Любовь – игра, в которой всё серьёзно

Судьба круто изменилась. Когда школьный друг, учившийся в это время в военном авиационном училище, имеющий способность всё романтизировать, убедил Петра, что нет в жизни ничего интереснее полётов и гарнизонной жизни военного лётчика. Обещал помочь с поступлением.

Петька оказался человеком ведомым, согласился почти без колебаний. Прошёл медкомиссию, подал заявление и поступил.

Застенчивый романтик Часть 2

Пять лет казарменной жизни с железной дисциплиной дались ему нелегко после лихой молодости. Нечастые увольнения, редкие знакомства и встречи с девушками. Расслабиться удавалось лишь во время отпуска. Тогда он пускался во все тяжкие.

На родину  Петр приезжал в щегольской курсантской одежде, которая добавляла облику значимость, привлекательность и мужественность.

Первым делом он отправлялся с визитом к Верке и лишь когда насыщался сексом досыта, начинал романтические похождения, покоряя очарованных доблестным видом бывалого воина школьниц, которые летели к нему за любовью охотно, словно мотыльки на огонь.

Много девичьих сердец разбил он за краткие моменты отпусков, но нисколько по этому поводу не переживал.

 Письма от очарованных им девочек в училище приходили ежедневно пачками. Петька и не думал на них отвечать, хотя иногда на него что-то ностальгическое находило. Тогда он покупал стопку открыток и отсылал сразу всем с одним и тем же текстом – “Люблю! Целую!”

Эротические грёзы преследовали Петьку повсюду, даже во время полётов, причиняя немалые страдания. Однако это не помешало ему получить звание лейтенанта.

Служить направили в Киргизию, откуда полк истребительной авиации совершал ежедневные боевые вылеты в Афганистан. Несмотря на то, что пилоты постоянно рисковали жизнью, девушек, желающих любви военных лётчиков оказалось больше чем достаточно.

Петька чуть не каждую неделю выбирал себе новую невесту.

Выглядел он браво: неожиданно подрос, раздался ещё шире в плечах, отрастил залихватские усики, полюбил щеголять в военной форме, которая была бесподобно хороша. К тому же он получал приличное денежное довольствие плюс боевые надбавки за каждый вылет, что позволяло не экономить на любимом увлечении.

 Шикануть он любил, особенно вначале знакомства. Новых подружек, рассчитывающих на серьёзные отношения,  обычно ослеплял щедростью: заваливал цветами, подарками, водил по ресторанам, не жалея средств.

Когда в полку начались серьёзные боевые потери он и вовсе с катушек слетел, меняя девчонок чуть не ежедневно. Вдруг сегодня в последний раз?

Пётр привычно вышел за проходную и увидел поодаль, лётчики называли это место выставкой, скромную девицу, потупившую взгляд, которая застенчиво мяла в руке цветастый платок.

На этом пятачке девчонки стояли с единственной целью – отхватить в мужья бравого лейтенанта, который со временем, возможно, станет полковником или генералом.

Здесь практиковались товарно-денежные отношения. Проиграть или выиграть могли оба. Девушка продавала свою юность и привлекательность, иногда непорочность, а юноша – туманное, но в случае удачи обеспеченное будущее. О том, что лётчики ежедневно рискуют жизнью, девчата по молодости не особенно задумывались.

Девчонка, на которую он обратил внимание, это было видно невооружённым взглядом, явно деревенская. Наверно это и привлекло Петра в первую очередь. С деревенскими проще договориться.

Он сразу принял охотничью стойку, почуяв лёгкую, но весьма привлекательную добычу.

Искательницу приключений видно за версту. Привыкшие к мужской ласке кокетки ведут себя раскованно, глаз не прячут, эта одета незатейливо. Ведёт себя скромно.

Серенькое платьице ниже колен, платок на плечах, простенькие туфельки без каблука, непритязательная сумочка, больше похожая на хозяйственную принадлежность, нежели на предмет женской галантереи.

Волосы девушки собраны в хвост, затянутый тонкой белой лентой. Ногти подстрижены под корень. На лице с приятной природной свежестью нет даже следа макияжа.

Как такая простушка могла оказаться на ярмарке офицерских невест, которая нисколько не гарантировала серьёзных отношений? Сюда чаще приходят шумно и весело провести вечер за чужой счёт.

