Слуга Инквизитора. Повесть

Наконец, он показал мне, как выглядит то, что мы искали: желтая глина была жирной, лоснящейся на ощупь, и залегала пластом в стенке оврага. Приказав мне накопать глины, он сунул руку за пазуху, достал краюшку хлеба и начал ее жевать.

Когда я выкопал уже приличную нору в стенке оврага, набил глиной пару мешков, то почувствовал опасность. Еще пара взмахов лопатой, и я едва успел отскочить в сторону, хвала Господу! Огромный пласт мокрой от дождя земли съехал как раз на то место, где я только что стоял. Я перевел дыхание и поднял голову: сверху на меня смотрели такие перепуганные глаза подмастерья, что словами не описать. Съехав на дно оврага по свежей осыпи, он принялся ощупывать меня и все спрашивал: «Ты цел, тебя не зацепило? Я должен был предупредить…».

Откопав из-под земли мешки с глиной, погрузили их в тачку и тронулись в обратный путь. Всю дорогу подмастерье пытался шутить, а сам с какой-то тревогой поглядывал на меня.

В мастерскую мы вернулись под вечер, мокрые, грязные и уставшие. Горшечник, взглянув на меня, поинтересовался, почему я весь в глине? «Поскользнулся с непривычки», – проворчал я и увидел благодарные глаза старшего подмастерья. Меня погнали мыться, покормили и указали место для ночлега. Едва я прилег, ко мне подошел старший. Я встал (негоже быть невежей!), поклонился ему и сказал: «Благодарю тебя за науку. Ты посвятил меня во все знания, которыми владел. Но я – слуга инквизитора, этих знаний мне мало, потому с завтрашнего дня сам мастер-горшечник станет моим учителем». Я видел, что мои слова крепко его зацепили, но я помнил наказ моего Господина – учиться смирению. Вздохнув, я добавил: «Ты будешь настоящим мастером, ты душой чувствуешь стихию земли. И ты обязательно найдешь свой драгоценный камень в голубой глине».

Началась наука от мастера. На гончарном круге, который он вращал босыми ногами, под длинными чуткими пальцами вырастали миски, горшки, кувшины разных размеров и форм. Например, горшок завершался венчиком, от которого вниз шло узкое или широкое горло, переходящее в раздутые или слабовыпуклые стенки – плечи и толстое донышко. Подсохшие изделия потом струной с двумя ручками – вжик! – срезали с круга и ставили на сушку. Если был заказ на посуду для знати, то к делу приступала дочь горшечника, украшая венчик рифлением, желобками – канелюрами, наносила узор краской красного, бурого или черного цвета, прикрепляла декор. Потом сосуд шлифовали, обжигали и приступали к молочению – замачивали в молоке, опять обжигали, чистили от нагара песком или рогожей и обрабатывали горячим воском.

– В нашем деле, Санчо, переплетается ремесло и искусство, – говорил между делом мастер. – Знание и руки – наш основной инструмент. Вот возьму комок глины, помну его, покручу, и руки уже сами знают, что из этого комка сделать. И основа основ – мощная стихия огня в сочетании со стихией земли и воды. Перельешь воды, сосуд будет трескаться при сушке. Пережаришь в горне, сосуд станет хрупким и некрасивым, пойдет трещинами или раковинами. Хорошую глину нужно искать там, где есть влага – в оврагах, на берегу водоемов. Вообще, глина – это дар Божий. Помнишь, как Господь говорит: «Вот, что глина в руке горшечника, то вы в Моей руке» или «…Чтобы земля изменилась, как глина под печатью, и стала как разноцветная одежда…». Всего семь раз упоминается в Библии слово «глина». А число семь – сакральное, полное смысла. Согласно Священному Писанию, семерка – совершенное число, которое правит временем и пространством. За семь дней Бог сотворил все сущее. Рим построен на семи холмах, в неделе семь дней, семь кругов ада и семь смертных грехов. Думаешь, это случайные совпадения? Нет, Санчо, нет и нет! Во всем – Рука Его, Его промысел.

