Дороже только снег

– Кашель начался несколько дней назад сказала женщина.

Сначала у меня. Потом у него. Затем мы почувствовали жжение в горле и в груди.

Ребенок с большим удовольствием, хотя и не без опаски, открывал рот, высовывал язык и говорил мне «А». Я измерил температуру – 38,7. Что-то очень напрягало меня, не давало покоя, специфический кашель.

Когда я зашел в ординаторскую, Кронский был так возбужден, что даже забыл со мной поздороваться.

– Рассел не с тобой? Сбил он меня вопросом с порога.

– Нет, – покачал я головой.

– Черт его подери, этого старика! Ведет себя в последнее время как ребенок! Говорят, он уже несколько дней как на Айконе, а мы его разыскиваем, сходим с ума, посылаем голограммы! Где он скрывается? И главное зачем? Готовится к докладу? Чем он хочет нас поразить? Здесь есть дела поважнее! ,-И он кивнул на карточки и снимки больных, разложенных на письменном столе, из резного отполированного дуба карего цвета, с медными прожилками. И как он протащил его на Айкон! Ну, конечно, я узнал этот классический профессорский стол под лучшие антикварные лавки, много лет простоявший в Санкт- Петербургском Медицинском Университете. Отполированные до блеска ножки увенчивались львиными лапами. В глянцевой поверхности выдвижных ящичков отражались бронзовые витые ручки. «Избавился от человекозависимости, а от стола отказаться не смог» подумал я про профессора.

– Как дела? Вопрос вышел глупый, так как дела у Кронского шли из рук вон плохо, и это было очевидно.

– Ничего хорошего! сам дьявол! -буркнул он, кивком указывая на термостат.

За светящимся прозрачным стеклом, словно на витрине элитного бутика, крутилась колба со смертоносной палочкой, невидимой, размером с молекулу, способную засосать в себя миллионы жизней. Через несколько часов нам станет известно, что за чудовищная инфекция угрожает жителям Айкона и, самое главное, сможем мы ее победить или …

В этот раз мы находились под постоянным наблюдением ВПА (Внешней Полиции Айкона)! Предусмотрительные Айконцы, видимо, стали подозревать Землян в угрозе биологического оружия и умышленном распространения инфекции на платформе. Я подошел к термостату и постучал по стеклу, хотелось разрядить обстановку.

–Привет, вот ты и попалась, Алиса! … имею привычку называть возбудителей заболевания каким- либо именем, – быстро добавил я, заметив недовольное выражение Кронского -так мне легче бороться с невидимым врагом. Я персонализирую патогенные палочки, спирохеты и бациллы, ведь согласитесь, это-враг, безусловно, гораздо более хитрый, стремительный и коварный, чем мы!

– Вот именно! Поэтому, это выглядит как панибратство… И если она- он кивнул на термостат, умнее нас с вами, то может и посмеяться над нами!

Нужно сказать, что Кронский был отчаянный пессимист. Я удивлялся как ему удавалось достичь положительных результатов в лечении с таким ужасным настроем. Пытаясь все предусмотреть, Кронский был беспощаден к себе. Типичный самоед, он сводил себя с ума, укоряя за то или другое, а уж подчиненным приходилось совсем туго. Напряженное, с глубокими складками лицо, имело такое выражение, будто он устал сам от себя. А поредевшие волосы выглядели так, будто он выщипывал их сам себе в минуты мук совести. Но вообще Кронский был абсолютно порядочным человеком, за что ему и прощали несносный характер. Так никогда и не женившись, он изобрел вакцину от человекозависимости и переместился на постоянное жительство на Айкон.

– Вы поступили не разумно, выбрав гостиницу так далеко от Тесло, а ведь здесь вам предоставляют отличные условия, правда, без терра вью, конечно… К тому же, это может сильно не понравиться ВПА.

– О, ко мне нет никаких вопросов, я получил разрешение, хотя вообще мог бы и не спрашивать.

