Дар Авирвэля

– Я хочу задать кое-какой вопрос. О произошедшем… – юноша глянул на собеседника как-то исподлобья, демонстрируя тривиальность интересующей темы. Но тот удовлетворённо кивнул и произнёс что-то невразумительное. – Что случилось в отеле? И почему вы просили меня обождать некоторое время перед уходом? Вы сами спланировали всё это? – шквал вопросов так и сбил Айву с ног. Поразмыслив немного и погуляв глазами то по домам, то по пассажирам, он выпрямился и записал в блокнот ещё что-то. После этого спрятал его и карандаш, и повернулся к Артуру.

– Всем нам даны какие-то способности. Кто-то хорошо рисует, кто-то умеет строить дома, кто-то сражается всю свою жизнь без единого ранения. А кто-то вроде меня может предчувствовать будущие события. Я не ясновидец и не предсказатель, как некоторые, но моя интуиция работает не хуже их магии. В каком-то смысле, во мне тоже заложена эта магия. Я знал, что с моей госпожой случится нечто плохое и, исходя из вашей с ней повторной встречи, я предположил, что она имеет для вас какое-то значение. Но, за невозможностью говорить без разрешения нанимателя, я сумел выжать из себя только одно более-менее контекстное слово. Надеюсь, что это не поставило вас в затруднительное положение, – он осклабился и продолжил. – И я ничего не планировал. Всё произошло спонтанно. Знаете, ведь говорят, что у воинов вырабатываются рефлексы и инстинкт сохранения? Я знал, что буду защищать свою госпожу, потому что мы… близки. Когда мой наниматель распустила, извиняюсь, руки – я не мог просто смотреть на это. Но против меня вышел мой друг, который не был в таких тесных связях с рабынями. Мне было сложно… но бывает, что иного пути просто нет. Вы не пугайтесь! Я говорю о столь ужасных вещах так спокойно лишь потому, что учителя воспитали во мне решительность, и, быть может, определённую бессердечность. Но в капле зла нет ничего плохого, если оно сеет добро и справедливость.

– Значит, вы убили своего друга ради спасения Киамы?

– Нет, я убил его, чтобы выжить. Хотя, если отнестись к ситуации более романтизированно, то да. Я убил его ради неё, – он глянул на дремлющую после стресса подругу и задумчиво улыбнулся. – Да, думаю, так и есть. Я убил его ради неё. Но не могу сказать, что смог бы повторить это… В конце концов, Тайлин был моим хорошим другом.

– Вас и не заставляют переживать это снова, – Артур положил руку на соседское плечо и постарался приободрить собеседника. – Думаю, он понимает ваши терзания, и не имеет ничего против вашего раскаяния.

– Он умер. Теперь ему всё равно. В нашей трагедии остался лишь я один.

– Может, он наблюдает за вами сверху…

– Ах, понятно, вы верующий. Я встречался пару раз с людьми, которые говорили похожие вещи. Но мы – я имею в виду все народы альянса – больше приверженцы философий, нежели религиозных верований. И моя философия – Эодаки, – в которой я воспитывался с самого рождения, повествует о смертности личности. Именно смерть толкает нас на деяния. Мы все хотим оставить какой-то след в этой жизни, ведь она длится несравнимо мало.

– У нас тоже есть философии. Но сколько помню, у людей всегда были и религии. Они помогают в бедах и заставляют поддерживать огонёк надежды. Если бы не вера… – Артур вздохнул, вспомнив образ отца, навеянный матерью. И правда, лишь вера сумела укрепить юную душу, дать ей нужное направление и заставить жить дальше. Только этому потрясающему учению Артур обязан своей жизнью!