Замужество – лишь случайный бонус, который не так просто заслужить. Для этого нужно очень постараться. Большинство пилотов – молодые ребята. Связывать свою жизнь цепями и узами семейных отношений, лишаясь возможности разнообразить сексуальное меню – это не для них.

Вон сколько претенденток. Отказывают редко.

Пётр пригляделся к девушке, прикинул вероятность блицкрига. Свои шансы определил как довольно высокие и подошёл.

– Зовут-то тебя как, прелестница?

– Илонка.

– Надо же. У тебя и имя такое же прелестное, как личико.

Девушка зарделась, посмотрела на Петра, склонив голову набок, нервно облизнула губы. Их влажный блеск и чётко очерченные контуры вызвали у опытного обольстителя обострённый сексуальный аппетит.

– Девочка-то, ого-го! Совратить такую недотрогу дорогого стоит. Это тебе не записная развратница, у которой тот же спортивный интерес, что и у охотника.

Такую скромницу ещё завоёвывать нужно. Но стоит ли тратить драгоценное время. Судьба боевого пилота – лотерея.

– Может быть ну её?

Во внутреннем кармане у Петра лежит записная книжечка, а в ней десятки телефонов безотказных, как автомат Калашникова, проверенных временем девиц, знающих своё дело.

Однако в голове что-то неслышно щёлкнуло, заставляя продолжить знакомство. Чем зацепила его эта серая пичуга, он сам не понял, но настойчивость проявил.

– Скучаешь?

– Нет, жду.

– Не меня ли ожидаешь, прелестница? Я сегодня один как перст. Готов составить компанию. Вместе веселее.

– Не думаю.

– Тогда скажи, о чём думаешь.

– О том, что у меня здесь встреча назначена с парнем из нашей деревни, а его нет и нет.

– Он лётчик? В нашей эскадрилье летает?

– Да. Мы с ним договаривались. Обещал с квартирой помочь, на работу устроить. Я ведь к нему приехала. Летом в отпуске был, звал замуж.

– Фамилию лётчика помнишь?

– Ефимов. Максим Ефимов.

– Да, девочка, дела. Как и сказать не знаю… Не придёт твой Максим. Совсем. Погиб геройски неделю назад.

– Врёшь!

– Пойдём, я тебя в штаб проведу. Обманывать, резона нет. Кто о таком шутит.

Девчушка разрыдалась взахлёб. Петька тоже расстроился, хотя смерть давно не вызывала у него сильных эмоций. Сопереживание, какого прежде никогда не испытывал, выключило сознание. Это было что-то новое, из области увлекательного неведомого.

Что происходило в ближайшие несколько минут, он не помнил. Очнулся, когда утонул в мягких податливых губах Илонки, испытав невиданную прежде сладость.

Когда девушка пришла в себя, с выражением ужаса на лице отпрянула, испугавшись произошедшего.

У Петра была арендована тайная квартира, куда он приводил подружек. Её сдавала внаём семья, переехавшая из города, в котором он родился и рос. Брали немного, никому больше не предлагали, потому, что Пётр пользовался ей постоянно и платил исправно.

Не хотелось парню терять такое удобное гнёздышко, но подругу погибшего друга он не мог оставить на улице. Здесь он откровенно кокетничал сам с собой: Илонку Пётр воспринимал несколько иначе, чем всех прежних девчонок.

Память о друге была лишь зацепкой. Дело в том, что внутри у него что-то перевернулось.

Почувствовав на губах вкус непорочной девственности, обмануть его было сложно, Петька потерял покой. Он не отдавал себе отчёт, в чём причина такой невиданной с его стороны щедрости и неожиданного сопереживания, действовал спонтанно, безотчётно, не в силах отвести глаз от случайной подружки.

 Полк находился на военном положении. Расслабиться за пределами части давали лишь тогда, когда боевую машину ставили на плановые технические работы или сразу после удачных боевых вылетов.

Потерянного даром дня было до страсти жалко, однако Петька, не задумываясь, повёл Илонку в снятую комнату, обуреваемый мутными, совсем неоднозначными мыслями, которые разрывали сознание на части.

