Многоликий странник

Некоторые бревна из пепелища были оттащены к изгороди, за которой прятался Хейзит. Он слышал, как вконец измотанные мерги втихаря кляну своего начальника, бубня себе под нос, что с охотой уступили бы ему место, а то уж больно чистеньким он умудряется выходить даже из пожара. Один из мергов удосужился назвать его по имени – Андохас. Хейзит запомнил. Пересчитав по головам отряд, он удостоверился в том, что, скорее всего, это Андохас занимает пост десятника.

Прошло довольно много времени, прежде чем незнакомец отклеился от стремени Андохаса и, осторожно переступая через тлеющие то здесь, то там головешки и смешно задирая подол, принялся бродить по пепелищу, что-то явно выискивая. Хочет найти трупы, догадался Хейзит. Интересно, что он будет делать, если таковых не окажется?

Предчувствия Хейзита не обманули.

Время шло, и незнакомец становился все раздраженнее. Он уже пользовался не только переданным ему копьем, но и ногами, расшвыривая в разные стороны ни в чем не повинные угли и поднимая облака пепла. Наклонившись, брезгливо подцепил копьем какой-то предмет, поднес к самому лицу и возмущенно отшвырнул, да так, что тот, погромыхивая, докатился до изгороди, из-за которой Хейзит со внезапным облегчением признал в нем клетку с обгоревшим трупиком филина.

Хоть какая-то польза от пожара, подумал Хейзит и стал во все глаза смотреть, удастся ли незнакомцу отыскать вход в подвал. Через некоторое время ему стало ясно, что вряд ли, поскольку все поиски ограничивались задачей найти тела хозяина и его гостя.

Помогавшие по мере надобности ворошить угли воины первыми объявили об этом вслух.

– Похоже, никто, к счастью, не погиб, – сказал один из них, убирая меч в ножны и обращаясь к Андохасу, который не мог скрыть своего равнодушия по этому поводу.

Зато если бы мерг заметил взгляд, брошенный на него человеком в длинной рубахе, он бы наверняка выхватил меч обратно и принял защитную стойку. Хейзит все это видел и ехидно посмеивался.

– Здесь нам больше нечего делать, – принял решение Андохас. – Пусть утром сюда приходят другие, а мы двинемся дальше. Ночь только начинается, и кто знает, где еще могут оказаться все эти ваши заговорщики.

Незнакомец хотел было возразить ему, однако мерги уже повскакивали в седла и потянулись вереницей прочь, прихватив с собой факелы, оставленные давно заснувшими в своих постелях вабонами, довольными уже тем, что на сей раз беда обошла их стороной.

Неужели никто так и не понял, что тут только что произошло, думал Хейзит, следя за удаляющейся кавалькадой. Говоря по правде, самого его тоже одолевали сомнения относительно причин всех этих неожиданных событий, но он хоть знал, кто за ними стоит. Немного терпения, и ему откроется истина. Кроме терпения, понадобится осторожность. И везение. Последнего ему не занимать, судя по тому, что до сих пор он оказывался в самой гуще круговерти загадок, намеков и подозрений. Теперь крайне важно не упустить нить.

Когда последний всадник скрылся за домом, Хейзит встал на ноги и смог выглянуть поверх изгороди, доходившей ему до плеча. Не успел он заметить, куда направился незнакомец и где прячется Дит, как позади раздался грубый окрик:

– Тэвил! Кого это носит по моему саду! Ну, погоди у меня, сейчас я выйду!

Ждать Хейзит не стал. Метнувшись в сторону, чтобы не свалиться прямо на черные головешки, он ловко перемахнул через изгородь и, пригнувшись, обежал дом с другой стороны, спугнув нескольких мальцов, которые, очевидно, тоже прятались в темноте, надеясь покопаться в пепелище, когда все разойдутся. Дети с визгом разбежались, что было Хейзиту только на руку: пусть хозяин дома и все, кто сейчас прислушивается, думают, будто это всего-навсего проделки ребятни.

