Стервочки Кирилла Граненкова

Николаевич успел выстрелить два раза, но был явно не высоким профессионалом такого дела: из «Мерса» высунулось дуло автомата… Изрешечённая «Волга» уткнулась в частокол акаций на краю рощи. Из остановившегося «Мерса» вылез некто, в натянутой на лицо матерчатой маске.

– «Смелый сошёл с дистанции»,– прошептали немеющие губы. Контрольный выстрел в голову помог им успокоиться…

*****

Поздно ночью «Мерседес»; уже успевший превратиться из тёмно-синего в ярко-красный, а за одно и переменить госномер; затормозил на пустынной дороге за бетонной оградой, протянувшейся вдоль взлётной полосы ростовского аэровокзала. Справа тянулась густая лесополоса, а дальше начиналась Александровка – самый восточный микрорайон города. Свежевыкрашенный «Мерс» дважды полыхнул всеми фарами, поскольку был почти незаметен на неосвещённой дороге. Вскоре посередине проезжей части появился человек в плотной джинсовой одежде с компактным, зато вместительным чемоданчиком. Подойдя, мужчина просунул его водителю «Мерса», вспыхнул фиолетовый фонарик, который высветил тщательно уложенные пачки зеленоватых купюр. Водитель удовлетворённо кивнул головой. Мужчина в джинсовом костюме стал быстро удаляться.

– Уберём его? – спросил водителя «Мерса» его сосед в матерчатой маске. Он осторожно взвёл курок пистолета с глушителем и надавил на спуск бокового стекла.

– Подожди… Он может быть не один…

Мужчина на дороге опередил их на доли секунды: не оборачиваясь, резко выгнул назад руку, нажал кнопку дистанционного микропульта и рухнул на асфальт. Внутри «Мерса» сверкнула вспышка, и громыхнул взрыв. Человека в джинсовом костюме обдало осколками лобового. Тем не менее, он вскочил и побежал… Через несколько минут из лесополосы выехала вишнёвая «восьмёрка» – проскочив через узкий пролесок, легковушка затерялась во дворах Александровки.

– Куда теперь? – поинтересовался шофёр «восьмёрки», когда всевозможные мигалки уже проскочили мимо – в сторону лесополосы.

– Ха-а! Хочу теперь – сообщить тебе кое-какой секрет: у нас с тобой без малого два миллиона баксов! – ответил его напарник, неторопливо расстёгивая заклёпки на джинсовом костюме: – А ты спрашиваешь: куда? Да куда пожелаешь! В Майами! На Канары! Хочешь осуществить мечту Остапа Бендера?! Так в Рио-де-Жанейро!

– Ясно: для начала в аэропорт… А рейсы сейчас будут? Светиться начнём, а там мусоров?..

– Не дрейфь, браток! Сегодня не те времена – демократия! Ты не с сопливым связался! У дяди всё продумано, сынок: рекламу иногда читать надо: «частная авиакомпания «Дон-Авиа» совершает чартерные рейсы круглосуточно!» У нас уже всё оформлено, как положено, – ни оружия, ни… Надеюсь, ты пакет анаши в кармане не носишь?

– Нет! Не надо меня за лоха держать!

– Тогда, и не тормози! Помчим с комфортом! Там у них «люкс»: икра, стюардессы по выбору, видеобар! Всё будет чики-пуки!

– О-кей! Ты меня убедил.

– Сейчас, я перелезу назад, а ты – если вдруг – говори: к любимой на огонёк. Знаешь – неподалёку от аэропорта девятиэтажки стоят? Панельные?

