Слуга Инквизитора. Повесть

– Ты всегда должен чувствовать мое присутствие, – отчеканил мой Господин, развернулся и ушел.

Несколько минут я стоял, раскрыв рот от удивления и соображая, что это значит? Решил, что он должен предупредить меня, когда начнется игра (именно так я все воспринял), и отправился по воду. Притащил бадейку воды, поставил у входа на постоялый двор и с усилием потянул на себя тяжелую дубовую дверь, окованную железными полосами. Бац! Кто-то стукнул меня палкой по плечу. Отшатнувшись от неожиданности, я зацепил бадейку и очутился в луже на земле.

В дверях стоял мой Господин с палкой в руках. Mater Dei! Господин впервые ударил меня (легкие подзатыльники и Санчо-крррасавчег – не в счет)! За что?! Об обиды у меня едва слезы не брызнули из глаз.

– Ты не почувствовал меня, Санчес Роберто.

Господин исчез, а я поплелся переодеваться. Когда я опять принес воду, то предусмотрительно отставил бадейку подальше, а дверь открывал, осторожно выглядывая из-за нее. Мои опасения не подтвердились. Я перелил воду в большой чан для мытья, стоявший у очага. Знаете, мой Господин, в отличие от других знатных сеньоров, каждое утро обливался холодной водой. Он просто обожал воду, утверждая, что «главная потребность для жизни – вода и хлеб», что это Дар Божий, и недаром в Библии слово «вода» упоминается около 100 раз. Странствуя, он не пропустил ни одного водоема, чтобы не омыться в нем, и плавал, как рыба.

Проголодавшись, я присел к столу, взяв кусок хлеба с сыром. Бац! Я подпрыгнул от неожиданности, получив палкой по спине.

– Санчес Роберто, ты вторично не почувствовал меня. К тому же не услышал моих шагов!

И Господин опять исчез. Я даже не понял, в какую сторону он направил свои стопы: в комнаты или к лестнице. В тот день я еще пару раз получил палкой по спине.

Ночью, растянувшись на тюфяке у двери Господина, я все думал, думал, думал и не понимал, каким это макаром я должен «чувствовать на расстоянии»? Перебирая в памяти события, все больше обижался.

Дверь бесшумно распахнулась: на пороге стоял Господин. Я подскочил и сжался в уголке в комок, ожидая очередного «бац!». Но Господин был без палки, в тонкой льняной рубашке, открывавшей его мощную шею и грудь, и брэ – коротких штанах до колен. Он уселся на мой тюфяк, как-то странно скрестив ноги, и хлопнул рукой рядом с собой. Я примостился на указанном месте.

– Обида – яд, пожирающий твое сердце и душу, – тихо произнес мой Господин, глядя через открытое окно куда-то вдаль. – Обиженную душу легко смущает дьявол, заманивая в такие дебри греха, откуда и Великий инквизитор, и даже Папа Римский не вытащат…

Он помолчал и вдруг начал говорить, как бы размышляя вслух, словно беседуя сам с собой:

– Я давно живу на белом свете. Еще до моего рождения родители дали обет: первенца отдадут в храм. Уж не знаю, какие грехи рода они замаливали, но в нашем родовом замке самым почитаемым местом была небольшая, но богатая церковь… Я был рожден инквизитором, воспитан инквизиторами и уйду из этой жизни только для того, чтобы встать одеснýю рядом с Господом и Слугами Божьими и быть инквизитором.

В окошке виднелась огромная желто-оранжевая луна, заливая комнату жутким светом. Мне стало ну очень не по себе. Кажется, меня даже охватил озноб, и я охватил плечи руками, чтобы унять дрожь. А Господин продолжал говорить:

– У меня было несколько слуг – все настоящие мужчины и воины. Но только одного из них я отпустил со службы сам: очаровала его одна смуглая монашка, а Папа благословил их союз… Остальные уходили до срока: кого сгубили ведьмы и колдуны, кого в расцвете лет без особой причины забрала смерть. Еще один, увидев процесс инициации неофитов старинного Ордена, ушел в себя, да так и не смог этого преодолеть, – Господин хмыкнул, скорбно покачав головой, видно, воспоминания бередили душу. – Не успев обучить одного, мне приходилось искать другого. Я терялся в догадках, не мог понять, в чем причина, пока в одном старинном фолианте не прочел: «Inquisitor должен сам выбрать себе ученика, слугу или любого, кто был необходим ему для служения Господу. Для этого Inquisitor должен последовательно…». Далее листок был обглодан грызунами. Я был в отчаянии! Я сам выбирал себе слуг, очевидно, нарушая какой-то установленный порядок, но какой именно? Об этом знали только наглые крысы. Я неистово молился и просил Всевышнего открыть мне Знание. И милостивый Господь снизошел до меня, грешного, открыв мне глаза.

