Всё зачеркнуть. И всё начать сначала

Вспомнил! Именно об этом и хотел рассказать. Так и с ним случилось.

Была у Коляна одна конкретная заморочка – нагуляться мечтал досыта, до отрыжки: мир посмотреть, себя показать. Попутно планировал создать уютное, комфортное во всех отношениях гнёздышко с соответствующими  этому обстоятельству потребительскими стандартами.

Как только доходил наш герой в мыслях до этого момента, все основательные семейные планы разом рассыпались как карточный домик.

Зачем, думал он, пихать голову в супружеское ярмо, если так дают, причём многие безумно влюбляются. Нет у него желания менять скромную холостяцкую жизнь на самоотверженное служение одной единственной даме, которая в принципе не может быть идеальной?

Все дружки через пару месяцев счастливого супружества подвывать начинают, клянут неоправданную поспешность в выборе лучшей в мире половинки.

От смиренных, но жарких невест без территориальных, имущественных и прочих матримониальных претензий у Коляна отбоя не было.

Бывало, подкинут хороший срочный заказ, он телефон и прямой интернет отключает, окна зашторивает, затоваривается куревом, пельменями и пивом, запирается на три замка изнутри и сидит, притаившись, носа за кордон холостяцкой территории не кажет.

Не тут-то было. Лезут охотницы за острыми ощущениями из всех щелей как пруссаки-тараканы.

Миллионы способов авантюристки ненасытные изобретают, чтобы в его холостяцкой берлоге хоть на одну ноченьку поселиться, чтобы услышать его вкрадчиво-нежный шёпот, ощутить на сокровенных и чувствительных местах местах сильные руки.

Каждая из тех, кто хоть раз забредала в его скромную обитель, мечтала почувствовать на губах привкус любовного мёда, на животе и груди нежные прикосновения, не говоря уже о живительных соках сладострастия и обо всём остальном, что составляет для многих смысл существования.

Сентиментально-лирические  и пикантные страсти, приключенческие постельные новеллы в жанре танцевально- эротических мюзиклов, фестивалей, изящных развлекательных импровизаций, бесстыдно-необузданные фантазии, оргии до полного изнеможения с десятками оргазмов  и прочие изыски направо-налево Колька не раздавал.

Тайны эротического мастерства парень берёг как зеницу ока, распоряжался пылкостью, расточал драгоценные любовные соки лишь с теми девчатами, в которых чувствовал функциональную ненасытность, желание безоговорочно подчиняться и некую специфическую  червоточинку: кого можно было не опасаться в качестве лица, способного ограничить свободу, с кем впоследствии не сложно разбежаться без последствий.

Если дама начинала намекать на любовь до гроба, на лирические, драматические и прочие сюжетно неприемлемые мотивы, Колька сразу направлял любовную искру в землю и обнулял потенциал.

Жизненная установка была такая: ни детей, ни семьи, ни привязанностей до сорока лет быть не должно: харам, табу.

Свои правила Коля выполнял неукоснительно, случайностей не допускал даже в приличной степени подпития и когда основательно входил в роль шекспировского Отелло.

Друзья его практически поголовно на соблазнительные наживки в виде обсыпанных сахарной пудрой пончиков, тугих синтетических грудей, пикантных изгибов и укромных местечек, скромно- манящего взгляда и прочие маневровые мистификации уже клюнули.

Из холостых аборигенов острова невозмутимо-проницательных и морально устойчивых женихов Колька оставался последним из Могикан.

Над незадачливыми любителями стабильно иметь под собой одну и ту же трепетную вагину в обмен на личную свободу и независимость, он вполне резонно насмехался, парируя тем, что гильза всегда должна соответствовать снаряду, который в неё забивают, то есть настроению того, кому матушкой природой положено быть сверху.

На свадьбе у Васьки, который уже по второму кругу нашёл себе желанную-суженую, к Коляну загадочным образом присоседилась худенькая весёлая брюнетка с приятными формами и весьма оживлённой манерой общения.

Девушка вела себя так, словно знакома с ним если не с родильного дома, то с ясельной группы точно. Она была несколько моложе Коляна, но обращалась с юношей так, словно взяла над ним шефство.

