Дом слёз

Первое воспоминание Поли

Мир загадочных огоньков, наполняющих каждую частичку. От самых маленьких растений до огромных каменных великанов, заслоняющих горизонт. Наподобие того, как каждый человек имеет свой собственный уникальный запах, каждое живое существо в этом мире обладало собственным неповторимым светом: от ярко-желтого до бледно-синего. И среди разнообразия оттенков, замеченных моими глазами, четко выделялся только один единственный – красный цвет. Пульсирующий, горящий, стучащий, подобно сердцу мертвого мира, огонёк Юргена Лаоса.

Я почувствовал его сразу же, как только попал в воспоминание Поли. Сам же Юрген представился мне высоким мужчиной с темными вьющимися волосами и яркими голубыми глазами. Взгляд его был спокоен, голос тверд, а руки, державшие Поли за плечи, крепки. Я чувствовал Юргена так точно, будто я был его частью. Маленькой песчинкой в урагане мертвого мира. Несомненно, он тоже чувствовал меня, но ни разу не взглянул в мою сторону. Внимание его было сосредоточено на своей дочери.

– Однажды мы встретимся, – сказал он Поли. – В мире живых, как подобает настоящей семье.

Поли стояла на цыпочках, обнимая руками шею Юргена.

– Папочка, мне страшно, – шепотом произнесла она. – Я ведь не умею контролировать ма…ману.

– Она тебе больше не понадобится, – ответил Юрген. – Мана не знакома живым людям.

– А ты? Разве не пойдешь со мной?

– Боюсь, что нет. Я больше не проводник между мирами. И мне суждено навсегда остаться здесь, в мире мертвых.

– А мама? Мама ведь никогда…

Прежде чем Поли договорила, Юрген отрицательно покачал головой.

– Я буду искать маму в нашем мире, пока не прервется наш цикл. Боюсь, моя Поли, что встретитесь вы в мире живых еще очень нескоро.

– Почему же я должна уходить туда? – Поли еще крепче прижалась к Юргену. – Что мне там делать без вас?

Юрген нежно прикоснулся к лицу Поли.

– Мир мёртвых переполнен воспоминаниями. И я не хочу, чтобы моя дочь пребывала здесь, оставаясь всего лишь блеклой тенью по-настоящему живой Поли. Ты родилась не здесь, моя дочь.

– Мама перед уходом сказала, что ты мог пойти со мной! – сказала Поли. – Что ты мог навсегда покинуть мир мёртвых.

– Тогда бы мне пришлось бросить и твою маму. Кем бы я тогда был? Я бы не смог жить с таким грузом.

Поли замолчала на секунду, сжала маленькие ручки в кулачки.

– Почему я должна идти одна? – на глаза у нее выступили слезы. – Папа…не прогоняй меня из дома, пожалуйста! Либо иди со мной, либо не прогоняй…

Юрген осторожно поставил дочь на землю.

– Я не могу, Поли. Когда-нибудь ты поймешь, что иного выхода у нас с мамой не было. Мы еще увидимся.

– Прошу тебя…

– Ты заслуживаешь жизни больше, чем твой отец. В другом мире тебя ждёт семья Мейденов.

– У меня уже есть семья…

– Ты родишься заново, Поли. Чистым ребенком в семье Мейденов. Твоя новую маму зовут Сью, а отца – Гэрри. Конечно, воспоминания постепенно начнут возвращаться к тебе, как и способности к мане. Но я прошу, как только это произойдет, не вздумай возвращаться в мир мёртвых и искать меня.

– Папа-а, – жалобно протянула Поли.

– Пора, мое солнце. Пора.

Деревья согнулись, красный утренний свет залил горизонт. И на том воспоминания прервались, перекидывая меня на следующий этап жизни Поли.