– Приблизительно…

– Вот, едем туда – там до самокатов сереброкрылых пешком полшага. Ключ брось под машину – будто уронил. Всё равно наших отпечатков тут нигде нет, а местные братаны ей мигом ноги приделают. Пусть потом ищут серого козлика в синем лесу! Так вроде бы… Да – и не гони – чёрт дедушкин! Шоб корефану с полосатой палочкой права не захотелось у тебя проверить…

Свежевыкрашенный «Ту-154», с эмблемой «Дон-Авиа», легко оторвался от взлётной полосы и, быстро набирая высоту; небрежно махнул крылом, оставшимся далеко внизу дымящимся обломкам красного «Мерса» плюс, собравшимся вокруг милицейским «Уазикам». Лайнер взял курс на Кипр.

Глава 1. Отрывки для протокола и романа.

*

Многие замечали, что на Кавказе время течёт по-особенному. Иной раз, кажется, что оно вообще зависло, и нигде, ничего не происходит. Только, не успеешь обернуться, дабы вспомнить какое-либо событие, а от него тебя отделяет уже почти десяток лет, потом уже почти полвека … и вот уже почти никто не может вспомнить, как то произошло на самом деле. Однако события того лета я помню очень зримо.

Знойное марево повисло над Ростовом-на-Дону. Ни ветерка! Лишь в горячих потоках самодовольно вьюжит тополиный снег – дьявольский призрак зимы,– когда по пыльным улицам и перекрёсткам нехотя тянутся обычные июньские будни, изрядно подгоревшие на липком асфальте; а застывшие в пространстве табачно-серые сумерки безжалостно обманывают насчёт ожидаемой прохлады.

В одном из пожилых микрорайонов, среди несчётного количества разнокалиберных малоэтажек, липнущих друг к другу отростками балкончиков и убогих пристроечек; затерялся неприметный с виду кабак. Неприветливый отрезок кирпичного забора, отгораживал от 13-й Линии небольшой дворик, образовавшийся в проёме между домами. Помимо шиферного навеса от зноя дворик укрывал ветвистый вяз – росший в углу, а единственное незанавешенное место властно занимала шашлычная. Само же питейное заведение располагалось во флигеле одного из двух домов, вокруг скрытного дворика.

Тем не менее, несмотря на свою внешнюю простоватость, сея кафешка, имела совершенно особую репутацию среди тех, кто знал об её существовании на грешной земле. Поскольку её главными посетителями (кроме горстки отставников речфлота из близлежащих трущоб) были: во-первых, торговцы средней руки с Нахичеванского рынка, с утра до поздней ночи гудевшего неподалёку.

Перекупщики тряслись за свои кровные и оказывались очень уязвимыми перед законом: вечно у них не хватало какого-то важного документа или печати; поэтому их безжалостно облагали данью и штрафовали все – кто мог! И везде у них оставался единственный, зато проверенный способ спасения: вложенная в нужном месте и количестве купюра,– кому-то – назло, другим – на радость. Только в скромном кафе на 13-ой для донских челноков имелась тихая гавань, где можно спокойно причалить и перевести дыхание…

Ну а во-вторых, частыми клиентами питейного заведения являлись как раз основные враги всех первых. Сотрудники Пролетарского райотдела, который располагался через квартал – почти за углом, на проспекте. Словом, и они, обессилев на службе и получив хоть полдня выходных, спешили сюда. По такой причине кабак превратился в зону непродолжительного примирения сторон, и это обстоятельство отличало его от большинства прочих забегаловок Ростова.

В любой другой обстановке как жуликоватый делец, так и – тем более – неизлечимый пьянчуга поторопились бы перейти на противоположный тротуар либо свернуть в ближайший переулок, нежели повстречаться нос к носу с товарищами в форме; вечно ждущими повышения к жалованию. Да – факт тот, что сотрудники сделались злыми – никого не радовал, поэтому с ними лучше было просто не сталкиваться. И лишь здесь: за скромной зелёной калиткой и облупившимся отрезком забора действовал негласный принцип внутрикабацкой неприкосновенности. Два дальних стоячих длинных столика – возле глухой кирпичной стены соседнего здания, закрепились за местными алкоголиками; торгаши имели свои три сидячих – поближе к вязу и шашлыкам; тогда как вечно спешащая милиция получила почти персональные четыре круглых – опять высоких – пристанища поближе к калитке. Единственный старинный деревянный стол в помещении почти всегда пустовал от посетителей. Обычно за ним полубоком к двери восседала толстая хозяйка; а две фигуристые помощницы, привлекательно покачивая бюстами, готовили закуски. Высокое милицейское начальство за зелёную калитку не заглядывало, посему младший и средний состав мог позволить себе расслабиться тут, хотя бы на часок. Просто пить пиво и не о чём не думать, просто дышать воздухом – забыв, пусть ненадолго, о протоколах и задержаниях.