Виталина азартно шутила, влезала во все без исключения свадебные розыгрыши и развлечения, а вместе с собой без труда затягивала Кольку, который сам не понял, что на сей раз нарушает одно из основных своих правил – подчиняется девчонке.

Новая знакомая самозабвенно веселилась и вместе с карнавальной оживлённостью старательно играла роль опытной интриганки, искательницы приключений, коварной искусительницы, игривой кокетки, дерзкой, самоуверенной и немного нахальной.

Удивительно, но её взгляд, улыбка, мимика и жесты такому экстравагантному имиджу совсем не соответствовали.

Виталина производила впечатление прямо противоположное. Такое милое личико, прелестный лукавый взгляд, немного любопытный, чувственный, волнующий никак не мог обмануть опытного сердцееда.

Кольку как магнитом тянуло к разбитной девчонке. Он даже выпивать не стал, настолько интересным, многообещающим  и увлекательным видел возможное продолжение случайного рандеву.

Единственный танец, который Виталина по его недосмотру подарила какому-то напыщенному самодовольному самцу, Колька просидел за столом как в воду опущенный.

Первой реакцией на такую несправедливость было желание немедленно разобраться с этим наглым оленем, однако портить свой имидж без опасения порвать и без того тоненькую ниточку возможных отношений не захотел – сделал вид, что его это не касается и не волнует.

Когда дерзкий мерзавец вернул подругу на место, Виталина загадочно улыбнулась, кокетливо показывая, что её провести не удалось. Она явно флиртовала с Колькой, но одновременно обижала странным равнодушием, задевая этим за самое живое –  за тщательно охраняемое мужское достоинство.

– Ну и пусть, ну и ладно, – подумал Колька, – не больно надо. Их много, а я один. Сейчас такое изображу, сама за мной бегать будет.

Ага! Виталина, похоже, ко всем имеющимся у неё достоинствам ещё и мысли читала. Девушка капризно фыркнула, равнодушно, но очень соблазнительно повела плечиком, чувственно надкусила губку, состроила гримасу высокомерия и картинно отвернулась.

Пришлось угождать девчонке, уговаривать, притворяться, лицемерить. Как же неприятно было изображать шутливо-равнодушную добропорядочность, извиняться дурачась.

Колька сам от себя не ожидал такого странного усердия. Странности собственного поведения настораживали и бесили.

Одно дело покупать цветочки, чтобы получить причитающийся за это приз, баловать в мелочах и совсем другое – рефлексировать, реагировать на тщеславные, можно сказать эксцентричные выходки молоденькой кокетки, свидетельствующие о том, что та просто набивает себе цену.

Как бы там ни было, со свадьбы они удрали вместе. Гуляли, держась за руки по вечернему городу, сверкающему разноцветной иллюминацией, пили ужасный кофе в какой-то третьесортной забегаловке, чтобы немного согреться.

Погасив озноб, вместе прыгали на одной ножке, куда-то бежали, громко смеялись. Потом  зачем-то ели холодное мороженое, отчего замёрзло даже в животе, заскочили на ходу в запоздалый трамвай, не спросив, куда тот направляется.

В трамвае тоже было знобко. Обнялись – стало теплее и лучше.

Им почему-то было безразлично, куда и зачем идти или ехать.

Потом они не сговариваясь. прямо на ходу соскочили, нашли укромное местечко на набережной. где с наслаждением, долго-долго обнимались, целовались, бросали в реку камни, наблюдали, как они при падении в воду рассыпают сверкающие искры на лунной дорожке,  заворожено смотрели на звёзды.

Колька, видимо находясь под впечатлением от свидания, начал чувственным голосом декламировать чьи-то стихи со странным звучанием и не менее удивительной темой:

«Начало любви – с окаёмочкой блюдце… движенье по кругу, без мысли споткнуться. Губами коснёшься, блеснёт позолота…Пьёшь прямо из блюдца настой бергамота – изысканно нежный… дыханьем шафрана наполнен весь воздух, чарующий, пряный… Подушечкой пальца, по краешку блюдца,

скольженье, глоток, и по кругу… Вернуться…»

– Кто, кто написал такую прелесть? Никогда не слышала подобное. Как красиво!

– Это Николь Аверина. В интернете недавно прочитал.

– Хочешь сказать, что прочёл и сразу запомнил? А ещё, ещё можно?

