Во времена перемен

Я давно поняла, что надеяться мне, кроме как на себя, не на кого, делала все, что сильному полу положено, а когда и помочь могла в трудной ситуации. «Хватка-то у Вас не бабья» – заметил как-то один мой студент моего возраста. Меня эта аттестация нисколько не обеспокоила, и для наших ребят я так насовсем и осталась «своим парнем». В ординаторской мне спокойно мог сказать дежурный хирург: «Всю кашу не доедай и ложку свою мне оставь»! Сколько этой «каши было съето, сколько песен было спето» более полувека назад!

Неудивительно, что когда что-то не ладится, я иду в старый наш хирургический корпус и встаю на плитки, которые там еще остались в некоторых местах, как раньше, с 1907 года. И тяжесть потихоньку отпускает.

Уже на 6м курсе начались заботы о науке, пошла экспериментальная работа, статьи и доклады. С.Ю. был великим энтузиастом разного рода изысканий, хорошо знал и любил казуистику в медицине. И как всегда в таких случаях бывает, она к нему валом валила. Шеф был мастером обследования. Пальпация в его руках была искусством. Я до сих пор показываю студентам, как по его методе надо живот смотреть. Больными он был готов заниматься с утра до вечера. В клинику приходил в 7 часов, шел на обход, часто не дав вздремнуть хоть часик дежурным. И упаси боже, не прийти вечером или в праздник навестить своего больного. Перестанешь для него существовать. И при этом, полная защита при неприятностях. И еще – женщинам, даже студенткам, он никогда не забывал подать пальто к искреннему удивлению наших сверстников. Нас воспитывало и чувство товарищества в работе и даже в быту, постоянное стремление помочь у наших учителей. Я всегда помню, как каждое воскресение в течение нескольких лет С.Ю. навещал дома больного профессора М.А.Коза, который перенес тяжелый инсульт.

Каждый вторник шеф лично, с обязательным участием врачей клиники, проводил разборы больных для хирургов города, где обсуждались самые сложные и интересные случаи из практики с теоретическим обоснованием диагностики и лечения. Он все годы работы был председателем научного хирургического общества. Оно проходило всегда очень интересно. Врачи из районов приезжали на него при малейшей возможности. Это поддерживало их общение между собой и с институтом. На ежегодных областных съездах хирургов была насыщенная программа и непременно показательные операции.

В операционной мы могли учиться у настоящих асов. О Д.И.Егорове уже упомянуто. Мастером был Юрий Львович Дьячков. На этом молчуне мы висели, как пчелиный рой. Среди тишины в ординаторской вдруг слышим реплику:

– А я ночью в гинекологии больной без пульса наркоз давал.

С воплем «как?» «субчики» бросаются к нему. У больной–то внематочная беременность!

– Что как? Налил эфир и давал. (Наркоз, конечно, масочный).

– А контролировали как?

–Ну, контролировал, конечно.

– Как? Ну, Юрий Львович! Ну, скажите!

– Отвяжитесь! По зрачку смотрел!

На какой лекции вы это услышите, да еще в те времена, когда каждый в любую минуту мог попасть в подобную ситуацию?

С.Ю. очень ценил Дьячкова и хотел, чтобы он защитил кандидатскую диссертацию. Тему он придумал ему вполне оригинальную и выполнимую – местный лейкоцитоз при остром аппендиците. При скарификации на коже в правой подвздошной области действительно в капле крови обнаруживалось значительное повышение числа лейкоцитов при наличии воспаления в животе. Это можно было использовать для экстренной диагностики. Ю.Л., как и большинство практических врачей, питал неуважение к науке и не считал тему заслуживающей внимания. К тому же, это удобное обоснование, когда лень писать. По этой, или какой другой причине, но тетрадку с результатами исследований, в которых и мы посильно помогали, он выбросил, сказав, что потерял. Конечно, он и без кандидатской был Дьячковым.