Только бы не натолкнуться на Дита и его тайного приспешника, мелькнула мысль. Кстати, где они?

Он обогнул дом, потом второй, оказавшийся жилищем пекаря и его выдающейся во всех отношениях женушки, заглянул в ближайшие проулки, однако никого там не застал. Неужели они тоже убрались восвояси, наивно решив, что на сегодня их задача по поиску заговорщиков выполнена?

Стоило Хейзиту поставить себя на место того, кто не знал о наличие в доме писаря большого погреба, как он осознал, что едва ли околачивался бы сейчас здесь в ожидании сам не зная чего. Вероятно, он поспешил бы обратно в таверну рассказать обеспокоенной его долгим отсутствием матери о том, что их добрый знакомый Харлин погиб в огне, а вместе с ним – мятежный арбалетчик Фейли, бежавший из одного пекла, чтобы попасть в другое.

Кстати о таверне! Если Дит ушел отсюда, очень может быть, что он направился именно туда. И если выяснится, что Хейзит до сих пор где-то бродит, это вызовет у Дита справедливые подозрения. Хотя, какое ему дело? Диту выгодно, скорее всего, продолжать разыгрывать полную непричастность к происходящему и таким образом оставаться в роли доносчика замка, роли, которую он исполняет неизвестно с каких пор.

Хейзит подобрался к одиноко стоящему посреди дороги колодцу, сел на влажную от разлитой вокруг воды землю и призадумался.

Почему же неизвестно? Разве Харлин не намекал при их последнем разговоре на то, что большинство несчастных случаев таковыми вовсе не являются? То есть, если он прав, гибель отца, его падение с собственноручно выстроенной стены в ров, не было случайностью. Хокан дружил с опальным писарем Харлином. Даже построил ему дом, который теперь лежит грудой углей. Не означает ли это, что Хокан мог знать то, о чем знает Хейзит: про переписанные свитки, двух жен Дули и еще многое другое, про что Харлин не успел упомянуть? И на свою беду поделился этим открытием с ближайшим другом, тоже строителем – Дитом. А тот, не долго думая, выложил все Ракли и получил доходное место личного осведомителя с заданием продолжать слежку за всеми подозрительными личностями, которые вступают в связь с бывшим старшим писарем замка.

Нового замка.

Хейзит аж подскочил от внезапной догадки.

Ну, конечно! Какого же еще? Отец погиб от руки предателя, но успел незадолго до смерти передать ему, своему сыну, весточку, смысл которой он постиг только сейчас, сидя в грязи у сослужившего сегодня добрую службу колодца.

«У Старого Замка». Это не просто название таверны. Это гораздо больше, чем название. Это – своего рода завещание ему, сыну. И всем тем, кто знает правду об истории вабонов. Завещание настолько хитрое, что даже Дит не понял его смысла. Подобные ему наверняка сочли «У Старого Замка» выражением преданности старине Меген’тора, и потому никто до сих пор не додумался заставить Гверну сменить табличку при входе. «У Замка» звучало бы слишком очевидно. «У Нового Замка» – слишком вызывающе, чтобы не привлечь внимание преданных Ракли людей. А вот «У Старого Замка» было именно тем выражением, между слов которого скрывался намек на разницу между просто «замком» и тем, каким ему надлежало быть.

Хейзит в возбуждении стукнул кулаком по каменной кладке колодца. Он разгадал! Он понял отца! Теперь он точно знает, что все рассказанное Харлином – правда. Во всяком случае, так считал его отец. Кто же еще из завсегдатаев таверны догадываются об истинной природе ее названия?

Что-то было не так…

Хейзит осмотрелся. Вокруг все было тихо.

Опустил взгляд на свою руку. Снова сжал ее в кулак. Кулак ныл от удара. Колодец-то был из камня. Здесь, где все постройки из дерева, а камень ценится превыше всего уже потому, что его запасы давно иссякли, обыкновенный колодец имеет каменные стены!

На всякий случай он провел ладонью по шершавой кладке.