Большую часть пути их диалог представлялся обычным описанием своих мировоззрений, и пришлось удивиться тому, сколько же общего имел Артур с этим наёмником! Схожая вежливость, вычурная красота движений и слов, искренняя доброта и уважение ко всему сущему, видимые сквозь их незамысловатый диалог – это создавало идеальные условия для развития дружбы. Они чувствовали притяжение друг к другу, ведь так приятно найти собеседника, чьи манеры речи и движений столь точны и притягательны, а самая обычная беседа не вызывает чувство дискомфорта. А слова!.. Айва знал так много слов, так много действительно красивых и точных слов! С его языка, к прочим заслугам, не слетело ни одного бранного высказывания, ни одного оскорбления! Всё это доставляло Артуру невероятное удовольствие, и обычный диалог, призванный скрасить тишину долгой дороги, превратился в бархатное звучание двух мягких голосов. Но даже такая невинная радость должна была подойти к концу. И спустя несколько часов езды они всё же добрались до указанного Айвой района.

Район Айвун выглядел… неплохо. Не так броско и богато, как большинство мест в пределах мраморных стен, но всё так же уютно и привлекательно. Дома – преимущественно из камня и кирпича, обнесённые декоративными деревянными досками, располагались в таком порядке, что даже в узком переулке всегда оставался свет. Повсюду росли кусты, деревца и много-много травы, вокруг которой уложились большие и маленькие камни, преобразованные в дороги. Также, прямо перед глазами раскинулась аллея, обшитая крашеными светильниками. А в её центре, метрах в двадцати от ног Артура и его знакомых, стоял невысокий памятник. Его образы казались чёткими даже издалека. Юноша увидел на этом мемориале мужчину и женщину, одетых в старую домотканую одежду, изрядно потрёпанную временем. А в их руках, вдобавок ко всему, лежал укутанный младенец. Артур не сумел различить черты лиц этих людей, но подозревал, что в их каменных выражениях прячется лишь утомляющая тоска и щемящая боль. Та, которую пережили горожане много-много лет назад. Та, которая до сих пор давит на сердце и лёгкие, заставляя рыдать и убиваться неизгладимым горем.

Айва взял свою сонную подругу за руку и подозвал Артура, дабы вытащить его из размышлений о трогательно-угнетающем мемориале. Он кивнул головой в сторону одной из подворотен, как бы говоря, куда им идти, и они все заспешили к спасительному выходу из города. Мужчину всё ещё терзал один пугающий вопрос: почему за ними не устроили погоню? Но, тем не менее, он выглядел по-прежнему спокойно и уверенно, и вёл своих юных подопечных вперёд, влево, ещё раз влево, потом вправо и так далее… пока они, минуя уютные узкие улочки с выходящими друг на друга окнами, не дошли до нужной двери.

Она оказалась заколочена и завалена разным мусором.

Большие деревянные коробки, в которые складывалась мебель и всякая всячина; несколько бочек на разных стадиях гниения; коробки от фруктов и овощей, – тоже не в самом лучшем состоянии, и много чего ещё. И выход этот, исходя из состояния вещей и окружения, выглядел подобным образом уже довольно давно.

– Весь наш путь был бессмыслен… – выдал Артур, ничуть не улучшая обстановку. – И что теперь делать? Разгребать это всё?

– Думаю, если мусор набросан с этой стороны – то же постигло и противоположную. Придётся возвращаться…

– Прямо к «господину»? Ты шутишь, Айва? – спросила девушка, вклиниваясь в диалог. – По-моему, легче взобраться на эту стену и спрыгнуть с неё, чем вернуться назад. Если только ты не хочешь, чтобы мы попались в руки «господина». Но я знаю, что ты не хочешь.

– Я смогу отбиваться. В конце концов, я…

– Да знаю я, кто ты! Но это не значит, что мы можем сражаться, как ты. Особенно он, – Киама указала на Артура. – Я хоть знаю, как выглядит кинжал. А он, наверное, и меч от секиры не отличит!

– Вообще-то, я разбираюсь в оружии, как в своём имени, – возразил Артур. Но тут же, как и вспыльчивая Киама, был прерван Айвой.

