Слуга Инквизитора. Повесть

Я задумался: в какой-то степени другом мне был Господин, но я понимал, что это не то, о чем сейчас сказал Люк. Другом мне был Пако, я скучал по нему. Но Пако – ворон, не человек. Люк все ждал моего ответа.

– Знаешь, Люк, у меня, кажется, нет друзей. Мы так часто переезжаем с места на место, что я даже толком ни с кем познакомиться не могу.

– Здесь у нас много парней и мальчишек, но ты совсем другой, – задумчиво произнес Люк.

– Да, наверное, я другой, – охотно согласился я. – И мой Господин это знает.

– Интересно, каково это быть не таким, как все? – Люк, помолчав, вдруг спохватился, – слушай, друг, мы с тобой проболтали всю ночь! Давай-ка подремлем хоть час-другой. А утром я скажу о тебе хозяину.

На улице было еще темно, когда Люк растолкал меня. До чего же не люблю вставать в такую рань! Но Люк вполне серьезно произнес:

– Кто опоздает на махалово, останется без утренней еды!

Волшебное слово «еда» прогнало остатки сна и я начал было одеваться. Люк, улыбаясь, объяснил: на махалово все выходят в одних штанах, обнаженные по пояс – в любую погоду. Пока я, позевывая, натягивал штаны, Люк уже выскочил во двор. Я помчался за ним, но все-таки немного опоздал: подмастерья, ученики и мужское население деревушки уже стояли двумя шеренгами, перед которыми прохаживался мастер. Медведь (про себя я называл его только так) неодобрительно глянул на меня, но промолчал. Люк призывно махнул рукой, мол, давай сюда. И я, посиневший, покрытый мурашками от холода – вылитый цыпленок! – занял свое место в строю. Люк быстрым шепотом подсказал:

– Сейчас будет молитва, а потом просто повторяй движения мастера…

– Люк! – последовал тотчас властный оклик и Люк послушно умолк.

Вознеся хвалу Господу и попросив его покровительства, мужчины приступили к сопению, пыхтению, вздыханию, маханию руками и ногами в разные стороны. Я абсолютно не понимал смысла этих телодвижений, но старался не отставать и лупил воздух кулаками и ногами изо всех сил, выдыхая вместе со всеми: фуух! Слава Создателю, хоть согрелся!

Потом последовала команда Медведя:

– К бою!

Мужчины кинулись к стойке с… деревянными мечами (конечно, это вызвало у меня взрыв веселья) и, расхватав их, встали в пары. Мне пары не хватило, поэтому Люк по кивку Медведя показал мне, как нужно встать, как взять меч и пару ударов, которым я должен был научиться. И вот началось махалово: все бьются деревянными мечами, а я, как дурень, рублю воздух перед собой. Наверное, я выбрал самый неудачный меч: большой и тяжелый. Вдобавок рукоять мигом набила на ладони кровавые мозоли. Ну, не повезло, так не повезло!

Медведь, кинув пару раз на меня цепкий взгляд, подал знак своему напарнику остановиться и пошел ко мне:

– Цыпленок, этот меч длинный, он тяжел для тебя, – наклонившись, он подобрал с земли камень и неожиданно запулил в меня. – Лови!

Поймать не получилось, но я отбил камень в сторону левой рукой (в правую-то мне Люк сунул меч).

– Ты левша? – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Медведь.

Я пожал плечами: кто его знает?

– Какой рукой нож держишь? – спросил Медведь.

– По обстоятельствам, – тихо ответил я, подумав: «Вот же привязался! Какая разница?».

– Обоерукий – амбидекстр, прекрасно! – одобрительно кивнул Медведь (слава Богу, хоть что-то во мне его устроило). – При бое в башнях тебе б цены не было, если бы подучился, как следует.

Он ушел в кузницу и вышел, держа в руках какой-то клинок:

– Этот кинжал – настоящий квилон, Цыпленок. Мне он не раз спасал жизнь. – Медведь любовно погладил ножны, украшенные узорами. – Держать его нужно вот так, а работать им – вот так, так и так!

Сделав несколько выпадов квилоном, Медведь встал позади меня, вложил в мою левую руку квилон и вместе со мной сделал несколько колющих, рубящих и вращательных движений.