В темноте не разглядишь, но ошибки быть не могло. Колодец из камня. причем, судя по узкой форме выступов, из того же, что и Меген’тор.

Это открытие настолько поразило Хейзита, что в первый момент он схватился за голову, словно боясь ее потерять.

Жить всю жизнь поблизости, учиться в доме Харлина, иногда захаживать сюда за водой, стоило матери заподозрить содержимое ближайшего к таверне колодца в недостаточной чистоте для варки ее знаменитого пива, чтобы только сейчас заметить это совпадение! Да и совпадение ли? События последних дней красноречиво намекали на то, что во взрослой жизни, к которой он с некоторых пор имел непосредственное отношение, почти любое совпадение можно объяснить, если знать, зачем оно нужно. Насколько Хейзит помнил, крупных пожаров в Малом Вайла'туне не происходило за его бытность ни разу. Таких, чтобы дом сгорал целиком да еще грозил подпалить соседние постройки. И вот, стоило шеважа научиться обращаться с огнем и сжечь их заставу, а ему – вернуться домой, как пламя словно идет по его следу. Или по следу кого-то из его новых знакомых, точнее – одного из них: Фейли. Домыслы? Хейзит первым усомнился бы в существующей здесь связи, если бы все это ни происходило у него на глазах. И вот теперь перед ним оказалась еще одна загадка вопиющая о том, чтобы ее не оставили без внимания. Колодец и Меген'тор. Что между ними могло быть общего? Материал, из которого они сложены. Но раз главная башня замка – единственная в своем роде, во всяком случае, считается таковой, значит, колодец связан с ней по крайней мере временем постройки. Если бы Ракли позволил тратить на колодцы камни, он был бы сложен из природного камня, а не из этого, искусственного. Не зря же все остальные колодцы в обоих Вайла'тунах деревянные. И те, которые были вырыты до рождения Хейзита, и те, что роются сегодня. Существовало даже расхожее мнение, будто деревянные брусья – единственный пригодный для постройки колодцев материал, поскольку дерево способствует очистки подземных вод. Те, кто рыл в свое время этот колодец, придерживались, вероятно, иного мнения. Или просто-напросто не были с ним знакомы.

Предаваясь всем этим размышлениям, Хейзит пытался сделать из них хоть какой-нибудь правдоподобный вывод, но тщетно. Колодец был перед ним, его можно было пощупать, в него можно было при желании заглянуть и послушать эхо собственного голоса, но как он оказался здесь, когда и, главное, зачем, если иметь в виду, что из замка сюда едва ли кто-нибудь когда-нибудь спускался за водой, непонятно.

Хейзит лежал животом на холодном колючем камне и пытался увидеть отсветы луны на далекой поверхности, когда его рассеянное внимание привлек блик света, исходившего явно не сверху. Блик был оранжевым и трепетал, как если бы внутри колодца кто-то невидимый додумался развести костер. Что за чудеса, мелькнуло в голове, неужели опять пожар? Только на сей раз, похоже, пожар подводный…

Ничего подобного ему видеть не приходилось. Заглядывая в любой колодец днем, ты видишь собственное маленькое, неразборчивое из-за ряби отражение на фоне белого квадрата неба. Ночью, если повезет – звезды. Но чтобы в колодце горел огонь – нет, такого еще не было.

Присмотревшись, Хейзит сообразил, что оранжевый отсвет падает скорее не на воду, а на стенку колодца глубоко внизу. Игра теней на ровной кладке завораживала. Возникало ощущение, будто в колодец упал, но почему-то не погас факел.

Свесившись над краем колодца так, чтобы только не свалиться следом за воображаемым факелом, он, сам не зная зачем, крикнул:

– Есть там кто-нибудь?

Разумеется, ему никто не ответил, но оранжевые блики подозрительно заметались, словно не могли решить, погаснуть или вспыхнуть с новой силой.

Из окружающих домов его едва ли могли услышать, так как он кричал прямо вглубь колодца, перевалившись в него всем телом и рискуя потерять равновесие и загреметь в воду.