Воспоминание 2

Я очутился возле мужчины и женщины, сидевших за небольшим столиком с опущенными вниз головами, будто ожидающие с минуты на минуту объявления смертельного приговора. Женщина выглядела на бодрых тридцать лет, а мужчина – на сорок с коротким хвостиком. Судя по всему, это были новые родители Поли – Сью и Гэрри Мейдены. Интересно, в какой год я попал? Нужно оглядеться.

Небольшой частный домик с деревянном мебелью, – старой, изношенной. По стенам проползли небольшие щели, заделанные чем-то белым и пушистым, похожим на медицинскую вату. Из окон вырисовывался дивный лесной пейзаж, подожжённый вечерним заревом. На тумбочке стоял выключенный телевизор с антенной – пластмассовая коробка, популярная в девяностых.

– Как ты могла забеременеть, дорогая? Мы ведь предохранялись.

– Без понятия, – сказала Сью. – Ответь честно, ты забыл о защите?

– Я никогда не забываю, – растерянно произнес Гэрри. – Все это очень странно…и что же мы будем делать?

– Задержка четыре недели. Теперь уже поздно метаться, – Сью выкинула целлофановый мешочек с тестами в урну. – Боже мой, Гэрри, я не хочу этого ребенка.

– Так нельзя. Конечно, у нас уже есть Бланки, второго малыша будет сложно потянуть…

– Тогда медикаментозное абортирование – это наш единственный выход, – с тяжестью уронила Сью. – Нужно будет обратиться к гинекологу за консультацией.

– Но ведь это преступление против природы, – сказал Гэрри. – Страшно подумать, какая кара нас ждет потом…во время судного дня. Нужно еще раз все обдумать.

– Гэрри, ты надо мной издеваешься? – сквозь слёзы спросила Сью. – Ты же сам сказал, что второй ребенок будет нам только в тягость. Какого черта ты начинаешь приплетать свою религию?!

– Я не начинаю, – робко возразил Гэрри. – Наверное, ты права. Нужно как можно быстрее позвонить гинекологу, пока ситуацию можно контролировать.

Сью трясущимися руками достала из кармана мобильник.

– А если что-то пойдет не так? – тяжело ворочая языком, спросила она. – Боже, Гэрри, мне так страшно, я не хочу второго ребенка, но и аборт… пусть и медикаментозный…это тоже слишком.

– Все будет хорошо.

– Это какая-то магия, Гэрри, заговор…

Только не вздумайте смеяться после слов «заговор, магия». Только представьте, какой-то Юрген Лаос щелкает пальцем – и вы девять месяцев жонглируете перед женой солеными огурцами, молоком, бисквитным печеньем и сырой землей. Смешно? Да ничерта это несмешно. Мне искренне жаль семью Мейденов. Держу пари, таблетки не подействуют. Или случится так, что последний гинеколог в городе внезапно испарится. Вы думаете, что внезапный ребенок – это судьба (при условии использования контрацептивов), а это на самом деле всего лишь легкий щелчок пальцев какого-то чувака из другого мира. Ну разве не в безумном мире живут люди?

Воспоминание 3

– Мы не справимся, Гэрри! Боже мой, я больше не вынесу, – отчаянно произнесла Сью, упав на пол. – Никакие таблетки мне не помогают.

– Успокойся, дорогая, – Гэрри опустился на коленки к жене. – Что тебе сказал гинеколог?

– Ничего хорошего. Организм продолжает вырабатывать прогестерон, хотя я следовала всем инструкциям. Гинеколог с таким впервые сталкивается, такого просто не может быть. Предлагают прибегнуть к вакуумному абортированию.

Гэрри помог Сью подняться на ноги, затем взял ее на руки и аккуратно донес до кровати.

– Выходит, Бог все-таки смотрит на нас, – сказал Гэрри. – Он говорит нам, что нужно сохранить этого ребенка.

– Гэрри! – сдавленно вскрикнула Сью, заливаясь слезами. – Я не хочу ребенка! Чувствую, что быть беде, если он появится на свет.