На показательных операциях, которые проводили на областных съездах хирургов, Ю.Л. делал под местной анестезией резекцию желудка за 45 – 50 минут и снимал перчатки. Зрители не успевали сообразить, какой перед ними умелец, потому что смотрели, как маются с какой-нибудь сложностью на другом столе. Это был тот случай, когда кажется, что все делается само собой, и так просто, что ты тоже возьмешь и сделаешь не хуже. После этого стоит сразу попробовать, чтобы убедиться, как долго тебе еще быть подмастерьем. Даже истории болезни, им написанные, всегда были тонкими, что вызывало хищный бросок проверяющих и заканчивалось их глубоким разочарованием, потому что в историях было все, что нужно, да к тому же еще это можно было прочесть. С историями болезни и в то время была такая же, как теперь, проблема. Наша канцеляристка мне обычно говорила: «Люда, подождице, в ваших историях бывают дэфэкты». Во время ординатуры шеф каждое воскресенье требовал меня в клинику, где читал мои истории и высказывал свое мнение в виде резолюций: «написал колхозник», «бестолковая». Однажды, правда, не мне, отчеканил: «так пишут ассенизаторы».

Я позволю себе личное отступление по поводу историй болезни в виде многотомников, которые приняты только в нашей медицине. Их придумал и ввел в обиход профессор Мудров, кстати, личный врач семейства Пушкиных. Сделал он это, вероятно, от избытка свободного времени. С той поры они служат источником великого множества огорчений для всех медиков без исключений, как читающих, так и пишущих. Вопрос: когда улучшится их качество? – никогда не получит ответа. И смысл здесь в том, что истории болезни в виде литературного произведения абсолютно не нужны, и без них превосходно обходится весь мир. Их просто нельзя написать идеально, если ты не Тургенев. Прошу прощения у администрации теперь уже Краевой больницы за высказанную здесь крамолу. Ребята, припомните, сколько раз и сколько лет вас самих ругали за истории, и сколько лет уже вы ругаете врачей, причем всех возрастов и специальностей. Вам не кажется, что если это было и остается всегда и со всеми, то существуют причины, которые нельзя ликвидировать? Еще раз оговариваюсь, это только мое личное мнение, и возможно, я с ним не согласна. Просто за более полувека работы накипело.

И теперь, когда я их уже не пишу, самые тяжкие для меня времена, когда пытаюсь их прочесть. И каждый раз испытываю сочувствие к нашему превосходному специалисту по экспертизе Марьям Спартаковне Гулян, которой по долгу службы приходится эти истории читать каждый день. Терпения Вам, дорогая! А теперь намечен переход к компьютеризации регистратуры. И у меня где-то в глубине сознания теплится тревога: а вдруг случится сбой и все исчезнет, ведь истории не продублируют – пожарники запретят!

Так очень быстро прошел учебный год. В конце апреля было назначено распределение. В институте был новый ректор – молодой завкафедрой нормальной анатомии по фамилии Мамойко. Он ознаменовал свое ректорство не совсем логичными поступками. Начал он с перемещения кафедр, которое явно не имело смысла. Зато на заведующих оно подействовало самым отрицательным, а то и трагическим образом, для профессора Коза это закончилось инсультом с летальным исходом. Затем ректор добрался до нас. Патологическое стремление к переменам отразилось и на распределении. Убежденных педиатров Витю Каплина и Леню Тарасова после субординатуры он отправил первого на патфизиологию, а второго на нормальную анатомию, где их, кстати, никто не ждал, а сами они отчаянно протестовали (оба стали профессорами и заведующими кафедрами). Наташу Коза с глазных болезней перевел на микробиологию, зная о неприязненных отношениях ее родителей и зав кафедрой, и так далее. Случайно уцелела я. Правда, комиссия безуспешно пыталась отговорить меня от хирургии, советуя пойти и посмотреться в зеркало, чтобы правильно оценить свою пригодность для избранной специальности. Видя мое упорство, махнули рукой – поступай, как знаешь. Я и поступила. В ординатуру.

После этого будущие хирурги в количестве 30ти человек собрались у меня дома. Помечтали, почитали стихи, попели песни, повспоминали прошедший год, отметили самый первый этап становления в специальности. Потом начались госэкзамены. Их было 7. На этот период снова собралась наша первая группа, которая проучилась вместе 5 лет. Было очень удобно готовиться, т.к. оказались вместе ребята, уже поработавшие в разных специальностях.

Наступил последний экзамен. Надо отметить, что мы никогда не расходились даже после обычных зачетов, пока не сдадут все. И в этот последний раз дождались, прослушали оценки, помахали ручкой и пошли по домам. Я добралась до дивана и взяла в руки подогретый электрический       утюг (главный физиотерапевтический прибор Семена Юлиановича), с помощью которого решила полечиться от сильной боли в ногах на нервной почве. Сказалось месячное напряжение.