– Мой дорогой. Вы плохо знаете людей! Сегодня вы герой, а завтра с вас сорвут награды и одежды и умерщвлят причем за то же, за что сами вчера славили!

–Айконцы самые гуманные представители человечества! Возмутился я,– а вы вообще говорите о каких- то диких временах и нравах, когда люди убивали друг друга!

– Запомните, мой друг, запомните… Кронский приблизился ко мне и заговорил быстро и тихо:-Времена никогда не разные, они всегда одинаковые, так как одинакова природа людей. Айконцы те же земляне, потомки первых поселенцев. А агрессия и зло начинают зарождаться еще тогда, когда про них нет и слова, и намека! когда вокруг еще мир и благодать… Прекрасный мир…цветут сады, смеются дети …И в этом прекрасном мире живут прекрасные люди. Так? Согласны? Так! Именно так, никак иначе. Прекрасный мир, он ведь, для прекрасных и хороших людей. Аксиома! Согласитесь… И когда, вдруг, красивый тихий, идеальный мир подвергается угрозе… вот тогда! ни в чем не повинные, прекрасные люди, не совершившие плохих дел, соберутся вместе и восстановят справедливость: уничтожат или накажут того, кто позволил нарушить гармонию и справедливость. И в момент восстановления справедливости, они будут сам дьявол, само воплощение зла, поверьте мне! – театрально воскликнул Кронский и, уставший, снова сел.

– Ну, и что же вы предлагаете? Не наказывать? Идеальный мир для злодеев? ,– Я не мог сдержать смех. С другой стороны, мне хотелось потянуть время и не возвращаться к теме эпидемии, чтобы хоть как- то отвлечь Кронского, было очевидно. как сильно он расстроен. -Или наказывать их любовью! Вот уж это было бы действительно смешно… Хотя наидобрейшие создания Айконцы могут и до этого додуматься!

– Правильно вы сказали додуматься! А ведь до этого еще никто не додумался. Как ни странно, но Кронский оставался чрезвычайно серьезным, хотя дискуссия, на мой взгляд, приняла комичные формы. – Ведь самым тяжелым переживанием для любого человека является осознание, что ты причинил страдания любимому или симпатичному тебе существу.

– Значит нужно, следуя логике, заставить полюбить себя…??? Невозможно. Тупик, профессор!

–Ладно, умник, пришлю за тобой в гостиницу кого нибудь из аспирантов на аэромобиле в сопровождение..

– Яю.., почему то выпалил я и тут же об этом пожалел.

Кронский сощурился и пронзительно посмотрел на меня:

– Бесполезно.

– Она не умеет управлять аэромобилем?

– Управлять может даже ребенок.. Бесполезно крутить с нею шашни.. вы ведь об этом, мой дорогой?

– Вовсе нет, я даже оскорбился за столь низкую оценку профессором моего эмоционального развития, -тем более я сделал эту вашу вакцину..

– От настоящих чувств лекарства нет, не обольщайтесь.

–И зачем же тогда, позвольте узнать, вы изготовили это зелье против любви?

– Не против любви, а против человекозависимости! Это совершенно! совершенно! разные! Вещи! Мой! дорогой!-Профессор перешел на нервный крик, чеканя каждое слово по одному.

– Выглядит так будто вы решили одурачить все человечество! Но для чего? Не боитесь на вас подадут жалобу? Мол так и так ..,сделал прививку, любить не хотел, всю жизнь распланировал можно сказать по минуточкам, и тут, бах как гром среди ясного неба. Любовь! Настоящая! Все насмарку.. все полетело в тар тары, Забирайте ,мол, обратно свою настоящую любовь? Что тогда? Не боитесь?

–Нет. спокойно сказал Кронский . Не боюсь. Кто встретит настоящую любовь, тот посчитает ее наградой и удачей, и никогда не откажется от нее, как бы не была трудна эта ноша.

