Пилигрим. Кентарх

– Ты не чувствуешь боли? Плохо. – И вновь недовольный взгляд на вязавшего Михаила, тот только виновато развел руками.

Романов попробовал вернуть себе чувствительность. И его вновь прострелила боль. Правда, не такая острая, как в первый раз. Терпимо. По меньшей мере не возникает желание прикусить губу. А теперь ноги. То же самое.

Вожак схватил за кисти, вырвав из Михаила громкий стон, потом за ноги, и на этот раз тот едва не закричал в голос. Но боль блокировать не стал. Варяг же удовлетворенно кивнул и погрозил пальцем провинившемуся.

– Я не знаю, что вам наговорил Барди Ульссон, но я не холоп, – когда боль немного умерилась, произнес Михаил. – Нашу слободу пожгли половцы. Я сумел вырваться…

– Ты сбежал, – презрительно бросил невзлюбивший его воин.

– Когда дрался на стене, я убил одного половца.

– Но потом сбежал, – вновь фыркнул варяг.

– Уймись, Сьорен. Он лекарь, а не воин, – отмахнулся вожак.

– Я не лекарь, – возразил Михаил.

– Барди сказал, что ты излечил его ногу, хотя она уже начала зловонить, а он умирал.

– Это так. Просто вспомнил, что мне рассказывала бабушка, и начал делать так же. А там уже Господь сподобил.

– Почему ты ему помог?

– Я был один. Мой дом сожгли половцы. Если бы Барди умер, я забрал бы его имущество. Если бы выжил, то помог бы мне в будущем. А он в благодарность продал меня вам.

– Не продал, – покачав головой, возразил вожак. – Подарил. Ты трогал его оружие? Брал его? Пользовался?

– Д-да, – не понимая, к чему он клонит, подтвердил Михаил.

– И он тебя за это не убил, – со значением произнес вожак.

– Это да. Зато сделал холопом.

– Сейчас ты холоп, – кивая, подтвердил вожак. – Но ты можешь стать членом нашей дружины. Нашей семьи. Тебе нужно только доказать, что ты достоин этого. Я ярл Ларс из рода Аструп. И только что сказал тебе мое решение.

– Я тебя понял.

– Вот и хорошо. Руки и ноги уже не болят?

– Немного покалывают.

– Ты быстро оправился. Молодец.

Произнеся это, вождь поднялся и направился на корму. Михаил же осмотрелся вокруг. В прошлый раз ему это не больно-то удалось. И увиденное очень даже впечатляло. Судно с палубой длиной метров в двадцать пять никак не производило впечатления просто большой лодки. Канаты, весла, уложенные вдоль посредине палубы под уменьшенной двухвесельной копией ладьи. Довольно высокая мачта на расчалках с прямоугольным парусом, наполненным ветром.

На носу сложен небольшой горн, стоят корзины с древесным углем, разложен различный инструмент. Походная кузня сейчас не задействована, и кто кузнец, решительно непонятно. Воины расположились по всей палубе. Кто в рубахе, кто с голым торсом принимают солнечные ванны. Вообще майское солнце жарит нещадно. Но мужики уже с загаром и особо его не опасаются. Все в той или иной степени говорят по-русски, значит, не первый год на Руси, к местному светилу привыкли и не боятся его.

Ладья шла споро. По местным меркам, разумеется. Это Михаил обратился к памяти Звана. А так, по ощущениям, километров тридцать в час. Черепашья скорость. Или для водного транспорта это нормально? Бог весть, он этим вопросом как-то никогда не интересовался. Наверное, все же не так уж и плохо. Парус ни разу не полощется, а выгнулся эдаким пузырем.

– Держи. Это твое, – с неизменным акцентом произнес один из воинов, брякнув о палубу сидором Романова.

Окинул подростка внимательным взглядом, покачал головой и направился на нос вроде как к походной кузнице. Михаил заглянул в мешок. Все его пожитки в наличии. И если он холоп, то надо признать, какое-то странное к нему отношение, потому что внутри находился и его пояс с ножом, и небольшой топорик, который он смастерил, пока выхаживал Барди.

Вообще-то топором это назвать можно было с очень большой натяжкой. При очередном посещении пожарища ему удалось обнаружить железную лопатку от сохи. Вставил ее в расщеп ветви, закрепил лыком и заточил о камень. Получилось неказисто, кто бы спорил. Но ветки рубить получалось, а случись что, и по башке кого приласкать можно.