– Никому не будет легче от вашей брани. Нам нужно думать о том, как выйти из города, а не разводить здесь выступление. Киама, ты очень наблюдательная: порыскай по углам и посмотри, нет ли здесь иной возможности выбраться. Артур, – он повернулся к юноше с весьма озадаченным видом. – Я не знаю ни твои способности, ни способности твоего фамильяра. Продемонстрируй же их и покажи, как следует относиться к вам обоим. Я же похожу по округе и спрошу горожан, а также прослежу, есть ли за нами «хвост». Приступаем.

После этих слов он ещё раз глянул на подростков, временно прощаясь с ними, и ушёл обратно, по той же тесной дорожке, льющейся среди близко поставленных домов. Одну из рук он беспрерывно держал на прекрасном небольшом оружии, что так помогало ему на протяжении многих лет (по крайней мере, к такому выводу пришёл Артур). Когда же силуэт мужчины скрылся за углом дальнего дома, юноша принялся думать над тем, как можно выпутаться из этой ситуации. Глядел на деятельность Киамы: она залезла на саму гору мусора, потом нагнулась и начала проверять камень на прочность. Он оказался непробиваемым. Она раздосадованно пнула подвернувшийся стул, и тот слегка нагнулся, сделав всю конструкцию неустойчивой. Но она, тем не менее, продолжила изучать стену в поисках какой-либо подсказки.

Артур отвёл от девушки взгляд. Стоило приняться за собственную работу. Он глянул на Мерлина, вопрошая о помощи, и тот, к невероятному удивлению и панике юноши, будто сумел понять его мысли! Ведь сразу после этого взгляда пёс начал принюхиваться – и к воздуху, и к каменной дороге. После недолгого ожидания, он прошёлся мимо искусственной горы и мимо Киамы. Разобрать значение этого Артур смог не сразу. Его пёс, по неясной причине, миновал даже алебастровую стену, и направился по узенькой улочке, вдоль неё самой и небольших домиков. Естественно, Артур сразу же заспешил за другом, волнуясь о его состоянии. Киама же, поразмыслив немного, направилась в иную сторону – туда, куда ушёл её друг.

Уже знакомые домики, знакомые повороты и знакомые лица, глядящие из окон на редких гостей. Девушка не обращала на них никакого внимания. Она шла и шла вперёд, по их прежнему пути, и уповала на то, что Айва найдётся в срок (мало ли, их новый знакомый уйдёт один?). Так, исходив не один поворот, она вышла к аллее, где трагически гордо возвышался мемориал в честь убитых горожан. А прямо под ним стоял опечаленный Айва… и кто-то ещё. Нет, не кто-то. Рядом с ним стоял товарищ Айвы! Они говорили о чём-то, что не внушило подозрительной Киаме доверия, и она попробовала пробраться поближе. Естественно, скрытность являлась одним из её достойных талантов, потому она сумела пробраться так близко, что бдительный Айва и его собеседник не повели ухом.

– …надо найти. Я знаю, что она сбежала с тобой, брат. Даже не отрицай этого! Если ты не сдашь её мне или ещё кому-нибудь из семьи, мне придётся убить вас обоих! И, учитывая то, что ты убил нашего брата Тайлина, у меня есть все законные основания поступить с тобой точно так же! Я не сделал это лишь потому, что всё ещё считаю тебя преданным нашей семье. Не подводи нашу веру и скажи, где прячется рабыня?

– Я бы с радостью, Когу. Но, как я считаю своим братом и не могу предать тебя, так и её я считаю своей названной сестрой. Я не могу предать её за веру семьи. Я не могу предать её ни за какие деньги и известность! Потому что, предав её или вас, я перестану быть опорой для нашего Отца и для самого себя. Ты же должен понять меня…

– Я понимаю. Но приказы на то и даны, чтобы исполнять их! «Господин» нанял нас на постоянную работу, чтобы мы оберегали его ценности. Мы не смеем предать чужое доверие, иначе вся наша наёмная работа посыплется прахом! Прошу тебя, Айва, брат мой, не заставляй меня прибегать к худшему! Я не хочу казнить тебя за предательство, не хочу окропить свой клинок твоей кровью!