Он мечтал об этой девочке, представляя то одно, то другое, не решаясь принять окончательное решение. Волнение, связанное с Илонкой, не унималось.

Петька понимал: нельзя лезть к невесте погибшего друга с непристойным предложением в первый же день.

– Видно будет. К таким девчонкам лучше вообще не приближаться. Не успеешь глазом моргнуть – захомутает.

Лицо Илоны не отличалось особенной красотой, оно было наивное, беспомощное, живое, подвижное, трогательное, привлекало неповторимостью, своеобразием. Её внешность не сливалась в мыслях в обыденные определения, которыми мужчина привык маркировать подружек. Она была исключением из всех знакомых правил.

Петьке хотелось смотреть и смотреть на паутинку светлых морщинок на загорелом деревенском лице, живущую своей жизнью мимику, отражающую каждое душевное движение.

Илона не умела скрывать эмоции и мысли. Серые с искринкой глаза отражали каждое движение души, цепляли искренностью и простодушием, примагничивали внимание, посылали неведомые сознанию импульсы, ускоряющие ток крови.

Девочка не имела возможности скрыть свои эмоции, которые переполняли всё её существо. Возможно, причиной одухотворённости и чувственности была новость о смерти жениха, но Петька заметил Илонку несколько раньше и подошёл именно потому, что заинтересовался чем-то особенным в облике.

Илона жила здесь и сейчас, реагировала на события и речь настолько чувственно, что умудрялась насыщать простые слова энергией сопричастности. Похоже, именно  выразительные эмоции делали её внешность привлекательной.

Петькина чувственность была примитивной, грубой, полностью настроенной на процесс ускоренного завоевания женской благосклонности в постельном варианте. Лишь от секса он испытывал истинное наслаждение, только о нём мог подолгу говорить и думать.

Способность неутомимо и изобретательно проникать внутрь девичьего цветка, испытывая наслаждение от мастерского владения грубой мужской силой, с юности была предметом его гордости.

Петька мог заставить любую женщину, с которой удавалось договориться, испытывать животные страсти, выразительно и ярко отражающиеся на её лице.

Он обязательно должен был сорвать аплодисменты в виде экстатического восторга и чувственного крика подружки, что заводило гораздо больше самого процесса. Довести женщину до точки кипения получалось у лейтенанта Кирпикова виртуозно.

Петька запросто брался на спор довести до экзальтации девчонок, которых другие офицеры считали безнадёжно фригидными, бился об заклад и неизменно выигрывал пари. Такие проделки были для него любимым развлечением.

Среди записных подруг местного гарнизона Петька пользовался неизменным успехом. Ему не отказывали, даже когда появлялся с пустыми карманами. Среди утешительниц свидание с лихим лейтенантом считалось везением.

Он никогда не выключал свет во время эротических сеансов, очень любил смотреть на переживания очередной любовницы, так же быстро забывая её, как и завоевывая.

Именно так он чувствовал. Акт любви был поединком, в котором он должен стать непременным победителем, господином.

Петька никогда не забывал, что перед ним всего лишь самка, которую нужно удовлетворить, чтобы потешить собственное гипертрофированное эго. Причём  так, чтобы она умоляла его о похотливом желании с ним совокупиться, ещё и ещё раз испытать серию оргазмов, добывать которые он умел.

Женщины в его руках стонали и плакали. Напряжённые, сосредоточенные на физическом удовлетворении древних, как мир потребностей, они отдавались Петьке с благодарностью и желанием.

Выражение их налитых кровью лиц в процессе любовных забав застывало в трансе, отражающем  страдания изнывающей, трепещущей в агонии страсти плоти,  чрезмерно воодушевлённые внутренние акты. Финалом восторгались почти все подружки.

Петька привык иметь, употреблять женщин по единственно возможному с его точки зрения назначению, которое заключается в умелом возбуждении мужского эго.

Он ценил способность и потребность женщин подчиняться и подстраиваться, умение угадать сиюминутные желания мужчины, правильно и вовремя напрячь  нужные мышцы  там и так, как ему хочется, чтобы получить наивысшее наслаждение, которое заканчивалось одним извержением и сразу начиналось другим, пока оба не упадут в изнеможении.