– Извините, профессор, не хотел заставить Вас нервничать. Философия- не мой конёк. Скажите лучше, когда я смогу приступить к работе?

–А. да ничего… ты еще такой молодой… не страдал…в пять тридцать Эй Эм по Нью Йорку, сможешь достать свою Алису. – профессор произнес все в одну фразу.

– Ну, да, не страдал! А Галка? Вы Галю мою не помните, Александр Иосифович? Пять лет душа в душу, а потом, хоп и жена Зав. кафедрой, как вам, а? Пострадал, помаялся и ничего, прошло все.. Все как с гуся вода, а ведь это, наверное, была любовь, а?

– Наверное… передразнил меня Кронский. Думаю, когда она случится, ты у меня уточнять не будешь.

Глава 3. Яя

Моя новая сопровождающая, с которой я уже заочно был знаком, прислала голограмму. Изящная светящаяся теле-девушка с лицом Яи сообщила мне, что задерживается на час по земному времени. Ох, уж эти женщины! Во все времена одно и тоже, где бы они не находились на Земле или в космосе, они должны иметь такой вид, будто ей предстоял выход на сцену. Но сегодня меня это не раздражало. Я налил себе кофе и вышел на балкон. Я не поскупился на номер Planet view. Это была, конечно, не первая линия, но все три планеты было видно хорошо. Я присел на легкую висячую антигравитационную лавочку у балконной двери и чуть, болтая ногами, словно ребенок, разглядывал Землю со стороны. Это самое удивительное завораживающее зрелище. Где -то там, на Земле, был мой дом… где- то там ждала меня моя стареющая дорогая мама, где-то там, Галка бегала по магазинам, стуча каблучками. Теперь же, здесь, издалека, я испытывал к ней удивительно теплые чувства, без тени обид. Как прекрасна жизнь на Земле, теперь я понял это отчетливо, смотря на нее со стороны вот, луна, ну, точно, фарфоровая, белая, даже чуть прозрачная. А солнце! Знаменитое лимонное солнце Айкона. Здесь оно было чуть вытянутое, лимонного цвета, с успокаивающим томным светом белого золота. Эти эффекты создавались из- за светопреломления внешней оболочкой искусственной атмосферы Айкона.

Заглядевшись, я не заметил, как к моему балкону бесшумно подлетел серебристый BMW. Шарообразная сфера мигала разноцветными стоп-сигналами, расположенными по нижнему ярусу. Двери круглого аэромобиля распахнулись и передо мной возникла ослепительная Яя в аэрокостюме, я сразу узнал её по солнечным волосам и малахитовым глазам. Именно так я представлял себе встречу с инопланетянами, как в лучших космических блокбастерах. Я поставил чашку с кофе на перила и принялся перелезать через парапет. Выглядел я, видимо, очень комично, так как Яя рассмеялась. Она указывала мне на дверь в парапете. Оказывается, все балконы на Айконе открывались для возможности посадки в аэромобиль. Распахнув злополучные створки, я встал перед задачей как безопасно попасть в висящий передо мной BMW.Я смотрел на расстелившуюся световую дорожку, из чередующихся белых и жёлтых лучей, словно пешеходная зебра. Такие технологии только появлялись на Земле, я видел в Нью Йорке и Москве световые переходы, но шагнуть на них было, действительно, страшно. Стараясь казаться непринуждённым, я расставил руки, словно были стены и сделал шаг. При этом, сердце моё буквально ухнуло в пятки. Яя смеялась, что мне было не очень приятно, так как меньше всего я хотел показаться смешным. Оказавшись внутри просторной кабины, я огляделся. Это больше было похоже на комнату- изящные шторы цвета пыльной розы, круглый стол в стиле антик и эргономичные бежевые кресла. Девушка задала автопилот на центр Тесло и машина, еле слышно, мягко тронулась. Я был не в духе по вышеуказанным обстоятельствам и молчал, усевшись в кресло. Через прозрачное окно в полу я наблюдал улицы, залитые разноцветными огнями, зданиями в стиле Гауди и современными кристальными сферическими шатрами на длинных ножках.