– Чувствуешь, он удобнее меча. Тут важно, чтобы техника твоего шага совпадала с действиями рук. Эта ловкость приходит только при долгих тренировках, – Медведь вытащил из моей руки деревянный меч и предложил, – ну-ка, давай сам!

Понаблюдав за моими неумелыми движениями, он почему-то остался доволен (я почувствовал это) и крикнул:

– Люк, тащи!

Чуть не взвизгнув от радости, Люк помчался в дом, где жил Медведь с семьей. Появившись буквально через несколько мгновений, он подал мастеру два меча. Окинув толпу взглядом, Медведь кивнул одному из подмастерьев: ты! – и протянул ему оба меча. Тот выбрал себе меч, поклонился и отошел в сторону. Когда он повернулся снова лицом к Медведю, я не узнал его – это был настоящий хищник с огнем в глазах, опасный противник. Медведь похлопал его по плечу, что-то тихо сказал и оба, радостно заржав, встали на свои позиции.

Начался бой. Нет, сеньоры, это был не бой, а танец! Клянусь, я подобного не видел никогда в жизни, да и вы, уверен, тоже. Теперь я понял, о чем рассказывал мне ночью Люк. Медведь, эта гора мышц, оказался настолько гибким и стремительным, что, казалось, просто порхал, едва касаясь земли ногами, пригибаясь, уворачиваясь от ударов подмастерья. Да, сеньоры, это был настоящий рыцарь – умный, хитрый, расчетливый и смертельно опасный. Он жил боем, он наслаждался каждым движением, хитрым выпадом и ударом меча.

Вокруг слышались одобрительные возгласы при особо дерзких атаках противников, разочарованный шум при просчетах. Я оглянулся и увидел, что к толпе зрителей присоединились и женщины, наблюдавшие с не меньшим, чем мужчины, интересом за поединком. Складывалось впечатление, что все население деревушки знало толк в битвах.

Особо удачный удар Медведя – и подмастерье, поскользнувшись, чуть потерял равновесие и коснулся рукой земли. Медведь захохотал и шутливо поднял обе руки вверх – конец боя. Раздался гром аплодисментов, видно, не часто бывший рыцарь устраивал такие показательные поединки. Я, забыв о мозолях, тоже неистово бил в ладоши: славный был бой!

– Вот так, Цыпленок, бьются настоящие воины! – повернувшись ко мне, прорычал Медведь. – Когда меч станет продолжением твоей мысли и руки, когда ты будешь одним целым со своим оружием, только тогда станешь отличным мечником…

Мечи, которыми дрались Медведь и подмастерье, мы с Люком рассматривали с восторгом. На клинках змеился узор: какие-то диковинные листья и изображения драконов. Люк сказал, что этими мечами Медведь орудовал, когда был рыцарем-наемником, и очень дорожил ими, не разрешая прикоснуться посторонним…

Весь день Медведь с учениками заканчивал работу над заказом. А наказанные Медведем старшие подмастерья дружно, как братья, плели кольчуги, кидая тоскливые взгляды в сторону наковальни и горестно вздыхая. Двойную норму они сделали вскоре после полудня…

На следующий день я стал свидетелем забавной истории. В кузницу за своим заказом приехал расфуфыренный сеньор в сопровождении конной дружины. Мне они сразу не понравились.

Из кузницы вышли все работники во главе с Медведем. Встав в ряд, плечо к плечу, они держали руки за спиной. И ваш покорный слуга Санчес Роберто, сеньоры, стоял в одном ряду с ними.

Люк вынес большой футляр и с поклоном протянул его сеньору. Свысока, как бы делая огромное одолжение, тот попытался открыть хитрый замочек футляра, но у него ничего не получалось. Люк, словно специально выждав момент, когда он запутается окончательно, легко, одним щелчком открыл замок. Сеньор неторопливо, растягивая удовольствие в предвкушении чуда, раскрыл крышку футляра: на дне, оббитом черным бархатом, лежала… ржавая кривая кочерга. Сеньор в полном недоумении смотрел то на футляр, то на кузнецов, то на свою свиту. Казалось, что он полностью выбит из седла:

– Опять твои штучки, кузнец?

– Это не штучки, сеньор, – тихо произнес Медведь. – Это та вещица, цену которой назвал ты, посчитав мою непомерно высокой.