Вынужденное безделье варяги коротали за мелкими бытовыми занятиями. Кто-то точил или чистил оружие, кто-то чинил щит, другой штопал рубаху. И все это сопровождалось ленивыми разговорами. Хотя нет, из-за лодки доносится голос, явно повествующий какую-то занимательную историю, потому что его слова нередко сопровождаются смешками.

Вспомнился фильм «Тринадцатый воин», где главный герой выучил язык, слушая разговоры викингов. С памятью у Романова все в порядке. Только он сомневался, что у него получится подобным образом выучить язык. А в том, что это ему нужно, сомнений никаких. В конце концов, что изменилось? Он собирался прислониться к одному варягу, теперь у него есть возможность пристроиться к целому отряду. Правда, Барди Ульссон был ему обязан жизнью, но ведь и ярл сказал, что он вроде как и холоп, но с правом влиться в дружную семью этих разбойников.

Вот и нужно действовать в этом направлении. И первым шагом не бросаться заслуживать их авторитет, а банально выучить язык. Понятно, что все они говорят по-русски. Хотя странный все же какой-то русский. Он, конечно, может на нем говорить, причем без каких-либо сложностей и акцента. Без труда подбирает эквиваленты словам двадцать первого века, разве только не найдется альтернативы. Но все одно, диссонанс первое время присутствовал. Не суть важно. Главное, что изучение их родного языка сблизит его с ними. Так что побег пока отменяется.

Время к обеду, но, судя по тому, что остальные постоянно что-то жуют, во время перехода довольствуются сухим пайком. С чего так, непонятно, ведь кузнечный горн можно использовать и для приготовления каши. Но эти, наверное, предпочитали горячую пищу готовить только во время стоянок.

Кстати, воин, что бросил перед ним сидор, как раз возле горна и возится, разводя в нем огонь. Только, судя по другим приготовлениям, готовка в его планы вовсе не входит. Кузнец? Или тут у них всяк и швец, и жнец, и на дуде игрец? Хм. А кто мешает это выяснить? Из всех присутствующих этот проявил хоть какое-то более или менее дружелюбие.

Ну-у, это если сильно так притянуть за уши. Но опять же, по меркам двадцать первого века. А по местным… Зван этого не знал. Как-то не доводилось общаться с воинами. Только и мог, что со стороны наблюдать за охранниками купцов.

– Позволишь тебе помочь? – приблизившись к воину, поинтересовался Михаил.

– Работал в кузне? – вздернул бровь тот.

– Нет. Но я быстро учусь.

– Быстро, – хмыкнул воин. – Тут годы нужны.

– Мне понадобится меньше. Если покажешь как, то уверен, что уже к концу дня я могу выковать тот же топор.

– Я собираюсь выковать нож. Смотри, учись, будешь помогать, подавать инструменты.

– Не мог бы ты сначала назвать их все? Только, если можно, сначала на славянском, а потом на вашем родном.

– А зачем на нашем?

– Хочу выучить вашу речь. Нужно же с чего-то начинать, чтобы войти в вашу семью.

– Уверен, что у тебя получится?

– Так ведь если не попробую, то и не узнаю.

– Согласен. Ладно, это наковальня – анвил, большой молот – стор хаммер, средний молот – ден дженнемснитлиж хаммер, молоток – хаммер, клещи – танг…

Весь перечень занял не так уж и много времени из-за ограниченного количества инструмента. Пока кузнец перечислял его и показывал, как им пользоваться, разгорелся горн. Для начала он доверил Михаилу самое ответственное поручение. Работать мехами. Показал, в каком ритме это нужно делать и когда, дабы и подача воздуха была равномерной и уголь не пережигать почем зря.

Суть Романов уловил сразу. Его мозг продолжал работать как компьютер, четко фиксируя амплитуду и ритм. Оставалось только приноровиться на практике, фиксируя порядок и вгоняя его в подкорку на веки вечные. И надо заметить, данное обстоятельство удивило кузнеца настолько, что он не смог его скрыть, одобрительно кивнув.

Потом последовали просьбы принести, подать, отойти и не мешать. Если он произносил непонятную фразу на скандинавском, то непременно дублировал на русском. Но после этого переводом себя уже не утруждал. Датский, шведский, норвежский, бог весть. Да и не важно это для Михаила. Главное, что его память работала без сбоев.