В это время в окне промелькнула голова нашей доброй знакомой. Она несла букет белых роз. Надо вспомнить, что в то время из цветов в Перми можно было найти разве что охапку полевых ромашек. Откуда она выкопала это чудо, до сих пор не знаю. Это было первое поздравление. Потом мне вручили вазу из чешского стекла от старших коллег из диспансера, где работала бухгалтером наша любимая соседка тетя Клава Глушкова. Не успела я поставить цветы в вазу, как за окном мелькнула голова Кати Казаковой. Она вошла со словами: «а что это мы разошлись-то в такой день?». Не прошло и двух минут, как в дверь постучали, и появилась с теми же вопросом Галя Мещерякова. А там подтянулась и остальная женская половина группы. Только вечером я вспомнила про остывший утюг. Так и остался в памяти светлый летний день, заполненный дружбой и доброй надеждой. А мама в качестве поздравления с красным дипломом мне сказала: «ну а как же иначе?» Эту фразу я и так слышала постоянно при любом свершении от всех в небольших вариациях: в школе – «ты обязана получить золотую медаль, поддержать честь школы», в другие времена – «а другого мы и не ожидали». Может, кто-нибудь скажет, почему от меня всегда «ожидали», а я была обязана или должна?

Окончание института осталось у моих однокурсников знаковой датой. В первый раз мы собрались через 10 лет. Начало июня 1963 года выдалось очень холодным. Когда мы поехали на пароходе, пошел снег. Вылазка на природу не удалась. На фото все в пальто. Следующую встречу организовали на 20-летие и поняли, что надо собираться чаще. С этого времени оргкомитет работал каждые 5 лет. Привожу подлинник документа, оставшегося в протоколе и отражающего все остальные встречи.

ВСТРЕЧА «1953», 20-летие 1973 год.

Доклад В.В.Плешкова

Многоуважаемый председатель!

Многоуважаемые члены Совета!

Многоуважаемые гости!

Так обычно в этом зале при защите диссертации на ученом совете Пермского медицинского института с этой трибуны выступают диссертанты, раскланиваясь перед всеми присутствующими.

Я не ожидаю, что мне присудят какое-нибудь звание за сегодняшнее сообщение, но смею вас заверить, что разработка поступивших от вас анкет стоит некоторых кандидатских диссертаций. Итак, многоуважаемые коллеги!

Тема нашего исследования: «Образ врача выпуска 1953 года».

Использованные материалы: 2кг 830г бумаги.

Методики исследования: 148 анкет из 25ти вопросов, составленных по законам социологического обследования.

Основные трудности возникли потому, что только 16 чел использовали в анкете свою настоящую фамилию, а остальные скрылись под чужими, причем двое сумели изменить ее дважды.

После разделения поступивших анкет по группам нами установлено, что активность в их заполнении и присутствие на данной встрече неравнозначны. Есть группы, приславшие по 1 – 2 анкеты, а есть – по 12. Учитывая эти показатели, оргкомитет присуждает ВЫМПЕЛ группе 19, староста Вера Калашникова.

Переходим к анализу цифровых данных.

С большой долей вероятности нами установлено, что к настоящему времени 8 чел. перешагнули порог пятидесятилетия, а 6 готовятся отметить его осенью нынешнего года.

Всем остальным, согласно анкете, оказалось больше 20ти лет.

И в сегодняшний день нашего общего двадцатилетия мы просим подняться сюда Нурислама Нургалиевича Хафизова, и как в любом порядочном парламенте, провозглашаем его СТАРЕЙШИНОЙ КУРСА.

Несмотря на зрелый возраст анкетируемых, многие из них помнят не только дни недели, когда они родились, но и время рождения, чем подтверждают появившееся за последнее время мнение, что плод во чреве матери так же мыслит, как и некоторые в зрелом возрасте. При этом мыслит конкретно с учетом окружающей обстановки. Так, Батаровская утверждает, что во время ее рождения «был мороз» и ей «очень хотелось обратно».

Результаты расселения выпускников 1953 года показали, что ими освоены территории десяти союзных, пяти автономных республик, 43х областей и краев. Поездив по стране и области, более 100 выпускников поселились в Перми и городах Пермской области, и лишь единицы остались в сельской местности. Мы просим пройти сюда доктора, двадцать лет работавшего на одном месте в селе Кочево Коми-Пермяцкого округа, Владимира Дементьева, который получает ПРИЗ за верность сельскому здравоохранению.

