Полная версия
Игра в молчанку
Как я дошел до жизни такой? В самом страшном сне я не мог представить, что вещи, которые я должен был сказать тебе, Мегс, в последние несколько месяцев – или в течение всей жизни – мне придется говорить, обращаясь к твоему неподвижному лицу, которое за последние сорок восемь часов даже ни разу не дрогнуло.
– Так вы останетесь, Фрэнк? – спросила Дейзи, принимая от следовавшей за ней по пятам ассистентки новый комплект дыхательных трубок.
– Простите, что?
– Вы останетесь здесь или..?
– Я не могу уйти, Дейзи. Просто не могу.
– Я и не говорила, что вы должны. Правда, некоторые врачи считают, что родственники могут посещать пациентов строго в установленные часы, но вам повезло: вы имеете дело не с кем-нибудь, а с Дейзи. А если Дейзи что-то сказала, значит, так тому и быть. Сейчас Дейзи говорит, что, если вы решили побыть с миссис Мэгги подольше, это можно устроить. Перед концом моей смены я принесу вам постельные принадлежности и все остальное. Ну, хотите?..
Согнув руку в запястье, она потерла глаза острым суставом, видневшимся между рукавом халата и резиновыми перчатками. Когда Дейзи опустила руку, ее глаза показались мне еще больше, чем раньше. Два тускло-голубых кружка уставились на меня в ожидании ответа.
– Если вам не трудно.
– Что вы, Фрэнк, совсем не трудно! Только предупреждаю заранее: на многое не рассчитывайте, удобства у нас минимальные: что-то вроде кемпинга или даже похуже. С другой стороны, вы сэкономите время, так как вам не нужно будет лишний раз ездить туда-сюда. Или, может быть, вам нужно побывать дома, чтобы взять какие-нибудь мелочи?
Да, время… Вечный и могущественный враг. Сколько часов или дней у меня еще осталось, прежде чем врачи решат отключить приборы, удерживающие Мэгги на грани жизни и смерти? Они вполне могут сделать это. Из сострадания. Ради экономии бюджета. Ради сохранения рассудка у всех нас. От этих мыслей меня охватила тошнота, и я постарался отогнать от себя страшное видение: рука в хирургической перчатке выдергивает электрический штепсель из стенной розетки за изголовьем Мэгги.
Дейзи закончила свои медицинские манипуляции, и в течение нескольких мгновений мы просто глядим друг другу в глаза. Я отвожу взгляд первым. Каким-то образом ее присутствие создает в палате исповедальную атмосферу, а я пока не готов к откровениям, хотя сделанный мною шаг в этом направлении оказался неожиданно большим. Не готов. Быть может, потом. Позже. Да, определенно… Но не сейчас. Надеюсь, времени мне хватит.
Потом Дейзи отправилась на поиски раскладушки и одеял, а я придвинулся чуть ближе к Мэгги. Под ложечкой у меня тотчас засосало – мой желудок всегда реагировал подобным образом, когда я начинал нервничать. Всю жизнь я пытался оказаться как можно ближе к Мэгги, но сейчас мне слишком страшно.
– Ты узнаёшь мой голос? – спрашиваю я, проводя кончиком пальца по ее мягкой щеке. Когда я дохожу до подбородка, я вижу, что палец дрожит. – Тебе еще хочется его слышать? Пожалуйста, Мэгги, проснись! Проснись и скажи мне, что еще не поздно…
Ты согласилась на второе свидание.
Невероятно! Немыслимо!
Мои нервы напоминают электрические провода под напряжением – слишком многое было поставлено на карту. На знаю, заметила ли ты, как вспотели мои ладони, когда я поднялся тебе навстречу? А тот ужасный момент, когда ты хотела расцеловать меня в обе щеки – жест столь же утонченный, сколь и естественный, – а я, вместо того чтобы ответить тем же, протянул тебе руку, словно явился не на свидание, а на собеседование в отдел кадров.
Мы встретились в конце узкого переулка. Ты его помнишь?.. Два года спустя где-то поблизости от него поселилась твоя подруга Эди. Уже тогда этот район выглядел небезопасным или, во всяком случае, не романтическим, но… За несколько дней до нашей встречи я передал записку с подробным описанием места нашей встречи в приемную хирургического отделения, одновременно и опасаясь, что мое послание до тебя не дойдет, и боясь, что, прочтя его, ты не появишься. Лишь впоследствии мне было суждено узнать, что ничто не доставляет тебе большего удовольствия, чем неожиданное, непредвиденное. Ты и меня научила ценить неожиданное. Впрочем, я с самого начала догадывался, что ты – настоящая волшебница, которой подвластны еще и не такие чудеса.