В этот июньский вечер клиентов было немного. Лишь горстка районной шантрапы добивала поллитровку, обмывая удачную сдачу цветмета, походу соображая, где б раздобыть ещё на пару пузырей. Компания перекупщиков вмазала по сто пятьдесят и теперь закусывала ароматной, жаренной со специями, печёнкой вприкуску с адыгейским салатом.

Два хмурых сержанта молча допили пиво, и устало направились к выходу. Им навстречу вошли два лейтенанта. Первый – тот, что повыше и темнее волосом – являлся старшим. Светлый и коренастый – младшим. По потёртым кожаным папкам подмышками и по серому, измотанному лицу сразу становилось ясно: участковые. Шантрапа в конце сразу притихла, но товарищи даже не бросили туда взгляда – им уже осточертели небритые, сморщенные от спирта, будто вечная засуха, физиономии.

– У тебя есть? Андрей,– поинтересовался тёмный у светлого.

– Сейчас,– Андрей порылся, выгребая мелочь из карманов: – Вот. Должно хватить.

– Ладно – оставь, у меня сотня, потом сочтёмся,– с некоторым пижонством объявил Константин Хафшин – старлей,– рыбки или крабовых палочек хочешь?

– Нет, спасибо, только пиво.

– Тогда кириешками моими угостись.

– Нет – не хочу…

– Что-то ты слишком мрачен сегодня, может, влюбился?! – шутливо подметил Хафшин, когда они встали у столика.

Андрей промолчал.

– Так что у тебя за беда? – Если не секрет.

– Ничего чрезвычайного. Так – на воспоминания невесёлые потянуло.

– А – ну ты ж историк! Бывший…

– Нет – Костя: я и есть историк. Только сейчас разве до науки? Ноги протянешь! Либо ты – нувориш-ка, либо – зубы на полку…

– Либо ты – мент… – с усмешкой добавил его товарищ,– Э-э! Да так и вовсе скиснешь! Кстати – нас ведь, помнишь, назавтра пригласили в ресторан – и даже на самом зелёном и прохладном левом берегу Дона! Какая роскошь! Ты пойдёшь?

– Придётся… Прислуживаться перед крутыми…

– Хм?! Не хочешь? Ты знаешь того босса?

– Граненкова? Слыхал – жулик, по–моему, порядочный!

– Да…. Говорят он и с начальством нашим – с самим Гарисеевым уладил и со старшим участковым Вартаняном переболтал, чтобы мы смогли получить полдня выходных среди недели? А ради чего?

– Вот и я об оном же факте размышляю: Кто с бабками – ментов в прислуги заказывает.

– Брось ты, Андрей. Пей пиво и расслабься хоть на один вечер! Не нагоняй тоску. Расскажи лучше что-нибудь из Всемирной Истории!

– Там тоже тоска полнейшая…

– Ты, говорят, даже диссертацию защитил?

– Подготовил, но не защитил.

– Почему? Что не так?

– Первый раз меня просто не допустили, а позже я уже сам не захотел…

– М-м?!

– Из-за идеи пострадал: не так кое-какие факты осветил.

– Ага – крамолу накатал? Выходит, ты у нас бунтарь – Диссидент! Так сказать! – усмехнулся Константин Хафшин.