Глина – не только сосуды и черепица. Она может и лечить недуги. Намажь теплой глиной больное место, оберни тряпицей и жди исцеления. Обжегся – глина придет на помощь. Даже если тебя отравили ядом, глина тоже может помочь. Учись, Санчо, познавай самое древнее и нужное ремесло…

Я старательно искал нужную глину, месил ее в корыте ногами и руками, вращал гончарный круг. И сколько кривых, косых горшков, сделанных моими неловкими пальцами, летело в кучу глины, не счесть! Но однажды мне удалось слепить вполне нормальный горшок. Пока он сох, я украсил его, как умел, изображением цветков-колокольчиков и листьев. Взглянув на мое художество, мастер спросил:

– Это болотный мирт?

– Да, мастер, я пытался изобразить именно его. Мой Господин недавно побывал в Озерном крае, а я сопровождал его.

– Тебе это неплохо удалось, – заметил мастер и, позвав дочь, спросил, – как тебе этот узор?

– Интересно, – задумчиво проговорила она, – мирт еще называют именем прорицательницы Кассандры, предсказавшей гибель Трои… У древних греков мирт был символом молодости, красоты и целомудрия.

– Еще бы! – воскликнул я. – Господин говорил, что миртом обсаживали в давние времена храмы, а в Риме до сих пор берут с собой веточку, отправляясь в дальнюю дорогу. Мой Господин делает из него зелья, когда мы идем в зачумленные города, врачует раны рыцарей, иногда делает бодрящий напиток для увеличения силы. Еще он говорил, что в домах его держать не следует…

– Почему ты нарисовал именно мирт? – строго спросил горшечник.

– Не знаю, – я пожал плечами, – я только взял в руки спицу, а рисунок пришел сам собой. Если вам не нравится, я тотчас отшлифую горшок.

Горшечник и его дочь многозначительно переглянулись, и мастер, кинув мне кусок глины, приказал:

– Ну-ка, попробуй еще раз! Слушай руки и лепи, что получится!

– Как прикажете, мастер, – поклонился я, поймав глину. – Не знаю, получится ли…

Отец и дочь молча занялись своими делами, не обращая на меня внимания.

Я мял в руках податливый кусочек глины и вдруг вспомнил… Озерный край, лесное голубое озеро, дымка над водой и всадник в черном плаще, уплывающий вдаль на вороном коне…

– Стоп!

Я удивленно оглянулся по сторонам: кто это приказал мне остановиться?.. О, Господи! Я же декадник у горшечника: вот деревянный гончарный круг, полки с подсыхающими сосудами, горн, на улице под навесом ученики месят в корытах глиняное тесто.

Взяв у меня из рук фигурку всадника на коне, мастер и его дочь шептались о чем-то, кидая на меня исподтишка взгляды, полные недоумения.

– Господин рассказывал тебе о кукле вольт? – как бы вскользь поинтересовался мастер.

Я собрался кивнуть в знак согласия, услышав знакомое слово «кукла», но потом отрицательно помахал головой:

– Вольт? А что это такое?

Мастер, не отвечая, начал вертеть фигурку в руках. Его чуткие пальцы, паучьи лапки, ласково поглаживали уголки, постепенно округляя моего всадника, превращая его в мячик. Я, как зачарованный, не мог оторвать взгляда от его рук. Покатав между ладонями уже округлый кусочек глины, мастер резким движением смял его в кулаке и швырнул в корыто с глиной, куда как раз наливали воду ученики.

– Хорошо, отдыхай сегодня. И обязательно сходи с подмастерьем на вечернюю службу в храм.

На следующий день меня почему-то поручили опять старшему подмастерью. Ох, и насмеялись мы, вспоминая наше знакомство! Захлебываясь от смеха, я просил:

– Расскажи-ка, мастер, про того глиняного голема! Как он ходил-то, как ел, пил?

