Основным экономическим катализатором развития преступности в нашей стране В. А. Номоконов считает приватизацию. Кроме того, он обращает внимание на такие экономические факторы, как уход от налогов, вывод денег в офшоры, сырьевой перекос российской экономики, высокий уровень бедности населения.

Среди факторов деформации социальной сферы автор выделяет социальное расслоение и социальный антагонизм, нарастание уровня безработицы, маргинализации, алкоголизации и наркотизации, разрушение института семьи, масштабное семейное неблагополучие, вовлечение населения в криминальную сферу.

Что касается факторов деформации духовной сферы, то здесь В. А. Номоконов указывает на идеологические и социально-психологические факторы преступности, среди которых выделяет уход государства от выполнения сплачивающей функции, ценностный конфликт государства с большинством населения, отсутствие внятной и разделяемой народом государственной идеологии, формирование сомнительной морали общества потребления, духа всеобщей продажности, в основе которого лежит признание денег, капитала, собственности главной ценностью, что ведёт к превращению всего и вся в товар и разменную монету, к отчуждению личности от общества и государства и наоборот[11].

Комплекс факторов, выделенный В. А. Номоконовым, можно охарактеризовать как преимущественно внешний по отношению к системе преступности. Все рассмотренные факторы, по моему мнению, играют существенную роль в формировании комплекса причинности современной российской преступности.

Однако, помимо внешних факторов, важную роль в детерминации преступности играют и факторы внутренние.

В этом отношении стоит обратить пристальное внимание на кандидатскую диссертацию В. В. Макарова[12], посвящённую криминологическому исследованию самодетерминации преступности. В рамках этой работы автор выделяет несколько основных внутренних факторов (источников) воспроизводства преступности. Их изучение представляет особый интерес, поэтому рассмотрим их подробнее.

Первым таким фактором В. В. Макаров считает безнаказанность. Это явление связано с неоднократным совершением преступлений лицами, преступная деятельность которых осталась без надлежащего реагирования правоохранительных органов. Именно безнаказанность, по справедливому утверждению автора, лежит в основе таких явлений, как рецидивная (криминологический рецидив) и профессиональная преступность[13].

Исследователь называет 13 форм безнаказанности[14], среди которых выделим 8 наиболее существенных, дополнив их собственным комментарием.

1) Неустановление лица, совершившего преступление. Данная форма безнаказанности становится возможной по причине низкого уровня оперативно-розыскной деятельности и деятельности предварительного следствия, недостаточного ресурсно-материального и кадрового обеспечения, халатного отношения сотрудников правоохранительных органов к своим служебным обязанностям.

2) Необоснованный отказ в возбуждении уголовного дела или необоснованное его прекращение (приостановление). Чаще всего такая форма безнаказанности возникает в силу перегрузки правоохранительной системы уголовными делами, что, в свою очередь, является следствием недостатка квалифицированных кадров. Не последнюю роль играет здесь и индифферентное отношение сотрудников правоохранительных органов к своим служебным обязанностям.

3) Коррупция в правоохранительных органах и судебной системе. Это серьёзнейшая причина, ставшая в последнее время проблемой государственного масштаба, поскольку неполучение адекватного наказания лицом, совершившим преступление, когда это лицо и его деяние известно обществу, оказывает на это общество мощнейшее разлагающее воздействие, компрометируя законность и само государство.

4) Пассивность общественности и правовой нигилизм. Причиной возникновения данной формы безнаказанности является нежелание населения сообщать о фактах совершения преступления либо лицах, его совершивших.

5) Избрание несоответствующей меры пресечения. Нередко излишне гуманное отношение суда к лицу, совершившему преступление, выраженное в избрании меры пресечения, не связанной с заключением под стражу, может стать причиной совершения подозреваемым повторного преступления. Причём преступление это может быть как непосредственно связано с первым (воздействие на свидетелей, сокрытие улик и т. д.), так и не связано с ним.

6) Назначение судом неэффективного наказания (размера наказания). Нередко причиной рецидива становится нелишение свободы лица, совершившего преступление, а также назначение излишне мягкого наказания, что воспринимается некоторыми осужденными как стимул к совершению нового деяния.

7) Условное осуждение или отсрочка исполнения приговора, которые однозначно недопустимы в отношении лиц, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления.