Гулко хлопнули ставни. По комнате пронесся резкий порыв ветра, задув свечу. Молния на миг осветила лицо моего Господина. И тут же раздался оглушительный раскат грома. Вскочив с тюфяка, я метнулся к окну и закрыл ставни на крючок. В комнате стало еще темнее.

Обернувшись, я увидел, что Господин стоит во весь рост у двери, седые длинные волосы разметались по плечам. От моей обиды не осталось и следа. Я даже развеселился: нечасто увидишь инквизитора в нижнем белье, открывавшем его мускулистое тело! Но рвущийся наружу смех замер у меня в горле, когда я увидел глаза Господина. Казалось, что они вобрали в себя сверкающие за окном молнии и стали светиться изнутри каким-то холодным, мертвенным зеленовато-голубым цветом, постепенно затухающим и переходящим в черный.

Ужас обуял меня и пригвоздил к месту, я не мог шевельнуться. А Господин с окаменевшим лицом пророкотал чужим, незнакомым мне басом:

– Санчес Роберто Нортон Рохас! Я многому научил тебя, но ты этого не заметил. Ты будешь не только чувствовать меня на расстоянии, но и знать, голоден или сыт твой хозяин, доволен или зол, спит или бодрствует, даже находясь за тридевять земель от меня! Я выбрал тебя, ибо тебе предначертано стать последним слугой инквизитора! А может и…

Через несколько мгновений глаза Господина обрели обычный серо-зеленый цвет и уже своим голосом он сказал:

– Вот еще, стоит, как болван! Здесь мы пробудем еще три дня, а потом отправимся в Озерный край. Ложись спать, Красавчик, завтра будет нелегкий денек.

Свернувшись калачиком на тонком тюфяке, я дрожал и не мог согреться. Пришлось достать из мешка мой овчинный тулуп, но дрожь не проходила. Слушая шум ливня, я начал глубоко дышать и, в конце концов, забылся беспокойным сном. А под утро вижу сон: мы с Господином бредем по дороге. Мешок оттягивает плечи, ноги гудят, но нужно идти. Вдруг в пыли я нахожу оловянный грош. Радуюсь! И слышу голос моего Господина:

– Санчо, это не просто грош – это знак, а каждый знак – твой незримый наставник. Ты должен научиться читать символы и знаки, которые посылают тебе Господь и твой ангел-хранитель. Они всегда готовы наставить тебя на путь истинный и подсказать решение в любой, самой запутанной ситуации. Господь всегда рядом с тобой! Vocatus atque non vocatus Deus aderit – зовешь ты или не зовешь Бога, он все равно придет, Санчо. Но не всегда Всевышний может явиться человеку и сказать, что ему следует знать. Поэтому говорит Он на своем особом языке. «Только тот, кто посвящает свою душу размышлению о законе Всевышнего, будет искать мудрости всех древних и упражняться в пророчествах…», – так сказано в Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова. Ты должен научиться видеть, слышать Его слова.

Когда дитя растет, для него весь мир, созданный Творцом, что китайская грамота. Он все видит, но ничего не разумеет. В Библии сказано: «Ты все расположил мерою, числом и весом. Ибо великая сила всегда присуща Тебе…». Понятия чисел, например, существуют не потому, что человек должен сосчитать вещи. Просто сам счет становится возможным, когда мы обладаем для этого необходимыми понятиями. Святой Августин утверждал: понятия чисел, геометрических фигур, добра, любви, справедливости – внеопытны. Человек познает их непосредственно внутри своей души, интуитивно. А творцом, источником этих понятий и идей может быть лишь Бог.

Знаком может быть все, что угодно: необычные деревья или облака в небе, красивая местность, вдохновившая тебя, пролетевшая над тобой птица, неожиданно услышанное слово или песня, случайная находка, какое-то происшествие. Высшие силы и во сне могут послать тебе знак: твоя задача – запомнить увиденное и поразмышлять над ним.