И подмастерье, на ходу выдумывая приключения голема, с удовольствием рассказывал мне все новые и новые подробности странствий глиняного человека. Вернувшись с первым ударом вечернего церковного колокола в усадьбу, мы притащили целых четыре мешка белой глины. С улыбкой и работается лучше, сеньоры!

А вот в мастерской горшечника меня ждал сюрприз.

– Спасибо тебе, Санчо, за идею! – и мастер показал мне фигурку лошади, на которой сидел рыцарь в доспехах.

Я осторожно вертел в руках чудо-рыцаря и восхищенно ахал: до мельчайших подробностей в фигурке были изображены конь с гривой, уздечка, украшенная тремя накладками в виде цветков мирта, у рыцаря – котт, достигавший середины голени, топфхельм – горшковый шлем и кольчужная бармица. В руках рыцарь держал щит с изображением ветки мирта и меч. Мастер и его дочь от души веселились, наблюдая за мной:

– Главное-то, главное заметил? – спросил мастер. – Рыцарь не простой, а полый внутри, Санчо. Это рыцарь-кувшин! Смотри: вода наливается в топфхельм – крышку, а выливается из головы коня!

Я наклонил рыцаря: на мою ладонь струйкой вытекла вода. Я был поражен мастерством горшечника, а он, кивнув в сторону дочери, улыбнулся:

– Это не я, это моя дщерь сотворила. Ей заказали сделать нечто необычное для сына нашего графа. Она месяц билась и ничего путного не могла придумать. А тут, благодаря тебе, дело пошло. Как думаешь, понравится такая вещица юному виконту?

– Еще бы, конечно, понравится! – воскликнул я и низко поклонился мастерам.

Когда закончилась моя декада у горшечника, мастер и его дочь подарили мне мешочек белой глины и изящный горшок с крышкой, больше похожий на вазу.

– Санчо, твой Господин начал твое обучение, хотя ты и не замечаешь этого. Ремесло у него особое, требующее знаний некоторых ритуалов и обрядов. Знаешь об этом? Прекрасно! Этот горшок сможет сохранить твою душу невредимой. Больше пока мы ничего не можем тебе сказать, парень. Omnia tempus habent – всему свое время…

Снова бежала вдаль дорога, уводя меня все дальше от горшечника, снова звучали слова:

– Передаю тебе душу и тело слуги инквизитора, Санчеса Роберто. Учи его, как считаешь нужным…

Передо мной стояло внушительное строение, сложенное из толстых, потемневших от времени бревен, с коричневой черепичной крышей. Из трубы на крыше валили клубы дыма.

Поразил меня прибитый над дверью щит, разрубленный надвое, между половинками которого был прикреплен меч. «Что бы это значило?» – только и успел я подумать, как из кузницы вышел огромный, как медведь, мужчина средних лет. Сходство со зверем усиливали глубоко посаженные карие глаза под кустистыми бровями, обнаженные волосатые грудь и руки, бугрящиеся мышцами. Спадавшие на плечи темные волосы, схваченные на лбу ремешком, слегка прикрывали жуткий шрам на левой щеке, придававший ему свирепый вид.

Едва взглянув на меня, он подошел к горшечнику, взял мешочек с весело звякнувшими монетами. Письмо моего Господина он развернул, внимательно вглядываясь в строки при слабом свете затухающего дня.

– Ну и что я буду делать с этим цыпленком?! – спросил он горшечника, слегка толкнув меня в спину. – От одного моего прикосновения он будет лететь дальше, чем видит!

Перед тем, как влететь в кузницу, я услышал ответ горшечника:

– Ты не совсем прав, друг…

Пушинкой влетев в открытые двери мастерской, я едва не врезался в какую-то железяку. Спасибо, кто-то подхватил меня крепкой рукой и аккуратно поставил у стеночки.