–Вы здесь живёте? нарушил я неловкое молчание, разглядывая уютную обстановку. Некоторые айконцы предпочитали жить в мобильных домах, используя их также как транспортное средство. Моя снежная королева похоже была занята собой, ответив после продолжительной паузы:

–Нет, я предпочитаю жить в доме.

–В доме «зефирке»? Спросил почему- то я. Видимо, роль клоуна мне очень шла и Яя снова рассмеялась.

–Что за дом зефирка? Покажете мне? Я ужасно люблю всё новое! И как это я не знала?

–А профессор Кронский охарактеризовал мне Вас как интравертную особу.

–Ах вот как! Вы говорили обо мне с Кронским? Это любопытно. Кстати, если вы не привиты, следует немедленно это сделать. Я, действительно, не люблю излишнее внимание. И обещайте никогда в меня не влюбляться!

–Обещаю! И Вы ни в моём вкусе,– соврал я.

На Земле это выглядело бы чистым хамством, но только не здесь. Яя была настоящей инопланетянкой для меня. Ещё минут десять мы провели в полном молчании. Я неотрывно смотрел в окно в полу, запечатлевая в памяти каждый кадр сюрреалистичных пейзажей. У центра Тесло мы приземлились на парковочную лужайку, сплошь усеянную студенческими мини- аэромобилями.

–После работы жду Вас здесь же.

–Не беспокойтесь, это лишнее..

–Мы Вас не оставим, не уговаривайте. Мы очень ждали Вас, не тратьте силы на дорогу.-Яя неожиданно смягчилась.

Я был польщён… Я пожал её нежную руку, она в ответ тревожно посмотрела на меня.

–Не беспокойтесь, торжественно обещаю взамен Вас не любить., ляпнул я.

Мы оба рассмеялись и она в ответ дотронулась до моей руки. Я направился в Тесло. Какой- то прохожий, видимо случайный свидетель нашего разговора, проходя мимо, похлопал меня по- дружески по плечу:

–Не обольщайся, старик, она просто хочет есть!

–Что???, -Не понял я сразу. – Есть?!

–Ну, да. Сделай доброе дело и будешь сыт, благополучен.

Я забыл правило Айкона, имея земные деньги в наличии хорошей суммы. Никогда ещё я не думал о дружбе и любви как о средстве пропитания. Я с ужасом оглянулся на Яю, как будто она могла съесть и меня. Тонкая и хрупкая, она дружелюбно улыбалась мне, стоя у своего шикарного BMW.

Глава 4.

Сиреневый день.

Температурные графики больных ползли вверх. Алиса не поддавалась. Она боролась за жизнь отчаянно, вырабатывая все новый иммунитет. Кронский был вне себя, больные поступали.

–Прости, Алиса, но ты умрёшь. -, сказал я, добавляя лизисную эмульсию.

Странно, но я не был зол на Алису, то есть страшно хотел разозлиться, но все время думал про Яю и про то, хотела она есть или была искренна в разговоре со мной. Через пять часов работы под мозговым ускорителем, я выдохся, и вышел прогуляться по коридору. В высоких потолках гулко отражался звук моих шагов. Было пустынно, кафедры были уже закрыты, и тут, я услышал чужое эхо. Остановился. Эхо отчётливо повторилось. Однако, коридор был пуст. Тут я заметил чуть приоткрытую дверь. Я заглянул решительно, думая, что это пациенты нарушают режим. В пустынной аудитории, за студенческой партой, в углу, сидел Владимир Сперанский-ученик и последователь Рассела. Он сидел, сжав обеими руками небольшой чемодан.