Если ты споткнулся на дороге, значит, ты был неосторожен и невнимателен. Но если на этом же пути ты споткнулся еще раз, думай: что хотел сказать тебе Бог? Возможно, ты выбрал не ту дорогу, по которой тебе предначертано идти. А может, ты не с теми мыслями шел по этой дороге? Тогда спроси себя: что изменилось в тебе, в твоем характере? Какие мысли тебя одолевали? Испытывал ли ты чувства, которых раньше в тебе не было?..

Необычный человек, странник, идущий тебе навстречу, может стать проводником, который даст тебе подсказку. Запомни его, запиши, что тебя поразило, что он сказал или сделал – потом это обязательно пригодится. Правда, такие встречи случаются очень редко: не каждому Господь посылает такой подарок!

Знаки приходят через ощущения, изнутри, но часто мы их не видим, не слышим, не воспринимаем, как знаки. Учись видеть вокруг все необычное, то, что предназначено только тебе одному. Увидел необычное, задай себе вопрос: зачем Господь дал это увидеть? И жди внутреннего ответа души. Сопоставляя свои наблюдения с событиями, которые уже произошли или грядут, ты сможешь многое познать. Если знак вызвал у тебя ощущение радости, вдохновения, это, скорее всего, добрый знак. Если заставил задуматься, огорчил или насторожил… Только твои личные толкования знаков будут самыми точными, их подскажет твоя душа.

Расскажу тебе один случай. В таверне я увидел богатого купца, который был в отчаянии. Я спросил, чем он расстроен? Оказалось, что у него с утра не задался день. Все валилось из рук, некоторые тюки с товаром намокли под дождем. Он поскользнулся и упал в грязь, запачкав парадные одежды. Его лошадь потеряла подкову, пришлось вести ее к кузнецу, а это новые непредвиденные расходы. В конце концов, он опоздал на корабль, отправлявшийся в Басру, и теперь не сможет выгодно продать товар. Этот толстый сеньор едва не плакал от горя, повторяя, что Господь и фортуна отвернулись от него. Я внимательно выслушал купца и рассмеялся. Он побелел от гнева:

– Сеньор, вы смеетесь над моей бедой?!

– Я радуюсь, что ты, купец, остался жив, – спокойно ответил я. – Господь не оставил тебя, неразумный. Он с самого утра говорил тебе: оставь свою затею, ничего путного из путешествия не выйдет. Господь останавливал тебя пять раз, купец! И ты внял Его совету, хотя и не осознавал этого. Ты бы никогда не вернулся домой, купец. Да, ты потерял много денег, но остался жив, здоров и сможешь вернуть с лихвой свои потери…

– Господин, а почему купец не вернулся бы? – не утерпел я.

– Потому что тот корабль, следовавший в Басру, попал в жестокий шторм, напоролся на рифы и затонул. Никто не выжил.

Кстати, знаки чуют даже животные. Например, твой Пако тоже слышит эхо знаков: нахохлился, быть дождю. Не говорю уж о вороньем грае – предвестнике неприятностей и болезней. Недаром простолюдины, укоряя предсказавшего беду, говорят: ну, накаркал!

Еще один важный момент, запомни, Красавчик! Каждый знак – это ситуация, посланная Богом, чтобы человек получил определенный опыт. Если первый раз пропустить знак, то он не принесет серьезных проблем, как говорится, человек обойдется малой кровью. Если же не прислушаешься к знаку вторично, то ситуация повторится и принесет уже большие неприятности. Обиженный ангел дважды не прилетает! Принимай любые знаки с радостью и благодарностью Господу. И тогда ощутишь свое единство со всем и вся, прочувствуешь изумительную гармонию Божьего мира.

Вот ты нашел грош. Из чего он сделан? Правильно, из олова. Что есть олово? Красивый белый металл. Смотри дальше!

И Господин, подобрав сухой прутик, начинает рисовать в придорожной пыли пентаграммы и круги. Соединяя их дугами, поясняет: это – Земля, это – Вода, это – Воздух, это – Огонь. А вот тут – Металл, Дерево. Главными во вселенной есть стихии и первоэлементы. Работа со знаками и символами – контакт человека с Богом. Началом всех начал, первопричиной всего сущего во вселенной есть Господь. И души приходят на землю и снова возвращаются к своему Творцу, завершив жизненный круг.

Господин называет мудреные имена древних мудрецов и лекарей, которые оставили эти знания в манускриптах и трактатах.