Мало того, он даже старался отвечать воину простыми фразами. Они порой сильно веселили его, и он, не отвлекаясь от работы, поправлял ученика. Тот же в свою очередь сразу фиксировал это в памяти. Так и работали примерно часа три. После чего в руках кузнеца оказалось широкое лезвие ножа, обоюдоострого на треть от острия. Заточить, насадить рукоять, и нож готов.

– Тот смешной топорик ты сам делал?

– На пожарище нашел лопатку от сохи, половцы не приметили, приладил, чтобы, случись что, оборониться было чем. Не хотел, чтобы Барди серчал. Да только без толку все.

– Отчего же? Он ведь тебя не убил, – продолжая дублировать фразы на варяжском, возразил кузнец. – Запомнил, как я ковал нож?

– Запомнил.

– Если тебе не жалко тот кусок железа, можешь попробовать выковать из него такой же. Металла хватит. Хотя железо и дрянное.

– А можно?

– Ну, я же разрешаю, – пожав плечами, ответил на такую глупость варяг.

Михаил без капли сомнений взрезал лыко, извлек лопатку из рукояти и подступился к горну. Кузнец и не подумал ему помогать. Стоял в сторонке и наблюдал за тем, как паренек управляется с металлом. Порой он все же вмешивался в процесс, указывая на ошибки. Так-то Михаил запомнил все в мельчайших деталях. Но тут дело такое. Между «знать» и «уметь» есть большая разница. Одно дело наблюдать со стороны, и совсем другое – делать самому.

Однако замечания учитывались мгновенно, а правильный удар ставился уже со второй или третьей попытки. Романов настолько увлекся, что работал, не обращая внимания на происходящее вокруг. Как и на то, что кузнец говорит с ним, уже не прибегая к русскому. Причем в общем контексте парень понимал даже фразы, ранее не употреблявшиеся варягом.

Солнце уже катилось к закату, когда Михаил наконец сунул раскаленный клинок в воду. Он зашипел, выдал облачко пара и тут же потускнел. Михаил обождал, пока металл остынет, после чего извлек нож и положил рядом с изделием своего учителя. Демонстрируя собравшимся практически копию.

Ну да. Пока он возился у наковальни, многие воины побросали свои занятия и наблюдали за работой мальца. Словно им заняться нечем. Хотя-а-а. Может, и нечем. А тут такая развлекуха, холоп подступился к наковальне и заставляет их признанного кузнеца удовлетворенно цокать языком.

– А зачем ты сделал хвостовик у лезвия размером с рукоять?

– Так ручка получится прочнее. И вообще, приложил две накладки, оплел кожей, и готово. А можно и просто хвостовик оплести. Тоже нормально получится.

– Ну, можно еще и золотом разбрасываться, – хмыкнул кузнец. – У тебя здесь лишнего железа осталось на четыре наконечника для стрелы, не меньше, – под смешки собравшихся варягов произнес он.

– Я только учусь, – пожав плечами, произнес парень.

– Ты правда никогда не работал в кузнице? – рассматривая работу Михаила, поинтересовался варяг.

– Никогда. Так, только со стороны видел, пока дядька Илья не погонит прочь.

– Ты очень быстро учишься.

– Так я о том и говорил.

– А может, он колдун? – со смешком выдал один из воинов.

– Думай, что говоришь, бестолочь. Где ты видел, чтобы колдун умел работать с горном и каленым железом? – отмахнулся от него кузнец. – Мое имя Йенс Грот. Можешь называть меня дядюшкой Йенсом, – наконец представился он.

– Миша, – не сумев сдержать улыбку, назвался Романов.

– Ларс, а из парнишки будет толк, – приметив среди собравшихся и ярла, произнес воин.

– Поживем – увидим. А пока приберитесь. И не забудь восполнить израсходованный уголь. Мы его для дела заготавливаем, а не для баловства, – недовольно буркнул вожак.

– Как скажешь, ярл.

Расстроило ли Михаила подобное отношение к его первому успеху Ларса Аструпа? Да ничуть. Наоборот, все говорило о том, что тот присматривается, и то, что он видит, пока ему нравится. Солнце клонится к закату, и день этот прожит не зря. Сегодня он сделал первый шаг к будущей семье. А что такого? Если есть возможность вписаться в эту дружину, то о лучшем и мечтать нечего. Во всяком случае, на данном этапе.

Глава 6

Боевое крещение

Воины начали облачаться в доспехи, как будто им предстояла не ночевка на берегу, а самая настоящая схватка. Лучники стали под прикрытие воинов, вооружившихся щитами. Сорок пар глаз настороженно всматриваются в берег выбранного острова, выискивая малейшие признаки опасности.