Я огляделся вокруг. Сквозь небольшое окошко едва пробивался тусклый осенний свет. В глубине мастерской стоял горн с бушующим пламенем, меха которого время от времени подкачивал один из работников. Рядом стоял огромный старый пень, на котором лежала вытянутая толстая железная плита, а кузнец, держа щипцами раскаленный кусок железа, лупил по нему огромным молотом – искры во все стороны! Справа – точильный круг, какие-то железяки, о которые я чуть не расшибся. По всей кузнице снуют потные работники в штанах, грубых рукавицах и фартуках на голых торсах. Кое-где на земляном полу валялись куски железа, на лавках – молоты, щипцы, клещи разных размеров и куча инструментов, которые я видел впервые. Грохот, пыль, дым и копоть, чад от горячего металла, шипение испаряющейся воды в бочке, куда сунули большой кусок железа – да это же сама преисподняя!

«Mater Dei, – ошеломленно подумал я. – Добро пожаловать в ад!». Наверное, я это не подумал, а непроизвольно произнес вслух, потому что пробегавший мимо парень громко захохотал, получил затрещину от старшего подмастерья, и даже не почесавшись, умчался в угол. Там, у окна, стоял низкий стол, заваленный мотками проволоки.

В кузницу вошел Медведь (так я окрестил моего нового наставника). Оглянувшись по сторонам, он увидел меня и прорычал:

– Некогда мне с тобой возиться, Цыпленок! Нынче мы должны доделать большой заказ для феодала. Иди туда, – он указал пальцем в угол, где сидел тот самый улыбающийся парень, – Люк, пристрой Цыпленка к делу!

Странно, обычно меня сразу начинал учить старший подмастерье, а не ученики. Вздохнув, я смирился со своей горькой участью и потопал к этому самому Люку. Остановившись у стола с проволокой, я вопросительно посмотрел на Люка. Тот ногой подвинул ко мне низкий деревянный табурет, мол, садись, и стал объяснять:

– Ну, Цыпленок, мы с тобой будем плести кольчуги. Вот тебе трубка, намотай на нее проволоку. Дело нехитрое, но очень ответственное. Вот сюда, в дырку, запихни кончик проволоки, чтобы не соскочила с трубки, а потом мотай. Виток к витку, плотненько. И запомни: кузнец – почти бог, кузница – наш храм, а алтарь – наковальня, – он указал кивком головы на пень с плитой. – Главное, ты должен быть очень внимателен и осторожен: не попади под руки мастерам, ходи с оглядкой, иначе покалечишься.

«Цыпленок», то бишь я, кивнув головой, осторожно присел на табурет и взял в руки трубку. Дело нехитрое, говорите? Как бы ни так! Трубка была длинной, проволока – непослушной и все норовила свернуться в клубок, а чтобы ее туго намотать на трубку, приходилось прикладывать значительное усилие – пальцы ныли. Старательно наматывая проволоку, кольцо к кольцу, я с интересом поглядывал по сторонам: все-таки заворожила меня магия огня и раскаленного металла!

Закончив работу, я протянул трубку Люку. Он, одобрительно кивнув, подал мне следующую, а сам аккуратно стал перерезать намотанную мной проволоку вдоль: получилась целая куча колечек. Наматывая очередную порцию проволоки, я заметил, что Люк все время заинтересованно посматривает на меня. Наконец он спросил:

– Тебя как зовут-то?

– Цыпленок, – огрызнулся я.

– Да уж, наш хозяин мастак на прозвища: скажет, как припечатает! – рассмеялся Люк. – Ты не обижайся, мне ж интересно. Давненько чужаков у нас не было. А каждый чужак – кладезь всяких историй. Так как тебя зовут?

– Санчес Роберто Нортон Рохас, – отчеканил я и, подумав, добавил, – а мой Господин зовет меня по-разному: то Санчо, то крррасавчег, то Красавчик, по обстоятельствам.