Прочно обосновались наши выпускники в Кировской, Свердловской, Московской и других областях. Поселок на Севере Мурманской области и совхоз Алтайского края, Воркута и Катта–Курган под Самаркандом, Николаевск-на Амуре и Калининград на Балтике, Сыктывкар и Ереван – такова география врача 1953года.

И сегодня мы приветствуем наших самых дальних, но очень близких товарищей, и просим пройти их сюда:

С ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА – Катю Казакову, Веру Лазареву,

ИЗ ТУРКМЕНИИ – Лёву Гувву

С КРАЙНЕГО СЕВЕРА – Витю Киселева,

ИЗ РИГИ – Римму Липину,

Из КАЛИНИНГРАДА – Раю Курьякову.

(Всем вручены сувениры – самолеты)

Дальнейший анализ анкетных данных выявил несколько закономерностей в работе наших однокурсников. Закончилось время, когда часто меняли места работы и жительства. Так было только в первое десятилетие после окончания института. За прошедшие 2 – 3 года единицы поменяли работу. У остальных проявилась оседлость. Правда, этого не скажешь о должностях, которые продолжают меняться. Характерен переход на лечебную работу с административных должностей.

Так, если еще 10 лет назад более 50ти наших коллег работали заведующими рай-, горздравотделами, главными врачами больниц и санэпидстанций, то сейчас преобладают должности заведующих отделениями, заместителей главных врачей по лечебной работе, зав. лабораториями и кабинетами. Администраторами остались не более 20 чел. Как выразился в анкете один главный врач, «начну-ка я лучше лечить».

Наряду с большой лечебной мы ведем и большую общественную работу. Только в двух анкетах отмечено отсутствие общественных поручений. А каких только общественных должностей не занимают наши выпускники! Более 25 чел. – депутаты различные советов, столько же работают в профсоюзных комитетах, в партийных бюро, в различных комиссиях. Есть среди нас председатели общества «Знание» и товарищеского суда, члены комитетов народного контроля и НОТ, генеральные секретари научных обществ и члены комитетов защиты мира.

Растут ряды ассистентов, доцентов, появились профессора. В участковых терапевтах ходят только 2 наших выпускников. Более 50% врачей имеют первую и высшую категорию. Но по-прежнему звучит в отдельных анкетах неудовлетворенность. Заведующая детским отделением мечтает о должности участкового врача, главный врач СЭС – о должности рядового, ассистенты хотят стать субординаторами, и только некоторые из них – академиками.

Растет число научных работ, печатных и непечатных. Самым плодовитым на работы оказался профессор Л.А.Тарасов, который вполне заслужил ПРИЗ за печатное и непечатное слово. Разнообразна тематика научных статей, но оргкомитет считает, что наиболее актуальная тема разработана Володей Меркушевым, который награждается СПЕЦИАЛЬНЫМ ПРИЗОМ за подготовленную к печати работу «О нарушении сна у новоселов Крайнего Севера».

Анализируя полученные за 20 лет награды, следует отметить, что кроме орденов и медалей, которые имеет 60% наших врачей, мы видим в своих рядах и звание заслуженных врачей, отличников здравоохранения, а полученных грамот хватило бы, чтобы украсить одну из стен этой аудитории. Мы имеем в своих рядах почетного донора Гребенкину, активистов Красного Креста и даже отличника ГО Блинову. Двое наших сокурсников – Р.Черствилова и Э.Хазан, имеют медали ВДНХ, а И. Дранишникова сумела получить почетную грамоту за 1е место по стрельбе из огнестрельного оружия. Можно не говорить о сотнях благодарностей, которые к тому же в 3х случаях сопровождались денежной премией. Администрация учреждений настолько благодарна нашим коллегам, что приказом № 26 от 06.03.72. по больнице № 14 г. Уфы в день 8 марта объявила благодарность и наградила денежной премией Хафизова Нурислама Нургалиевича (ай, да старейшина курса!).

После 20 лет работы в здравоохранении, естественно, большинство считает любимой профессией только свою, врачебную, но некоторые сохранили симпатии и к другим специальностям. Так, многие любят профессию учителя, артиста, шофера, портнихи и парикмахера, даже геолога. Есть и мечта о более редких занятиях, таких как бакенщика (Палатова), продавца духов (Русских), кулинара-шоколадницы (Шандинцева), а Шильникова мечтает о профессии бухгалтера, дабы учитывать зарплату мужа.