– Ну что?.. – спросила ты.
– В каком смысле? – не понял я.
– Чем мы займемся сегодня? Куда пойдем? У тебя такое взволнованное лицо, Фрэнк!.. Наверное, ты приготовил для меня что-нибудь интересное.
– Я хотел предложить немного покататься на лодке, – произнес я с интонацией, которую я всю неделю ежедневно репетировал в ду́ше. Мне хотелось, чтобы мой голос звучал солидно. Уверенно. Именно таким голосом пристало говорить новому Фрэнку – Фрэнку, в существование которого, если признаться честно, я никак не мог поверить.
– О-о, это замечательно!
Не успел я мысленно поздравить себя с очередным успехом («Два очка из двух возможных! Неужели и в третий раз все получится?»), как в небе глухо загрохотало, и мы как по команде вскинули головы, чтобы взглянуть на плотные серые тучи, среди которых виднелось всего два или три светлых пятнышка. Я первым опустил глаза и успел заметить, как по твоим губам скользнула легкая улыбка.
– По радио обещали, что будет ясно. Все-таки начало весны… – начал я. На самом деле стоял конец февраля, мы оба были в куртках и шарфах, и я мысленно пожалел, что доверился болтливому синоптику. – Хотя, – добавил я чуть менее уверенно, – хотя, быть может, сегодня действительно не самая подходящая погода для катания на лодке…
– А может, наоборот?.. – возразила ты, бросая на меня озорной и чуть-чуть вызывающий взгляд. – Мы уже почти пришли. Теперь я ни за что не поверну назад, пока не покатаюсь.
От радости мое сердце бьется так громко, что я пугаюсь, вдруг ты его услышишь.
– Ты правда не против немного прокатиться?..
– А то!..
Но несмотря на прозвучавший в твоем голосе оптимизм, ситуация оставалась не самой простой. В борту лодки, которую я позаимствовал у одного из близких друзей Петра (никогда больше не поверю ему на́ слово!), оказалась довольно большая щель, которую я не сразу заметил под скамьей, а весла были такими короткими, каких я не видел никогда в жизни. Желая показать себя джентльменом, я сел на скамью над трещиной и вызвался грести, тебе же выпало столкнуть лодку на воду. Твой разбег оказался, однако, слишком стремительным; наше суденышко отошло от берега быстрее, чем мы оба ожидали, поэтому последние несколько шагов тебе пришлось пробежать по воде. В самый последний момент ты успела всем телом навалиться на корму и с такой силой оттолкнулась ногами, что лодка закачалась из стороны в сторону и едва не перевернулась. К счастью, крушения удалось избежать, и к тому моменту, когда ты наконец забралась внутрь, мы оба буквально задыхались от смеха.
Не успев как следует перевести дух, ты сняла с ног намокшие кожаные мокасины и принялась выливать из них мутную зеленовато-бурую жижу. Потом ты встала в лодке во весь рост и одним быстрым движением сняла колготки. Первыми обнажились бедра выше колен, и я увидел, что от холода кожа на них сплошь покрылась гусиной кожей. Впрочем, пялиться на твои ноги показалось мне не совсем приличным, поэтому я принялся как сумасшедший вертеть головой, делая вид, будто гляжу вперед, на противоположный берег. Слишком поздно!.. Нос нашей лодки с такой силой врезался в песок, что ты не устояла на ногах и полетела вперед, прямо на меня. К счастью, я успел тебя поддержать, схватив за плечи, благодаря чему ты не врезалась лбом мне в лицо. Синяка я избежал, но эта не предусмотренная планом свидания близость потрясла меня до глубины души.
– О, мой герой!.. – в твоем голосе прозвучали игривые нотки, которые помогли мне выйти из ступора. На мгновение я представил, что могло случиться, если бы я замешкался. Ты пролетела бы оставшиеся пару дюймов, наши тела соприкоснулись бы, и… В отчаянии я стал думать об одной из своих бабок, которая жила в Дорсете, и о том, как после обеда или ужина она ногтями выковыривала из зубов остатки пищи, складывая самые крупные кусочки на краю тарелки. Еще я думал о склизкой черной плесени на пороге ду́ша, о засорившейся раковине в маленькой кухне рядом с нашей лабораторией, из слива которой отвратительно воняло… Сейчас я готов был думать о любой гадости, лишь бы отвлечься от непривычного стеснения в чреслах. К счастью, еще до того, как я успел опомниться, ты уже снова сидела передо мной на кормовом сиденье. Неловкий момент миновал, и мое учащенное дыхание постепенно пришло в норму.