– Эй, кто там прячется? – повторил Хейзит, удивляясь собственной наивности.

Ему, однако, пришлось удивиться еще сильнее, когда через мгновение вместо эха из глубины колодца донеслось:

– Сначала назови себя.

Голос звучал приглушенно. Между тем Хейзит отчетливо слышал каждое слово. Более того, ему показалось, что он узнает говорящего, хотя в правильность догадки было трудно поверить.

– Фейли?! – Собственный шепот чуть ни оглушил его.

– Хейзит?..

Оранжевый свет запрыгал по стенкам колодца, как будто факелом яростно размахивали, потом послышалось неразборчивое бормотание, и снова наступила тишина.

Не решаясь ее нарушить, Хейзит ждал, судорожно соображая, что же делать. Если он не сошел с ума окончательно, в колодце каким-то непостижимым образом очутились и почему-то не спешили взывать о помощи его погибшие в пламени недавнего пожара друзья. Хейзит был уверен, что Харлин там же и что бормотал именно он. Не хватало только услышать уханье филина.

– Вы живы? – Глупее вопрос трудно было придумать, однако он задал его, надеясь тем самым поддержать столь внезапно начавшийся разговор с невидимым собеседником.

– Ты там один? – после паузы донеслось снизу.

– Один. – Разумеется, они боятся обнаружить себя еще больше, чем он – свою причастность к ним. – Как мне помочь вам выбраться?

– С чего ты решил, что нам не терпится попасть с руки к мергам и прочим приспешникам замка? – разразился шепелявой тирадой второй голос из колодца. – Уж лучше я просижу здесь до и без того скорого конца моих дней, чем порадую Ракли и его палачей.

Дальше снизу полетела приглушенная брань, заставившая Хейзита невольно улыбнуться: если Харлин не позабыл всех этих слов, видать, он не так уж плох, как то можно было предположить.

– Эй, что ты там забыл у колодца?

Хейзит отпрянул назад и оглянулся.

Из переулка между ближайшими домами на него смотрела невысокая фигура в длинном плаще с капюшоном, скрывавшим голову и лицо. В первый момент он подумал, что это вернулся подельник Дита, однако на том была рубаха, а не плащ, да и грозную веревку с грузилами на концах теперь заменял настоящий кожаный пояс с ножнами, из которых слишком заметно торчала толстая рукоятка кинжала.

Не успел Хейзит предупредить прятавшихся в колодце друзей или хотя бы ответить незнакомцу, как тот уже был рядом и с хозяйским видом заглядывал внутрь. Хейзит понял, что он не может не заметить горящий внизу факел, и хотел уже было вмешаться, отвлечь незнакомца, может быть, даже напасть на него, не имея ни малейших шансов на успех, но тут последний извлек из-за пазухи моток веревки и, не раздумывая, бросил его в колодец.

– Поймали? – крикнул он вслед мотку, не обращая ни малейшего внимания на потрясенного свидетеля. Конец веревки он держал в руке.

– Где ты достал такую труху? – донеслось из-под земли. – Хоть привязать покрепче догадайся.

Незнакомец ловко просунул конец мотка в железную скобу, к которой крепилась цепь с ведром, и быстро завязал тугой узел.

– По моей команде начинай крутить, – тоном, не терпящим возражений, обратился он к Хейзиту. – Если нас заметят, нам всем конец. Мерги недалеко ушли.

Хейзит машинально взялся за холодную дугу подъемного ворота. Что-то в голосе и нервных движениях незнакомца показалось ему странно узнаваемым. Где-то он уже встречал этого человека, который ползал теперь на брюхе по краю колодца и, отбросив всякую осторожность, громко вещал в пустоту:

– Надеюсь, вы там не все припасы слопали, и веревка вас выдержит. Фейли, на твоем месте, я бы пропустил старика вперед. Нет, не так нужно. Обвяжи лучше его за пояс или на худой конец за плечи. Харлин, как дотянетесь до ведра, хватайтесь и держитесь. Цепь попрочнее будет. И не разжимайте рук, пока мы вас не вытянем. Ты готов?