– Видимо…

– А этот – миллионер завтрашний – тоже в университете учился?

Андрей кивнул:

– Мы встречались на вечеринках.

– Так я и думал. Понятно, почему он выбрал на завтра нас! Вартанян сообщил ему, что мы с тобой сдружились…

– Плохо, что не мы его на завтра вызвали!

– Что он за фрукт?

– Чей-то сынок – какого-то профессора, что ли – взлетел очень быстро! Бабник страшный! Учился, кажется, на физфаке, но и к нам его заносило частенько: за каждой юбкой смазливой волочился. Деньги у него уже тогда имелись лишние – на белой «Волге» уже гонял! С тонированными стёклами, салон кожей выделан!

– Понятно. Когда есть гроши – чего ж не гонять… А ба-бо-чка – крылышками бяк, бяк, бяк, бяк, а за ней воробышек – прыг, прыг, прыг, прыг. Он её голубушку – так-растак, да и раз эдак… – неожиданно пропел Константин, подчиняясь скрытым порывам души.

**

В это же время, в другой части Ростова, напротив затянувшейся стройки музыкального театра,– Александр Вилискунов окончательно размяк за одиноким столиком в кафе «Радуга». Понурив голову от немилосердной жары, он полусонно ковырялся в вазочке с мороженым, периодически добавляя к тому приличный глоток охлаждённого вишнёвого ликёра.

Тем не менее, мысли Александра были куда более радужными, чем могло бы показаться. Презрев окружающее пекло, они озорным сентябрьским ветерком носились вдалеке от Земных проблем. Сложно даже передать в числах то, в какие неведомые миры их сейчас увлекло. Этой весной ему достались дневники от одного знакомого бизнесмена. Александру предложили подумать: сможет ли он на их основе сочинить художественную книгу? Вопрос, в общем-то, получился полуриторическим, ибо такой материал – бесценное сокровище для мало-мальски творческой личности. Благодаря ним, в молодой писательской натуре уже роились многообещающие зачатки литературных замыслов. Только говорить о чём-то конкретном было очень рано: вначале надо бы упорядочить сами зачатки. Единственное, что можно было заявить теперь: будет весьма не простой – многоплановый роман. Вот тут-то и обнаружился камень преткновения. Ведь Вилискунов отчётливо понимал, что пока придётся корпеть над многотомной рукописью ни сил, ни времени, ни дополнительных средств на что-либо иное у него просто не останется.

А под этим «иное» подразумевалось немало: и загорелые девушки, и пенистый прибой, где-нибудь на океанском побережье, да ещё, ещё плюс ещё! Между тем – его получка на заводе, не позволявшая обустроить быт; его комната в коммуналке…. А от неперепаханного поля, каким представлялась эпопея прозаического труда, дух захватывало,– поэтому начинающий автор третий месяц медлил с ответом. Немой ответ надолго застыл в пропечённом июньском воздухе. Вилискунова, к тому же, терзали опасения: нужны ли кому-то сейчас столь тяжеловесные опусы.

Тем не менее, поскольку творческий азарт всё больше проникал в кровь молодого литератора, постольку всё активнее блуждали в его голове любопытные отрывки. Интересно, что нынешние события, не имея непосредственного отношения к истории дневников преуспевающего бизнесмена, тоже предстали неким неучтённым предисловием будущих изложений.

С заказчиком «оперы», кому принадлежали все первоисточники, Вилискунова связывали давние, зато не слишком близкие отношения. Во всяком случае, они очень долго (по окончании вуза) не входили в один круг общения. Так что Александр ни разу не афишировал перед тем коммерсантом своё пристрастие к поэзии – пока лишь хобби. Молодой прозаик ещё не чувствовал в себе достаточной уверенности перед предстоящей работой; тем более, что в школе всем лингвистическим дисциплинам предпочитал точные и естественные науки. Поэтому Вилискунова сильно удивило, да и насторожило то, что с идеей написать серьёзную книгу обратились именно к нему.

