Без названия. Книга 2

Возмущению Аси не было границ: подумать только. Она и все – одно и то же. Она рывком села на кровати. Отвернувшись от Рихарда, взбила и без того высокую подушку, с размаху упала в нее, надувшись на мужа. С обиды она зевнула: завтра будет дуться от души – и заснула. Рихард лежал без движений. Он вслушивался в ровное дыхание жены. Ей пришлось не сладко – как объяснить? С ее нервами. Тут и сильный упадет…

Глава 2

В ЭСВ не многие знали, почему Борис Топорков стал Дьяволом. А те, кто знали, старались забыть.

В юности человек ошибочно полагает, что у него обязательно все получится, что жизнь бесконечна и ее лучшие плоды предназначены именно для него. Таким молодым человеком был и Борис Топорков. Он не был, скорее, исключением из общей массы юнцов.

Когда отец ушел из дома, Борис не стал переживать: не велика потеря. Инвалидность сестры расстраивала, но не настолько, чтобы занять все его мысли. Он подружился с классными парнями. Мать ведь никогда раньше не жаловалась на здоровье, не жаловалась и теперь. Она ничего не имела против друзей сына – может быть, дружба поможет ему найти себя в будущем. Нашел…

Когда у лучшего друга – Влада – погибла невеста, Борис воспринял известие как личное горе. Они просиживали часами в баре, порой, здесь и засыпали. А Ритус… Да что он может понимать в настоящей любви? У него-то все живы.

Они сидели под навесом придорожного кафе. Село так себе: зачем сюда ставить части ЭСВ? Зачем их вообще куда-то ставить? У Ритуса новый пунктик. Неужели им мало места в Б..? Нет, подавай ему полигон. Ладно. Черт с ним! Как никак начальство. Можно съездить посмотреть. Посмотрели: захолустье, как и везде! Ни дорог, ни мостов – брошенный полигон, на котором оставалась еще кое-какая техника, что не успел приспособить в личном хозяйстве сметливый русский мужик. Ничего. Вот выпьет и поедет по грибы на БТР. А почему, собственно, нет?

Борис и Влад не спеша потягивали полутеплое пиво, заедали рыбой. Противно, конечно, но все лучше, чем ничего. Возвращаться назад не хотелось. Эх, Ташку бы Воропаеву сюда. Угораздило ее родить. Сидит теперь пялится на дочуру – чего с ней делать.

– Как ты думаешь, кто будет ее кормить? – спросил Влад, имея в виду младенца.

– А фиг ее знает. Может, Ярослав себе грудь отрастит, – хохотнул Борис.

– Да, эта версия мне кажется тоже более вероятной.

– На кой ляд она вообще рожала?

– По неопытности. Думаю, ветром занесло.

Опять взрыв хохота, запиваемый пивом.

– Ну и кислятина.

– Я бы не отказался от Ташкиных анекдотов.

– Я тоже… «Какое рожать – я лопать хочу. Курицу мне!»

Они вытирали выступившие от смеха слезы.

– Таких родов я еще не принимал.

– Я тоже…

– «Одной курицы, пожалуй, может не хватить. Лучше две…», – вспоминал Влад Наташины слова в родовой палате.

– «и картошечки»…

– «и огурчиков»…

Они хохотали, не обращая внимания на группу молодых людей перед входом в магазин. По одежде чувствовалось, что приезжие, как они сами. Борис повернулся только, когда услышал хохот, более дикий, чем их с Владом. Он увидел, как трое подвыпивших юнцов пристают к девушке.

– Эй, уроды, девушку отпустите, – угрожающе произнес он.

– Ты че сказал?

Разборка закончилась быстро. Борис отряхивал рубашку – уроды пролили пиво.

– Спасибо вам.

– Пожалуйста, – Борис не взглянул в ее сторону.

– Вас сам Бог послал мне на помощь.

– Бог? Это тот урод, что якобы сидит на небесах? – зло уточнил Борис.

– Зачем вы так? – девушка отпрянула от него как от прокаженного.

– Как? – Борису стало интересно. Он, наконец, оставил испорченную рубашку в покое и взглянул на девчонку. Перед ним стояла совсем еще подросток. Женские начала только-только обозначались. Простенькое платье облегало стан. Русая коса доходила до пояса. Глаза бездонные.

– Как можно подобное говорить о Боге?

– Не волнуйся, он не услышит, даже если существует, – с издевкой продолжил Борис.

– Даже если? Так вы что, не верите?..

Борис громко рассмеялся.