8) Влияние криминальной субкультуры. Данная причина может быть включена в число форм безнаказанности довольно условно. Тем не менее, в рамках криминальной субкультуры у людей формируется представление о пребывании в учреждениях уголовно-исполнительной системы не как о наказании, поскольку эти люди начинают чувствовать себя в местах лишения свободы порой лучше, чем дома.

Как отмечает В. В. Макаров[15], «безнаказанность, выступая стимулом преступности, приводит к дальнейшей продолжаемости (устойчивости) преступной деятельности. Таким образом, реализуется закономерность, согласно которой одно удачно совершённое и нераскрытое преступление зачастую порождает (воспроизводит) другое и последующие. Отсутствие отказа от дальнейшей преступной деятельности является не чем иным, как развитием преступности, её прогрессом, основанным на обратных связях между преступностью и обществом. При этом преступность, особенно её рецидивная, профессиональная и организованная части, вырабатывает меры против позитивного социального воздействия, в котором заключается основная угроза устойчивому и продолжаемому преступному поведению».

Вторым внутренним источником воспроизводства преступности В. В. Макаров считает сопряжённые преступления. Под сопряжённостью здесь имеется в виду наличие причинной связи между основным и сопряжённым (сопряжёнными) преступлениями.

Автор называет три наиболее распространённых случая сопряжённости преступлений[16].

1) Когда сопряжённое преступление становится необходимым условием для совершения основного. Примером здесь может служить террористический акт, для совершения которого требуется сначала приобретение или изготовление взрывного устройства (либо приобретение иного оружия), что является самостоятельным преступлением.

2) Когда сопряжённое преступление сопровождает основное либо облегчает его совершение. Например, убийство инкассаторов при разбойном нападении в целях завладения денежными средствами.

3) Когда сопряжённое преступление скрывает следы основного. Например, убийство изнасилованной женщины.

Специфика рассмотренных преступлений состоит в наличии обусловливающей связи между основным и сопряжённым преступлениями.

Как отмечает В. В. Макаров, сопряжённость преступлений как внутренний источник воспроизводства преступности может быть дополнительно охарактеризована через уголовно-правовые нормы с двойной превенцией, под которыми следует понимать «нормы об уголовной ответственности за такие преступления, которые обусловливают последующее совершение других преступлений. При этом воздействие таких норм не обязательно заключается в предупреждении более тяжких преступлений. Сущностью норм с двойной превенцией является предупреждение преступлений, являющихся предпосылкой совершения других преступлений»[17].

По утверждению А. С. Шуйского[18], превентивная функция представляет собой одну из основных аксиом предупреждения преступлений и реализуется благодаря использованию эффекта уголовно-правовых норм с двойной превенцией.

Следует отметить справедливость утверждения В. В. Макарова о том, что воздействие норм с двойной превенцией распространяется не только на тех, к кому они непосредственно применяются (частная превенция), но и на более широкий круг лиц (общая превенция). Поэтому уже само существование подобных норм позволяет препятствовать совершению сопряжённых преступлений и, следовательно, осуществлять профилактику преступности, которая в таком случае лишается одного из внутренних источников своего развития.

В качестве третьего внутреннего источника воспроизводства преступности В. В. Макаров называет организованную преступность, характеризующуюся, по его выражению, «конвейерным характером совершения общественно-опасных деяний»[19].

По утверждению Е. В. Бочкаревой[20], организованность представляет собой особое качественное состояние преступности, а «организованную преступность следует рассматривать как специфическую социальную подсистему, которая, как и любая другая, развиваясь, взаимодействует с иными общественными явлениями и структурами. В случае с организованной преступностью это взаимодействие носит криминализирующий характер. Организованная преступность интегрирует в свою систему различные виды преступлений».

Как отмечает Е. И. Чекмезова[21], «общественная опасность организованной преступной деятельности характеризуется следующими основными признаками: спецификой её субъектов, динамикой и высоким уровнем латентности, транснациональным характером, многообразием видов, нацеленностью на получение сверхприбыли, связью с терроризмом и коррупцией, деструктивным влиянием на политическую и духовную сферы жизнедеятельности общества».

Организованная преступность, выступая в качестве одного из внутренних источников воспроизводства всей преступности в целом, представляет собой по отношению ко всей системе преступности сложную подсистему, «состоящую из организованных преступных формирований и их отношений, способную воспроизводить преступления в соответствии со своими целями создания и функционирования. К организованной преступности как системе относятся следующие элементы: организованные преступные формирования (организованные группы и преступные сообщества); их преступная деятельность; взаимоотношения между организованными преступными формированиями»[22].