Однако, этот человек, с которым Александра связали литературные обстоятельства, по своей натуре, оказался неисчерпаемым на разные сюрпризы, так – вчерашнее утро началось с внезапной встречи. Впрочем, большое искусство всегда начинается с череды мелких капризных непредсказуемостей – в чём Александр уже убедился!

Глава 2. Завтрак с эклерами.

Привычным маршрутом: через парки и скверы, хранящие в лабиринтах аллей серебристое чудо южного лета – утреннюю прохладу; мимо железной магистрали, обрамлённой рядами пирамидальных тополей и устланной толстым слоем пуха,– Александр направлялся на свой завод. Собираясь пересечь Театральный проспект, он остановился, дабы пропустить роскошную с зеленоватым отливом легковушку.

К немалому ж изумлению Александра, иномарка плавно притормозила прямо перед его носом, и из неё вылез Кирилл Граненков – тот самый бизнесмен, кому принадлежали все материалы для будущей книги.

– Здравус-ствуйте! – от неожиданности комковато выдохнул своё приветствие прозаик так, как если бы он обращался сразу ко всему поколению новых русских, представленному в едином лице.

– Доброе утро! – Невозмутимо, в духе подтянутых – преуспевающих как в делах, так и в личной жизни молодых людей, ответил Кирилл. – Вы – молодчина! Риск-куете стать долгожителем! – зачем-то с двойным нажимом на букву «к», вполне приветливо усмехнувшись, произнёс коммерсант, протягивая руку с некрупным перстнем, для пожатия.

– Увы, нет…. Вряд ли…. – литератор не сразу воспринял добродушный тон, возможно потому, что ещё не совсем пробудился, и начатый день ещё не виделся ему каким-то многообещающим. А возможно, в таком обращении ему послышался двойной, язвительный подтекст.

– Как вдохновение с утра? – продолжил Кирилл.

– Никак. Суета трудовых будней, какое уж тут вдохновение!

– Ага: «томленье муз не терпит суеты!»– молвил когда-то Александр Сергеевич;– процитировал Кирилл,– однако вы, пока лишь, обыкновенный Александр! Так что – не обессудьте: прошу в салон! Позвольте Вас подвезти! – с наигранной любезностью предложил хозяин автомобиля.

– Бизнесмены начали просить у рабочих?! – уже несколько веселей заметил Саша. – Такая честь?! – выразил он удивление, подразумевая: «С чего бы это?!»

Возникла неприятная пауза.

– Так – давай отбросим классовые придирки! – слегка прищурившись, ответил Кирилл: – Мне действительно – крайне любопытно проехаться с тобой!

– Ладно – не уговаривайте – не отказываюсь! Просто ещё не до конца проснулся. Хотя, если вы полагаете побеседовать о книге – то я ещё не совсем готов к серьёзному диалогу.

– Гумм! – Многозначительно усмехнулся Кирилл: – Садись! Я не непосредственно о книге, но, безусловно, по её поводу. Так как я не только полагаю, но и кое-чем располагаю!

Шикарная машина легко тронулась с места.

– Так. Я вовсе не хочу тебя торопить, – возобновил разговор водитель,– уверен: ты справишься. Таланта у тебя достаточно для такой работы – знаний тоже – вполне! Было б желание!

Кирилл направился вверх по Театральному, однако вскоре опять замер у тротуара.

– Послушай… Да – прости, познакомься с моей новой прекрасной помощницей: Катя!

Только сейчас, обернувшись к широкому заднему сиденью, писатель обнаружил возлежащую на атласных подушках красавицу. В коротеньком эффектном платьице девушка пыталась поймать на глянцевой нежной кожице розово-шоколадных ног освежающий поток из кондиционера… В общем, Кирилл предоставил Александру полюбоваться своим живым сокровищем в натуральную величину.