Не допуская даже мысли, что какой-то кузнец может иметь профессиональную гордость и смелость отстаивать свои интересы, расфуфыренный несколько растерянно произнес:

– Это просто шутка, – вдохновленный вовремя пришедшей в его голову идеей, он повторил несколько раз, – да-да, это шутка! Просто шутка! Браво, кузнец, браво!

Он даже несколько раз хлопнул в ладоши и деланно хохотнул. Дружина подхватила смех.

Обретя былую уверенность, сеньор прошелся перед строем кузнецов и на какое-то мгновение задержал взгляд на мне. Почувствовав его замешательство, я удивился: чем я, начинающий ученик кузнеца, смог его заинтересовать? С любопытством ожидая продолжения представления (уверен, что это было именно представление, имевшее давние веские причины), я взглянул на Медведя и его мастеров. На их лицах не было никаких эмоций – безмятежное спокойствие!

– Это была веселая шутка, кузнец, – медленно, растягивая слова, сказал сеньор. – Надеюсь, что мой заказ не окажется таким же ржавым, как кочерга?

Медведь грустно вздохнул и посмотрел в серое небо:

– Ну, как сказать, сеньор, как сказать…

Я просто ошалел, увидев, как мастера спокойно вытащили из-за спин мечи и поставили их перед собой острием в землю. Всем естеством я чувствовал, как они в душе хохотали, потешаясь над этим олухом и его дружиной.

Резко повернувшись, сеньор всмотрелся в один из мечей, который держал русоволосый старший подмастерье, тот самый, который был живописцем драконов.

– Но этот меч… Кузнец, он ржавый. Кажется, твоя шутка затянулась.

Молниеносным движением мастера всадили мечи в подмерзшую землю по самые рукоятки, а через мгновение медленно вытащили их и подняли над головами – клинки мечей сияли голубизной, бликами отражая свет тусклого предзимнего солнца. «Ах!» – эхом прокатился восхищенный гул над головами дружины сеньора.

– А сейчас, сеньор, ты увидишь ту вещь, истинную цену которой тебе может сказать любой мастер из гильдии кузнецов.

Из двери кузницы Люк вынес меч в ножнах, над которым трудились все мастера столько времени. Расфуфыренный с трепетом взял меч в руки, вытащил из ножен и залюбовался переливами металла клинка, изящной гардой и эфесом. Как завороженный, не отрывая взгляда от меча, он сделал несколько взмахов и вдруг спросил:

– А каков он будет в бою? Не поржавеет ли мой меч через время, кузнец?

Медведь пожал могучими плечами, криво усмехнулся – шрам на щеке стал виднее:

– От тебя все зависит, сеньор, только от тебя. Мне бы он служил верно долгие годы.

Кузнец оглянулся по сторонам и, слегка кивнув головой в сторону одного дружинника, попросил:

– Не будет ли любезен твой дружинник одолжить мне на время свой шлем?

Сеньор, видно, ожидая очередного подвоха, хотел было возразить, но его взгляд опять скользнул по моему плащу. Пауза затягивалась – Медведь ждал ответа. Сеньор нехотя кивнул дружиннику. Тот подъехал к Медведю и протянул ему снятый с головы шлем.

Кузнец, отодвинув руку дружинника подальше от коня, приказал ему:

– Держи-ка свой шлем покрепче, не урони! – и взмахнул мечом.

Тулья шлема отлетела в сторону, как осенний листок при порыве ветра. И сеньор, и его дружина оцепенели, раскрыв от изумления рты.

– Мой шлем!.. Да он столько раз спасал мне жизнь, а тут – раз! И шлема нет. Как в масло меч вошел, – быстро заговорил дружинник. – Сколько живу, такого не видел.

Сеньор, сглотнув слюну, облизал губы:

– Твоя взяла, кузнец! – он вытащил тугой мешочек с деньгами.

Люк передал мешочек Медведю и звонко захохотал. Его смех подхватили и кузнецы, и даже хохотнул кто-то из дружины олуха.

Медведь проводил взглядом отъезжавших гостей, покачал головой и сказал, обращаясь к своим мастерам:

– А что было делать? Зато он надолго запомнит этот случай и другим расскажет: наша гильдия – лучшая!

– Мастер, а почему сеньор так на меня таращился? – улучив удобный момент, спросил я Медведя. – Я что-то не так делал?