– Что ты такое говоришь? – опешил Гэрри. – Я найду вторую работу. Мы выстоим, Сью. Ну, посмотри на меня.

Гэрри заботливо отвел волосы Сью, прилипшие к щекам, приподнял ее подбородок, и встретившись с ней взглядом, нежно поцеловал в губы.

– Все будет хорошо. Я обо всем позабочусь.

Сью глубоко вздохнула, растерянно переглядываюсь по сторонам, в поисках еще одной эмоциональной опоры.

– А Бланки? – она обратилась к мужу. – Ты забрал его с детского центра?

– Да, не волнуйся. Он спит.

– Боже, маленькие дети никогда не спят, – тихо сказала Сью. – Если мы заведем второго ребенка, в доме начнется настоящий армагеддон. Детские болезни, этот вечный страх, гадкие наклонности. Мы действительно этого хотим? У меня были совершенно другие планы на жизнь.

– Дорогая, у тебя замечательный возраст для родов, – как можно мягче сказал Гэрри. – Если не сейчас, то когда? Бог дает нам шанс, и если мы им не воспользуемся, то кто знает, что будет через несколько лет? Это ведь касается твоего вопроса о жизни. Если она меняется каждый день, удобного случая можно и не дождаться.

– Да, я понимаю, – неохотно согласилась Сью. – Просто чувствую…женским сердцем чувствую, что не наш это будет ребенок.

– А чей же?

– Не знаю, Гэрри. Как будто из другого мира. Чужой.

Воспоминание 4

– Тужьтесь сильнее!

Сью крепко впилась рукой в простыню, выкрикнув громкое надрывистое «нет».

– Тужьтесь! Тужьтесь!

Лицо Сью налилось бордовой кровью, тупая боль сдавила бедра.

– Дышите ровнее.

– У нее кровотечение. Срочно анестезию.

– Будем делать переливание. Подключите ее к ингалятору.

Я чувствую, как Сью теряет сознание, капля за каплей теряя жизненные силы, переливая их в Поли. Еще секунда, короткая, бесконечно короткая секунда – и она появится на свет. Лицо закрывают ингалятором. Акушеры переходят из одного места в другое, быстро передают из рук в руки инструменты, как будто играют в горячую картошку.

– Вводите ей анестетик. Потихоньку.

– Пульс в норме.

Спустя несколько минут палата проглатывает первый крик Поли, Сью Мейден остается без сознания, но жизнь в ней все еще теплится. Акушер выходит, чтобы поведать радостную новость. Гэрри открывает глаза, встает со стула.

– У вас девочка, – сказал акушер. – Очень красивая.

Гэрри почувствовал внутри неуютно чувство радости, смешанное со страхом.

– А что с Сью? Она в порядке?

– Ей требуется время, чтобы прийти в себя. Роды были сложные.

– Но ведь все обошлось? – обеспокоенно спросил Гэрри.

– Все в полном порядке, беспокоится не о чем, – с улыбкой ответил акушер.

Воспоминание 5

– Какое счастье, что все обошлось! – Гэрри восхищенно смотрел на новорожденную Поли. – Но нужно будет сделать анализы. Проверить, здорова ли малышка. Займешься этим, дорогая?

– Она меня чуть не убила, – возмущенно ответила Сью. – И теперь будет потихоньку высасывать из меня все соки. Разумеется, я проверю!

– Сью…ты чего? – удивленно спросил Гэрри. – Все хорошо?

– Нет. Ты разве не видишь? Я не могу дотронуться до еды уже вторые сутки. Бланки вечно что-то ломает у соседей! А ты…ты совсем перестал обращать на меня внимания.

– Дорогая, но я ведь…постоянно работаю…ты же знаешь.

– Это была твоя идея завести второго ребенка. – завелась Сью. – Твоя! А теперь у тебя, видите ли, нет времени на него.

Гэрри не нашлось ничего ответить, поэтому он замолчал, осторожно поглядывая на жену.