Киама слушала всё это и невольно посмеивалась: ещё никогда ей не приходилось слышать столь литературной и вычурной речи, да ещё и во время перебранки! Но, тем не менее, она сильно волновалась за собственную судьбу, за судьбу драгоценного Айвы и за их освобождение из этой мраморной тюрьмы. Она не смела показаться на глаза, но должна была предупредить мужчину об уходе как можно понятнее и проще. И как раз кстати, мимо пробегал ребёнок со своим беспородным пёсиком. Она остановила пятилетнее создание, подвела его к себе и шепнула на ушко слова, которые он должен передать во-о-он тому дяде в чёрно-зелёной одежде наёмника. Для пущей уверенности, она сказала, что это дядя с маленькими клинками, заткнутыми за тёмный ремень, а не с длинным мечом в гармонично-чёрных ножнах. Ребёнок кивнул, явно не поняв ни слова, и направился к двум спорящим мужчинам. Киама наконец-то расслабилась, искренне веря в то, что побег почти удался!

Но ребёнок подошёл к дяде с длинным мечом в гармонично-чёрных ножнах. Вероятно, потому что это маленькое злобное дитя знало лишь как выглядят мечи, и не сумело построить в голове логическую цепочку.

«Проклятый пацан! – мысленно цокнула девушка, хмурясь на ребёнка, который раскрывал её местоположение врагу. – Вот доберусь до тебя, и ты пожалеешь, что на свет родился!»

К счастью, Айва тоже услышал данные, которые маленький мальчик, по случайности, выдал не той персоне. Мужчина повернулся в сторону одного из домов и, сощурившись, увидел в его тени свою подругу. Его наречённому брату Когу потребовалось немного больше времени, но вскоре и его постигла удача. Он крепко сжал рукоять своего меча и двинулся к пропавшей рабыне, намереваясь то ли убить её, то ли взять в плен и привести в жирные ручки «господина». Но в мгновение ока его шею тронула острая преграда – Айва грозился проткнуть горло брата, если тот не уйдёт прочь.

Наступило затишье. Полное молчание.

Даже ветер смолк. Осталось только дыхание раззадоренных воинов. Они знали, что придётся сражаться, но отсрочивали этот момент, как только могли. Они стояли, смотрели друг на друга – один через плечо, другой через длинные уши, – полные огня и камней в груди. Любой упавший поблизости листок мог начать бой. Любое движение. И любой шорох.

Испуганный ребёнок бросился прочь. И в этот момент клинок Айвы почти вошёл в чужую шею! Когу сумел увернуться и быстро выдернул длинный меч из ножен. Схватил рукоять обеими руками и встал в робко-угрожающую позу. В глубине души он боялся, что не сумеет убить своего давнего друга, что так бесстрашно взирал смерти в глаза. Ведь этот поединок – далеко не первый, в котором Айва убивал своих самых близких друзей…

Мужчина достал из-за пояса ещё один кинжал. Если он замахнётся и правильно рассчитает траекторию – это небольшое оружие принесёт либо мучительную боль, либо неминуемую смерть! Надо действовать – так решил Когу, – и со всей силы размахнулся мечом, но Айва отскочил прочь и молниеносно разрезал плечо противника! Тот издал тихое мычание, несколько притупляющее неприятное покалывание, и взял меч в здоровую руку. Это было тяжело, ведь оружие, пусть и являлось полуторным, но больше подходило под категорию неполноценных двуручных мечей. Жилистые руки удержали его, но израсходовали на это больше необходимых сил. Однако Айва подождал, пока его брат придёт в себя, и продолжил бой лишь после встречного удара мечом. Лезвие тут же оказалось зажато меж зубьями и совершенно потеряло всю свою мощь. Одним привычным движением Айва перевёл основное давление на свою сторону, толкнул Когу ногой и отбросил его оружие на пару метров вбок!