Заниматься любимым делом Петька мог бесконечно. Его орудие всегда было в рабочем состоянии и не давало осечек.

Сейчас предмет его гордости застенчиво спрятался, не высовывая головы, словно над ним провели таинственный мистический обряд, лишив владельца главного, что имело смысл в  абсурдной жизни, не имеющей для боевого лётчика никакой ценности.

Что толку в земном существовании, если оно может закончиться в любую минуту, что и происходило во время боевых вылетов?

Ефим Максимов, несостоявшийся Илонкин жених, останки которого собрали на месте крушения кусками, уже  разменял земной путь на Звезду Героя, если конечно её не захочет нацепить на грудь нуждающийся ещё в одной побрякушке генерал.

Пилоты легко, практически не задумываясь, отдают свои молодые жизни за денежные знаки, награды и звания.

Петька не желал думать о смерти. Он офицер, обязан выполнять приказ независимо от обстоятельств.

Сейчас он хотел видеть глубокие серые глаза, чётко очерченные влажные губы необычной формы, чувственную, но грустную мимику, вздымающуюся от дыхания тяжёлую грудь. Девушка притягивала его внимание, завладела чувствами и мыслями.

Илона страдала. Петька был впечатлён глубиной её чувств, пытался предугадать желания и мысли. Впервые в жизни он по-настоящему сопереживал.

Год боевых полётов остудил его сердце, поселив холодное равнодушие.

Петька помнил этого светловолосого высокого парня: сильного, спортивного, пластичного. Его всегда удивляла способность Максимова запросто ходить на руках, время от времени подпрыгивая и балансируя всего на одной из них.

Ефим  умел легко, непринужденно закручивать и перемещать тренированное гибкое тело в пространстве, словно для этого не требовалось усилий. Гимнастические способности парня  потрясали. Всё перечеркнуло одно единственное слово – был.

Возможно, через несколько дней и про Петьку скажут так же. Именно поэтому нельзя терять ни минуты, даря девочкам себя, свою недюжинную сексуальную силу, получая от них соответствующие бонусы.

Пусть он запомнится хотя бы этим. Наверно способность дарить оргазмы тоже чего-нибудь стоит. Петька не собирался закапывать свой талант в землю. Он ещё не нагулялся, как следует.

Впереди ещё много любовных побед. Не беда, если некоторым из них повезёт забеременеть – пусть учатся предохраняться. Он же мужчина, значит, должен уметь делать детей. Даже обязан.

Несправедливо, когда после тебя ничего не останется.

Что с детьми будет дальше, не его проблемы. Петька никому никогда ничего не обещает, кроме наслаждения от секса. Между прочим, чаще всего не бесплатно.

Выпивка и закуска всегда за его счёт. На расходы Пётр денег не жалеет. Любит, чтобы приправа к главному блюду была острая и пикантная.

Раскрасневшийся от напряжённых размышлений Петька идёт рядом с Илонкой, тащит  тяжёлый чемодан, искоса на неё посматривая, но не может решиться даже за руку взять. Что за беда? Никогда прежде не испытывал он подобных проблем.

Застенчивый романтик Часть 3

Девушка растерянно молчала, лихорадочно перебирая в уме возможные варианты развития событий, ей было не до разговоров. Жизнь снова и снова преподносит неприятные сюрпризы, круто меняя судьбу. Что ждёт завтра – неизвестно.

Уезжать домой, откуда убежала со скандалом, ужасно не хочется. В деревенском хозяйстве всегда рук не хватает, заняться есть чем, но вернуться, значит согласиться с безрадостной перспективой тяжёлого крестьянского труда, жить по чужим правилам.

Чего она там не видела: отца – горького пьяницу, постоянно распускающего руки, мать, в сорок пять лет превратившуюся в старуху,  сестёр, пухнущих чуть не всю зиму от голода, огород пятьдесят соток и скотину, требующую круглосуточно ухода?

Пропади она пропадом, такая прекрасная жизнь. Уж лучше на завод устроиться и жить в общаге. Девчонки рассказывали, что там всё по расписанию и еды вдоволь.

Илона потому к Ефиму и поехала, что не может больше жить хуже скотины. Ту хоть кормят вовремя и не бьют. Единственная надежда была вырваться из ада и что теперь?