Основная масса наших сокурсников пребывает в браке, причем число разводов составляет менее 2%. Завидно и постоянство – по 2 или 3 раза замуж выходили лишь двое.

Курс дал путевку в совместную жизнь 10 парам, а из 23х жен у наших мужчин 19 являются врачами, а 4 – учителями. Других профессий своим женам наши мужчины не нашли. У женщин нашего курса более богатая фантазия, так как кроме врачей (20% замужних), наши дамы полюбили 29 инженеров, 8 военных, 6 педагогов, 2 юристов, и по одному архитектору, журналисту, администратору и директору завода. О мире и любви в семьях говорят ласковые эпитеты в анкетах, приведенные в ответ на вопрос о характере мужей: терпимый, спокойный, покладистый, отличный, изумрудный, робкий, упрямый, ангельский, укротимый, сварливый и т.д. Мужчины не оценивают характер своих жен иначе, чем отличный, доброжелательный, ангельский. Очевидно, отсюда идут ответы на следующий вопрос – о выговорах.

На работе выговора бывали не более 1 – 2х раз, а у проф. Тарасова были только благодарности, а вот домашним выговорам подсчет произвести не удалось из-за некорректности ответов, которые сводятся в основном к следующим формулировкам: «ежедневно», «1000,1000,1000», «дела житейские», «не учесть», «недостаточно». Встречаются и более конкретные фразы, вроде «кругом благодать», «дома – сплошные благодарности», или как выразилась И.Калашникова, «с хорошей женой и мужу хорошо».

Подтверждая общесоюзную статистику, 45% выпускников нашего курса имеют по одному ребенку и 54% – по два ребенка. Иметь трех детей решились единицы, и тем большая честь нашей Зое Волковой и ПРИЗ за то, что подарила нашему курсу 3го и самого молодого сына в 1971 году. Пример, достойный подражания. Однако среди нас еще более мужественная женщина, которая отважилась в 40 лет родить первого ребенка. Вера Калашникова (Рассадина) вполне заслуживает МЕДАЛИ «ЗА МУЖЕСТВО В ЗАМУЖЕСТВЕ».

Дети наши учатся в институтах, школах, техникумах, живут как все дети, увлекаются спортом, хоккеем, музыкой и техникой, но любимым их увлечением, как заявил Коля Сушин, «является тренировка нервов у своих родителей». Появляются и внуки, число которых уже перевалило за 10. Но и в поколениях живет дружба и солидарность наших сокурсников. Так, внучка Кима Гейхмана принята руками Тамары Панченко-Мульменко.

Растут люди, улучшаются их благосостояние и бытовые условия. Основная масса наших товарищей живет в 3х и 2х-комнатных квартирах со всеми удобствами, а часть и с раздельным санузлом и ванной. Квартиры наших сокурсников на 2м и 3м этажах, реже на 4м и 1м, и лишь Коблова и Русских сумели подняться до 9го этажа. Отдельные наши товарищи продолжают жить в деревянных домах, правда, имея по 40 – 50 кв. м на 3х человек. Частные дома становятся редкостью, однако непрерывно растет число домовладельцев-дачников, маскирующихся под мичуринцев. Во всяком случае, теперь каждая группа имеет возможность собраться на даче у своего товарища, а если к этому добавить количество личных автомашин, на которых может одновременно прокатиться половина здесь присутствующих, и добавить к ним 8 мотоциклов с колясками, и просто колясок, то зримо встанет материальный уровень наших сокурсников. Появляется цветной телевизор в квартирах, моторные лодки на берегах рек, но живут в наших дворах две коровы, 18 собак и 14 кошек. В ожидании лучших времен у 3х товарищей уже есть гаражи без машин, а 12 «Москвичей» и «Жигулей» стоят на улице.

Все материальные блага даются собственным тяжким трудом, и, очевидно, этим объясняется тот факт, что у 15% наших сокурсников остался прежним объем живота, чему способствовало затягивание поясов при покупке дач и машин. В среднем, вес женщин нашего курса увеличился на 12 кг, а мужчин – на 7кг. Рост увеличился лишь у двух, уменьшился у одного. Вес тела, как сообщают в анкетах, увеличивался в основном «не за счет мозга». По заявлению Клягиной (Курочкиной) «извилины мозга переместились на лицо». Характерной чертой нашего выпускника является сохранность зубов. Лишь 17 чел. отметили наличие вставных. В отдельных случаях, как об этом сообщила Шильникова, вставление зубов задерживается ввиду того, что золото дорожает быстрее, чем повышается врачебная зарплата.