– Несмотря на повальное увлечение боженькой и хороводы вокруг церкви, я не просто не верю, или совсем не верю, я даже и не задумывался никогда о нем, потому что его нет.

– Но это не так! – девочка в ужасе прикрыла рот ладонью.

– Ты его видела?

– Нет.

– А почему, в таком случае, говоришь, что это не так? У тебя же нет доказательств его существования.

– В Библии есть.

– Уволь! Библия – книга. Ты когда-нибудь читала фантастику? Нет, лучше сказки? Хотя какие сказки – там всегда все счастливы, а добро побеждает.

– В жизни тоже так.

– В жизни? – теперь настало время изумляться Борису. – Издеваешься? Или, может, дурой прикидываешься? А, нет, я понял: ты сумасшедшая.

– Думайте, что хотите, но вы не правы. Ведь если отвергнуть Бога, придется принять Другого.

– Под другим, я полагаю, подразумевается Дьявол?

Девочка истово троекратно перекрестилась, шевеля губами, вероятно, произнося молитву. Лицо Бориса передернул нервный тик: она что, в самом деле, верит?

– Да я скорее поверю в плохого Дьявола, чем в вашего хорошенького Боженьку. Бог, ты где? – Борис саркастически посмотрел на небо, затем на бледную девчонку. – Нет ответа. Видишь, его нет.

– Нельзя… это грех… грех неискупный… – девочка в ужасе отпрянула от мужчины.

– Грех? А не грех убивать дорогих людей, отнимать у них жизнь? Что-то я не увидел, чтобы за тебя заступился боженька. Или вон за него, – Борис махнул в сторону Влада. – Чего же он, такой хороший, забрал у него все? А? Молчишь? Вот и молчи.

– Я буду за вас молиться, – шепотом произнесла девушка.

– Не стоит. Я лучше продам душу Дьяволу, чем позволю добренькому Богу молча взирать с небес на горе близких мне людей.

Она больше не стала спорить. Пятясь, словно от прокаженного, она повернула домой, забыв, зачем приходила – в магазин так и не зашла.

– Ну, и зачем напугал девчонку? – спросил Влад.

– Я сказал правду.

– У каждого своя правда. Возможно, для нее правда в Боге.

– Глупо. Рано или поздно она поймет, что в жизни крайне редко побеждает добро на этом свете, а на том оно мне ни к чему, знаешь ли.

– Оставь свои демагогии при себе. Тоже мне – лучше Дьяволу…

– А что? Между прочим, я не врал сейчас.

– Не боишься, что когда-нибудь эти слова выйдут тебе боком?

– Нет.

– Мне бы твою уверенность… Простите, – Влад обратился к проходящей мимо женщине, – кто та девочка, что была здесь.

– Это Мария. Дочка нашего батюшки.

– Понял, дубина.

– И что я, по-твоему, должен понять?

– Что вера у нее с молоком матери. Она искренне верит, а ты своими глупыми замечаниями пытался опорочить ее веру.

Борис пожал плечами: ему безразлично.

– Знаете, как она поет. На ее пение из соседних сел приезжают.

Оказывается, женщина все еще стояла здесь, видно, спешить ей было некуда.

– Вы ведь приезжие. Как-нибудь сходите – послушайте. Наверное, так ангелы поют в раю.

Борис поморщился как от надоедливого зуба, что болит, не переставая, подряд многие дни. Хотел что-то заметить, но передумал – Влад пристально смотрел.

Когда Борис разместил части своей армии в этом селении (первый эксперимент ЭСВ), он впервые остался один, без Влада, с которым они были друзья не разлей вода. Теперь оставалось много, по его меркам, свободного времени, а занять его, кроме выпивки и женщин, нечем. Такое времяпровождение рано или поздно не столько надоедает, сколько опресняется, хочется чего-нибудь иного. Он не раз слышал перешептывания за спиной между военными о Марии. Оказывается, она была местной знаменитостью. У нее, если верить ребятам, что ходили ее слушать, чудесный голос. Борис лишь усмехался. Почему бы в таком случае не попробовать себя на эстраде. Это модно, престижно, доходно…

– Командир, мы завтра в церковь, лады?

Вот опять нате, пожалуйста.

– В пору, продавать билеты на представление.

– Ты бы не зубоскальничал, а послушал. Тогда и говорил бы.

– Ладно, ладно, достаточно, что все вверенные мне солдаты и офицеры истово кинулись замаливать грехи. Глядишь, намолите себе…

Он махнул рукой и пошел по своим делам, но за спиной не услышал обычного ни смеха, ни смешка. Да черт с ними! Он сам по себе. Однако в тот вечер он не захотел ни пить, ни получать женской ласки.