– Помнишь, мы видели, как куют монету? Олово лежало в глубине земли, его добыли рудокопы. Потом металл попадает к ремесленникам – медникам или граверам. Олово плавили в огне, нагнетая воздух, отливали в форму и остужали в воде. Видишь, тут были задействованы все стихии: земля, огонь, воздух и вода. Если какой-то стихии не хватало, то монета быстро ломалась, не ходила долго по свету. А твоя монетка сделана правильно. Вот тебе и знак: оловянный грош не пропадет! Будешь служить мне долго-долго, ибо все стихии в тебе заложены правильно, – Господин улыбается и советует, – ты этот грош сбереги, заверни в тряпицу и спрячь в поясной кошель – омоньер. Никогда никому не отдавай сей грош: это твой талисман удачи. Вот так трактуется твоя находка.

…Забегая вперед, замечу: если бы Господин не был таким требовательным наставником, я бы в жизни не запомнил его мудреные слова…

Просыпаясь, я лежу с закрытыми глазами, пытаясь удержать сон в памяти. Может, с помощью этих знаков я и научусь чувствовать Господина на расстоянии? Да что там думать! Если он сказал – научусь, так тому и быть.

Спускаюсь на первый этаж в кухню, развожу огонь в очаге, а голова забита этими рисунками, стихиями, символами и знаками. Замираю за столом, обхватив ладонями кружку с горячим настоем. Бац! – карамба, научился…

…Я стал более внимательным, ловил каждое слово Господина. Писать я тогда не умел, потому малевал, где попало, угольком картинки, каракули, понятные только мне. Увидев однажды, что я малюю, Господин вопросительно вскинул бровь. Пришлось все рассказать. Господин издал какой-то странный звук или вопль и исчез. А вскоре к моим бесконечным делам добавилось еще одно – обучение грамоте. А «бац» продолжалось еще долго…

Через три дня мы отправились в Озерный край – глухомань на краю света, дальше которого лишь Студеное море. Не знаю, почему мне там все казалось знакомым, ведь раньше я тут никогда не бывал. Иногда даже возникало чувство, что где-то рядом мой дом. Вот только пробежишь по тропинке, в лодке переберешься через озеро на другой берег, обойдешь топь с кочками, усеянными лиловым вереском и коралловыми ягодами брусники, и увидишь на холме родную деревню.

Места тут примечательны спокойной, неброской красотой. Идешь по лесу, вдыхая аромат хвои – голова кругом! А какие огромные ели и сосны! Бывало, задеру голову, чтобы увидеть верхушку, – шапка с головы падает. Сяду у дерева, гляжу вверх и кажется, что плывущие по небу тучки зацепились мохнатыми лапками за колючие ветки крон и не могут двинуться дальше, зависли над головой. Наверное, если бы я забрался на самую высокую сосну, то смог бы увидеть самого Бога, рай и сонм ангелов.

Когда я сказал о своих ощущениях Господину, он хмыкнул, пробурчал: «Норна Урд», – и добавил непонятные слова:

«О, чадо четырех стихий, внемли ты вести,

Из мира тайного, не знающего лести!

Ты – зверь и человек, злой дух и ангел – ты,

Все, чем ты кажешься, в тебе таится вместе…»

– Что-что? – переспросил я, не поняв его слов.

– Это стихи, глупыш. Написал их один замечательный восточный мудрец, имя которому Омар, – тихо ответил Господин.

После «глупыша» я больше не осмелился ничего спрашивать, а слова «норна Урд» и «Омар» запомнил. На всякий случай…

Да уж, чудны творения твои, Господи! Поразил меня Озерный край своим размахом и величием. Вообще-то, странствовали мы столь часто, что я перестал обращать внимание на красоты разных стран. Все везде было похоже. Поселения крестьян или слободки ремесленников, в основном, с жалкими лачугами и мастерскими, над которыми витали копоть и дым. Небольшие поля, сады, огороды в окрестностях деревушек. Города, окруженные толстыми крепостными стенами, башни с узкими бойницами, рвы с темной водой. Величественные храмы, замысловатые замки, высокие, в несколько этажей каменные дома. Узкие, мощеные отполированным булыжником, улочки, по обочинам которых текли ручьи помоев. По городским улицам и ходить-то нужно было осторожно и желательно в широкополой шляпе, сами понимаете, почему. На окраинах городов – кучи мусора и всякого хлама с копошившимися там крысами и мышами.