Он оглянулся на Хейзита. Тот охотно закивал, в ужасе осознавая, что допускает ошибку за ошибкой. Не нужно было, как угорелый, спешить на пожар. Чему быть, того не миновать. Не нужно было задерживаться, когда толпа разбрелась. Не нужно было прятаться и подходить к колодцу. И уж тем более не стоило помогать какому-то невесть откуда взявшемуся человеку в капюшоне.

– Крути!

Сейчас вернутся мерги и всех их повяжут. Придется ему раньше времени предстать перед Ракли, но только уже в ином качестве: как пленник, пойманный на месте преступления и заслуживающий неминуемой кары. Что-то и в самом деле веревка тяжеловата. Может, они оба на ней висят? Ну, еще поворот! Еще!

Над краем колодца появилась чья-то взъерошенная голова.

– Отвяжите меня от этой штуковины или я сейчас задохнусь, – прошепелявил Харлин, брыкаясь и тщетно пытаясь разорвать руками спасшую его петлю вокруг пояса.

Незнакомец довольно бесцеремонно ухватил его за плечи, перевалил через каменный бортик и уронил на землю. Выхватив из ножен кинжал, полоснул по веревке и велел Хейзиту крутить рукоятку в обратную сторону. Ведро ушло обратно под землю, но веревка зацепилась, и незнакомцу пришлось ее судорожно распутывать.

Между тем Харлин зашевелился и перевернулся на бок. Хейзит поспешил ему на выручку. Старик ловил ртом воздух и мог говорить с большим трудом. Все лицо и вся одежда его были в саже, как будто он выбрался не из колодца, а из печной трубы.

– Рукописи… они остались там… если их найдут, они погибнут…

– Тише вы! – зашипела фигура в плаще, стоящая в полный рост на краю колодца и пытающая развязать веревку. – Иначе погибнем мы все. А ты давай обратно и отматывай назад, пока не скажу. Погоди, Фейли, до тебя мы тоже доберемся.

От усердия капюшон с головы незнакомца упал за плечи, и Хейзит узнал в нем того, кого меньше всего ожидал здесь да еще при подобных обстоятельствах увидеть: Мадлоха. Так вот почему голос этого человека казался таким знакомым. Но Мадлох ни разу за все путешествие из Пограничья не проявил себя отважным воином, а тут он, похоже, не раздумывая, действовал, словно по хорошо отработанному замыслу. И рисковал наравне со всеми.

Ему наконец удалось распутать веревку. Заметив, что Хейзит оставил свое место ради помощи Харлину, он выругался, но мешать не стал.

– Нож, мне нужен нож, – попросил Хейзит.

Мадлох бросил ему кинжал. Разрезать петлю на поясе старика было делом одного мгновения. Рукоятка кинжала лежала в ладони приятной тяжестью. Нет, определенно в обладании оружием есть что-то чарующее, мелькнуло в голове у Хейзита. Во всяком случае не чувствуешь себя таким беззащитным, как всегда. Это «всегда» возникло у него только сейчас. Раньше оружие представлялось ему разве что обременительной ношей, таившей в себе опасность. Теперь опасности подстерегали его повсюду, так что завести что-нибудь острое и хорошо заточенное больше не казалось ему столь уж глупой мыслью.

Между тем Мадлох в одиночку справился с воротом и ждал, когда Фейли подаст сигнал с подъему. Тот все медлил, вероятно, опасаясь за прочность веревки.

Хейзит на всякий случай зажал продолжавшему слишком громко бредить Харлину рот и напряженно озирался по сторонам, ожидая в любой момент увидеть патрульный отряд или сбежавшихся на шум жителей ближайших домов. Пока все было на удивление тихо.