Борис медленно катил по занесенной дороге. Надо пускать грейдер – сколько снега. Завтра сам не проберется на машине. Дьявол! Борис забуксовал на ровном месте. Да что в самом деле? Он вышел из машины, попробовал раскачать – не получилось, одному не справиться. Тьфу, зараза. Борис медленно курил, сидя в машине. На улице хлопьями валил снег. Уже набрал номер пропускного пункта, но передумал, позвонит позже. Он посмотрел на стекла, запорошенные снегом, нажал щетки, счистил снег, но уже через несколько минут стекло снова скрыло от него улицу, на которой ничего, кроме снега. Хоть где он?

Борис снова вышел из машины. Поежился от снега, что тут же оказался за воротником куртки. Не то чтобы неприятно – щекотно. Вообще-то тепло, наверное, на улице плюс. Да, снег в руках липнет. Борис скатал снежок и бросил в пустоту, так, во всяком случае, ему казалось. Снежок нашел преграду. Озадаченный, мужчина, подошел ближе. Ограда. Черт, да это же церковь! И свет в ней. Ага, молятся за грехи. Борис попытался хмыкнуть, но не получилось. Его словно что-то потянуло к калитке, распахнутой настежь.

Он подошел к ступенькам без мыслей в голове. Да, что это он? Неужели струсил? Дверь затворилась поразительно гулко, может, оттого, что церковь была пуста. Никого, слава… Он поймал себя на мысли – интуитивно. Шаги отдавались так же гулко, как и дверь. Горело всего несколько светильников, да и то не в полную силу. Хорошо, такой свет он любил. Мужчина переходил от одного сюжета к другому. На иконах не задерживался. Дойдя до угла, вдруг встретился с двумя свечами, что горели теплым ровным пламенем. Мария молчала: зачем нарушать тишину. Борис продолжил осмотр. Обойдя церковь, вернулся к ней.

– Почему ты так поздно здесь?

– Мне тут нравится.

– И чем занимаешься?

– Готовлюсь к завтрашней службе.

– К ней надо готовиться?

– Для меня да.

– Чем занимаешься помимо подготовки к службе?

– Учусь. Садитесь.

Мария подвинулась, хотя места на лавке было предостаточно.

– Ты дочь попа?

– Да, батюшки.

– Впервые вижу дочь священника.

Мария раскладывала свечи по размеру. Положила стопку чистых листочков для записи треб.

– Тебе здесь нравится?

– Да.

– Странно.

Борис сбоку посмотрел на девочку. Ничего особенного: может, и миловидная – не более того. Платок повязан наглухо – не рассмотришь. Что возьмешь с подростка?

– Тебя родители с детства приучали?

– Нет. Мои родители весьма прогрессивные люди. У нас в семье никто никого ни к чему не неволит. Пришло само.

Хотелось съязвить – сдержался.

– Чувствуете?

– Что?

– Здесь страсти, что кипят в повседневной жизни, усмиряются сами собой, и на душе становится спокойнее. Снаружи метель, невообразимо что, а здесь тихо. Всегда можно остановиться и отдохнуть.

– От чего?

– Разве вы не устали от ноши на сердце?

– Ты считаешь, что она есть?

– Не будь ее, вы не пришли бы сюда. Увидев меня, не остались и не начали разговаривать.

– Чудно.

– Почему чудно – чудно.

– В чем разница?

– «Чудно» – то есть «смешно», а «чудно» от «чудо». Вот вы немного посидите здесь, на лавочке, поспорите со мной, посердитесь и отдохнете.

– Ты всем читаешь мораль или только избранным?

– Никому и никогда. Если я вас обидела, – простите – не по злому умыслу. Мне показалось, вы хотели спросить. Возможно, я ошиблась.

Разговор казался законченным. Борис не знал, что сказать. Девочка просила прощения, правда, за что, он так и не понял, но уходить не хотелось. Она открыла молитвенник и начала читать. Он откинулся на стену, даже вытянул ноги, закрыл глаза. Хорошо. Так хорошо бывает только в детстве, в том возрасте, в котором еще не помнишь себя – оттого и хорошо.

– Мария.

В дверях стоял мужчина, вероятно, отец. Борис очнулся – нехорошо, в самом деле, хотя, что нехорошо?

– Добрый вечер, – батюшка подошел к столу.