– Смотри – да не сглазь! – подковырнул хозяин собеседника, уловив, что у того от сладостного волнения по телу уже пробежали приятные щекотливые мурашки.

– Очень приятно…

Ещё не совсем обнаглевшая от столь влиятельной близости к миллионщику, Катя, ощутив пристрастные взоры мужчин, лишь выразительно вздрогнула сладко сомкнутыми ресницами,– досматривающими лазурные остатки обнадёживающих юных снов. Сей шедевр женского великолепия наглядно демонстрировал тот процесс, когда деловые отношения типа «шеф—подчинённая», либо «босс—преданный работник» неизбежно и стремительно перерастают в новый вид: «покорённый—любимая», «отвоёванный—обожаемая» или: «обольщённый—драгоценная», «охмурённый—бриллиантовая» – и далее по нарастающей к высшей степени поклонения. Юная принцесса уже ни на йоту не опасалась, что её избранник когда-нибудь выпутается из её густых и волнистых тёмно-русых сетей. На то ведь и созданы кем-то на Свете русские богачи, дабы не могли устоять перед таким – ярким телесным совершенством. Ей уже сделалось почти безразличным то; кто обитал возле Кирилла раньше или, может статься, присутствует поблизости ещё и ныне. Для неё было важно знать главное: что она своё место тут застолбила надолго; и быть абсолютно уверенной, что она – чуть раньше, либо чуть-чуть позже – обязательно выхватит свои нескромные гонорары. Ну а ежели наивная жёнушка – да кем бы та дамочка для босса не являлась – вдруг взбеленится из-за присутствия подле супруга восхитительной секретарши; то собирать чемоданы в далёкий путь, по всей вероятности, придётся уже не Катюше… Так, во всяком случае, она теперь, очевидно, думала. В результате всего сказанного, а кроме того и кое-чего многого важного: закадрового и вслух не огласимого, прелестная Екатерина, не отверзая ясных очей, лишь величественно улыбнулась одними уголками спелых губ, отвечая на приветствие Александра.

– Вот вам и стимул к работе! – лукаво подмигнул коммерсант и щёлкнул пальцами. – Чем лучше да скорее напишите, тем быстрее и у вас будет, появится такая какая-нибудь подруга. М-м – каково?!

– Э-э нет! Искусство не спорт – гораздо больше печальных примеров. Больше любви и сочувствия достаётся бронзовым изваяниям.

– Так – пожалуйста, не надо столь мрачно. Столь бесперспективно обобщать. Есть и немало исключений… Послушайте – сейчас ещё рано: вам, на ваш завод, к восьми, а сейчас семь. На моей машине мы успеем за пять минут. Давайте станем где-нибудь возле парка и позавтракаем. Катенька приготовила нам великолепные эклеры, ещё у нас есть свежий, прохладный сок – это очень полезно, после пешей прогулки. Как моя идея – на все триста?!

– Спасибо, я завтракал.

– Так, Саня, перестань выделываться – я не люблю всяких нелепых условностей. Мы с Катюшей очень сильно просим… Так что переходим на «ты» и лады!

Катюша изобразила сочными губками вторую улыбку, нежнее и очаровательнее первой, и поменяла положение открытых ног.

Они затерялись от посторонних глаз на задворках парка Островского, возле полуразвалившегося здания. Катенька наконец-то пробудилась – ибо в ней, в её чарующем облике, ещё теплился образ безвозвратно умирающей секретарши (иначе бы она вообще не поднялась раньше двенадцати).

Верх машины бесшумно исчез где-то сзади, уступая место пьянящей утренней свежести заброшенного парка.

– Катенька! Давай, пожалуйста, завтрак! – Кирилл попытался изобразить на лице строгость начальника, только Катюша чихала на все его гримасы.

Девушка старательно занималась собой, отыскав где-то на коврике между сидений косметичку и зеркальце. Весь мир – особенно её шеф – затаил от восторга дыхание – красавица подводила брови!