К острову приближались с запада, и с этой стороны его ширина не превышала сотню метров, или пятьдесят местных саженей. У кромки воды светлая полоска песка. Дальше, скорее всего, он же, только покрыт травой. На довольно просторной лужайке только два куста. Деревья растут в восточной части островка, эдаким вогнутым полукругом подходя к северному и южному берегам. На сколько остров в длину, отсюда не понять.

Кстати, трава истоптана, и видны как минимум два черных пятна от кострищ. Популярное место для стоянки. Наверняка купцы. А это говорит о довольно скромных размерах острова, что упрощает задачу по его контролю. Иначе с таким же успехом можно высадиться на одном из берегов реки. Во всяком случае, именно к этим выводам пришел Михаил.

Едва пристали, как на берег соскочили десять воинов. Прикрываясь щитами, они быстро пересекли открытое пространство. Двое остались на виду, остальные скрылись среди деревьев. Время от времени слышалась их перекличка. Из чего Романов сделал вывод, что все же не ошибся и остров действительно мал. Как потом выяснилось, он имел почти круглую форму, и его диаметр едва дотягивал до сотни метров.

После того как убедились в безопасности места будущей стоянки, приступили к обустройству лагеря. И первое, что сделали, так это вновь избавились от доспехов. Никакой необходимости в постоянном нахождении в железе не было. Если не на дежурстве, конечно.

Ну, железо это так, образно. Шлемы в наличии у всех воинов: бронза, сталь или железо. При этом ни о каком единообразии не было и речи. Примерно треть щеголяла в кольчугах, остальные в коже и стеганках. Что уж тут сказать, не блещет дружина. Видать, помыкались по Руси, помыкались да решили податься в Царьград. Ну и Михаил заодно с ними.

Толчок в спину оказался полной неожиданностью. Картинка перед взором завертелась в стремительном калейдоскопе, после чего его приняла в свои объятия холодная водица Славутича. Правда, глубоко он все же не погрузился, быстро достигнув дна. А там и вскочил на ноги, оказавшись в воде чуть выше пояса.

– Жаркий денек выдался. А тут еще и у горна пришлось попотеть. Остудиться не помешает, – хохотнув, произнес Сьорен.

Вот интересно, на какую мозоль он наступил этому быку? Или не может простить, что из-за него его отчитал ярл? Ну так не нужно было без ума вязать пленника. Не маленький, должен понимать, что от долгого пребывания в таком положении и рук лишиться можно.

Хм. А ведь он это прекрасно понимает. Невзлюбил сразу же из-за того, что Михаил, в смысле Зван, сбежал из разграбляемого поселения. То есть призирает мальчишку за трусость? Очень может быть. Да и не такой уж Михаил и мальчишка. Через год уж жениться можно. И вообще тут взрослеют рано. Но ему-то какое дело? Не желает, чтобы трусливый новичок стал с ним ровней? А вот это очень может быть. Ведь сразу знал, что пленник лекарь, а они в воинском отряде априори должны быть на особом положении.

Драться с этим быком глупость несусветная. Но зарубочку себе сделал. Не дело оставлять обиды без ответа. Когда и как он с ним посчитается, Михаил пока не знал. Но если подвернется случай, он своего не упустит точно.

Выйдя на берег, тут же начал снимать с себя мокрую одежду. Варяги шумно, с прибаутками и подначками разбивали немудреный лагерь. Из зарослей донесся перестук топоров. Часть воинов пошла вдоль берега собирать плавник. Благо прибивает его изрядно. Остров низкий, так что после половодья в «зарослях» из него можно найти целые коряги. Но и так на песочке имеется.

Пока остальные обустраивали лагерь, Михаил под руководством Йенса заготавливал дрова для выжига угля. К утру следовало восполнить израсходованный ими днем. Так что времени было только на то, чтобы он выжал одежду да слил воду из сапог.

Процесс заготовки древесного угля до безобразия прост. Признаться, никогда не задумывался, как это происходит. Оказалось, ничего сложного. После сбора сухих дров пришлось за заступом сбегать, чтобы выкопать яму. Уложили в нее дрова, накрыли слоем травы и засыпали, оставив отверстие, в которое и забросили уголья из предварительно разведенного и успевшего практически прогореть костра. Все. К утру уголь будет готов.