Что касается седых волос, то появлялись они чаще всего после вступления в брак, и лишь у Мещеряковой (Ушаковой) седые волосы появились при составлении ответов на нашу анкету.

Ко времени этого праздника наш курс «занял ключевые позиции в пермском здравоохранении»: глава Облздравотдела (Голдобин), его заместитель (Амзаева), проректор института по науке (Каплин), главный акушер-гинеколог горздравотдела (Мульменко), главный педиатр облздравотдела (Лонина), 5 докторов наук.

И в то же время, на вопрос о мечте чаще всего появляются ответы: «уйти из главных врачей (заведующих отделениями, лабораториями, отделами и т.п.) на рядовые должности, «просто лечить больных». Не бездельничать, а именно заниматься конкретным делом.

Так обстоят дела нашего курса на настоящий момент.

Оргкомитет поздравляет всех с нашим праздником и желает всем здоровья и радости от встречи.

Вот такие доклады Плешков делал каждые 5 лет на наших традиционных сборах. Их было 8. На 45 и 50-летии Вени уже не было с нами.

Что бросается в глаза в последующих «отчетах»? Стремление побыть на торжестве, вспомнить друзей, сказать, что это было лучшее время в жизни, вернуться в юность, посидеть в своей группе, вспомнить преподавателей, получить зарядку на дальнейшую жизнь. Ребята рассказывали, что в вагоне, доставлявшем наших однокурсников на двадцатилетие из Москвы, всю ночь не спали, потому что встретились уже там, не сговариваясь, и москвичи, и проезжавшие с пересадкой. Их оказалось полвагона. Праздник начался в поезде и продолжался, как и в следующие встречи, три дня: торжественное заседание обязательно в аудитории, банкет; поездка на пароходе, сбор у старосты группы; третий день – прогулка по городу, прощание.

С течением времени прогрессировали наши потери. У половины погибших диагностирован инсульт, у четверти – рак. Лишения в молодости переносятся легче, но они все равно настигают нас потом.

Ординатура

После субординатуры четырех из нас оставили в клинике. Трех в качестве лечащих врачей и меня в ординатуре. Двое вскоре ушли по семейным обстоятельствам, остались мы с Голдобиным. Мы были уже «хирургоидами», нас можно было поставить первыми ассистентами на операции, поручить сделать обход, доверить всю медицинскую документацию. Диапазон оперативных вмешательств постепенно увеличивался. Развивались ортопедия и травматология. С.Ю.Минкин, М.С.Знаменский и З.С.Ваврешук помогали нам в освоении азов премудрости.

Будет не совсем понятно, какие это были премудрости, если не вспомнить об уровне хирургии в то время. Из методов обследования имелись анализ крови, взятой из пальца путем укола и отсасывания ртом лаборанта через трубочку-бюретку; анализ мочи (общий). Из биохимии – билирубин, холестерин и сахар. Все анализы нас учили делать самостоятельно. Никому в голову не приходило надеть для этой цели перчатки, тем более что их часто вообще не было, и оперировали иногда голыми руками. Это было лучше, чем в перчатках восьмого номера, когда непонятно, что вяжешь, нитку или резиновый палец, но хуже, чем в хороших перчатках, потому что кровь налипала на пальцы, и они теряли тонкую чувствительность. Чтобы можно было заниматься наукой, С.Ю. «отдал насовсем» в клиническую лабораторию нашего кафедрального лаборанта Веру Сергеевну.

Из неинвазивных методов был рентгеновский аппарат в темной комнате. Чтобы разглядеть экран, надо было посидеть в темноте 20 минут. Снимки проявляли и закрепляли по полчаса, при холодной воде и дольше. И это все. Первым контрастом в урологии был сергозин. Кто-то рассказал нам его историю. Во время революции матросики в Питере пытались поставить к стенке лейб-медика царской фамилии профессора Военно-медицинской академии С.П.Федорова. Спас его Серго Орджоникидзе, который знал, кто такой Федоров. Много лет спустя академик вспомнил это и назвал только что синтезированный контраст именем Серго и его жены Зинаиды. Похоже на анекдот, но весьма близкий к истине.