– Здравствуйте, – Борис поднялся с лавки.

– Борис Александрович Топорков?

– Откуда вы меня знаете?

– Как раз наоборот. Я вас не знаю, единственного в этих местах.

– Хотите сказать, что всех, кто приходит к вам, вы запоминаете?

– Хорошая память – не более, – батюшка примиряюще развел руками. – Мария, – обратился он к дочери, – что же ты не пригласишь гостя на чай?

– Не уверена, что он согласится, – девочка опустила глаза.

– Вы всех приглашаете в гости? – нахмурился Борис: не хотел он чаевничать с попом.

– Нет, – ласково, словно ребенку, ответил батюшка, – лишь тех, кто в этом нуждается.

– У меня на лбу написано, что я стражду? – снова упрямо спросил Борис.

– На лбу у вас, молодой человек, написано другое, но об этом позже. А помощь вам необходима – машина, как я понимаю, ваша на дороге, – улыбнулся батюшка.

– Да, – Борис только теперь вспомнил и о снегопаде, и о машине. – Черт, я и забыл…

Мария непроизвольно сжалась от слов.

– Ничего, Мария. Все хорошо. Идемте, – полувопросом-полуутверждением предложил святой отец.

Борис ожидал увидеть… Что он ожидал увидеть, если ни разу в жизни не сталкивался с попами? Матушка выглядела совершенно не матушкой, скорее интеллигентной женщиной средних лет, да и батюшка оказался не в рясе, а в обычной одежде. И дома, похоже, никого кроме них.

– Таня, у нас гость.

– Хорошо. Гости всегда хорошо. Проходите, пожалуйста.

Борис расположился за столом, ожидая дальнейшего, но ему предложили лишь ужин. Вопросов или рассказов о себе не последовало. Домашняя еда была сытная, хотя и постная.

– Вы кушайте. Военные не часто хорошо питаются, – заметила матушка. – Пирожки с разной начинкой.

– Спасибо. Это вы или дочь?

Надо же о чем-то спросить – хоть о пирожках.

– Это бабушка Нюра хлопочет. Она тут живет у нас в соседнем домике, любит делать разные вкусности, баловать нас. Я так никогда не научусь, а Машеньке некогда.

Борис отдал должное угощению.

– Спасибо.

– На здоровье, – женщина смотрела на него по-матерински.

– Помочь с машиной? – спросил батюшка после ужина.

– Не помешало бы.

Мужчины вышли на улицу. Снегопад почти прекратился. Машина стояла в снегу.

– Уверены, что проедете на полигон?

– Да. Я вот этот бугор не заметил.

Борис сел за руль, батюшка начал толкать. С третьей попытки с раскачки машина выбралась на простор.

– Спасибо, – Борис вылез из машины.

– Это вам спасибо. Вы ведь вступились за Марию.

– Пустяки.

– Для вас может и так, да для нас нет. Она у нас одна дочь.

– Просто она маленькая и глупенькая.

– Не могу с вами согласиться. Проблема в том, как она смотрит на мир.

– Вы так серьезно говорите о девочке. Сколько ей лет?

– Двадцать.

– Шутите!

– Нет.

– Я думал… Она сказала, что учится.

– Да. В институте заочно. Мы настаивали, чтобы на дневном – не согласилась. Ее выбор.

– Никогда бы не подумал…

Борис то ли из-за плотной домашней пищи, то ли после длительного пребывания на улице заснул в эту ночь сразу и крепко. Утром встал по звонку будильника – на душе легче.

Зачем поехал туда во второй раз, он не знал. Первый – случайная встреча, машина застряла. Но теперь ни снегопада, ни надобности ехать не было. Подходя к дому, Борис сначала услышал Марию, ее смех, детский и искренний, затем увидел. Она играла в снежки с двумя мужчинами.

– Держись! – один из мужчин бросил в девушку снежок.

– Ах, так. Я тебе покажу, где раки зимуют, – она набрала полные руки снега, но поскользнулась, потому что спешила, и села в сугроб.

– Здравствуйте, – Борису стало неловко находиться в роли стороннего наблюдателя.

– Здравствуйте, – послышалось в ответ с трех сторон.

Раскрасневшаяся девушка повернулась к нему.

– Как хорошо. Вы мне поможете одолеть этих двоих, – она протянула руку, и Борису ничего не оставалось делать, как помочь ей подняться.

– Видите, какие у них довольные физиономии? Они поспорили, что я им сдамся и запрошу у них пощады, а мне этого очень не хочется.