– Да нет, Цыпленок, тут другое. Он не понял, как себя вести, понимаешь? – засмеялся кузнец. – У моих-то на плащах герб гильдии, а у тебя – и герб гильдии, и герб инквизитора. Гильдия – это одно, а вот покровительствующий гильдии инквизитор – совсем другое. Когда я был рыцарем, у нас было железное правило: один за всех – все за одного. Здесь что-то в этом же духе: посягательство на жизнь или честь слуги инквизитора, тот может расценить, как посягательство на самого себя. Сеньор-то это сразу понял: тут граница, за которой не его огород. Он хоть и гордец, но не дурак. Такие вот дела…

Помолчав, Медведь добавил:

– Ты видел мой герб – герб моей гильдии? Щит, разрубленный пополам мечом, – знающему человеку это говорит о многом. Меч, как ни странно, не символ защиты, нападения или обороны. Меч – это символ разрушения и раздора. Ты видел наши тренировки: мы всегда сражаемся без щита – это закон. Щит наш – не железный каркас, обтянутый кожей. Наш щит здесь, – он стукнул себя по груди и голове и, хмыкнув, покачал головой. – Каждый символ несет в себе как энергию жизни и творчества, так и энергию смерти и разрушения. Пока ты не прикоснулся к символу, он находится в покое – ни плох, ни хорош. Но появился ты со своими мыслями и символ – меч или жезл, кубок или динарий, дракон или единорог, любой символ – сразу впитывает в себя твою сущность и приходит в движение. Ты добр и спокоен – меч начинает творить прекрасное. Ты зол или печален – меч переключается на другую сторону, включая энергию разрушения. Герб нашей гильдии напоминает о двойственной энергии символа – меча в нашем случае…

– Это очень похоже на воду, – глубокомысленно изрек я. – Наставник-водонос требовал, чтобы мы шли по воду только в хорошем настроении, выкинув все беды и печали из головы. Вода ведь чувствует человека.

– О том я и толкую, Цыпленок. То же происходит с нашим мечом, только многократно усиленное энергией огня. Ты вот как-то заступился за поспоривших подмастерьев, мол, хотели лучше выполнить работу, переживали. «Discussio mater veritas est». Спор, возможно, и рождает истину, как говорят древние философы, но не в случае с мечами. Тут все наоборот: своим спором, гневаясь, они могли сдвинуть меч со срединного пути, включив разрушающую энергию, а тогда пощады не жди. Они невольно перешли на темную сторону, за то и были наказаны: повелись, как слепые щенки, не совладав со своими чувствами, а должны были оставаться на срединном пути. И впредь я буду жестко пресекать в кузнице распри: создавать шедевры нужно в тишине. Разные люди приходят к нам, с разными судьбами и принципами. Они могут включить одну из сторон энергии меча. И как глава гильдии, я всегда помню и о хтонической, разрушающей, и о созидающей силе меча. Мы обязаны гасить темную энергию, не доводя ее до критической точки, такие дела, Цыпленок…

Потянулись будни декады: я качал меха у горна, держал щипцами раскаленные бруски железа, таскал их на переплавку, заливал металл в формы, плел кольчуги, сверлил дыры в броне под клепку… И каждое утро теперь уже я будил Люка, чтобы бежать на махалово. Нужно ли говорить, что уезжая из кузницы, я увозил с собой великолепный перстень с головой орла и квилон, изготовленный мною под неусыпным контролем Медведя?..

– Жаль тебя отпускать, – сказал он в конце декады. – Еще несколько годков и я бы сделал из него отличного рыцаря, мечника, правда, Люк?

– Да, отец, – охотно согласился Люк и, засмеявшись, добавил, – если Санчо выгонит его господин, мы охотно примем его в нашу гильдию кузнецов!

Карамба, ну и тупое же я существо! Как я не заметил, что Люк – точная копия Медведя, только поменьше размером?! Посыпаю голову пеплом, сеньоры…

Я уже было пошел собирать вещи, когда услышал тихие слова Медведя:

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, сынок, но… Понимаешь, Люк, там, где наш Цыпленок служит, не увольняют и не выгоняют…

– Но почему, отец? Я же могу уйти в рыцари, ты сам говорил об этом не однажды.