Мужчина резко превратился в растерянного мальчика, и лишь через несколько секунд сумел прийти в себя. Как раз в это время Айва собирался нанести критический удар. Но, во благо случая и рефлексов, Когу вновь увернулся и схватил меч.

– Хватит играться, брат! Я знаю, что ты способен на большее! Иначе бы тебя не послали за мной!

Айва рычал так грозно, а глаза его так сверкали, что Когу сковал лютый страх. Но вовсе не страх смерти, не страх боли и не страх разлуки. Его раздирал тот самый страх, из-за которого его руки не могли подняться на брата: он боялся услышать его предсмертный вскрик.

Прошло несколько мгновений. Айва прекрасно понимал всю ту кашу, что царила в голове юного брата. Он видел это по бегающему взгляду, по приоткрытому рту, по частому дыханию. Даже согбенная под грузом волнений спина будто пыталась придавить своего хозяина. Он лишился последних душевных сил. Меч выпал из дрожащей руки, а колени подкосились под невыносимым весом ссутуленной спины. Когу сел на колени, как садятся во время молитвы, и опустил на них уставшие руки. Айва понял, что выиграл этот бой. Потом его прошибло осознание того, что он убил слишком многих братьев и даже сестёр. И на какой-то миг он возненавидел себя. Возненавидел свою одежду, возненавидел свои клинки. Возненавидел свою суть.

Он подошёл к брату и опустился перед ним. Он всё ещё не стремился выпускать оружие из рук, но явно переборол взрыв энергии, что случался во время каждого серьёзного поединка. Сложил руки, сжимая клинки, и слабо поклонился.

– Прости меня, Когу. Я не хотел причинить тебе вред. Но я также не хочу, чтобы ты причинил вред моей подопечной. И если ты не набросишься на неё, когда мы пойдём прочь – я не трону тебя. Обещаю.

Когу не ответил. Только склонил голову и попрощался с братом. Айва сделал то же. После он встал, убрал клинки за пояс и двинулся к наблюдающей Киаме. Она вышла навстречу. Немного грустная, удивлённая и задумчивая, какой бывала крайне редко. Потому она отказалась болтать. Только указала место, куда нужно идти, и они двинулись вперёд. По улочкам, через дома с выходящими друг на друга окнами. По льющейся сквозь переулки дороге.

Очень скоро они оказались у знакомого места, где их ждали Артур и взбудораженный Мерлин. Юноша выглядел обеспокоенно, но радовался тому, что его новые знакомые вернулись в целости и сохранности. Он подбежал к ним, быстро изучил их настрой и уподобился ему, чтобы легче наладить контакт. Быстро разъяснив, что случилось за время разлуки, они зашагали вслед за Мерлином, который вёл их почти по стене. Уже через несколько минут они оказались у странного лаза в метре над землёй.

– Как странно… – прошептал Айва, задумчиво глядя на ровный квадратный вход, словно вырубленный в стене. – Это похоже на секретную «нору» наёмников. Они используются в сомнительных обществах. Но я не предполагал, что существуют настолько обнаглевшие наёмники, которые не боятся совершать свои злодеяния в самом центре верховного государства! – Айва искренне поразился такому хамству, и в доказательство своих чувств недовольно развёл руками. – О, великий Ивив, неужели та страшная пора не закончилась?!

– Великий… кто? – Артур впал в замешательство. Он глянул сначала на лаз, потом на поражённого наёмника, и снова на лаз.

– Ивив – родоначальник нашей философии. Это его псевдоним, который можно трактовать как «смирение гнева выплеском гнева».

– Ты хочешь сказать, «ИВИВ» – это аббревиатура2?.. – юноша невольно усмехнулся, на что Айва отреагировал еле заметным раздражением.