– Допустим, устроит этот бравый офицерик с ушами как у Чебурашки на ночь, дальше-то что? Бегать в поисках работы в чужом городе, где большинство людей разговаривает на незнакомом языке?

Кто знает, что у них на уме. Да и у Петра этого, тоже. Вон как глазищами сверлит, раздеть взглядом норовит. Кто знает, что у него на уме. Там и до беды недалеко. С поцелуем и объятиями сразу полез, изображал сочувствие.

Нет, это не выход. Пусть, конечно, поможет. Переночевать-то нужно, а рано утром бежать без оглядки. Только куда? Вот ведь лихо, как прицепится – не отлепишь.

Просторный старый дом с большим фруктовым садом, обилие ярких цветов, прохладная тень,  сладковатые экзотические  запахи впечатлили, даже настроение улучшилось.

Чистота внутреннего пространства так отличались от беспорядка и неустроенности быта там, на родине, что Илонке захотелось хоть немножко, совсем чуточку пожить в такой роскоши.

Сад был наполнен таинственными, совсем незнакомыми звуками. Откуда-то изнутри, постоянно меняя направление, появлялись и исчезали, то звон цикад, то пение незнакомых птиц. Иногда воздух взрывал страшноватый, режущий слух крик осла.

Пётр прошёл вглубь двора, который обвивали виноградные лозы и плетистые розы, усыпанные большущими бутонами, поставил чемодан возле низкого деревянного стола, снял туфли, попросил девочку сделать то же самое.

Его глаза больше не бегали. Мужчина улыбнулся и присел на ковёр возле столика, жестом приглашая Илону.

– Тебе здесь понравится. Хозяева этого дома мои земляки, можно сказать друзья. Они русские, инженеры на текстильной фабрике. Приехали налаживать новое оборудование, обучать персонал, да так и остались.

Замечательные люди. Вот увидишь. Я у них комнату снимаю… Кхм-кхм. Отдыхаю иногда  от спартанской  обстановки казармы. А вот и Яночка идёт, дочка хозяев. Познакомься девочка, это Илона.

Она приехала к жениху… да, вот, а его как бы… кхм-кхм… сбили его… на днях сбили. Да! Ну вот, я и говорю, это его невеста, значит, Илона зовут. Ехала на праздник, а вышло… Да! Она здесь пока поживёт, значит, да, пока поживёт, вот.

Яночка была одета в национальную одежду киргизов, включая непременные атрибуты, такие, как шаровары, цветастое платье до пят, платок и украшения на руках и шее.

– Не обращайте внимания, Илона. Так проще общаться с местным населением. Мы привыкли, нас давно принимают за своих. Вы пьёте зелёный чай или лучше черный?

– Если можно, холодную воду.

– Тогда компот или сок. Чай вы совсем не пьёте?

– Пью, только я целый день без воды. У меня наверно скоро кожа лопнет от жажды. Извините за беспокойство.

– Что же ты, невеста, такая стеснительная?

—Да я, собственно и не невеста совсем, мы даже не целовались ни разу. Ефим – парень из нашей деревни. Приезжал недавно на побывку, замуж позвал, я и сорвалась к нему. Договорились, что попробуем вместе жить, а там видно будет. Видно зря приехала.

У Петьки глаза заблестели от новости. Это же здорово. Никакая она не невеста, просто знакомая, значит, и переживать не о чем. С другой стороны – зачем связываться с девчонкой-недотрогой? Уговаривать замучаешься.

Нет у него ни сил, ни времени, ни желания обхаживать застенчивую девственницу.

Петька покрутил эту мысль в голове, смакуя потенциальные возможности, но тут же отбросил, как глупую и чересчур затратную идею.

– Что я, мальчик что ли? Безотказных прелестниц пруд пруди, только свистни – прибегут.

Яночка подала чай по восточному обычаю, на дастархане: пиалы, только что заваренный чайник, орехи, сухофрукты, сладости и национальную выпечку. Девушке принесла запотевший графин компота.

Так за Илоной никто не ухаживал. Она обречённо вздохнула: не про неё этот праздник жизни. Уезжать придётся, хотя пока всё устраивается чудесным образом.

– Подушку бы сейчас и поспать в тенёчке, – мечтательно подумала девушка.