Ее речь прервал снежок, угодивший прямо в грудь.

– Хватит отдыхать. Думаешь, мы не знаем, что ты тянешь время.

И сразу последовало два удара.

– Ну, ироды…

Борис, смеясь, слепил увесистый снежок и запустил его в ближайшего противника, вставшего на изготовку. Попал по цели, выбив оружие у него из рук.

– Миша, у нас серьезная проблема, – сказал один из мужчин.

– Ничего, ерунда. Не таких видали…

Он не успел договорить, потому что снежок, выпущенный Марией, залетел прямо в рот.

– Тьфу.

Дальнейший бой продолжался без длительных реплик, слышалось лишь: «Ура!» «Вот тебе». «А это тебе» и все в таком духе.

– Мальчики! Мария! Хватит уже, – на пороге стояла матушка.

– Мама, еще чуть-чуть. Я почти побила их.

– И ничуть не побила. Мама, она фантазирует.

Однако мужчины остановились, и Мария, держа последний снаряд в руке, не решалась выпустить его. Матушка, качая головой, вошла в дом.

– Сестренка, ну скажи, что сдаешься, – елейно тихо прошептал брат.

– Николай! – послышалось с веранды.

– Уже идем, мама.

Мужчины подошли к сестре и начали отряхивать ее. Она, смеясь, перекладывала снежок из руки в руку, раздумывая, кому из братьев напоследок сунуть его за шиворот.

– Маша, а снежок для него? – спросил один из братьев.

– Нет. Он еще не успел провиниться в отличие от вас. Кстати, знакомьтесь. Это мои братья. Тот, что больше – Миша, что меньше – Коля.

– Борис.

Интересно, с чего она решила, что один из них меньше. Оба жлобы дай бог.

– Идемте в дом.

– Не помешаю?

– Поможете. При вас нас не станут отчитывать за сестру.

Братья засмеялись. Весело топая сапогами, они ввалились гурьбой в прихожую. Мария разделась первая и юркнула между мужчин.

– Проходите.

В зале сидел отец. Он внимательно читал газету. Увидев входящих, снял очки, поздоровался с Борисом.

– С сыновьями, я понимаю, вы уже познакомились.

– Пришлось.

Борис сел в предложенное кресло и с интересом рассматривал братьев. Оба были коренастые, широкие в плечах, узкие в талии. Оба с бородкой. У одного плотная, хоть и короткая. У другого аккуратная, ухоженная. Священники, а там, кто знает. Одеты в светское: джинсы и свитера.

Матушка вошла с большой тарелкой, полной картошки, посыпанной зеленым луком и укропом. Мария принесла хлеба, солений. Задвигали стульями, расселись за столом. Перекрестился лишь батюшка, остальные не стали смущать гостя. Матушка сердилась, несмотря на то, что старалась скрыть это. Борис поймал на себе взгляд братьев, прячущих улыбки в бороды. Отец прятать не стал, широко улыбнувшись, сказал:

– Радуются, как дети, что за проказы ничего-то им не будет.

Мать в недовольстве покачала головой.

– Она первая начала, – не выдержал тот, у которого борода была меньше.

Борис так и не понял пока, кто из них кто.

– Я всего лишь попросила прокатить меня на санках, – тихо сказала Мария.

– Они случайно перевернулись, – сказал один из братьев.

– Правда, Машенька, случайно, – подтвердил другой.

– А врать нехорошо, – не уступала сестра.

– Мы не врем. Помнишь тот камень, что я положил осенью около дорожки. Ты еще спрашивала, зачем я туда его пристроил. Вот он и помог санкам перевернуться.

– Я и сейчас спрашиваю, зачем ты его туда положил?

– Чтобы зимой, катая тебя на санках, наехать на него.

За столом засмеялись, даже матери пришлось улыбнуться.

– Вроде бы и взрослые, а ума совсем нет.

Борису стало хорошо в простом, но уютном доме, за столом, на котором была только постная еда, с людьми, любящими друг друга, чувствовалось, что перед ним семья.

Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал Борису, что он по собственной воле станет заниматься подобными вещами, он не то, что не поверил бы, – усомнился в умственных способностях собеседника. Борис не пробовал анализировать поведение, так как оно не поддавалось анализу.

Вместе со взрослыми братьями Марии, Михаилом и Николаем, они заливали горку. Самую настоящую ледяную горку. И испробовали самолично. Чудно, без сомнения, выглядело со стороны: будущие священники и командующий армии съезжают с ледяной кручи на фанерках, которыми обычно пользуется детвора не старше десяти лет.