– Значит, и я тебя буду звать Санчо, – миролюбиво заявил Люк. – Тебе повезло, что ты к нам попал. Наша кузница лучшая в мире, у хозяина есть свое клеймо. Он глава гильдии кузнецов, – понизив голос, он таинственно добавил, – среди наших заказчиков даже сам король! Видел бы ты, какие кольца, цепи да ожерелья кует из золота и серебра наш мастер!.. Ты надолго к нам учеником?

– Я не ученик, я – декадник, – пояснил я, но поняв, что Люку это ничего не говорит, добавил, – Господин решил обучить меня всякому ремеслу, чтобы я познал все стихии. По декаде меня учили водонос, мельник, горшечник. Сейчас вот к вам попал, к вашему Медведю…

– Тсс, – испуганно оборвал меня Люк и оглянулся по сторонам, не услышал ли кто? – У нас не принято говорить об этом.

– О чем, об этом? – спросил было я, но Люк усиленно начал нанизывать колечки – на одно по четыре штуки, и не ответил. Тогда я решил зайти с другой стороны:

– У моего Господина тоже есть кольчужка необыкновенной красоты – тонкая, но прочная. Его Святейшество самолично ее освятил.

– Правда? – заинтересовался Люк. – Наверное, искусные мастера ее плели?

Я молча кивнул головой. Не рассказывать же ему про грибное царство и чудесных мастеров? Не поверит, подымет на смех. Да я и сам сейчас не был уверен, что это приключение мне не приснилось.

Продолжая наматывать проволоку на трубки, я продолжал потихоньку оглядывать кузницу. Мое внимание привлекли листы бумаги, прикрепленные гвоздями к бревенчатым стенам. На самом верхнем листе было изображение змея: гибкий зеленый дракон вставал на задние лапы, расправив крылья, из его ноздрей вырывалось пламя. Меня настолько поразил рисунок, что я осмелился спросить:

– Люк, кто это нарисовал?

– Этого дракона придумал мастер, а нарисовал старший подмастерье, он мастак в этом деле. Ему только скажи, что хочешь увидеть, все нарисует точь-в-точь! Хоть коня, хоть птицу, хоть зверя, – глянув через плечо на рисунок, ответил Люк, кивком головы указал на здоровяка, махавшего молотом. – Понравился дракон? Такие рисунки мы иногда наносим на мечи или кинжалы.

– Да, – задумчиво произнес я. – Тут что-то не так: такого дракона нельзя придумать, его нужно было видеть. Почти такого же видел я, только цвет у него был коричнево-зеленый.

– Да где ты его мог видеть, Санчо? – недоверчиво спросил Люк. – Этого не может быть!

– Но ведь… – я на секунду запнулся, готовый произнести «Медведь», но вовремя спохватился, – но кузнец-то его, точно, видел!

– На то он и кузнец, – серьезно заметил Люк и пожал плечами. – Наш хозяин много чего видел в своей жизни. А ты где мог дракона видеть?

– Где, где, во сне, Люк! – я видел, что он мне не вполне верит. – Он был как живой!

– Ладно, замнем для ясности, – оборвал меня Люк. – У нас еще будет время поговорить… если сам того захочешь…

Некоторое время мы молча работали, пока не услышали шум в глубине кузницы.

– Да перестань ты! – раздался голос одного из подмастерьев. Обращаясь к напарнику, он говорил громко, – клинок на этом мече просили сделать обоюдоострым и листообразным!

– Но это неоправданно, сюда, под такой эфес, лучше подойдет бастард, иначе будет сбита балансировка! – возбужденно отвечал другой. – Смотри сам, как лучше? – он взмахнул заготовкой.

Дважды коротко свистнул кнут – это Медведь со всей силы стегнул по спинам подмастерьев и приказал:

– Ну-ка, оба – марш во двор!

Хмурые подмастерья, сопя и поеживаясь от ударов, пошли к выходу. Медведь оглядел оставшихся в кузнице работников и заботливо поинтересовался:

– Еще кому-то хочется отведать моего кнута? Хвала небесам! Спокойно продолжаем работать. Я сказал – спокойно, всем это понятно?