– Я много стихов знаю, но декламировать вслух могу лишь под настроение. Давай так, сейчас я тебе прочту из Вероники Тушновой, но обсуждать ничего не будем, просто помолчим, насладимся впечатлением, подумаем.

– Что-то грустное?

– Как сказать. Скорее жизненное…  «А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер ещё подует, и весну ещё наколдует, и память перелистает, и встретиться нас заставит, и ещё меня на рассвете губы твои разбудят. Понимаешь, всё ещё будет!»

– Ты о чём?

– Это стихи, Виталина. Веронике Тушновой, автору этих строк, было тридцать шесть лет,  шёл сорок седьмой год, меньше чем через два года после войны. Дальше хочешь услышать?

– Конечно, хочу, ещё спрашиваешь! Ведь ты не просто так выбрал эти строки? Я понимаю, что это тонкий намёк на необозначенные обстоятельства.

– Не важно. Ты уже большая девочка. Решать тебе… «В сто концов убегают рельсы, самолёты уходят в рейсы, корабли снимаются с якоря… Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?»

– Ещё как понимаю… ещё как, Коленька. Проводишь меня?

– Спрашиваешь. Разве уже пора?

Никто никого провожать не стал. Это были не просто стихи, это был диалог сердец.

Кому придёт в голову по собственной глупости упускать счастье?

Дома у Кольки парочка оказалась далеко за полночь. Они были слишком возбуждены разговором и вообще.

Поцелуев было много, наверно очень много для первого свидания.

Странная она, Виталина: хотела казаться высокомерной бесчувственной эгоисткой,  умеющей подмять под себя любого мужика, якобы привыкшей царапаться и кусаться, а на самом деле…

Чувственные податливые губы, трепетная первородная греховность девственного поцелуя, низкий волнующий голос, запах разбуженной невзначай нетронутой страсти.

Колька думать не смел о чём-то ином, кроме объятий и поцелуев. Это он-то, Колька: ловелас, сердцеед, дамский угодник, привыкший брать без отдачи.

Оба были довольные, счастливые, уставшие, смертельно голодные, ужасно хотели немедленно лечь спать.

В холодильнике не оказалось ничего, кроме двух пачек пельменей и баночки сметаны.

– Тебе сколько варить, Виталина?

– Чего сколько? Кидай все.

– Мы же не съедим. Жалко выбрасывать. Не подумай, что я жмот, но это продукты. Предки расстроились бы…

– Глупенький. Что не съедим – утром разжарим.

– Смеёшься? Варёные пельмени ещё и жарить? Может лучше сразу выбросить?

Зря смеялся: обжаренные до хрустящей корочки пельмени оказались великолепным, восхитительно вкусным блюдом.

Колька с Виталиной заснули, не раздеваясь, даже не заметили, как и когда. Оба были до предела психических и физических возможностей перевозбуждены.

Выпустить девочку из объятий Ромео всю ночь не решался, то и дело проверял, не упустил ли свою Жар-Птицу.

Такого с ним ещё не было.

На следующий вечер Колька с нетерпением встречал Виталину на автобусной остановке. Весь день ему не работалось, хотя на нём висели два срочных заказа, которые давили на нервы. Каждые пять минут он получал и отправлял сообщения на смартфоне.

Девушка прибыла на свидание с тяжёлой объёмной сумкой и рюкзачком.

– Ты чего, Виталинка, переселиться решила?

– Вот ещё! Я привыкла всё необходимое держать под рукой.

– Подушку и одеяло прихватила?

– Будет нужно… а чего это ты подкалываешь? Не нравится – могу обратно отвезти.

– Молчу-молчу, шучу-шучу, а то по шее схлопочу, тебя, конечно, огорчу. Я лучше сумки захвачу, потом, любя защекочу и на ночёвку при-ю-чу.

– Так-то лучше.

– Где мой шкафчик, – сходу спросила девочка у Коляна в квартире.

– Чей!?

– Определись, Коленька. Я с ночёвкой к тебе пришла или без?

– Конечно, с ночёвкой… это не обсуждается.

– Тогда обозначь, пожалуйста, мою автономную территорию. У  меня должно быть личное пространство, хотя бы малюсенькая полочка.

– Можно полюбопытствовать, что именно ты собираешься там припарковать?