– Катюша! Так – позже намажешься! Давай есть!

– Хм! Возьмите! Я вам не жена…

– Ты уже её заместитель.

– Что! Котик – обойдёшься! Это она мой заместитель! – однако, больше спорить не стала. Манипулируя парой кнопок, Катюша вмиг превратила элегантный салон в мини-кафе. Столик. Холодильничек. Свежие эклеры на серебряном подносе. Охлаждённый вишнёвый сок. Симпатичные цветные стеклянные стаканчики.

Старые тополя-переростки сплели надёжный шатёр от жёлтого светила, где-то совсем рядом прижавшего жадные горячие ладони к беззащитным, голым перекрёсткам. Только здесь – стена могучих стволов и ветвей поглотила всё чуждое тишине и лёгкой, пьянящей свежести.

– Саня – давай, не стесняйся – мы все свои! – подбодрил хозяин, и, не теряя времени, надкусил ароматный эклер. – Чужих здесь не бывает! Катюшенька, а ты?!

– Не хочу.

– Так – милая, подкрепись, пожалуйста, у нас прорва дел до обеда! – тон речи и движения Кирилла становились всё более решительными и быстрыми, ведь он уже вошёл в свой привычный деловой ритм.

Зазвонил сотик. Кирилл коротко переговорил по-английски. Тем временем Катюша предстала во всём совершенстве: выразительные серые глаза, ресницы, брови, носик, губки, локоны – сказочная картинка, – нитка сверкающего жемчуга плюс к тому две крупные жемчужины в ушках, перстенёк, браслетик…

Кроме всего в правом ушке, за жемчужиной красовалась ещё одна – золотая, серьга с рубином. Именно такую (только без украшений) выбрал русский миллионщик – ясно за что! Она достала коробку «Россия – щедрая душа», и изящными пальчиками положила в ротик ароматную конфетку.

Из маленького, почти игрушечного термоса, Катюша налила себе холодного кофе, заваренного накануне. Девушка ещё заботилась о предстоящем рабочем дне, тем не менее, её заботы становились всё не обременительней, зато выполнялись всё демонстративнее.

Она была хороша. Хотя некоторая неразборчивость в украшениях свидетельствовала о том, что ею не забыто совсем, не безоблачное прошлое дочери постсоветского полуинтеллигента. Теперь же Катюша спешила утолить накопившуюся жажду обладания.

Достав из бардачка ножичек со множеством вставок, Кирилл быстро, вместе с тем аккуратно обрезал ножничками носики пакетов с соком. Александр подметил ту деловую пунктуальность, с какой хозяин машины делал любое дело. Саня тоже был педантичен, только в другой области. Возможно, по этой причине выбор Кирилла пал именно на него – богатые, преуспевающие люди, как правило, ценят свою жизнь, дорожат каждой деталью. А он – скрупулезный писатель – не упустит ни одну мелочь из дневников коммерсанта, каждой даст ход в тексте… «Что ж, значит, работа мне предстоит очень серьёзная!»

– Саша! Подкрепись-ка витаминами, – Кирилл протянул литровую баклажку сока, – Сегодня памятники подождут. Мои симпатии не закаменеют на столетья.

– Дело такое… – снова начал коммерсант: – Как ты завтра? Полагаю, господин писатель – вы свободны, если не считать твоего завода?

– Угу! – кивнул в подтверждение головой начинающий писатель. Он уже освоился в новой компании, даром что одет был заметно скромнее – в потёртые джинсы, и взял с подноса ещё один эклер, украшенный сверху шоколадной корочкой.

– И отлично! Тебе ведь нет особой разницы, где вынашивать свои планы – в холостяцкой квартире, или – простите мне своевольное уточнение: берлоге, – шутливо заметил Кирилл, – или в ресторанчике на левом берегу нашего славного Батюшки-Дона?