Приехав к ночи в один город, утром я уже неплохо ориентировался в нем. Обычно от просторной главной площади с ратушей, собором и другими присутственными зданиями в стороны, как спицы в колесе, веером убегали улицы с незатейливыми названиями. Если на улице жили кузнецы, то она называлась Кузнечной, если ювелиры – то Ювелирной. На Рыбной жили рыбаки, на Бондарной – бондари, на Торговой – торговцы, на Каретной – каретники. На Сенной можно было купить лошадей, коров, коз, овец и корм для них. Если в городе была Набережная, то там совершала променад городская знать. Да и улицы, на которых они жили, назывались изысканно: Рыцарская, Французская, бульвар Роз. У богатых свои причуды, сеньоры!

Да-да, вы правы, я не люблю городов. И причиной тому был приказ моего Господина: выглядеть прилично. Это и приводило меня в полное уныние. Я не любил шосс с разноцветными штанинами: одна красного, вторая черного (иногда белого) цвета, терпеть не мог пурпуранов – коротких курточек с узкими рукавами, иногда свисающими до пола, фетровых шляп в виде колпака, подбитого мехом. Но больше всего меня убивали модные пулены – туфли с острыми, загнутыми кверху длинными носками, набитыми войлоком, которые вообще не давали ходить! Носы пулен приходилось либо привязывать к ногам бечевкой, либо застегивать на цепочку. Один раз я выполнил приказ Господина, одевшись «прилично». Побегав по городу, я кульком свалился в ножки Господину и умолял его не заставлять меня одеваться в эти дурацкие одежки. В них я чувствовал себя королевским шутом, вот только бубенчиков не хватало! Господин внимательно выслушал меня, сел в кресло и стал рассматривать со всех сторон, стараясь сохранить серьезное выражение лица (в этот раз ему это плохо удавалось). Налюбовавшись вдоволь, вынес свой вердикт: «Да уж, бубенчики, сын мой, ты еще не заслужил. Отныне и вовеки слуга инквизитора одевается удобно и практично. А башмаки – это рога дьявола, прости меня, Господи!». С тех пор я всегда был одет так: нижняя рубашка – камиза, удобные штаны на бечевке, нижнее платье – котт, поверх нее верхнее платье – сюрко и табар – красно-черный с белой отделкой короткий плащ в цвета герба моего Господина. И никаких пуленов – только мягкие сапожки с чуть заостренным носком! Завершал наряд берет или шапка, ну и пояс с бляхами и омоньером.

Сам-то Господин был тот еще щеголь! Одно его сюрко с капюшоном и ложными рукавами чего стоило! Не каждый портной мог угодить изысканному вкусу и требованиям хозяина. Мне даже пришлось научиться завивать ему волосы в случаях, когда ему надлежало предстать пред очами Его Величества или Его Святейшества…

Я опять отвлекся, пардон, мадам и месье, милостивые сеньоры. Будьте снисходительны к простофиле, слуге инквизитора и напомните, о чем мы беседовали ранее… Ах, да! Озерный край… Это важная страница в нашей жизни.

Прибыли мы в Озерный край. К повседневным делам добавилось знакомство с травами, цветочками, корешками, деревьями и прочими дарами красавицы Флоры. Обычно Господин, направляясь по делам, вдруг наклонялся, срывал какую-то былинку и совал мне под нос.

– Запомни, Санчо, на вид, цвет и запах. Это уникальное растение, коих больше нет нигде…

Далее следовал рассказ, почему эта скромная былинка вся такая чудесная, как ее называть, в какую пору года сорвать, как высушить. И, конечно, с какими стихиями связана эта трава и что ею обычно врачуют. Все это рассказывалось на ходу, как бы между прочим, чтобы скрасить долгую дорогу. Но через несколько дней следовал приказ: отыскать, сорвать, принести. И не дай, Боже, если бы я весной сорвал растение, которое надлежит собирать летом или осенью! Я не люблю огорчать своего Господина, ему и без меня хватает забот.

Искусством траволечения и прочими премудростями врачевания, изготовления зелий и даже ядов Господин владел в совершенстве, тут равных ему не было. Не раз я был свидетелем его бесед со знахарями, аптекарями или монахами-лекарями. Помню, как вернувшись из зачумленного города, он рассказывал монаху-антонианцу из Госпитального братства, как мы избежали хвори. Брат лишь восхищенно качал головой, ахал и в конце возопил: «Да от тебя, инквизитор, сама госпожа Чума бежит, как от чумы!».