Организованная преступность оказывает крайне негативное влияние на всю систему общественных отношений, одновременно оказывая воздействие и на процессы, имеющие место внутри системы преступности.

В. В. Макаров отмечает следующие особенности организованной преступности к самовоспроизводству и воспроизводству общей системы преступности:

1) слияние общеуголовной и экономической составляющей;

2) наличие «общака» и легализованных денежных средств;

3) коррупционные связи;

4) внедрение в политическую сферу;

5) наличие международных криминальных связей;

6) системность, предполагающая наличие у организованной преступности своей структуры, взаимозаменяемости элементов, распределения ролей и наличия конкретных функций каждого элемента в механизме преступной деятельности[23].

Четвёртым внутренним источником воспроизводства преступности В. В. Макаров считает криминальную субкультуру.

Данное понятие определяется по-разному. Так, по определению В. Ф. Пирожкова[24], криминальная субкультура представляет собой определённый уровень развития криминальных сообществ, нашедший выражение в типах и формах их организации и деятельности членов этих сообществ, а также в насаждаемых ими нормах и правилах поведения.

По утверждению О. П. Дубягиной[25], криминальная субкультура представляет собой способ поведения людей, образ жизни, принятый в уголовной среде.

В. Г. Громов приводит следующее определение рассматриваемого понятия: «криминальная субкультура – это субкультура, являющаяся подвидом культуры, нормы которой противопоставляются общепринятым социальным нормам, и которая связана с нарушением уголовно-правовых запретов»[26].

Основная идея, на которой строится криминальная субкультура, состоит в неприятии отношений, правил и норм, сложившихся в обществе, не говоря уже о его официальных институтах. В соответствии с этой идеей законопослушный образ жизни заслуживает порицания, а преступный – поощрения.

Как отмечает С. И. Шпак, «особенности криминальной субкультуры заложены, прежде всего, в делинквентном поведении группы лиц, обусловленном теми ценностями, которые принципиально противоречат общепринятой культуре»[27].

По утверждению С. Я. Лебедева, любая криминальная субкультура имеет некоторые общие черты, присущие традициям и обычаям уголовной среды, в число которых входят следующие:

1) уклонение от соблюдения законов, правил и норм общественного поведения, невыполнение гражданских обязанностей, неприятие общественно полезного труда;

2) направленность на повышение криминальной квалификации и оттачивание преступного мастерства;

3) соблюдение правил конспирации, присущих криминальному сообществу, создание условий, облегчающих совершение преступлений;

4) строгое соблюдение криминальной субординации и уважение к криминальной иерархии, беспрекословное подчинение лидерам и авторитетам преступных организаций;

5) пропаганда насилия и криминального образа жизни, привлечение молодёжи к совершению правонарушений;

6) оказание материальной и моральной поддержки лицам, находящимся под следствием и в местах лишения свободы;

7) подрыв авторитета правоохранительных органов, категорическое исключение контактов с ними, выявление в своей среде «стукачей» и предателей;

8) непринятие норм общественной морали, ведение праздного, разгульного образа жизни;

9) владение уголовным жаргоном, участие в азартных играх[28].

Ф. Р. Хисамутдинов и А. Е. Шалагин утверждают, что общественная опасность криминальной субкультуры заключается в том, что она:

• расшатывает добропорядочность граждан и искажает общественное правосознание;

• сохраняет и передает из поколения в поколение преступников криминальный опыт и профессионализм;

• способствует негативной трансформации нравственных, идеологических, культурных, эстетических и прочих нормальных ценностей современного общества;

• усложняет, а в некоторых случаях блокирует процесс социализации подростков и молодёжи, прививая им псевдокультурные установки и асоциальные нормы;

• создаёт позитивный образ некоторых категорий преступников и осуждает содействие населения правоохранительным органам в любых формах;

• формирует общественное мнение о недоверии государству, провоцирует граждан на нарушение правовых норм и запретов, совершение административных правонарушений и уголовно-наказуемых деяний;

• культивирует в обществе правовой нигилизм, легкомысленное или небрежное отношение к трудовым и гражданским обязанностям, пренебрежительное или безразличное отношение к памятникам истории и культуры[29].