Мария летела с горы на санках. Она заливалась смехом, несмотря на слезы, выступившие из-за ветра – глаза она так и не закрыла, несмотря на страх. Когда к горке подошли дети, взрослые уступили им место.

– Катайтесь на здоровье, – задорно крикнула Мария.

Борис больше по привычке остановил машину около церкви. Теперь он не мог себе представить вечер вне этой семьи. Ему казалось, что он здесь не столько из-за девушки, сколько из-за общества умных мужчин. Они сдружились. Если раньше с Владом Борис знал только одно времяпровождение: бар – выпивка – женщины, то теперь оказалось можно обойтись без этого, ничуть не теряя в интересе.

Мария редко участвовала в разговорах. Больше говорил Николай, а говорить он мог о чем угодно и сколько угодно. Как-то засидевшись совсем уж допоздна – никто не заметил, что время одиннадцатый час, Миша сказал, почесывая в затылке:

– Не завидую я твоему приходу.

– Михаил! – строго заметил отец…

Борис постучался. Дверь открыла матушка.

– Борис, проходите.

– Здравствуйте. Возьмите, пожалуйста, фрукты.

– Зачем вы…

– Бросьте, пустяки.

– Снимайте куртку. Дома пока только Коля. Машенька с Мишей ушли в гости – они обещались вернуться к шести, так что скоро будут.

– А Дмитрий Александрович?

– Позвали читать.

Борис прошел в комнату, где на полу сидел Николай. Перед ним лежала раскрытая коробка с множеством деталей, вероятно, от железной дороги. Сам же он внимательно изучал инструкцию.

– Привет.

– А Борис, здравствуй.

Он кивнул в знак приветствия головой и опять ушел в свое занятие. Борис прошел к креслу, не задев детали. Николай чесал затылок.

– Да.

– Зачем тебе железная дорога?

Борис повертел коробку, рассматривая, как должна выглядеть игрушка.

– Это не мне – мальчику одному. Скоро ведь Новый год.

– Действительно, я не подумал.

– Не стесняйся – присоединяйся, – обратился к нему Николай, передав инструкцию, сам тем временем выискал две детали и попытался их соединить.

Спустя полчаса вернулись Мария и Михаил.

– Все сидишь? – спросил Михаил, заходя в комнату, – вижу, за время нашего отсутствия ты, даже с помощью Бориса не очень-то продвинулся вперед.

– С твоей помощью, конечно, пойдет быстрее.

– Вне всякого сомнения.

Общими усилиями железная дорога оказалась собранной. Теперь Мария рассматривала паровозики:

– Миша, включи, пожалуйста. Здорово! Мне кажется, Мите понравится.

Мария ползала на коленях, рассматривая игрушку. Николай смотрел рассеянно: грустно. Борис ничего не понимал. Вошел Дмитрий Александрович. Борис впервые видел его в рясе – внушительно и как-то по-иному.

– Здравствуйте, – он невольно поднялся с места.

– Здравствуйте, Борис.

Поразительно, что до сих пор в этой семье его звали на вы.

– Папа, тебе помочь? – встрепенулась Мария.

– Не сегодня Мария. Николай, зайдите ко мне с Михаилом.

– Да, отец.

Мария сидела на полу, обхватив себя за колени, и молчала.

– Похоже, мне сегодня пора, – не совсем уверенно сказал Борис.

– Вы простите нас. Что-то сегодня всем досталось, даже вам. Мы с Мишей были у одной женщины – хорошая женщина, она нуждается в помощи, а здесь никого из знакомых. А Коля, Коле труднее, – шепотом добавила она.

– Машенька, ты чего гостя не приглашаешь к столу. Борис, идемте на кухню – будем пить чай, – матушка стояла в дверях.

– Вдруг нужно что-нибудь?

– Конечно, нужно. Борису нужен чай, я думаю. А Коле нужно, чтобы вы упаковали подарок. Борис, вы поможете?

– Да.

Было заметно, что девушка не довольна таким поворотом событий, но делать нечего. Борис заметил, что пока они пили чай, мужчины вышли из дома – все трое в рясах. Матушка выходила в соседнюю комнату, что-то выносила мужу.

– Не люблю такие дни, – Мария смотрела на чашку с чаем, но не притронулась к ней. Борис молчал, не зная, о чем спросить – ни о похоронах же, в самом деле.

– Вы ешьте, а то мама станет ругаться – не угощаю. Она очень строгая, когда папа уезжает по делам.