После этого Михаил отошел немного в сторону и начал метать в дерево свой новый нож. То, что не заточен и нет рукояти, это ерунда. Для метания он уже вполне годится, и острие имеется, а мясо им не резать. На этот случай есть нормальный клинок.

Он, кстати, как говорится, уже пристрелян. Так же Романов приспособился метать как свой топорик, так и оружие Барди. Теперь нужно приноровиться к новому изделию, которое он собирался оставить в таком виде. Разве только нужно будет еще протравить чем-нибудь, чтобы ржа не одолевала, и заточить. А так для метания вполне годится.

Первый бросок вышел аховым. Не то чтобы совсем. Кончик в дерево попал. Но, выбив кусок коры, клинок упал в траву. Следующий уже вышел нормальным. Однако лезвие засело не так глубоко, как нужно. Впрочем, такой цели и не было. Зато с третьего вогнал его в ствол как положено. Причем именно туда, куда Михаил и целился. Встал к мишени спиной и бросил с разворота. В цель.

Несколько бросков с левой руки. И что немаловажно, с не меньшей эффективностью. Ему вообще было все равно, какой рукой действовать. Правой, конечно, более привычно и неосознанно. С левой приходилось прибегать к уже знакомому приему управления ею как бы со стороны.

С глазомером и твердостью руки у Михаила всегда было все в порядке. И когда в детстве играли в снежки, он был нарасхват, каждая команда стремилась заполучить его к себе. Но то, что Романов вытворял здесь, не шло ни в какое сравнение. Выверты с его сознанием, управляющим чужим телом, это просто песня какая-то.

– Ты и впрямь очень быстро учишься, – послышался голос за спиной.

Сумерки уже сгустились настолько, что стоящего в десятке шагов Йенса было практически не видно. Слева от него уже вовсю горели костры, но они как раз больше мешали.

– Я ведь говорил.

– Говорил. Пошли к костру, обсуши одежду.

Пока сушился, все время вслушивался в разговоры, пополняя словарный запас. Запоминал, как строятся фразы и предложения, склонения по падежам и изменения по временам. Даже с его новыми способностями работы тут непочатый край. Зато интересно. Оно всегда так, когда наблюдаешь реальный прогресс. А таковой, несомненно, наличествовал.

Когда стемнело, народ еще какое-то время травил байки. Потом начал укладываться отдыхать. Ясное дело, не забыли выставить и часовых. Михаил растерялся было, не зная, куда податься. Одежду-то он просушил. Но старых шкур, что он использовал в качестве одеял, у него теперь не было. Только сидор с нехитрым скарбом. Даже сменной одежды нет. А ночь на реке по-любому будет сырой и прохладной. В этом он уже успел убедиться.

Выручил Йенс. Просто хлопнул парня по плечу и кивнул, мол, иди за мной. И пошел в направлении корабля. Поднялись по сходням на борт, после чего устроились неподалеку от кузни под одним плащом из волчьих шкур. И где он его хранил? Впрочем, наверняка в трюме. А извлек загодя, чтобы потом впотьмах не возиться.

Оказывается, не меньше трети воинов ночевали на корабле. Оно, может, на берегу расположились бы и с большим удовольствием, но варяги никогда не оставят корабль без присмотра. Он ведь, как лошадь всадника, несет их, правда, по волнам. И в их культуре занимает весьма почетное место.

Вообще ладья у ярла Аструпа большая. Купцы приходили к ним пусть и не на таких, те чуть отличались, но по вместимости вполне сопоставимы. Однако сомнительно, чтобы варяги занимались торговлей. С другой стороны, нужно же на чем-то увезти свою добычу. Так что ничего удивительного в таком большом корабле.

Спалось на удивление хорошо. Бог весть, с чем это связано, но, попав в этот мир, Михаил спал как младенец. Может, из-за чистой экологии, а может, и оттого, что он сейчас был в здоровом, крепком и молодом теле. Однако каждую ночь к нему приходили красочные сны, чего раньше за собой он как-то не припомнит. Зато и пробуждение вышло, как говорится, ошеломляющим.

Воинственные крики, стенания, звон стали, угрожающий шелест стрел, плеск воды и топот босых ног по палубе. Михаил пытался сообразить, что вообще происходит. Он, между прочим, только что охаживал вдову-молодуху из их слободы, что вроде как одаривала благосклонностью сторонних мужиков. Сам Зван не видел, но заглядывался на нее весьма недвусмысленно.