Цепь с резким лязгом стала наматываться на ворот. Веревка предательски потрескивала, но держалась. Мадлох крутил рукоятку из последних сил и наверняка выпустил бы ее, если бы ни Хейзит, успевший ухватиться за нее и повиснуть всем телом. Вместе они поднимали Фейли до тех пор, пока тот ни перебросил через край колодца ноги, после чего сел и попытался высвободиться. Петля, которой он тоже обвязался вокруг талии, съехала к подмышкам, так что вид Фейли имел довольно беспомощный и забавный. Мадлох сам разрезал его петлю и на всякий случай отвязал от ворота веревку, чтобы не вызвать у тех, кто придет утром к колодцу, лишних подозрений.

– Нам нужно как можно быстрее уходить отсюда, – сказал он, склоняясь над Харлином и заглядывая ему в глаза. – Вы можете передвигаться?

Старик только кивал, хватаясь худыми пальцами за горло.

– Он нахлебался дыма. – Фейли спрыгнул с колодца и кулаком размазал по вспотевшему лицу сажу. – Хотел тащить с собой все свои бутылки. Я убедил его, что жизнь дороже.

– Не совсем, – прохрипел Харлин и закашлялся.

– В любом случае в ближайшее время вам туда дорога заказана. – Мадлох махнул рукой в сторону пепелища.

– Молодец, что выручил нас, – сказал Фейли, протягивая арбалетчику руку.

– Это не повод, чтобы сидеть здесь и радоваться спасению, – буркнул тот вместо рукопожатия. – Чем дальше мы окажемся отсюда в самое ближайшее время, тем лучше.

– Мои рукописи… – умоляюще заломил руки Харлин.

Не обращая на его слабые причитания должного внимания, Мадлох и Фейли подхватили старика и чуть не силком поволокли прочь. Хейзит последовал за ними, однако внезапно услышал:

– Лучше ступай домой и сделай так, чтобы тебя ни в чем не заподозрили. И присматривай за своим Дитом. Мы не хотим, чтобы ищейки Ракли по твоей милости еще раз садились к нам на хвост.

– По моей?! – возмутился Хейзит, но осекся, потому что в словах Фейли была правда: если рассуждать здраво, то виновницей свалившихся на их голову неприятностей стала не кто иной, как его несмышленая сестра, имевшая неосторожность говорить не с теми и не о том.

Он стоял и растерянно смотрел, как три фигуры сворачивают за угол ближайшего дома. Он помогал им, но они отказались от его услуг. Они больше не хотят водить с ним дружбу, потому что пепел и сажа, запачкавшая их лица, души и жизнь – его рук дело. Он был слишком наивен, чтобы серьезно относиться к их предостережениям. И теперь наказан за это отлучением от их трудного, но захватывающего своей непредсказуемостью пути, от их веры, от их знаний. И пусть их мысли могут показаться большинству странными и нелепыми, таких как они, вероятно, много, во всяком случае, достаточно для того, чтобы везде и всюду находить кров и поддержку. А он, хотя и склонен больше верить в то, во что верят остальные, пребудет в одиночестве, среди чужих ему людей, не доверяя никому, кроме занятой своими делами матери да слишком юной сестры, под одной крышей с предателем и доносчиком, водя знакомство с тем, кто, как теперь выясняется, мог быть причастен к смерти его отца, и делая вид, будто так и надо.

Хейзит посмотрел на свои руки. Они тоже были перепачканы сажей. При поднятии из колодца ведро расплескалась, однако на дне еще сохранилось немного воды, и он торопливо сполоснулся.

Может быть, сегодня вообще не возвращаться домой? Переспать где-нибудь на улице, но так, чтобы никто случайно не наткнулся, а утром первым делом сходить к Бехеме или обводному каналу и как следует искупаться. Ничего, если мать попереживает, зато улягутся все остальные страсти, а уж причину своего отсутствия он как-нибудь придумает. Он же не ребенок, чтобы по каждому поводу оправдываться. Да и мало ли у него теперь в Вайла’туне неотложных дел!

