторонам, да так, что встречные-поперечные только и успевали убраться с дороги.

– Куда теперь? – осведомилась она саркастически, когда солнце стало садиться, а впереди показалось очередное село с постоялым двором. – Во-он в тот трактир? Поужинать похлёбкой, козьим сыром, хлебом с домашней колбасой, расспросить местных насчёт неупокоенных, узнать, что да, конешное дело, шастают так, что спасу неть! – произнести патетическую речь о защите простых смертных и отправиться на погост?

– У тебя есть другие предложения, Аэ? Прости, не пойму, к чему ты клонишь, – развёл руками Фесс.

– Копаться в могилах вредно для здоровья. Из ямины с гниющими останками надо вылезать.

– Ну и кто теперь произносит пафосные речи, а? Куда вылезать и как? Мы не можем нащупать тропу в Межреальность! Нужны особые чары, как видно, мир не закрытый, но донельзя странный, похоже, придётся…

Аэсоннэ хлопнула себя по лбу в притворном отчаянии.

– Вылезти изэтой ямы можно только одним способом.

– А именно вылезти? По верёвке или…

– Или срыть края. Заровнять её. Сделать так, чтобы её вообще не стало.

– Драконы всегда выражались витиевато.

Она повернулась к нему, огромные глаза вдруг оказались близко-близко.

– Этот мир тоже должен измениться, – шепнула. – Чтобы мы из него выбрались. И чтобы вернулись домой.

– Если дом уцелел, – напомнил некромант.

– Неизвестность хуже, – пожала она плечами. – Так что пошли, отведаем местной похлёбки. Сравним, так сказать.

Похлёбка, с точки зрения Фесса, была вполне себе ничего. Конечно, не сравнить с обедами, что накрывались дома, в Долине, особенно если за готовку бралась непосредственно тётушка Аглая, но весьма съедобно. Аэсоннэ к еде не притронулась.

И непререкаемым тоном потребовала у трактирщика самую лучшую комнату.

Одну.

Тот только голову вжал в плечи, когда на попытку ухмыльнуться тонкая и нежная с виду девушка, не переставая вежливо улыбаться, двумя пальцами согнула кованый стебель подсвечника.

Корчмарь так и сел.

– Благодарю, – нежно пропела Аэсоннэ.

«Лучшая комната» оказалась лишь немногим чище и светлее «нелучших». Посредине возвышалось монументальное ложе, явно сработанное своими же деревенскими умельцами, с внушительным матрацем, набитым соломой.

– Так что же ты предлагаешь? Что значит «заровнять яму»?

– Это не настоящий мир, – с ошеломляющей уверенностью заявила драконица.

– А что ж тогда?

– Не знаю! И как он появился, не спрашивай тоже! Но сила здесь не такая, всё здесь не такое! И, самое главное – драконов нет!

– Драконов много, где нет…

– Чепуха! – горячо заспорила Аэ. – Драконы есть всюду, где их окружает…настоящее.

– А здесь, значит, не настоящее и драконов нет? И ты всё это смогла определить вот так быстро?

– Чего тут определять? – отмахнулась она. – Здесь всё застоялось. Запахи неподвижны, как в старом погребе!..

– Ну хорошо, – примирительно сказал некромант. – А дальше-то что? Выходит, это какой-то недоделанный мир, из которого трудно выбраться в Межреальность? Ну, допустим. Не вижу ничего страшного. Мир не закрытый, магия имеется. Поработаем, потрудимся, подберем соответствующие чары – я тебе всё время говорю…

– Нет. Этот мир должен быть разрушен.

Она смотрела на него, уперев руки в бока. Глазищи так и сверкали – истинная драконица, дочь великой и древней расы.

– Разрушен? Почему и зачем? И отчего ты так уверена?

– Потому что я – спутница Разрушителя. Ты забыл свою роль? В Эвиале тебе было суждено разрушить миропорядок, чтобы потом вытянуть всё на остриё Чёрной Башни, тёмного копья. Тогда тоже погибло множество.

– Тоже? То есть и сейчас должно?

– Когда ты разрушишь мир, они неизбежно погибнут, – сухо изрекла она.

– А я точно его разрушу?

– Как лесник, что валит полусгнившее дерево, чтобы не размножались вредители, – пояснила она. – Чтобы мертвяки не вылезли из ямы, не полезли бы дальше, через Межреальность, пожирать здоровые миры.

Наступило молчание.

– Я… – осторожно начал Фесс, – пока что не вижу оснований для… таких вот смелых выводов.

– Вечно вам нужны доказательства! – Аэ скорчила гримаску. – Вы, мужчины, такие скучные!.. И никогда не верите драконам.

– Вот уж неправда! – возмутился некромант. – Верю! Ещё как! Только… не в этом.