За всеми этими переживаниями мы не заметили, что нашу лодку понемногу сносит течением, поэтому, когда я наконец опомнился и взялся за весла, выяснилось, что вода уже сделала за меня бо́льшую часть работы. Теперь мы находились в небольшом заливе, неподвижная поверхность которого была так плотно покрыта изумрудными листьями водяных лилий, что кое-где они даже находили друг на друга. Пробиваться сквозь этот зеленый ковер было нелегко, но поскольку рядом со мной была ты, я не испытывал никакой необходимости налегать на весла, чтобы заставить жизнь двигаться хотя бы немного быстрее.
У дальнего берега выбрались из воды две диких утки, самец и самочка.
– Ты хотел бы иметь семью, Фрэнк?
Признаюсь честно: пока ты не спросила, ни о чем подобном я не задумывался. Я был настолько уверен в своей неспособности отыскать человека, с которым можно было бы провести ночь, не говоря уже о днях, что вопрос о семье оставался для меня туманным, гадательным. Ты стала первой женщиной, которую я мог представить себе в качестве… да, в качестве спутницы жизни. Ты стала моей первой любовью, пусть и на десятилетие позже, чем это случилось с другими. Последние несколько лет я наблюдал, как мои друзья и знакомые торопливо, словно наперегонки, женились, производили на свет детей, разводились и снова сходились (да-да, был и такой случай!), но сам я, если воспользоваться спортивной терминологией, все еще мешкал на старте. Найти подходящего человека казалось мне задачей почти невыполнимой.
Разумеется, я нередко спрашивал себя, почему я не встретил никого раньше. Думаю, всему виной были моя застенчивость, робость, неуверенность в собственных силах и так далее. После инцидента с Фионой я очень долго не мог набраться смелости пригласить на свидание какую-нибудь симпатичную девушку. И даже в тех редких случаях, когда мне это удавалось, никакого дальнейшего развития моя инициатива, увы, не получала. И если, сидя с друзьями за бокалом пенного, я еще мог над этим смеяться, то, оказавшись дома в своей одинокой постели – узкой и к тому же слишком короткой, чем требовал мой рост (нищим выбирать не приходится!), я пытался анализировать ситуацию и понять, что я делаю не так. Быть может, думалось мне, всему виной мой голос, который начинал предательски дрожать, когда я приглашал «потенциальную невесту» в ресторан или в кафе. Заслышав эту отталкивающую дрожь, они, конечно, сразу понимали, что перед ними вовсе не уверенный в себе лидер, не герой, не принц на белом коне и вообще не тот, о ком они мечтали. Но в чем же моя ошибка? Разве я не прилагал все силы, разве не проводил подготовительную работу, закладывая, так сказать, фундамент? И лишь после еще одной-двух неудачных попыток до меня дошло, в чем дело. Для всех этих молодых женщин я был всего лишь старым добрым Фрэнком. Просто другом, и не более того… Для того же, чтобы превратиться в чью-нибудь «любовь всей жизни», мне, как видно, не хватало уверенности, не хватало изюминки. Вот только где мне взять эту изюминку? И кстати, что она такое?
Но все это было до тебя, Мэгги. Ты изменила меня. Превратила в кого-то совершенно нового. В человека, каким я никогда раньше не был.
Размышляя обо всем этом, я не сразу ответил на твой вопрос. Наконец я сказал:
– Даже не знаю. Наверное да, хотел бы… Извини, это, наверное, не слишком хороший ответ, но лучшего у меня пока нет. Ну а ты?.. Ты хотела бы иметь семью?
– Да, да, конечно! Очень хотела бы, – ответила ты без малейшей паузы.
– Ты, наверное, очень близка со своими родителями? – снова спросил я, опуская ладонь в воду. Некоторое время я смотрел, как она, словно лезвие ножа, режет зеркальную водную поверхность, и только потом поднял на тебя взгляд.
– Нет, не сказала бы. Мой отец умер два года назад, а мать…
– Ох, прости…
Ты остановила меня движением руки, словно мои извинения не имели никакого значения.
– Ничего страшного… то есть – теперь ничего. Честно сказать, мы с папой вовсе не были близки, но это все равно очень грустно, правда?