– Что ты молчишь? – крикнула Сью. – Отвечай!

– У тебя послеродовая депрессия, и с этим связаны проблемы с питанием, – собравшись с мыслями, спокойно ответил Гэрри. – Я позвоню сегодня психотерапевту.

– Нет у меня никакой депрессии. Это все ребенок, Гэрри. Он меня убивает! Тянет из меня душу.

– Сью…пожалуйста, успокойся. Мы все решим. А пока просто приляг и отдохни.

Сью резко встала, схватила деревянный стул и швырнула в сторону двери.

– Уходи на свою работу! Давай, проваливай! – на щеках Сью засветились слёзы. – Сама справлюсь! Ты мне и с Бланки никогда не помогал, только мать твоя крутилась вокруг меня.

Гэрри несколько секунд стоял в нерешительности, затем аккуратно обогнул Сью, и, поставив стул на место, вышел из комнаты, в спешке набирая номер психотерапевта.

– Проклятый ребенок, – продолжала Сью надломленным голосом. – Это все из-за него.

Воспоминание 6

«Палька Мейден, говорящая кукла» – надпись на обложке дневника Поли.

Класс заполнялся многоголосыми криками, странным мальчишеским жужжанием и четко звучащим «Полина Мейден – уродина». Девочки расчесывали волосы, перебирая одну прядь за другой, завистливо поглядывая на блестящие кудри Поли. «Что она о себе возомнила? – навязчивые мысли крутились у них в голове. – «Светится, как принцесса в блестках, просто отвратительно».

Я ощущал атмосферу в классе. Эту едкую смесь злорадности, смешанной с презрением к Поли. Она была из другого мира, маленькая девочка, одетая в простую одежду из секонд хенда, в окружении обеспеченных детей. Конечно, никто не видел ее внутреннего «манного сияния», однако все отмечали, что чувствуют себя предельно странно рядом с ней. Я знаю это, сознание детей как-то слилось с моим собственным. Довольно странное ощущение, как будто видишь одновременно десятки снов с одной и той же картиной, но под разным углом.

– Она кукла. Просто дешевая кукла. Кто из мальчиков дотронется до Пальки, станет паленым.

– Я слышал, что ее ненавидят родители. А еще она не знает таблицу умножения, хотя ей уже одиннадцать лет.

– Тогда неудивительно, почему родители ее не любят.

– Миссис Джардин сказала, что ее отправят на второй год.

– Ну и позорище. Я бы скорее сдох, чем согласился учиться с малолетками.

– Ты и сам малолетка, Джек! Тебе же нет еще и десяти.

– Нет, не слушайте ее. Она врет!

– Заткнись, Джек. Или будешь сидеть с кудрявой.

– И глотать вместе с ней унитазную воду после уроков.

– Как на прошлой неделе. Помните? Кто-то из параллели кинул ей привет-бомбочку в туалетную кабинку. Ой сколько шума-то было-о-о.

После услышанного мне захотелось раздавить каждого в этом классе. Как жаль, что я не смогу раздобыть слёзы этих мерзавцев и отдать их на пробу Майки. Он бы точно повеселился с ними в туалетной комнате. И почему их не отправляют в дом слёз, пока они не успели поломать психику другим детям? Догадываюсь, потому что на жестокости держится вся империя монстров, и не важно, кто ее источник. Но вот школьный буллинг – это долгий и неконтролируемый процесс, который невозможно остановить. Это как химическую реакция. Нужно знать определенные правила работы с токсиками (негативно настроенными людьми). И абсолютно неважно, как реагируют на это взрослые, потому что у детей свой собственный мир. Если ты расскажешь родителям или директору, что над тобой издеваются, твое окружение тебя съест, как только возгласы возмущенных мамочек поутихнут. Пытаться образумить ребенка – это все равно, что запускать сигнал в далекий космос в надежде услышать отклик в течение двух-трех месяцев.