Решив, что ничего лучше ему в его нынешнем положении не придумать, Хейзит на всякий случай последний раз заглянул в колодец. Что нового он собирался там увидеть, неизвестно. Вероятно, проверить, не остался ли непотушенным факел. Но никакого факела в черной шахте колодца больше не было. Скорее всего, Фейли предусмотрительно бросил его в воду. Правда, если завтра он окажется вынутым вместе с ведром и попадет не в те руки, люди обязательно начнут задавать друг другу вопросы, и кто-нибудь из местных умников захочет забраться в колодец, чтобы случайно наткнуться на проход, ведущий под пол сожженного дома, туда, где среди бутылей с вином остались лежать заветные свитки.

Хейзиту показалось, будто он слышит тоненький писк, многократно отраженный стенками колодца, писк животного, похожий на писк младенца. Ему даже померещилась остренькая мордочка крысы, подслеповатые глазки которой сверкнули среди кромешной темноты и снова спрятались между каменной кладкой. Увидеть крысу ночью считалось у вабонов дурным знаком, и он поспешно отпрянул, убеждая себя в том, что она ему только почудилась.

Однако это было не совсем так. Крыса и в самом деле выбегала из задымленного подземного коридора на свежий воздух колодезной шахты, но впереди был обрыв и страшная вода, и она, скользя по земле и острым камням длинным, все подмечающим хвостом, развернулась и поспешила обратно в душную, зато хорошо ей знакомую темень. Наконец-то исчез этот ужасный огонь, ослепивший ее некоторое время назад, когда она высунула из своего излюбленного лаза головку, и увидела, как мимо ползут на четвереньках двое людей, один из которых держал в руке пылающую палку. Ей пришлось прятаться в укрытии до тех пор, пока они оба ни убрались куда-то наверх, откуда мгновение назад на нее смотрела чья-то черная фигура. Пахло гарью. Лучше убираться отсюда да поживей, а то и не заметишь, как тебя огреют чем-нибудь тяжелым или напустят диких кошек. Собственно, кошек крыса не боялась. Это они побаивались ее, щетинили шерсть и шипели при встрече, правда, не нападали, полагая, вероятно, что следом за ней идет целая стая. Откуда им было знать, что она вот уже долгое время живет в этих подземных лабиринтах совершенно одна, старая и слабеющая, давно позабывшая смысл всех этих ежедневных перебежек с места на место, повидавшая на своем веку немало врагов и хитростью и проворством избежавшая многих опасностей. Теперь она уже не такая прыткая, как прежде, и сторонится чужой жизни, чтобы еще хоть немного продлить свою, хотя и непонятно зачем. Зато она прекрасно изучила все здешние лазы, норы и переходы и всегда знала, куда идет. Иногда дорогу подсказывал ей хвост. Иногда зрение заменяли острые волосатые ушки. Но когда она начинала испытывать голод, как сейчас, на помощь приходил безошибочный нюх. Накануне она плотно подкрепилась в доме старика. Съела с пола все крошки, пока глупый филин тщетно хлопал в клетке крыльями и отвлекал хозяина от разговора с гостем. Когда начался пожар, она первой почувствовала неладное, юркнула под сундук, сбежала по лестнице под пол и с трудом пролезла между холодными бутылками. Теперь отыскать дорогу, по которой она сюда пришла, мешал тянущийся под потолком дым, перебивавший все остальные запахи. Крыса замерла, понюхала воздух и представила себя в комнате, сплошь заставленной мешками с зерном и мукой, рядом с которыми из прокусанных ею дыр высыпались душистые пирамидки. Сейчас запах был очень слабым, но она почувствовала его, хотя, быть может, это ей только показалось. Но есть хотелось все сильнее, и она засеменила по коридору, задрав мордочку и приглаживая грунт напряженным хвостом. Крыса знала, что путь ей предстоит неблизкий, однако ничего иного не оставалось. С тех пор, как сюда перестали спускаться люди, она бессчетное число раз преодолевала в темноте это расстояние между любимой кладовой с мешками, дурманящим винным погребом и опасным колодцем. Коридор, по которому она сейчас бежала, имел и