И впервые с нашего знакомства мне открывается другая сторона тебя – та, которой я прежде не видел, не знал. Общительная, веселая девчонка, насмешница и великолепная рассказчица исчезла, и ты стала задумчивой и печальной. Я вижу, как нелегко тебе взглянуть мне в глаза, и чувствую – у тебя есть какая-то тайна, которой не так-то легко поделиться. Некоторое время ты теребишь рукав своего кардигана, плотно накручивая его на запястье, и наконец подцепляешь ткань согнутым большим пальцем, который оказывается словно в плотном шерстяном колпачке.
– А братья или сестры у тебя есть?
– У меня два брата, оба старше меня. Один из них сейчас в Нью-Йорке, а другой… Честно говоря, даже не знаю. Он художник. В последний раз, когда я получала от него весточку, он делал выставку в Шотландии.
– А твоя мама? Она..?
– …Жива? Да, она жива, просто бо́льшую часть времени она… отсутствует. Мама ушла из семьи, когда мне было тринадцать. Вышла замуж… – Это не просто констатация факта. В твоем голосе проскальзывают интонации, которые я не могу распознать. Что это? Сожаление? Безысходность? Печаль?
– А сейчас? Сейчас вы с ней видитесь?
– Время от времени. Мама живет за границей и много путешествует. Вместе со своим новым мужем. Все это так… – Ты описываешь ладонями круг, потом поднимаешь их к небу, словно стараясь показать, насколько ты не властна над ситуацией.
– …Сложно? – пытаюсь угадать я.
– Это непросто. Но семейные отношения редко бывают простыми.
Не успел я в полной мере почувствовать так хорошо мне знакомое беспокойство (что мне ответить? о чем говорить дальше?), как вдруг моей все еще опущенной за борт руки коснулось что-то быстрое, прохладное. Это была лягушка, которая по ошибке приняла мою ладонь за лист кувшинки. Очень медленно, стараясь не напугать земноводное, я осторожно поднял ладонь из воды и одним быстрым движением сжал в пальцах крошечное тельце. В первое мгновение лягушка в панике дернулась, выпучив глаза, но потом, видимо почувствовав, что никто не собирается причинить ей вред, успокоилась.
– Кто это? Кого ты поймал? – твое внимание снова переключилось на меня.
– Да так… Один маленький приятель.
– Приятель? Ты действительно очень хорошо с ним обращаешься.
– Ну наконец-то комплимент!.. – шутка далась мне без труда, но я все еще не был намерен торопить события. – На самом деле все просто. Я работаю с лягушками постоянно.
– Правда?! – похоже, ты удивилась не меньше амфибии, которая вяло барахталась в моем кулаке.
– Это очень интересные существа. Честно!.. Подумать только, как далеко мы ушли по лестнице эволюции… Мы в нашей лаборатории как раз занимаемся одной проблемой, которая на языке науки называется генетическим дрейфом. Под этим термином подразумевается один из эволюционных процессов, который отвечает за случайные изменении в популяции от поколения к поколению. К счастью, он не имеет никакого отношения к естественному отбору и теории Дарвина…
– Почему «к счастью»?
– Потому что генетический дрейф дает шанс на выживание даже тем из нас, кто не смог бы уцелеть в дарвиновской борьбе за существование.
– В таком случае, мне это подходит. – Ты кивнула, и на твоих щеках появился легчайший розовый румянец, который постепенно распространялся, захватывая все бо́льшую площадь. А я и не подозревал, что ты смущаешься так же легко, как я. Интересно, чего еще я о тебе не знаю?
– В каждом из нас есть так называемые спящие гены… так, во всяком случае, гласят новейшие теории. Это крошечные частицы, комбинации молекул, которые и увидеть-то нельзя – ну или по крайней мере нельзя увидеть без специального оборудования, однако они способны вызывать различные мутации: и полезные, и вредные.
– Очень интересно. Мне нравится… – произнесла ты чуть слышно, почти шепотом. – Крошечные частички, которые никто не видит, но которые способны вызывать гигантские перемены!..
Наклонившись вперед, я принялся водить пальцем по пупырышкам «гусиной кожи» на твоем колене, которые показались мне похожими на шрифт Брайля. Какие тайны им записаны?
Постепенно уверенность снова вернулась ко мне, даже руки перестали дрожать, и тут в небе над нашими головами загрохотал гром.
– Черт! – воскликнул я, хватая весла. – Пожалуй, пора возвращаться.