– Да, я знаю, что это звучит забавно. Но именно это слово полностью раскрывает смысл нашей философии. Именно благодаря тому, что заложено в этих буквах, я и мои братья имеют столько способностей и сил! В отличие от многих других философий, наша сильна искренностью и огнём: выводит работодатель – выскажи ему все свои мысли; предал родной – сразись с ним за честь. Это может выглядеть дико для последователей Юнастэи или Атамисси – более миролюбивых философий, – но в итоге, именно мы блещем силой и мировой известностью.

– Когда-нибудь я попрошу тебя рассказать мне об этих ваших верованиях подробнее. А сейчас давайте выбираться отсюда.

– Я бы не советовал лезть туда. Это опасно. Мало ли, кто выдолбил этот вход?

– Мы больше не можем думать! – в разговор вмешалась Киама. – Вы и так много болтали, хотя это могло бы подождать! Живее! Лезем!

Девушка согнулась и пролезла в небольшую квадратную дыру. Проползла пару-тройку метров по шершавому и острому мрамору, который оставил ей несколько царапин, и вылезла наружу. Вылезла в деревенском районе, на особо обшарпанной и небезопасной улице. И почти сразу поняла, что законопослушные граждане здесь не снуют; разве только наркоторговцы, воры да убийцы, которым подобные места подходят как нельзя кстати. Благодаря этой догадке девушке захотелось сбежать из Руберы ещё быстрее. Покорно дождавшись, когда её менее ловкие и более высокие (за вычетом Мерлина, конечно) спутники пролезут через небольшое отверстие, она тотчас потребовала «свалить отсюда».

Они успешно миновали пустые и нищие улицы, прошли мимо небогатых (даже по деревенским меркам) хибар, мимо нескольких управ и частных огородиков. Вся эта загородная картина, полная грязных дорог, полудохлых лошадей, цепных собак и босых детей создала в душе Артура некоторое беспокойство. Он всегда любил подобные места, хотя сам не бывал в них ни разу. И то, что он увидел сейчас – всю эту нищету и кошмар, которому не хватало одних только болезней, – заставило его задуматься над собственными интересами. После нескольких повторяющихся районов, не блещущих красками радости, его сердце сковала неопределённость, которая позже точно перерастёт в нечто большее. Так, шаркая по разбитой дороге из взбитой, как шоколадные сливки, грязи, они вышли в условный центр деревни, где располагалось очередное здание самоуправства. А рядом с ним, на огромное счастье плутающих путников, стояла никем не забронированная повозка. На ней сидел кучер, терпеливо ждущий своих клиентов: об этом явственно твердила голова, которой он крутил из стороны в сторону, выглядывая подходящую кандидатуру. И, стоило завидеть трёх странных пришельцев, его лицо тут же расплылось в дружелюбной усмешке.

– Ну, путнички, куда собрались ехать? – ехидная манера речи выбила Артура из колеи. Уж слишком сильно такая привычка говорить расходилась с тем, как говорил всю продолжительную дорогу неумолчный Айва. – Я смотрю, вы не здешние? Что завело вас в наш Тайшо-ан-Хайц? – старик немного помедлил. – Бежите, да? – эти слова он сказал тихо, быстро подмигнув глазом, изрезанным морщинами. Артур хотел кивнуть, но Айва вовремя перебил его.

– Я боюсь, это не ваше дело, – его манера держаться до сих пор поражала юношу. – Я скажу вам, куда ехать, а вы молча согласитесь и примите столько варов, сколько потребуется. Прошу ответить: сколько вы берёте с трёх путешественников, едущих в чащу Алгирэйн?

– Раз уж ты такой смекалистый и вежливый, отвечу тебе честно: цены не поднимаю, коли год удачен, как этот. И в жизни мне – одинокому старику без детей – многого блага не надо. Разве что, с голоду не помереть и спать в тепле…

– Ответьте на вопрос, пожалуйста.