другие ответвления, но часть из них была теперь либо завалена по причине проводившихся наверху строительных работ, либо пересечена подземными водами, в которые не войдет ни одна уважающая себя крыса, а то и вовсе затоплена. Чтобы избежать ненужных случайностей, лучше не сбиваться с дороги, размениваясь по пустякам, а придерживаться раз и навсегда заведенного маршрута: кладовая – погреб – колодец – погреб – кладовая. Крыса спешила со всех своих коротеньких лапок. Хорошо еще, что она не испугалась филина и успела подкрепиться прямо у него на глазах. Пучеглазый урод! Больше всего на свете она ненавидела голод. Лучше упасть в воду и дважды переплыть подземный ручей, чем томиться от желания откусить собственный хвост. На памяти у нее были случаи, когда по возвращении кладовая оказывалась пустой, так что вся стая, в которой она раньше жила, покружив по полу и не найдя ничего, кроме ржавых гвоздей да трухлявых веревок, выбирала из своего числа слабейших и больных, набрасывалась на них и с голодным остервенением пожирала, пьянея от собственной силы и чужой крови. Со временем некоторая часть стаи, в основном молодые крысы, отбилась от основной. Хотя им как будто удалось найти место, куда люди снаружи стаскивали себе подобных и оставляли умирать в темноте и одиночестве, под собственные крики и дикий смех, остальные крысы посчитали более благоразумным не рисковать и не менять заведенных традиций. С некоторых пор в кладовую стали поступать не только мешки, но и вкусные до безумья головы сыра. Стоило их понадкусывать, как расточительные люди брезгливо отрезали от них и выбрасывали целые куски, и те быстро плесневели, становясь от этого только еще желаннее. Сейчас крыса спешила в кладовую и знала, что в укромном уголке ее ждет потаенная норка, в которую она заблаговременно натаскала и сыра, и сухих ягод, и обрезков колбасы – всего того, что раньше она, не задумываясь, сожрала бы в один присест, лишь бы только ни крошки не досталось ее не менее прожорливым сородичам. Теперь сородичей больше не было. Одни погибли по вине зловредных людей, другие сдохли от старости, третьи утонули в подземных стремнинах, четвертых загрызла она сама, пользуясь своим превосходством в ярости и силе. И вот она осталась единственной крысой, повелительницей этого бесконечного подземелья, обреченной на одиночество, но зато предоставленная самой себе, своим мыслям и своим желаниям. Те, что ушли питаться человеческими трупами, больше не возвращались. Или они просчитались, и люди, прежде чем умереть, всех их переловили и съели, оттянув свою агонию, или, напротив, возлюбили свой выбор, давший им столько мяса, что они не успевали его поедать, позволяя гнить и разлагаться. Крысе не было до них дела. Она принюхивалась к земле, хвостом заметала за собой следы, остававшиеся на вековой пыли, и торопилась домой, в кладовую. Запахи становились все отчетливее, и это могло означать только одно – ее цель приближалась. Наступил самый сложный участок пути, когда коридор резко пошел вверх, и пришлось взбираться на высокие ступени. Выбиваясь из сил, крыса карабкалась на них, где-то в глубине тускнеющего сознания понимая, что проделывает это в последний раз. Она даже заставила себя передохнуть, чего с ней прежде никогда не случалось. Будь она по-прежнему в стае, ее бы наверняка уже давно съели как лишнее бремя. А сейчас она вольна останавливаться столько, сколько ей хочется, и бегать вдоль одной-единственной ступеньки, принюхиваясь и готовясь к новому броску. Упорства ей всегда было не занимать. Вот и щель между стеной и дверью. Дверь это всегда заперта, потому что снаружи висит длинный пыльный гобелен, заставленный тяжелым сундуком. Теперь достаточно пробежать через комнату в тот угол, где стоят ржавые рыцарские латы, отыскать там узкий лаз в соседнее помещение – и вот она, кладовая! Но только почему здесь так сегодня светло? Обычно она не видит доспехов и разве что догадывается об их существовании. Неужели она…