К счастью, мы не успели уплыть далеко. Ливень начался не раньше, чем я загнал лодку под навес причала и вычерпал из нее воду. В отличие от меня ты не бросилась в укрытие. Ты даже не двинулась с места. Передав мне свой кардиган, ты стояла под дождевыми струями и только подняла над головой вытянутые руки, так что крупные, тяжелые капли без помех сбега́ли к твоим ногам.
– Мэгги! Сумасшедшая! Ты замерзнешь! – крикнул я.
– Да, мне немного холодно, – проговорила ты таким тоном, словно эта мысль только что пришла тебе в голову. Медленно, словно выходя из транса, ты шагнула в мою сторону, и я поспешил навстречу, держа кардиган наготове.
– Нужно отвести тебя домой, да поскорее, пока ты не простудилась.
Высоко поднимая плечи и делая сложные движения спиной, ты пытаешься влезть в кардиган, который я держу на вытянутых руках.
– К кому домой?
Не знаю почему, но у меня возникло отчетливое ощущение, что меня проверяют. Я знаю, чего бы мне хотелось больше всего, но я по-прежнему осторожен и не хочу на тебя нажимать. Мне страшно тебя потерять, к тому же о каком гостеприимстве может идти речь, если в доме, где я снимаю крошечную комнату, живет семья с двумя детьми, еще не достигшими десяти лет?
– Может, ко мне? – предлагаешь ты, не дождавшись моего ответа.
Я растерянно молчу.
– Джулс и Эди наверняка торчат дома, но они обычно не лезут в чужие дела. Кроме того, у меня найдется что перекусить, а нам обоим это не помешает. – Ты по-прежнему на удивление весела и беззаботна – особенно для женщины, которая стучит зубами от холода.
– Хорошо, – говорю я, но ты, словно не слыша, продолжаешь перечислять, какие сокровища хранятся у тебя в буфете и в холодильнике. – Хорошо, мне будет очень приятно, – говорю я – на этот раз несколько громче, чем намеревался, и намного громче, чем следовало бы говорить на пустой дорожке вдоль реки, по которой мы идем.
– Ну и отлично. А вот и наши велосипеды. Ну что, по ко́ням?..
В этот день я узнал, что ты – настоящая фурия на двух колесах. Ты мчалась по вымощенным булыжником переулкам, по улицам и аллеям, ведущим к твоей съемной квартире, со скоростью и энергией, которая, как я раньше думал, проявляется только в твоей речи и – изредка – в жестах. Да, эта наша поездка под дождем была мало похожа на романтическую велопрогулку бок о бок. В течение почти десяти минут мне пришлось изо всех сил нажимать на педали, чтобы хотя бы не отстать. Наконец ты соскочила с седла и продемонстрировала мне комплект ключей.
– Ну вот мы и дома!
Мне понадобилась почти минута, чтобы отдышаться.
Обстановка в квартире оказалась почти такой, как я и предполагал: тесное пространство казалось еще теснее из-за разбросанного повсюду барахла. Служивший пресс-папье заварочный чайник прижимал к столу стопку счетов, на большинстве которых краснел казенный штамп «Просрочен»; полка с пластинками перекосилась, а вокруг стоявшего под ней дешевого проигрывателя ковром лежали бумажные конверты и вынутые из них диски. Чашки, блюдца и тарелки стояли либо на поручнях дивана, либо на полу рядом. В целом, однако, несмотря на отсутствие порядка, атмосфера в комнате была, скорее, уютной. Не могло быть никакого сомнения: здесь живешь ты, Мэгги. Ты и никто другой. Меня, правда, несколько удивило, что ты переехала сюда всего три месяца назад, но потом я подумал, что иначе и быть не могло. Тебе не нужно было много времени, чтобы твой характер наложил свой особый индивидуальный отпечаток на все окружающее.
Несмотря на твои заверения, Джулс и Эди отнюдь не спешили исчезнуть сразу после знакомства. От них я узнал о тебе многое. О медицинских курсах в Лондоне, где вы познакомились, о меблированных комнатах в Тутинг Коммонз [7], где вы жили, о том, как вас еще больше сблизил инцидент, в котором фигурировали скелет (учебное пособие), десять ярдов бинтов и буйная вечеринка в Белхэме на Хеллоуин. Джулс и Эди трещали без остановки, благодаря чему за импровизированным ужином мне не пришлось мучительно раздумывать, что бы такое сказать, чтобы произвести впечатление. Откровенно говоря, в течение последующей пары часов мне удалось произнести едва ли с десяток слов.