Я испуганно кивнул, остальные молча продолжали свое дело.

Медведь вышел во двор и раздался его зычный голос:

– Кузница – наш храм, сколько раз было говорено? Уместны ли свары в храме? Не вы сейчас говорили, это говорил меч вашими устами. Обнимитесь и просите прощения друг у друга. Знаю, непростой заказ попался, так не разрушайте его до того, как сделали. Оба наказаны: завтра переходите на кольчуги. Сделать двойную норму.

Я ничего не понимал: как же так, ведь подмастерья хотели сделать меч лучше, потому и заспорили? Неужели за это наказывают?

– Люк, почему?..

– Все вопросы к мастеру, – неохотно ответил Люк, помолчав.

В кузнице стало совсем темно: забегали ученики, зажигая лампы. Хозяин рявкнул, чтобы остались только старшие подмастерья, а остальные шли на вечернюю службу и отдыхать…

Я не привык, чтобы возникшие вопросы оставались без ответа. Мой Господин почти всегда давал объяснения (за исключением тех случаев, когда просто не хотел отвечать). «Попытка – не пытка», – решил я и подошел к Медведю:

– Мастер, всего один вопрос, можно?

– Давай, Цыпленок. Если у тебя сразу возникли вопросы, значит, ты привык мыслить.

– Почему вы наказали кузнецов? Ведь они хотели, как лучше…

– Ты когда-нибудь слышал о знаках и символах? Видишь ли, Цыпленок, лучше – не значит хорошо. Ладно, попозже продолжим разговор, не до тебя сейчас, уж извини…

Местом для ночлега оказался чердак кузницы. От горна там было тепло, а душистое сено, покрытое домоткаными ковриками, было лучше самой мягкой постели. Но я лежал на спине и никак не мог заснуть.

– Не спится? – тихо спросил Люк.

– Не спится, – ответил я и сел, подтянув к груди ноги. – Люк, можно тебя спросить?

– Давай, спрашивай! – разрешил он.

– А почему ты запретил говорить о Медведе?

– О, это длинная история! – задумчиво ответил он. – Понимаешь, Санчо, наш хозяин не всегда был кузнецом. Все, кто давно его знает, рассказывали, что он был воином, каких поискать. Нанимали его феодалы на службу за золото, да и то не каждому везло. Однажды ему показалось, что капитан Клод в бою нарочно убил рыцаря, чтобы не платить ему долг за проигрыш в кости. Хозяин разругался с ним и ушел, куда глаза глядят. А Клод и вправду оказался подлым человеком. Опасаясь разоблачения, он нанял ведьму, чтобы навести порчу на нашего воина. Вскоре в том месте, где поселился наш хозяин, было совершено жуткое преступление. Местные жители обнаружили на пустоши в последний день перед новолунием труп человека с выжженным сердцем, а кругом какие-то черные свечи, заколотую черную курицу и медвежьи следы. Вот местные и решили, что в деревне появился медведь-оборотень. Не разобравшись, во всем обвинили нашего хозяина, схватили его и хотели сдать инквизиторам. Да попробуй его удержать, в нем же силища какая! Понял он, кто хочет от него избавиться. Пошел было к тому капитану, да по дороге повстречал зеленоглазую красавицу. Не догадался он, что это ведьма. Опоила красотка его зельем – умом он тронулся. Встретил своего друга, да решив, что это медведь, убил его стрелой из арбалета. Только увидев кровь, бьющую из раны друга, пришел в себя и все понял. Вступил в бой с той ведьмой, покалечился весь, но ее порешил, распластал ее… Знаешь, что это такое? После этого, весь израненный, попал он в руки к хорошему лекарю. Тот по кусочкам ногу ему собрал, сейчас почти и не видно, что хромает. А вот шрам-то на лице остался… Вот и подумай, почему он слово «медведь» слышать не может? Наши говорят, что до сих пор на него изредка находит ведьмино проклятие, тогда он уходит из мастерской и не возвращается пару дней. А девушки болтают, что не может он забыть ту красавицу-ведьму. Кто знает, где истина?.. А скажи, Санчо, правда, что твой хозяин, вроде, инквизитор?