Кучер досадливо ухмыльнулся и повёл плечами, как бы соглашаясь с выигрышем клиента. Посчитал что-то на пальцах, делая совершенно задумчивый вид, и показал мизинец. Артура это удивило, как удивляют ребёнка любые дела, связанные с деньгами. Ни разу ему не приходилось видеть, чтобы кто-то, желая озвучить неприятную цену, показывал мизинец. Да ещё и делал это с таким лицом, будто это считается нормой. Но Айва лишь кивнул и достал из поясного кошеля сначала бумажку в «10 эв», а потом пару сверкающих монет. Передал нужную сумму кучеру, явно довольному удачным обманом, и приказал своим спутникам залезать в повозку.

Дерево, из которого было сделано всё, включая скамьи, оказалось на редкость неудобным, отчего юноша постоянно переминался и покачивался, словно ужаленный злобными занозами. Мерлин сидел рядом, в ногах, и выглядел несколько обеспокоенно, будто думая о чём-то. Айва и Киама сидели рядом друг с другом и шептались о далёких от Артура вещах. Хоть ему очень хотелось, он постарался не вникать в чужое перешёптывание и сосредоточился на собственных мыслях. А их накопилось немало…

Глава III. Чаща Алги́рэйн

Они выехали из деревни всего за несколько минут и оказались на той же дороге, которая привела юного, ещё ничего не знающего мальчика в незнакомую столицу. Каменная река текла меж разнообразных, доселе неизвестных юноше деревьев, и радовала не только своим зеленеющим забором, но и таким сладко-свежим воздухом, что лёгкие очистились от всякой порчи сами собой. Дневное сахарное небо, развернувшееся высоко над головами, медленно направляло полупрозрачные облака, подгоняя их слабым ветром. Солнце блистало так ярко и умиротворяюще, что любые тревоги рассосались сами собой. Осталось лишь непоколебимое ощущение комфорта и уверенности, которых так не хватало в последние годы.

Когда солнце начало припекать, даруя земле свет, идущий из самого центра неба, кучер остановил полуживую, уже заезженную лошадь. Глянул в светлую, почти искрящуюся чащу, нисколько не уверенный в правильности дальнейших действий, и сообщил пассажирам о приезде.

– Будьте осторожнее. Знаете ли, Далий Мар воскрес после четырёх тысяч лет молчания! В моей деревне поговаривают, что раньше здесь было его логово… Наверное, питался там нашим скотом и жил на этом! – старик удручённо сплюнул. – Ты, воин Ивива, побереги своих друзей! Мало ль, кто встретится…

– Далий Мар вряд ли сумеет предпринять что-либо. Я почти уверен, что его силы на грани разрушения. Суть свою он уже потерял, – наверняка потеряет и силу. Но, как говорится, «мои клинки остры, покуда зло живо и здравствует в нашем мире». Ещё раз благодарю за помощь. До свидания.

Когда кучер направился обратно в деревню, Айва повёл молодых подопечных в самую чащобу, и они прорвались сквозь бесконечный кустарник только благодаря силе мужчины. Ветки ломались под его напором, высокая трава гнулась к земле, и даже редкие цветы исчезали под чёрными кожаными сапогами. Но солнце продолжало греть, и грело всё сильнее, пока пот не потёк с уставших тел подобно маленьким ручейкам. Но этот дискомфорт, усиленный чёрными длинными рукавами и всунутыми в обувь штанами, не остановил Айву от совершения однообразных взмахов и ударов. Он шёл и шёл, пробивался и пробирался, пока они, наконец, не вышли на небольшую полянку, почти сокрытую под кронами могучих деревьев. Здесь мужчина позволил себе заслуженный отдых: он улёгся наземь, блаженно теребя ушами, в которые лезли зелёные травинки, и закрыл глаза. Сейчас ему хотелось только покоя и недолгой дрёмы, которые обязаны смениться дальнейшим путём через знакомые места…