– Спорим, я первая добегу до туалета?! – крикнула Джулс, которая неудержимо икала после четвертого за вечер бокала горячего пунша.
– Нет я! А ну, с дороги! – взревела Эди и вскочила с такой резвостью, что стул, на котором она сидела, отлетел назад и, опрокинувшись, ударился об пол.
– Нечестно, нечестно! – завопила и Джулс, вскакивая и устремляясь за ней. Некоторое время мы слышали, как они пыхтят и переругиваются на узкой лестнице, ведущей наверх.
– Ну и как после этого удивляться, что домовладелец нас недолюбливает?.. – задала ты риторический вопрос.
Наконец-то мы одни.
В последние несколько часов я занимался почти исключительно тем, что пытался хоть немного сократить разделявшую нас дистанцию. И мои усилия увенчались некоторым успехом. Наши стулья за квадратным столом стоят рядом, колени соприкасаются. Я понимаю – настал подходящий момент, чтобы поцеловать тебя по-настоящему, но тело плохо мне повинуется. Наконец мне удается наклониться к тебе, и, хотя я весь дрожу, я все же замечаю, что ты тоже повернулась ко мне. Чтобы придать себе дополнительную устойчивость, я пытаюсь опереться о стол, но моя ладонь, как назло, попадает в лужицу пролитого соуса и скользит по клеенке. В одно мгновение я теряю равновесие и не успеваю затормозить свое порывистое движение. Ты же продолжаешь двигаться мне навстречу, и мы довольно сильно стукаемся лбами (это вместо поцелуя-то!). Ты смеешься, а я вытираю руку о джинсы и снова опускаю ее на стол, на этот раз – рядом со своим бокалом. Я растерян, разочарован, смущен, но тут ты приходишь мне на выручку. Ты снова подаешься вперед, и я чувствую, как прикосновение твоей прохладной кожи придает мне уверенности. И все же я мешкаю, дожидаясь пока щеки перестанут гореть, а горло перестанет стискивать судорогой.
– Ты останешься на ночь, Фрэнк?
Именно этого я хочу больше всего на свете. Именно этого больше всего на свете боюсь.
– Да, если можно… – с трудом выдавливаю я. – Но сначала… – Язык снова мне отказывает, и я жестом показываю на форменную помойку, которую Мэгги и Джулс ухитрились устроить, пока готовили сосиски с картофельным пюре.
– Ах, это… Не обращай внимания, завтра я все уберу и помою.
Но мы оба знаем, что ты переоцениваешь свои силы. И словно в подтверждение этому огромная стопка кастрюль, сковород, мисок и тарелок слегка качнулась и негромко лязгнула. Бросившись к раковине, ты попыталась ее удержать, а я снял несколько верхних тарелок и положил в мойку. Катастрофа была предотвращена, и мы, переглянувшись, дружно расхохотались.
Я уже потянулся к крану, собираясь открыть воду, но ты перехватила мою руку, и наши пальцы сплелись.
Слова были не нужны. Прежде чем выйти из кухни, ты погасила свет, а потом повела меня вверх по лестнице. Лампу в своей комнате ты зажигать не стала, и я ощупью нашел кровать и сел на краешек. На мгновение ты отняла у меня свою руку (неужели я опять сделал что-то не так?), но почти сразу вернулась, сбросив домашние тапочки и, – я и мечтать о подобном не смел! – села ко мне на колени, всем телом потянувшись к моим губам.
Сейчас, вспоминая ту ночь, я чувствую, как я благодарен тебе за то, что ты не дала мне ни малейшей возможности свернуть на привычный и неизбежный для меня путь сомнений. Не подумаешь ли ты, что у меня уже были другие женщины?.. Не будет ли моя неопытность слишком бросаться в глаза?.. Не отвратит ли она тебя?..
Нет, слава богу, – ни о чем подобном я подумать просто не успел, и в ту ночь мы были только вдвоем: ты и я, твое тело и мое. Мы дарили себя друг другу с чувством глубокой радости от того, что какими бы извилистыми ни были наши предыдущие пути, сегодня они наконец-то сошлись, и мы оказались там, где нам суждено было встретиться.
Я помню наш первый раз, словно это было вчера, Мегс. Я никак не мог сполна насладиться твоей гладкой кожей, твоими руками и ногами, тем, как безупречно мы подходим друг другу. Я не смел даже подумать о том, что дальше может быть еще лучше, что меня ждет нечто гораздо большее, чем то, что я уже получил. И в том, и в другом случае я ошибался, но на этот раз ошибиться меня заставила ты.