– Какой же ты любопытный. У каждой женщины есть сугубо интимные тайны. Я не обязана делиться с тобой сокровенной информацией. Скромнее надо быть, дружочек, сдержаннее, интеллигентнее, толерантнее.

– Уже стал. А спать, извини за вопиющую бестактность, мы будем в костюмах или всё же разденемся до трусов?

Виталина заразительно захохотала, стала разгребать прямо на кровати внутренности обеих сумок, намеренно выставляя напоказ несколько пар трусиков, хлопковую маечку, колготки, свитер ручной вязки, спортивный костюм, пижаму, два платьица, носочки, носовые платки, косметичку, кошелёк и паспорт.

В рюкзачке лежали прозрачные контейнеры с котлетами, жареным картофелем, бутерброды, пакет со свежими овощами, бутылочка растительного масла, десяток яиц, пачка чая, сахарный песок и конфеты.

– Думаю, голодать не придётся. Я всё-всё продумала.

– А я, меня ты учла в своих планах?

– Издеваешься, да? Побег, оборона, осада, аварийная посадка и эвакуация пострадавших мной не предусмотрены. Шаг в сторону – побег, прыжок на месте – провокация. Я ничего не забыла? Ответственность сторон можем обсудить немедленно. Предупреждаю сразу – я девица.

– С этого места подробнее. Я ведь жениться не намерен, мы так не договаривались.

– И не нужно. Поедим и тихонечко спать ляжем. Разве я что-то другое предлагаю? В нынешнее время необходимо быть осмотрительной, осторожной, остерегаться подделок, контрафакта и нелицензионной продукции. Спать с девочкой, Коленька, даже если она ложится в штанишках… не маленький, должен понимать всю меру своей ответственности. Обязана предупредить, самонадеянный ты мальчишка, о возможности непорочного зачатия и прочих непредвиденных обстоятельствах совместного проживания.

Кольку трясло не по-детски. Виталина озорничала, проказничала, но ему было не до шуток. Её замечательное остроумие юноша воспринимал как декларацию о намерениях, объём и координаты которых не укладывались в устоявшуюся проекцию видов на своё ближайшее будущее.

В матрицу Колькиного разумения алгоритм серьёзных отношений с обязательствами не вписывался, но Виталина…

Девушку как будто совсем не озадачило странное Колькино поведение: беспомощное мычание, смятение, настороженность, замешательство, ступор.

Виталина аккуратно прибралась в комнате, постелила постель на двоих, сходила в душ, долго с наслаждением плескалась, потом не стесняясь надела пижамный комплект и домашние тапочки, распустила волосы, накрыла на стол и включила телевизор.

– Чего нахохлился, любимый. Обними хотя бы для порядка. Ты что, не рад мне? Для чего в гости-то приглашал? Боишься, что отниму свободу? Ты же мне стихи читал, а сам их не услышал. «Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?» Ты свободен, Коля, как вольный ветер, как ласточка в небесах. Я пошутила. Можешь расслабиться, мне ничего от тебя не нужно. Помоги, пожалуйста, собрать вещи.

– Я, ты… нет-нет, не уходи, останься, ты меня не так поняла.

– Ты действительно этого хочешь? Тогда послушай. Недавно я купила книгу, совершенно случайно, тогда даже не представляла, что встречу тебя, что ты, взрослый человек, в душе окажешься маленьким капризным мальчиком. Не важно, я не об этом. Книга называется “О любви ко всему живому”. Не представляю, почему и зачем я выбрала именно её. Теперь знаю. Все случайности в жизни закономерны. Лишнее, непонятное и  ненужное мы просто не замечаем. Это точно.

Автора зовут Марта Кетро. Это псевдоним. Там много всего: о любви, о жизни. Знаешь, о чём я подумала, когда ты декламировал Тушнову – как её стихи тесно переплетаются с  мыслями из этой книги, с тем, что мы сейчас чувствуем, чего ждём и чего боимся.

Мне особенно запомнилась одна цитата: Раньше мне казалось, что свобода – это получать всё, что хочешь, а сейчас подозреваю, что свобода в том, чтобы не хотеть.

Давай посидим молча. Ты подумаешь, я буду про себя молиться. Не напрягайся, это совсем не то, о чём ты подумал. Я не хожу в церковь, но думаю, что невидимый мир в каком-то виде существовать обязан.