Я же лично для себя усвоил, что сражаться – это единственный доступный выход, когда против тебя весь мир. Кстати, мои волосы передают пламенный привет всем мамочкам, которые состоят в родительских комитетах и думают, что с их ребенком все отлично. Теперь же мне приходится беспомощно смотреть на бедную Поли, не в силах ничего предпринять. Кто я здесь? Всего лишь тень в ее сознании.

Она бы сама никогда не могла сказать, когда ее убивают изнутри. Ни директору, ни родителям, ни полиции. Ее детский мир представлял собой глубокое темное дно, где водятся страшные твари, скрытые от чужих людских глаз. Вот, например, один из них:

– Эй, кудрявая, – мальчик по имени Джек подал голос. – Ну-ка быстро скажи всем, что между нами нет ничего общего.

Поли растерянно переглянулась в поиске поддержки, но встретила только враждебные взгляды. Учитель французского, насколько я мог судить из воспоминаний детей, опаздывал на занятие.

– Кудрявая! – свистнул Джек. – Ты там оглохла?

– Иди сюда, тебя никто не обидит, – добавила девочка с редкими рыжими волосами, завидно поглядывая на локоны Поли. – Если не подойдешь, мы расскажем миссис Джардин, что это ты опрокинула ее любимую орхидею.

– Нет, – Поли отвела взгляд. – Я не хочу.

– Тогда пинай на себя.

Улыбнувшись мерзкой улыбкой, Джек медленно подплыл к подоконнику, взял в руки большой горшок, размером с собственную голову, и бросил с жутким грохотом вниз. Земля рассыпалась темным бисером по полу вплоть до входной двери, закатилась под парты, забилась в углы.

– О нет, что же ты натворила? – продолжая улыбаться, Джек обратился к Поли. – Миссис Джардин будет в ярости, когда узнает, что произошло.

– Да, ты подставила нас! – крикнул кто-то на заднем ряду. – Вместе со своим любовничком Джеки.

– Да! Джек, почему ты не следишь за своей любовью? Она испачкала дорогой линолеум, который твоя мама выбирала целых шесть месяцев.

– Тебе придется за ней убрать! Или миссис Джардин нас всех порешает.

Поли выдохнула, когда внимание переключилось на Джека. Цепная реакция с минуты на минуту могла привести к взрыву. Детям абсолютно неважно, кто станет их следующей жертвой, они не видят границ. Сегодня вы вместе гуляете и смеетесь, рассказыая забавные истории, а завтра лучший друг позорит вас на глазах у всех. Я сейчас имею в виду не всех детей. Подружиться с адекватным ровесником и, что гораздо важнее, сохранить эту дружбу, победа в лотереи.

Хватит с меня жестоких сцен. Я щелкнул пальцем, чтобы, как на лифте, переместится на следующий этаж жизненного пути Поли.

Воспоминание 7

Гэрри меня озадачил. Это был очень сдержанный светловолосый мужчина с крупными чертами лица, полная противоположность его жены: темноволосой алармистке, демонстрирующая всем своим ядовитым видом, что в воспоминаниях Поли она – главный антагонист. Только представьте, если бы вы узнали, что с самого рождения были нежеланным ребенком? Что может быть хуже? Только если мать говорит тебе это прямо в лицо. Несмотря на свою сдержанность, Гэрри был просто овощем, который лежит на диване. Типичный такой среднестатистический мужчина, который обзавёлся семейством и стабильной работой.

– Ты вновь прогуляла школу, – голос Сью звучал сдержанно, холодно, беспощадно. – В качестве наказания будешь стирать старое тряпье белизной. Голыми руками.

Тонкий указательный палец Сью (внешне напоминающий старую деревянную указку) упал в сторону огромного таза с грязным бельем.

– Я не прогуливала, – попыталась оправдаться Поли. – Всего лишь опоздала на несколько минут.

– Она опоздала! – язвительно повторила Сью и обвела взглядом Гэрри, читающего газету на диване, уверенная, что он разделит ее презрение. – Может тебе следует перед сном на голову привязывать будильник?