–Здравствуйте, сказал я. – Вы не знаете где профессор Рассел? Кронский с ног сбился, который день ищет его..

–Я не знаю – резко оборвал меня Сперанский, не выпуская из рук странный чемодан. Он был явно не рад меня видеть.

–По крайней мере профессор не болен…

–Он не болен, – тихо сказал Сперанский и посмотрел на меня безумными, как мне показалось, глазами.

Всё это было очень настораживающим, в том числе, что Владимир Сперанский не знал где Рассел, но точно знал, что профессор не болен. Я вышел из аудитории. На Айконе включили искусственные сумерки. Сегодня была среда и день был сиреневый. Мягкие фиолетово- коралловые велюровые туманы обволакивали улицы и парки.Прохожие то пропадали в облачной нежной пелене, то вдруг показывались снова. Я совсем забыл про Яю. Это точно было действие вакцины, так как я первый раз в жизни забыл про женщину. Она ждала меня.

–Прошу Вас простить меня..– начал я..

–Не тревожьтесь, Кронский предупредил меня, что Вы задержитесь и я пила пионовый лимонад.

–Не увлекайтесь. На Земле пионовый лимонад запрещен.

–А у нас нельзя любить. Зато можно пить пионовый лимонад сколько хочешь, разве не здорово? К тому же концерт не скоро.

– Не могу сказать. Прежде мне не приходилось сравнивать любовь и лимонад. А что за концерт?

–Владимир и Натали. Они любят бывать здесь, хоть они человекозависимые, удивительно трогательно любят друг друга много лет. Натали прекрасная мама и жена. А Владимир харизматичен, настоящий муж.

Яя округлила и без того огромные глаза, наполненные восхищением.

–Странно, что Вас это трогает, я уж подумал, что вы совершенно чуждый к сантиментам человек.

– С чего бы это? Я делаю до тысячи добрых дел за один йоттабит или год, как Вам угодно.

– Какой в этом смысл, это потребность каждого айконца быть сытым и благополучным, это не зов сердца. Вот, например, Вы же презираете любовь и..

Хоть я говорил очень мягко и доброжелательно, Яя рассердилась и прервала меня достаточно резко:

– Я совершенно не презираю любовь, просто считаю абсолютно неразумной. Если хотите, я даже жалею влюбленных. Потратить свою жизнь на бессмысленные вздохи, так глупо…а вопрос продолжения рода, извините меня, в 26 веке решается элементарно, теперь на каждом углу можно купить молекулу ребенка. Любовь уже лет сто как отнесена к болезни и включена в МКБ под кодом 888, а болезнь надо лечить. Сегодня, к счастью, это возможно. Насчет добрых дел, Вы ошибаетесь- я совершаю их искренне, просто не испытываю человекозависимость. Не имею друзей, чтобы по ним не скучать, не люблю, чтобы не страдать. Это так легко и просто. Вам этого не понять. У Вас симптомы примитивного земного сознания. Не прерывая диалог, мы зашли в кабину BMW и вспарили вверх легко и невесомо над Айконом, укрывшимся пуховым сиреневым туманом. Теперь можно было разглядеть только верхушки и крыши зданий. Я совершенно не собирался на концерт, тем более уже третий день обстоятельства не давали мне времени, чтобы забежать к Морасяве. Он точно расстроится, если узнает, что я уже несколько дней как на Айконе, и до сих пор не навестил старого земного друга. Вообще, Мося был утомительно чувствительным. Мы приближались к Концертному Холлу, который был выполнен из чистейших алмазов в виде кристалла. Алмазные ослепительные здания были еще одной уникальной визитной карточкой Айкона. Айконцы нашли в космосе целые скопления алмазных, рубиновых изумрудных астероидов. Равнодушные к накопительству и себя -украшательству, они использовали драгоценные камни как уникальный строительный материал, а также отправляли гуманитарной помощью на Землю в Фонд Помощи Стяжателям.