Вы не забыли про «бац»? Я – нет. Выполнял ли я обычные дела, отправлялся ли в леса или поля за очередной чудесной былинкой, я постоянно был начеку, шарахаясь от каждого звука в сторону. Из-за любого дерева мог выскочить Господин и – бац! Да-а, по-моему, «бац» продолжалось бесконечно долго. Получив днем пару-тройку раз по хребту палкой, я отчаивался. А ночью, лежа на тюфяке или сене, вспоминал слова Господина: «Ты должен стать последним слугой инквизитора!». Это немного вдохновляло и давало надежду, что я смогу, я должен почувствовать инквизитора.

В Озерном крае мой Господин вел себя довольно необычно. Встречался с разными людьми, подолгу беседовал с ними, выясняя какие-то подробности, а затем все записывал – занимался писаниной, как он однажды выразился. Очевидно, у него была какая-та тайная миссия, знать о которой следовало только посвященным.

Как-то мы несколько дней добирались до отдаленного селища, состоявшего из нескольких добротных, рубленных из темных бревен, домов. Один такой дом мы и заняли. Мой Господин часто был занят своей писаниной, а у меня было больше свободного времени для раздумий и практики в видении и трактовке знаков.

Теплым летним днем я гулял по околицам селища, присматривался к жителям, которые одевались не по-нашему: мужики носили усы и бороды, а женщины заматывали головы платками до бровей. И внезапно внутри появилось какое-то тревожное чувство ожидания, будто вот-вот что-то должно было произойти. Объяснить я этого не смог, а Господина тревожить по пустякам было неловко. Решил, что мне нужно внимательно присмотреться, прислушаться к себе, понять, почему возникло предвестие.

Остановившись у колодца, я вытащил бадейку, зачерпнул воду кружкой, привязанной к срубу, и медленно, смакуя, стал пить мелкими глотками. В то же время, я, как бы занятый важным делом, внимательно всматривался в каждую деталь пейзажа, где могла бы таиться угроза. Искал глазами хоть какой-то знак, который мог подсказать, что меня ждет. Тишина! Господь не хотел мне помочь.

По тропинке к колодцу шла пожилая женщина. Вспомнив слова Господина не приставать к жителям, я хотел было удрать незамеченным, но было уже поздно: она подошла совсем близко. Длинное платье до пола было по горловине и рукавам украшено орнаментом, сверху безрукавка, мехом внутрь, на голове повязан светлый платок. Язык не повернулся бы назвать ее старушкой, столько в ней было достоинства, спокойной уверенности в себе, величавости.

Я, сдернув с головы шапку, обнажил свои отросшие темные кудри и низко поклонился ей. Цепким взглядом окинув меня с ног до головы, она тоже слегка наклонила голову, наверное, приветствуя меня. Я мигом вытащил свежей воды из колодца, перелил в ее бадейку и смущенно спросил:

– Не разрешите ли мне вам помочь? Вам куда?..

Она пошла по тропинке вперед, а я с бадейкой следовал за ней. Поставив бадейку на скамью у крыльца дома, обернулся к женщине.

– Спасибо, сынок, – поблагодарила она и, улыбаясь, ласково погладила меня по голове.

Я оторопел, на секунду замерев под ее рукой, как зайчонок перед волком. Меня никто не гладил по голове. Господин, как всякий мужчина, был скуп на ласковые слова, не говоря уже о большем. Поклонившись женщине, смущенный, я убежал со двора и отправился в лес. Сколько времени я провел там, не знаю. Когда солнце скрылось за деревьями, я понял, что проголодался. Мало того, я понял, что голоден и мой Господин: он хочет мяса! Да где ж я тут возьму мяса?! Трактиров, корчмы или лавки тут нет, здесь живут только свои, а им нет нужды покупать еду. И тут я вспомнил ту женщину, приласкавшую меня: вдруг она выручит?

Я помчался в селище, подошел к ее дому и легонько постучал в дверь:

– Сеньора, мадам, миледи… – я запнулся, не зная, как правильно обратится к ней. – Простите, нет ли у вас немножко еды для моего Господина?

Увидев меня на пороге, женщина то ли испугалась, то ли смутилась, я не понял, да и некогда мне было задумываться об этом. Мне срочно нужно было раздобыть мяса для Господина!

– Да он, поди, такого и есть не будет, – ответила женщина в замешательстве, не поднимая на меня глаз. – У меня только пареная репа с мясом…

– Сеньора, он неприхотлив в еде, – я постарался убедить ее, видя, что она колеблется, и торопливо добавил, – я заплачу за еду, вы не думайте!