– Нет, – прошептала Поли. – Путь долгий, а школьный автобус не останавливается у нашего…

– Тебе что, пятьдесят лет, что ты не можешь вовремя добежать до школы? – грубо перебила ее Сью. – Миссис Джардин говорит, что ты напрочь отказываешься понимать математику.

– Зато французский у меня хорошо идет, – стеснительно проговорила Поли, опустив голову, готовясь поглотить следующий удар Сью.

– Гэрри, ты слышал? Говорит, что знает французский. Значит, будет тебе помогать на работе.

Гэрри лениво посмотрел в сторону жены, поправил подушку под головой, и выдал короткое:

– Превосходно.

Сью наклонилась к маленькой Поли и прошептала ей на ухо:

– А математика у тебя не идёт, потому что врач тебе в детстве поставил диагноз «энцефалопатия», это заболевание мозга. Гэрри подтвердит, можешь уточнить. Так что не обольщайся насчет французского, со временем ты сойдешь с ума.

Поли тяжело сглотнула, в глазах у нее стояли непролитые слёзы.

– А теперь иди в уборную и принеси на стирку оставшиеся вещи твоего брата.

Я попытался проникнуть в сознание Сью, чтобы понять причину такого отвратного отношения к родной дочери, но ничего толкового не узнал. Только навязчивые мысли о том, что Поли чужая и что она представляет опасность для семейства Мейденов.

Поли – противная заноза, от которой невозможно избавиться.

Поли – это раковая опухоль, живая смерть.

Мне стало не по себе после пребывания в голове Сью. Неужели в жизни Поли не было ни одного светового пятна? О чем только думал этот Юрген Лаос, когда выбирал ей это ужасное семейство? Вот что, в мире мертвых абсолютно все чокнутые.

Поли совсем маленькая, милая девочка, чистая душа, не знающая куда приткнуться. А Сью – это раздутая бочка, с трудом перекатывающаяся из угла в угол, готовая переехать любого на своем пути. Как же она растолстела за одиннадцать лет. Взять бы ее и растрясти как следует.

Спустя минуту Поли вернулась, держа в руках тазик с грязным бельем Бланки, пахнущем настолько отвратительно, что он мог вполне зайти за портал в мир мертвых. Вдохнул чудодейственный аромат – и исчез.

Тут Гэрри внезапно подал голос:

– Поли, оставь это дурацкое белье и подойди ко мне.

Она послушно подалась вперед, присела на корточки рядом с диваном.

– Мама с ума сошла, да? – спросил Гэрри.

Поли молча кивнула.

– Раньше она была гораздо мягче, женственнее. Что-то с ней произошло после родов. Мы ходили целый год к психотерапевту, ее каждую неделю штормило паническими атаками. Расстройство в итоге удалось приглушить, но все же иногда случаются заскоки. Я это рассказываю, чтобы ты понимала: мама любит тебя, просто иногда ведет себя неадекватно.

– Разве любит?

– Конечно.

Поли замялась.

– А мы не можем… – начала она и тут же замолчала, как бы осознавая бестактность будущих слов.

– Чего не можем? – сочувственно спросил Гэрри.

– Уехать от мамы, – выдохнула Поли.

Гэрри слегка усмехнулся, удивляясь наивности дочки.

– Нет, зайчик, не можем. Мы ведь полноценная семья, помнишь? Сью любит тебя, но иногда в ней просыпаются демоны и она ведет себя…немного странно. Мы через это пройдем, вылечим твою маму.

– Может и меня надо вылечить? Сью сказала, что у меня проблемы с головой, – продолжила Поли. – Энци…энци…

– Ах, энцефалопатия, – догадался Гэрри. – Такой диагноз ставят всем детям, чтобы родители лучше следили за своими детьми.

– То есть я здорова?