Под молитвой я понимаю желания и мысли, облечённые в словесную форму, только и всего. Они совсем не обязаны совпадать с устоявшимися стремлениями и планами, просто должны исходить из души, из сердца.

Думаю, что завершение нашего едва начавшегося романтического приключения не станет впоследствии трагедией. Нам же было хорошо вдвоём, правда? Я тебе благодарна за вчерашний вечер, за то, что встретил меня с работы. Честно-честно. Я ведь до тебя даже приблизительно не знала, как это, взять и полюбить, просто так. Да! Так что, Коленька, давай просто подумаем, помечтаем.

– Я уже подумал, Виталина. Оставайся. Я тоже до тебя ничего толком не знал. не понимал. Совсем ничего.

А после… после мир привыкнет

Знаете, что такое пять дней?

Пять, целых пять бесконечно одиноких, монотонных, унылых дней без него…

Это много, это утомительно тоскливо.

Лиза в задумчиво-нетерпеливой позе  сидела на широком подоконнике, время от времени поглядывала на асфальтовую дорожку вдоль дома, на тропинку сквозь ровные ряды берёз и рябин, высаженных напротив подъездов.

Она ждала его, Митю, самого желанного, самого надёжного, самого любимого человека на свете. Мучительное ожидание скоро должно закончиться.

Он позвонил минут сорок назад после того как исчез на долгие-долгие непостижимо-бесконечные пять дней, которые длились целую вечность.

Митя ничего не стал объяснять.

– Просто дождись меня, – отчуждённо, устало произнёс он еле слышным шёпотом, – скоро всё узнаешь.

Всё это время, с того странного вечера, когда Митя не пришёл как обычно на свидание, Лиза блуждала в закоулках памяти, в мире иллюзий, ярких и красочных вначале и клочковато-серых все последующие дни.

Лиза закрывала глаза и видела события, происходящие или нет на самом деле, в голове всё смешалось: какие-то странные, мрачные  видения, люди без лиц, тревожные голоса, убегающие люди, обрывки истерических всхлипов, стоны и плач, проваливающаяся под ногами земля, падение в пропасти, в которых не за что было зацепиться.

Девушка думала про пропавшего Митю, представляла худшее, время от времени ненадолго забывалась. Когда было совсем невмоготу, Лиза одевалась, направлялась к его подъезду, заглядывала в молчаливые окна, которые надёжно охраняли тайну его исчезновения.

Дома Мити не было, девушка проверяла. На звонки он не отвечал.

Наконец-то ожидание позади.

Лиза взволнованно и радостно представляла себе свидание с любимым после тягостных дней неожиданного расставания.

Яркий солнечный свет слепил, но изменить позу девушка не могла, чтобы не пропустить ненароком радостное событие.

Митя, её Митя!

Голос в телефонной трубке показался ей странным, в нём не было обычного воодушевления, но это был он, значит всё замечательно. Она не будет докучать ему расспросами, выяснять, что да как. Захочет – сам расскажет.

Девочке шёл восемнадцатый год. Замечательный возраст, пора энтузиазма и азарта.

Её детская непосредственность, беспечная наивность, бесконечная доверчивость и легкомысленная откровенность не знала и не могла знать реалий жизни.

Девушку гладили по шерстке, ласкали, шептали на ушко нежности, а она верила в бесконечную любовь.

Недавняя подавленность исчезла в одно мгновение. На смену ей в душе поселился восторг. Каждая клеточка тела ликовала и пела.

Лиза обязательно должна увидеть любимого раньше, чем тот заметит её. Девочка бесшумно откроет замок, дождётся приближения его шагов, откроет дверь и…

Она представила себе, как обовьёт руками Митькину шею, как сладко вопьётся в его ненасытный рот горячими губами. Сладость поцелуя прокатилась по телу истомой, заставило сердце качать кровь с ускорением.

Лицо Лизы покрылось испариной. От нетерпения, от предчувствия наслаждения она сжала кулачки, захлопала в ладоши. По горячему телу сверху вниз прокатилась волна упоительного предвкушения, странное преждевременное возбуждение, соблазнительное и интригующее.

– Митька, Митенька, – бесстыдно изгибаясь, произнесла девочка. Её впечатлительную натуру захлестнул шквал эмоций, почти эйфория.