– Люк, пойми: у него особая служба. От святых отцов-инквизиторов не уходят, – медленно и серьезно, размышляя, ответил Медведь. – Оттуда только выносят вперед ногами. Слишком много Цыпленок знает такого, чего нам, грешным, знать не положено.

– Я сразу понял, что он не такой, как все мы, отец.

Я оглянулся. Медведь, обняв сына за плечи, смотрел мне вслед такими глазами, что я почувствовал себя виноватым, непонятно в чем…

И снова бежала вдаль дорога, уводя меня все дальше от славной кузницы, которую я полюбил всей душой, и звучали слова Медведя, передающего меня следующему мастеру:

– Передаю тебе душу и тело слуги инквизитора, Санчеса Роберто. Учи его, как считаешь нужным…

Над заснеженным крыльцом роскошного дома моего нового наставника висела то ли икона, то ли картина в ажурном окладе с изображением молодого кудрявого мужчины в белом хитоне с лавровым венком на голове и лирой в руках. Медведь тихонько пояснил, что это – древний бог Аполлон, покровитель искусств, высказав предположение, что это герб маэстро, моего нового учителя. Слово «маэстро» я услышал впервые и мне оно понравилось.

Из дома вышел мужчина с каштановыми кудрявыми волосами, гладко выбритым лицом, насмешливыми, серыми глазами и крупным прямым носом. Его изысканная одежда, походка, благородные манеры – все наводило на мысль о безупречном вкусе. Из-за его плеча выглядывала, опираясь на суковатую палку, морщинистая, кривобокая старуха с седыми космами, в убогом рубище, из-под которого кокетливо выглядывал кончик красной туфельки. Пока Маэстро (так я с ходу окрестил моего нового наставника) читал письмо Господина, старуха схватила трясущимися руками мешочек с деньгами и заковыляла в дом. О, Боже, она еще и горбата! Медведь, слегка толкнув меня, прошептал:

– Цыпленок, у твоего Господина отменный вкус.

Вот только я не понял, пошутил он или сказал это серьезно?

Дочитав письмо инквизитора, Маэстро как-то особенно поклонился Медведю. Я был сражен наповал тем, что Медведь ответил точно таким же поклоном, будто проделывал это сотни раз.

– Прощай, Цыпленок.

Я низко поклонился кузнецу, поблагодарив за науку.

– Если вам с инквизитором понадобится оружие, ты знаешь, к кому обратиться, – Медведь широко улыбнулся и шрам нисколько не испортил его лицо.

Вскочив на коня, он поскакал по темной улице. Медленно падавший снег быстро скрыл его из виду, только гулкий цокот копыт по булыжной мостовой слышался еще несколько мгновений.

Маэстро, деликатно дав мне попрощаться с Медведем, приобнял меня за плечи, и мы вошли в дом. Господи, такой красоты я еще никогда не видел! Стройные колонны подпирали потолок, обрамляя по кругу большой зал с арками, лестница с резными перилами на второй этаж, куча узорчатых дверей, неизвестно, куда ведущих. Низкие диваны с атласными подушками, несколько кресел, похожих на троны, плотные шторы красивыми складками прикрывали узкие стрельчатые окна. Мозаичный пол сверкал, будто его только что натерли. И свет – всюду свет! В канделябрах горело множество свечей.

Я замер на пороге, пораженный этим великолепием. Да куда же мне ступить – мокрому от снега, в грязных сапогах, пропахшему лошадиным потом?!

Довольный произведенным впечатлением, Маэстро пояснил:

– У нас сегодня праздник. Знаешь ли, человек должен уметь устраивать себе маленькие радости, чтобы скрасить серые будни. Мы встречаем слугу инквизитора: такое событие требует чего-то особенно яркого и запоминающегося.

Облизнув пересохшие губы, я ответил:

– Вам это удалось, Маэстро!

– Маэстро? Ты назвал меня Маэстро?

– Нет, господин, – покачал я головой. – Так вас назвал мой прежний наставник, кузнец. Я лишь повторил это слово.