Словно подслушав желание, Яночка уже несла вышитые подушки и тонкую накидку, чтобы укрыться.

– Отдыхайте, не буду вам мешать. Ваша комната, Петя, как всегда открыта. Бельё свежее постелено. Покушаете, можете идти спать.

– Илона одна будет жить. Вы, пожалуйста, за ней присмотрите. Я имею в виду еду и всё прочее.  У девочки такое горе.

Яночка  как-то странно посмотрела на Петра, пожала плечами и улыбнулась.

– Для вас, Пётр Андреевич, что угодно. Вы же свой. Пусть хоть совсем переселяется, будем рады. Мы постараемся, чтобы гостье понравилось. Вы, Илоночка, не стесняйтесь, располагайтесь как дома. Родители придут с работы, я вас познакомлю.

Когда девушка прилегла, вожделение Петьку всё же посетило, но он его усмирил. Трудно было с непривычки обуздать взбрыкнувшее желание, но он справился.

Не успела девочка положить голову на подушку, как тут же уснула. Пётр пытался её разбудить, шептал на ушко, что спать нужно в комнате, Илона лишь посапывала да носик морщила.

Долго наблюдал Петька за этим безобразием, пытаясь не думать о привычной страсти, перебирая в уме различные варианты развития событий.

Перед ним, доверчиво развалившись на топчане, лежала настоящая лесная нимфа: распаренная полуденным зноем, румяная, нежная.

Платьишко девушки слегка сбилось, оголив круглые коленки, грудь аппетитной горкой вздымается ровным дыханием, аппетитные округлости притягивают  взор, словно магнитом.

Кровь как назло устремилась в центр блаженства, разбудила дремавшее естество, отчего по телу побежала волна вожделения. Воля, которую он пытался сжать в кулак, подчиняться никак не желала, настойчиво требуя законную премию.

Ничего не поделаешь – многолетняя привычка. Очень уж хочется Петьке отведать райское яблочко из девственно благоухающего сада. Он даже руку до крови прикусил от бесилия.

Дудки, нет у него права рвать цветы из этой клумбы! Даже познакомиться, как следует, не успели. Не может Петька с Илоной поступить не по совести. Она особенная.

Вот такая нехорошая, понимаешь, непонятная история приключилась.

Неизвестно по какой причине, Петька даже мысли допустить не мог, чтобы обидеть Илону. Он пожалел, что  грешил прежде, что не дождался женщину, с которой жизнь могла сложиться иначе.

Впервые Пётр подумал о том, что шуры-муры, любовь-морковь и яркие нежные чувства не пустой звук, что есть девушки, с которыми грубый секс связать невозможно, по отношению к Илоне похоть выглядит грязным извращением.

Нестерпимо захотелось дотронуться пальцем до её губ, вдохнуть запах разомлевшего тела, погладить разметавшиеся по подушке локоны.

Это он, Петька, и совсем не он. Кому расскажи, какая блажь вертится в голове, насмерть засмеют.

– Придётся теперь с опухшими причиндалами в казарму возвращаться. А если ночью на задание? Беда, братцы, – заскулил бравый лейтенант.

 Чем дольше он на девчонку смотрел, тем сильнее заводился.

– Мотать отсюда нужно и как можно скорее, пока не натворил чего непотребного. Лихо-то как! Ладно, на проходной наверняка давалки ещё дежурят. По-быстрому в ближайшей гостинице перепихнуться и спать. Да уж, уснёшь тут, когда мысли только о ней. Вот ведь навязалась на мою грешную голову. Пройди мимо –  человеком бы себя чувствовал.

Нельзя, никак нельзя боевому лётчику в любовь играть. И как поступить? Отнести по-тихому в комнату, зажать рот да вдуть?

Пусть потом сидит и ждёт, когда я с задания прилечу. Никуда не денется. У неё даже денег на обратную дорогу нет. Поживёт наложницей, полевой женой, там видно будет. Вот как по уму нужно бы сделать.

Пётр осторожно взял Илону на руки, благо она лёгкая, как пушинка, невесомая, оглядываясь, отнёс в комнату.

Девочка даже не проснулась, лишь посапывала потешно да носик морщила: переволновалась бедолага, устала.