Первая любовь, самое-самое удивительное приключение, прикосновение к волшебству, когда жизнь превращается в сказку, когда любые желания исполняются раньше, чем успевают появиться в голове.

Митя, самый первый в её жизни человек, с которым она была по-настоящему откровенна. Лишь ему Лиза позволила приблизиться на предельно тесное расстояние, его одного впустила в некоторые интимные чертоги тела и целиком внутрь ранимого душевного пространства.

Любимый был родным и близким, настолько, что даже мысль о том, что он может поступить недостойно, не могла прийти девочке в голову.

До Митьки жизнь девочки была однообразной и серой. По крайней мере, такого полёта души, таких ярких романтических впечатлений она не помнит. До него.

Оглядываясь назад, Лизе казалось, что она была абсолютно одна в этом огромном мире.

Потом они познакомились. Легко и просто. Митька появился, словно ниоткуда, посмотрел в глаза и сказал “привет!” Лиза поняла сразу, что это он.

Помните ощущение, когда крутишь трубочку калейдоскопа с разноцветными стёклышками внутри?

Яркие узоры выстраиваются сами собой, рассыпаются, превращаются во всё более фантастические витражи и мозаики, в кружева, гобелены и орнаменты, а ты упиваешься восторгом созидания, словно всё это делаешь сам.

С первой любовью происходит то же самое, только нет никаких калейдоскопов, ничего не приходится крутить. Жест, взгляд, мимика, звук голоса, аромат, прикосновение – те же стёклышки, только причудливые витражи чувств и эмоций совсем не абстракты, они творят внутри тебя такое…

Вряд ли кому удастся в полной мере словами описать то, что с тобой происходит. Яркие вспышки, озарения, сполохи, фейерверки, мерцания.

Всё новые и новые ощущения блаженства разжигают внутри негасимое пламя наслаждения, которое дарит головокружительные, незабываемые мгновенья безграничного счастья.

Скоро два года они вместе. Два бесконечно прекрасных года.

Митя был почти на пять лет старше, учился на последнем курсе института. Лизу разница в возрасте не смущала. Любимый был не только страстным и нежным, он никогда не позволял себе лишнего.

Родители девочки поначалу относились к Мите насторожено, с определённой долей опасения, но время показало, что ему можно доверять.

Любимые успели за эти месяцы пережить многое. Иногда они бранились и ссорились, как правило, на несколько недолгих часов. Их притягивало друг к другу, словно магнитом.

Лиза влюблена в своего Митьку “по самую маковку”. Эти ужасные пять дней дались ей очень непросто.

Девочка считала в уме минуты, её основательно трясло от нетерпения. Нужно бы немного подправить макияж, надеть новое платьице, но так можно пропустить Митьку, тогда придётся действовать экспромтом, что-то на ходу выдумывать.

Лиза хотела произвести на любимого впечатление. Пусть его первой реакцией будет восторг, паралич, оцепенение. Она ведь самая красивая, самая лучшая. Хотелось, чтобы и Митя думал так же.

Сегодня, девочка твёрдо решила, что готова к этому, пусть это случится. Рано или поздно придётся уступить. Почему не сейчас?

Пусть любимый знает, что Лиза не просто девочка, к которой он ходит в гости. Она готова стать его женщиной, его женой.

– Будь что будет, – сильно волнуясь, решила она. – Я уже большая, уже взрослая. Даже если…

От этой мысли ей стало нестерпимо жарко. Совсем не просто прощаться с детством.

Мити всё не было и не было. Кружилась голова, от напряженного вглядывания начали слезиться глаза.

Лиза незаметно ушла в себя. В воображении Митя, лучезарно улыбаясь, шёл навстречу с большими бардовыми розами.

– Неужели замуж позовёт, – задала себе вопрос Лиза и испугалась своего предположения, – я совсем не готова. Да и День рождения у меня только через полгода.

Погода неожиданно начала портиться. Первые капли дождя напоили воздух тягучей влагой, где-то вдали загрохотало, тут и там появлялись сполохи.

Лиза очнулась, поняла, что пропустила что-то важное, пока принимала участие в болезненном видении. В дверь звонили.

Она сорвалась, запнулась за ковёр, больно ударилась лбом об этажерку. Сердце выпрыгивало из груди, но это было не настолько важно.