– Кузнец… Маэстро… Так звали меня давным-давно, – задумчиво проговорил он. – Что-то такое знакомое, но этот шрам… Вспомнил! Странствующий рыцарь, да-да, мой спаситель! Я был бродячим гистрионом, жонглером, шпильманом или голиардом, в общем, артистом. Неудачно выполнив сальто, я вывихнул сустав и не мог работать. Рыцарь был добр ко мне и быстро поставил меня на ноги. Маэстро – это слово всколыхнуло самые тонкие фибры моей души. Так и зови меня впредь.

Я поклонился и замер: по лестнице спускалась горбатая старуха, опираясь рукой в кольцах и браслетах на перила.

– А вот и Принцесса! – глаза наставника лукаво блеснули.

– Я не принцесса, а Брунгильда. Ты опять забыл мое имя! – неожиданно звонким голосом воскликнула она. – О чем вы тут болтаете? Ребенка нужно привести в порядок.

– Брунгильда – имя, похожее на кирпич, – задумчиво заметил Маэстро и, покачав головой, улыбнулся, – его невозможно запомнить! Она всегда ворчит на меня. Виновен ли я, что у меня плохая память на имена? Вот и твое имя я запамятовал, едва прочитав. Не будешь ли ты любезен, повторить его вновь?

– Санчес Роберто Нортон Рохас, Маэстро.

– О, как длинно! Пожалуй, я буду звать тебя… – Маэстро задумался.

– …Артист, – подойдя, старуха взяла меня за подбородок и повертела мою голову в стороны. – Погляди, какие правильные черты лица, какие умные глазки – это Артист, прирожденный артист, дорогой мой. Надеюсь, это имя ты запомнишь.

Повернувшись к лестнице, старуха кого-то позвала:

– Лун Ван, милый!

Легко сбежав по лестнице, к нам подошел улыбающийся мужчина, одетый в блестящую черную одежду, расшитую желтыми драконами. Длинные седые волосы, схваченные на затылке узким ремешком, открывали высокий лоб, рот обрамляли усы и небольшая бородка клинышком. Меня поразил этот человек, так не похожий на других. Мельком взглянув на меня, он слегка поклонился старухе.

– Если тебя не затруднит, займись нашим гостем, – попросила она и добавила фразу, которую я не понял, – посмотри, стоит ли игра свеч…

Лун Ван поклонился теперь уже всем и рукой указал мне, куда надо идти. Мы очутились в небольшой комнате, где стояла дубовая бочка и горели свечи, распространяя тонкий аромат. Приказав мне раздеться, он подвинул к бочке широкий табурет и махнул рукой: мол, давай, лезь. Что мне оставалось делать? Я плюхнулся в горячую воду, подняв кучу брызг. Лун Ван, помогая мне мыться, одновременно массировал меня. Казалось, что его крепкие пальцы перебирали каждую мою косточку, прощупывали каждый сантиметр тела. Когда он закончил, я почувствовал необыкновенную легкость в теле, исчезла усталость после долгого пути. Закутав меня в белое покрывало, Лун Ван указал на лавку, где лежала новая одежда.

– Это мне? – спросил я.

Он улыбнулся и вышел из комнаты. Удивительные глаза были у этого Лун Вана: холодные и мудрые. Быстро одевшись, я вернулся в сверкающий зал, где стояли, беседуя о чем-то Маэстро, Лун Ван и Брунгильда. Увидев меня, старуха воскликнула:

– Лун Ван, милый, ты сотворил настоящее чудо! Паренек и впрямь красавчик. Все за стол, торжество продолжается!

Это хорошо, что она вспомнила о еде, ведь последний раз я ел еще утром. Мы перешли в другой, не менее великолепный зал, и я опять почувствовал себя не совсем уютно. Вместо досок, положенных на пни или обрубки дерева, здесь стоял настоящий стол, накрытый белоснежным полотном. Вместо привычных по тавернам скамеек вокруг стола стояли кресла. А на столе кроме кучи больших тарелок с яствами, стояла и дорогая посуда: серебряные ложки и кубки, украшенные эмалевыми вставками и разноцветными камушками, сосуды из горного хрусталя для соусов – чего там только не было! Мы-то с Господином довольствовались малым, часто вместо тарелок у нас был, как и у всех, черствый хлеб… Старуха мне на тарелку навалила целую кучу еды и с удовольствием стала наблюдать, как я ем. Маэстро и Лун Ван тоже приступили к трапезе, только Брунгильда больше смотрела на нас и почти ничего не ела.