Остроконечная верхушка концертного холла, сверкала гранями над облачной пеной, точно айсберг над морской пучиной. Собственно, он так и назывался «Айсберг». Мест не было, зал был забит полностью. Мы зависли над открытым куполом «Айсберга», оставаясь в своем BMW. Яя открыла все люки и мы в нетерпении придвинулись поближе.

Изящная девушка с медно-солнечными волосами и глазами цвета неба, пела" Землянина"– хит всех платформ." Дай мне один день, дай мне твою руку, я хочу знать, что ещё пока крутится Земля для тебя, для меня…"

Сильный чистый голос рыжеволосой красавицы сливался в унисон с воздушными звуками Айкона, забирая эхо, и возвращая его обратно, чуть запаздывая. Эффект от " облачного" оркестра был неповторимым, многие земные звёзды по этой причине часто посещали Айкон, давали здесь свои концерты и записывали альбомы. Было полное ощущение, что тебя слышит вся Вселенная.

Яя смотрела на певицу:

– Красивая… , наверное, голограмма.

– Совсем нет,-; возразил я -это она, Наталья, я был на ее концерте в Москве, она открытая и добрая, и ещё… необыкновенные глаза, смотри, какой лучистый свет. У голограмм такого нет.

Артистка поклонилась, и подобрав рукой струящийся подол блестящего графитового платья, спустилась вниз со сцены. "Землянина "просили на бис, публика шумела…

Прошло еще несколько дней как мы с Яей летали в Тесло туда и обратно каждый день. Я старался не признаваться себе в том, что она мне безумно нравится. В какой- то момент я запустил процесс влюблённости, наивно полагаясь на инъекцию Делав. К тому же я ещё на Земле, я убедил себя в том, что посвятив свою жизнь науке, я навсегда забуду о смятенных чувствах и теснении в груди. На какой -то день, умываясь в ванной, я принудительно сам себе признался, что, по видимому, я устойчив к сыворотке Делав или, попросту, языком айконцев, человекозависим. Еще через несколько прекрасных, живописных, разноцветных дней, которые позволили мне не замечать утомление от изнуряющей работы в борьбе с Алисой, я стремился покорить смертоносную бациллу и прекрасную инопланетянку. Второе стало для меня чуть ли не более важным.

Глава 5.Морасява.

Наконец то я добрался до Моси!

Лев Николаевич Польски получил свое прозвище ещё в школе, пятьдесят лет назад, на Земле тогда ещё были школы. Однажды серым пасмурным утром, Лева зашёл в аудиторию, и поежившись, произнёс:"Как то морасяво сегодня". За окном моросил мелкий дождь. Все засмеялись. Смешное и уютное прозвище тут же прицепилось к добродушному Леве. Так, моим другом навсегда стал Морасява или Мося. Надо сказать, Мося хорошо образован, талантливый художник. В личной жизни, Мосе не повезло. Переселившись на Айкон, подальше от предмета своей безответной страсти, Морасява пытался найти покой, лечился. Всё свое время Мося делал добрые дела и рисовал облака. Иногда его картины покупали, и на всеобщее удивление, дорого. Мося радовался как ребенок, но только не деньгам. Он чествовал каждого своего покупателя, пожимал ему руку, и, подробно расспрашивал о его жизни, словно бы отдавал в руки живое существо. Каждому Морасява обязательно говорил: – Я писал ее непременно для Вас!

– Зачем ты врешь? -Одернул я его однажды. Этот неудобно. Очевидно, что в с покупателем видите друг друга в первый раз!

На что Мося ответил мне:

– Я не вру! Я писал ее именно для того, кто ее купит. Я знал, что это будет за человек, только не знал его имени.