– Ты в полном порядке, зайчик мой, – улыбнулся Гэрри. – Расскажи-ка лучше, что у тебя с учебой? Все еще не понимаешь математику? Мы ведь в прошлом году занимались, помнишь?

– Да, я помню. Просто не идет…я стараюсь, но ничего не выходит. Миссис Джардин говорит, что у меня лучше развито правое полушарие, которое отвечает за интуицию. А еще я неплохо рисую. Она это тоже отмечает.

– Да, я видел твои рисунки, – согласился Гэрри. – Может тебе и нужно знать в совершенстве математику? У каждого человека свое предназначение.

– Наверное, – Поли застенчиво подняла уголки губ. – Постараюсь не разочаровать вас с мамой.

– Умница. Но школу ты все-таки должна закончить, поняла? – серьезным тоном добавил Гэрри. – Посмотрим, может быть получится отправить тебя в художественную школу.

– Спасибо, папа!

Беру свои слова назад. Гэрри был не так уж плох по сравнению с его больной женой. Вот уж кого надо было отправить в дом слёз, так это Сью Мейден. Но, с другой стороны, кто я такой, чтобы судить незнакомых людей? Мне просто жаль маленькую Поли. Пока что она не замечает моего присутствия, но когда-нибудь ее способности проявятся. Если она нападет на меня, то я отправлюсь бродить по миру Юргена Лаоса в поисках маны, чтобы вернуться в дом слёз и сказать Поли большое спасибо. Винсент меня предупреждал, что пить чужие слезы опасно. Но я обязан выяснить, что произошло с бедной Поли, когда она вернула себе память и встретила Виктора Бормана.

Воспоминание 8

В две тысячи втором году Поли исполнилось пятнадцать лет. Несмотря на трудное финансовое положение семьи, она каждый понедельник, среду и пятницу посещала художественную школу. При этом успевала подрабатывать с восьми до десяти часов вечера уборщицей в небольшом продуктовом магазинчике напротив дома. Сью продолжала расти в размерах, пялясь в экран телевизора, где круглые сутки транслировали первый сезон «Клиники». Гэрри читал газеты, изредка заглядывая в новые выпуски журнала «Ридерз дайджест». Бланки играл в солдатиков (хотя, на секундочку, он был старше Поли на три года), отрывая конечности южноафриканским захватчикам, вознося американский флаг над сухим материком.

– Получайте! Получайте! Получайте, черные! – визгливо кричал он.

У этого юного и мерзкого расиста была отдельная комната на первом этаже, оборудованная старым телевизором и игровой приставкой «SEGA», что было непозволительной роскошью для малобюджетной семьи в то время. Поли же достался чердак, скромно обустроенный и мрачный, способный похвастаться лишь одинокой лампочкой на ветхой деревянной крыши и старым столом из ДСП, расположившимся в самом центре (в любом другом месте свет бы просто не смог дотянуться до стола).

– Ты чужая, – говорил Бланки. – У тебя темные волосы. А у папы и мамы каштановые. У индианок волнистые и блестящие волосы. Или у африканок. Тебе не место в нашей стране, проваливай!

Четыре года совместной жизни с Бланки не прошли бесследно. Время беспощадно впитывало в себя «давайте выгоним Поли из дома», и «отдай мне мой дневник, Бланки», и даже «смотрите, у Поли месячные, месячные, месячные, заткните кто-нибудь ее кран». Все четыре года, наполненные болью и унижением, готовы были вырваться из Поли наружу при первой же удачной возможности.

Она заметно изменилась за четыре года. В ее сердце уже вовсю горел огонь. Во снах она путешествовала по миру мертвых, пытаясь найти отца, подозрительно поглядывая в мою сторону, словно догадываясь, что за ней кто-то ведет слежку. Мне особенно отчетливо запомнился день, когда в милой и безобидной Поли зажглась искра злобы. Это случилось двадцать пятого декабря две тысячи второго года, в шесть вечера, когда часовая и минутная стрелки застыли на одном месте.