Можно сказать, что криминальная субкультура представляет собой своеобразное отражение качественных характеристик криминального мира и преступного образа жизни, осуществляет передачу аморальных правил и норм поведения, транслируя их от криминальных лидеров к рядовым «солдатам» преступного мира. Естественно, что в таком формате криминальная субкультура представляет собой социально-негативное явление, при этом она оказывает влияние и на всю культуру общества и многие социальные процессы. Распространение криминальной субкультуры детерминируется состоянием, динамикой, уровнем, характером и структурой преступности[30].

Таким образом, криминальная субкультура представляет собой подсистему общей системы преступности.

Криминальная субкультура занимает особое место среди внутренних источников воспроизводства преступности. Она оказывает достаточно сильное влияние на сознание человека, приводя к его деформации в направлении восприятия преступного поведения как нормального, а совершения преступления как насущной необходимости.

По справедливому утверждению В. В. Макарова, подобная деформация возможна «лишь при настойчивом и даже агрессивном поведении субкультуры при воздействии на человека. Она находит слабые места и пробивает брешь в традиционных культурных установках. Но такая атака криминальной субкультуры будет иметь успех лишь в случаях слабости и недостатков в позитивной культуре, её неустойчивых позициях. А это, надо признать, стало повседневностью в нашей жизни – когда культура находится на низком уровне и не способна отражать того напора, идущего от криминальной субкультуры»[31].

Можно утверждать, что в современном российском обществе криминальная субкультура обладает гораздо большей пассионарностью, чем культура традиционная и, тем более, официальная. В этом и заключается успешность «завоевания» криминальной субкультурой всё новых и новых плацдармов в нашем обществе, сегодня она проникает даже в самые, казалось бы, благополучные сферы жизни социума. Так, сегодня криминальная субкультура успешно адаптировалась в образовательной среде (начиная с начальной школы и заканчивая высшим образованием), в спорте, в профессиональной деятельности, даже на госслужбе и в высших эшелонах власти. Что уж говорить о профессиональной и организованной преступности, представить которую вне криминальной субкультуры просто невозможно.

Криминальным традициям и обычаям присущи, по утверждению В. В. Макарова[32], следующие элементы:

• регулятивные: «законы и правила», «понятия», регулирующие взаимоотношения в криминальной среде, в связи с ведением её субъектами антиобщественного образа жизни и совершением преступлений, специфические ритуалы общения и поведения в преступной среде;

• атрибутивные: жаргон, татуировки, клички, жестикуляция, мимика, отражающие принадлежность того или иного лица к преступной деятельности;

• эмоциональные: песни, стихи, поговорки с «воровской» тематикой, отражающие эмоциональную сторону антиобщественного образа жизни и совершения преступлений (так называемый преступный фольклор).

Важнейшим признаком криминальной субкультуры является строгое деление на своих и чужих, а также стратификация «своих», в рамках которой происходит определение социальных статусов и ролей преступников. Так, по утверждению Ф. Р. Хисамутдинова и А. Е. Шалагина[33], на самом верху криминальной иерархии в местах лишения свободы находятся «воры в законе», «положенцы», «смотрящие», «паханы». В этой же касте выделяются «стремящиеся», «бойцы», «быки», «фраера». Довольно обособленное, нейтральное положение занимают так называемые «мужики». Представители данной категории работают на производстве, не вмешиваются в конфликты между администрацией уголовно-исправительного учреждения и злостными нарушителями режима. «Красные», или «активисты», целенаправленно поддерживают администрацию, нередко назначаются на должности завхоза, коменданта, библиотекаря, заведующего клубом, входят в состав творческих коллективов и самодеятельных организаций. Последнюю касту образуют изгои зоны – «отверженные» (постоянно унижаемые и эксплуатируемые осуждённые, истинное сленговое название которых упускается по этическим и культурным соображениям).

При этом иерархия организованного преступного сообщества на воле может выглядеть иначе, например, так:

• лидер;

• авторитет;

• бригадир;

• активный участник;

• участник[34].

Лидер преступного сообщества – это всегда профессиональный преступник, обладающий большим авторитетом и являющийся активным идеологом преступного мира.

Среди социально-психологических характеристик, присущих таким лицам, А. В. Метелев[35] отмечает следующие:

• хорошие организаторские способности;

• отрицательное отношение к законопослушному поведению;

• высокий уровень коммуникабельности;

• высокий уровень преступной специализации;

• отличное знание обычаев и традиций преступного мира;

• способность к нахождению и объединению лиц с криминальной направленностью с тем, чтобы подчинить их определённой преступной идее;

• способности по управлению преступным сообществом и противостоянию правоохранительным органам.