В качестве жилья Мосе выделили Музей Быта Земли. Этакая деревянная резная избушка – шкатулка, эклектически вобравшая в себя финский домик и русскую избу, с яркими восточным мотивами. Мося не только тщательно, до деталей, восстанавливал привычную земную обстановку, но также пользовался антикварными электроприборами и предметами .Конечно, их пришлось адаптировать к беспроводной электросети, но все шнуры и вилки были сохранены. За перевоз и, особенно, за хранение предметов SM сверхмассивной нагрузки. Морасява платил огромные налоги. Так как он очень скучал по Земле и тем любимым, кто там остался, для него это было очень важно, жизненно необходимо. Я любил бывать у Морасява, его дом был всегда полон гостей. Здесь шипели электрические чайники, пили чай из земных трав, смотрели канал Планета Земля. Чай Морасява подавал гостям исключительно в фарфоровых чашках с блюдцами на кружевных салфетках. Морасява был Человекозависим, его болезнь была уже 4 стадии, он был из той редкой категории людей, лечение любви у которых было безуспешно. Несколько раз он проходил облучение холодящими душу лучами, даже делал временную заморзку души, все было бесполезно. От страданий и лечения он похудел, осунулся, лицо приобрело более острые черты, но глаза…Айконцы, преклонявшиеся перед добром, были покорены широкой душой Моси, обеспечив ему статус почётного жителя Айкона.

–Устал с дороги? Спросил меня Морасява, заваривая ароматный чай. Себе он налил пионовый лимонад.-Снега нет?

Мося превращался в настоящего айконца.

–Ой, снега нет, на его провоз сейчас в "Антигрейв" огромная пошлина. Я привёз живой воды, не так много, правда,вот.

Я был рад в вопросам, так как иначе мне пришлось бы признаться Мосе, что я прилетел несколько дней назад и не нашёл возможности к нему зайти.

–Да, не, я рисовать, здесь снежные мотивы в моде. Но вода тоже неплохо, я этой давлюсь прям. Мося аккуратно отпил глоточек и убрал остальное в шкаф. Я смотрел на пакет, где было не более стакана воды, мне стало неудобно, что я привёз не так много

–Удивительно, каких-то несколько часов и так меняются ценности.. Я теперь думаю о реках воды как о чем -то мистическом, да, Мося?

–Чудеса Земли бесценны, и чем дальше от них, тем они прекрасней и совершеннее. Но поменяй время, пространство и все изменится. Разный спрос, разная цена. Вот, мол, на тебе, дураку снежинка-алмаз неизвестного автора, а ты не замечал, шёл мимо.. Мне, Леха, отсюда все как то радостнее. -Сказал Мося грустно и ему не верилось. От себя не улетишь, не убежишь и утащишь все с собой, даже то, что невозможно взять, так сказать, нематериальный груз. За весь вечер Морасява ни разу не сказал о ней. Она-это та прекрасная очаровательная стерва, навсегда разбившая чуткое Мосино сердце.

Глава 6.

Прогулка на воздушном балконе.

Сегодня перемещение платформы Айкон на 0;75 градусов, давление…

Я переключил канал.

– Перемещаемся …Спускаемся до седьмого уровня атмосферы.

Города – платформы на воздушных подушках не стоят на месте в поисках своего места под солнцем. Договоренность о неизменных координатах оставалась актуальной и неразрешимой политической задачей.

Но сегодня мне было все равно. Мы перемещаемся, а это значит, что мы с Яей идём гулять- сегодня будет видно облака.

Как же я любил набережную! Здесь она, кстати, носит название городской балкон. В красивейших городах Земли морские и речные набережные мне были малы. Идёшь вдоль ажурного парапета по краю живой воды … вот так бы и шел, но нет -конец красоте. А здесь набережная была везде, обрамляя платформу по кругу так, что с высоты город на воздушной подушке выглядел празднично и нарядно как торт "Корзиночка," который так любят на Земле. Именно это изображение и было визитной карточкой Айкона. Эту набережную я назвал "До сыта", упорно называя ее набережная, как впрочем, почти все земляне.