Йенса рядом уже не было. Один из воинов буквально в паре шагов от Романова, стоя на палубе босыми ногами, послал стрелу куда-то в темноту. С берега слышится голос Ларса, раздающего команды. Кричат другие воины. Михаил не всех знает по именам, но без труда отличает по голосам, рисуя перед мысленным взором их образы. На фига?! Ему заняться больше нечем?!

Вскочил на ноги, силясь понять, что вообще происходит. И тут же у самого уха прошелестела стрела. Его даже ветерком обдало и вроде как задело оперением. И тут впервые сердце ухнуло в самые пятки. Как говорится, крылатое выражение в действии.

Но как бы ни было ему страшно, руки сами по себе нащупали клинки и сейчас крепко сжимали рукояти. Причем если со старым все понятно, он был при нем, в ножнах на поясе, то с новым получилось как-то странно. Он оставлял его рядом с сапогами, что и сейчас стоят у фальшборта. И совершенно непонятно, когда Романов успел его подхватить.

Все это пронеслось в его голове за каких-то два стука сердца. С третьим он уже бросился к борту. Ночь выдалась лунная, а потому видимость была на уровне. Во всяком случае, он без труда отличал варягов и нападавших на них половцев. А кого еще-то? Тут других степняков не осталось.

Буквально у кромки воды сразу двое наседали на одного из варягов, едва успевавшего отбивать мечом сыпавшиеся удары сабель. Или это кривые мечи? Да без разницы. Доспехов на нападавших вроде нет. До ближнего метров семь. Нормально. Михаил, даже не примеряясь, с ходу метнул свой новый нож. Целил между лопаток. Куда попал, не понял. Но половца выгнуло дугой.

Варяг, не задаваясь лишними вопросами, мгновенно воспользовался ситуацией и смял оставшегося противника. После чего рванул в гущу сражающихся, по ходу полоснув со спины еще одного степняка. Похоже, благородство не является отличительной чертой варягов. В бою все средства хороши. Вот их принцип.

Рядом хлопнула тетива арбалета, и тут же послышался стон. Михаил глянул в ту сторону. Маркус отступил на пару шагов, зажимая впившуюся в его грудь стрелу, выронил разряженный арбалет и упал на колени. Он, кстати, владел чешуйчатым доспехом, и если бы было время облачиться, то наверняка тот спас бы ему жизнь. Но случилось то, что случилось.

Недолго думая, Михаил подхватил арбалет погибшего. Вдел ногу в стремя и попытался натянуть. Кто бы сомневался, что у него ничего не получится. Осмотрелся, приметил пару коротких копий – или все же дротиков? – и какой-то крюк в фальшборте. На него насадил стремя, древки дротиков под тетиву и уложил их на верхнюю кромку фальшборта. Используя их в качестве рычага, начал взводить оружие, отчего они изогнулись дугой. Мелькнула было мысль, что они не выдержат, но треска ломаемого дерева он так и не услышал. Вместо него раздался сухой щелчок ореха, вставшего на боевой взвод.

Достал из колчана убитого болт и, наложив его, осмотрел берег в поисках цели. Вообще-то недостатка в них не наблюдалось. Половцев было явно в несколько раз больше. Какая-то их часть штурмовала корабль, и рубка шла уже у борта. Так что луки пришлось отложить в сторону. Чего не собирались делать степняки.

Оп-па. А вот и Сьорен. Невзлюбившего его варяга атаковали сразу трое. Но пока ничего не могли поделать с умелым воином, мастерски владеющим как клинком, так и щитом. А ведь жизнь этого говнюка в его, Романова, руках. Хлоп-п! И прилетевший в бок арбалетный болт тут же сложил половца в стеганом доспехе.

Пока взводил арбалет, Сьорен успел расправиться со вторым противником и взять в оборот последнего. В любом случае ему помощь уже не нужна. Осмотрел схватку в поисках тех, кому она все же не помешала бы. Скорострельность у него аховая, так что лучше каждый выстрел выверять.

Лучник. Справа. Метров семьдесят. Целится в находящихся на палубе ладьи. Они повыше будут, и бить в них сподручней. Пустил стрелу, но Расмус непонятно как успел приметить опасность и прикрыться щитом. В ответ Михаил пустил болт. Баллистика у арбалета отличается от прошлого образца ненамного. Разумеется, со своими особенностями, но точности оружия и твердости руки стрелка хватило, чтобы вогнать оперенную смерть точно в грудь лучника.