Как отмечает С. И. Шпак[36], «криминальная субкультура на внешнем уровне имеет отчётливо выраженный коллективистский характер, поскольку формируется и существует, прежде всего, в коллективном пространстве – местах лишения свободы, организованных преступных группировках. Но внутреннее содержание криминальной субкультуры определяют индивидуализм, личные амбиции и устремления её приверженцев».

По утверждению В. В. Макарова, для членов преступного сообщества криминальная субкультура играет защитную роль, поскольку они не могут чувствовать себя «своими» в нормальной культурной среде и в рамках нормальных общественных отношений. В этом отношении роль криминальной субкультуры трудно переоценить, так как она выполняет целый ряд функций наряду с уже упомянутой защитной. Это и идеологическая подпитка, и создание собственной благоприятной микросреды, это и механизмы включения в неё новых членов, посредством чего осуществляется самовоспроизводство преступности, что позволяет не только достичь сохранения целостности и функциональности системы преступности, но и осуществлять её успешное развитие.

Таким образом, в число факторов, детерминирующих преступность, следует включить две большие категории: внешние и внутренние. Первая категория представляет собой весьма разнообразные факторы, условия и общественные отношения, способствующие сохранению, эффективному функционированию и развитию преступности как системы. Внутренние факторы менее многочисленны, но не менее эффективно действуют в отношении самосохранения и самовоспроизводства преступности.

Важное значение для понимания сути и особенностей преступности как системы является классификация её видов. По справедливому замечанию М. М. Дайшутова, «научно обоснованная классификация предметов и явлений ведёт к получению новых, более глубоких знаний о них (такой подход и лежит в основе процесса познания)»[37].

Классифицировать преступления можно по разным критериям. Так, например, В. А. Серебрякова[38] избрала в качестве оснований для классификации преступлений несколько критериев:

1) мотив, в соответствии с которым выделяется корыстная и насильственная преступность;

2) социально-демографические показатели, которые позволяют вычленить преступность несовершеннолетних, разных возрастных групп, мужчин и женщин;

3) социально-профессиональные признаки, когда идентифицируется преступность рабочих, служащих, студентов и т. д.; территориальные признаки, в соответствии с которыми выделяются такие виды преступности, как преступность в городской и сельской местности, в крупных и сверхкрупных городах, малых городах;

4) признак повторности, позволяющий дифференцировать преступность лиц, совершивших преступление впервые, повторно, и рецидивистов.

Н. Г. Кадников[39] основал свои классификации преступлений на основаниях, предусмотренных уголовным законодательством, а именно:

1) по характеру и степени общественной опасности;

2) по элементам состава преступления (по объекту, объективной стороне, субъекту и субъективной стороне);

3) по степени опасности внутри однородного состава (простые, квалифицированные и привилегированные).

Ю. В. Новикова[40] отмечает несколько основных критериев классификации преступлений:

1) на основании уголовно-правового разграничения объектов уголовно-правовой охраны; при этом признаки объекта преступления либо привлекаются на начальном этапе классификации, либо выступают в качестве дополнительного основания;

2) по субъекту преступления: преступления, совершаемые должностными лицами (должностная преступность), преступления, совершаемые несовершеннолетними (преступность несовершеннолетних), преступления военнослужащих (воинская преступность) и т. п.; в большинстве случаев основанием дифференциации служат признаки специального субъекта преступления;

3) по форме вины можно выделить преступления, совершаемые по неосторожности, умышленные преступления и т. д.;

4) по доминирующим мотивам совершения преступления;

5) по способам совершения преступления;

6) по предмету преступного посягательства;

7) по особенностям субъектов преступления.

Исследование многих подходов к классификации преступлений позволяет сделать вывод, что в настоящее время практически все они оказываются мало полезными с прикладной точки зрения. В этом отношении больший интерес представляет выделение отдельных видов преступности, предпринятое коллективом авторов всем известного учебника для вузов «Криминология» под редакцией А. И. Долговой[41]. Правда, такое выделение отдельных видов преступности классификацией не является, здесь можно вести речь скорее о систематизации.

Однако в рамках данной монографии именно систематизация имеет более важное значение, поскольку преступность здесь рассматривается в качестве целостной и структурированной системы. Поэтому возникает необходимость в более детальном рассмотрении систематизации преступлений, предпринятой А. И. Долговой и её соавторами, а также их основных характеристик.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5