– Почему «вроде»? – удивился я. – Он и есть инквизитор, только высшего ранга.

– А что это такое?

– Честно говоря, я и сам еще не очень разбираюсь в этом. Вот есть король, так? А есть Папа Римский. А при Папе есть Великий Инквизитор, начальник всех инквизиторов, которые борются за порядок и законность. Если Великий Инквизитор, не дай, Боже, помер, или сам захочет оставить сей пост, тогда нового выбирает Совет Инквизиции. Вот мой Господин и возглавляет этот Совет. Получается, что он стоит почти вровень и с Папой Римским, и с королем. В общем, только три человека имеют право давать ему приказания: Папа Римский, король и Великий Инквизитор.

– Да уж, – задумчиво произнес Люк, – большой человек твой господин, так получается. А что, господин такой лютый, как рассказывают про инквизиторов?

– Глупости какие, Господин ценит жизнь, как никто другой! Давай-ка расскажу тебе один случай, что произошел недавно. Тогда ты поймешь, кто таков Инквизитор высшего ранга, – с досадой отмахнулся я от глупого вопроса и приступил к рассказу. – Например, как-то мой Господин спас целую деревню от костра. Простолюдины в ней вдруг стали одержимыми. Казалось, Господь лишил их зрения, слуха и мозгов. Направили туда целый отряд рыцарей и нескольких падре, но они ничего не могли поделать: жители продолжали бесноваться, бились в судорогах и корчах, утверждали, что их совращает сам сатана. И только мой Господин понял, что виной тому мука, из которой пекли хлеб, а ведьм в деревне-то и не было. Хвала небесам, что Господин появился в той деревне вовремя!

Как зачарованный, затаив дыхание, слушал Люк мою байку, а потом спросил:

– А тебя своему ремеслу он учит?

– Мы только начали обучение, – признался я и вкратце рассказал ему про «бац!».

– И ты чувствуешь своего инквизитора? – недоверчиво поинтересовался Люк. – Например, где он сейчас, что делает?

– Попытаюсь почувствовать, – я сел поудобнее, сосредоточившись на своих ощущениях. – Он где-то недалеко, но не здесь. Сейчас он занят… Я, кажется, побеспокоил его.

– Интересно, как тебе это удается? – весело спросил Люк. – Научишь меня так чувствовать?

Я пожал плечами:

– Это приходит само собой откуда-то отсюда, – я провел рукой от головы к животу и вздохнул, – мне тебя этому не научить. Я же не инквизитор, а только его слуга.

– А бою он тебя тоже учит? Он ведь с ведьмами сражается.

– Нет, мы же только начали обучение.

– Жаль, – покачал головой Люк. – Хозяин говорит, что вначале человек растит силу тела, затем он обретает волю – силу духа. Потому каждый день у нас начинается с коллективного махалова, – увидев мое недоумение, Люк продолжил, – ну, так мы называем тренировки с мечами, дротиками, луками, палками. Хозяин гоняет нас по часу в день – растит силу тела и духа. Рубимся, как проклятые! Хочешь, я скажу ему, чтобы он тобой занялся? Он классный наставник.

– Не знаю, Люк, входит ли это в мое обучение. А чего ты так беспокоишься обо мне?

– У тебя есть друзья? – тихо спросил Люк.

– Друзья? – вполне искренне удивился я. – А зачем они мне?

– Друг – это человек, которому ты можешь рассказать все-все, – пояснил Люк. – Он не ударит тебя кинжалом в спину, никогда не предаст. Он поделится с тобой всем, что у него есть: хлебом, деньгами и одеждой, он даст тебе кров над головой. Он всегда рад тебя видеть и ты скучаешь по нему, если вы долго не встречаетесь. Без друга плохо, Санчо!