Гений атаки. Сценарий

Кабинет майора Игнатенко. На стене висит «тарелка» репродуктора. Голос диктора сообщает информацию «От советского информбюро…» Входит Всеволод Бобров.

Майор Игнатенко: «Рядовой Бобров?»

«Так точно».

«Вы направляетесь на учёбу в интендантское училище».

«Что? Не понимаю. Как это? А на фронт? Я же просил…»

«Товарищ Бобров, это не я решаю. Пришла разнарядка, мы все живём по приказу партии».

«Но я ждал, что меня на фронт! Мой старший брат на фронте… Ребята, с которыми я был призван, тоже ушли, а я, значит, учиться? Отсиживаться в тёплом месте?»

«Товарищ Бобров, есть приказ. За неподчинение в военное время… Сами знаете… А на фронт успеете. Получите необходимые знания и займёте своё место в строю, лейтенантом будете».

Бобров: «То есть штаны протирать за партой, когда на передовой каждый человек важен? Знаете, как от стыда сердце жжёт, что я здесь, а не там? Сколько можно объяснять, что я не склонен, не предназначен для интендантской работы? Отправьте рядовым, чёрт возьми! Ну вы посмотрите на меня! Я не интендант, я спортсмен, я предназначен для активной военной службы».

Офицер военкомата с пониманием смотрит на Боброва: «Мой отец ушёл на фронт рядовым красноармейцем, его направили писарем в штаб. Каллиграфия, понимаете ли, идеальный почерк. Но война заставляет всех брать винтовку в руки, даже штабного писаря. Была наступательная операция, он вместе со всеми шёл в атаку и погиб… Тяжёлое осколочное ранение в живот… Так что… Вы думаете, мне не хочется туда, чтобы хотя бы одного фрица шлёпнуть и отомстить… хотя бы одного… Но я здесь, в этих тоскливых бумажках, в этих картотеках, в этом, чёрт возьми…! Нет, не торопитесь, товарищ Бобров. Фронт прожорлив. Всему своё время».

Омск. Кабинет генерала Белова, начальника военного интендантского училища. Генерал смотрит в мокрое окно. За его спиной стоит полковник.

Генерал: «Я хочу сколотить сильную футбольную команду».

Полковник: «Сейчас? В военное время?»

Генерал: «Вы помните, что Москва в самые тяжёлые месяцы обороны провела два хоккейных мачта? И другие города проводят спортивные состязания. Это крайне важно для людей – слышать дыхание нормальной жизни. Спорт – это жизнь».

Полковник: «Да, спортивных клубов раньше было много, но…»

Генерал: «На заводе „Прогресс“ постоянно играют в футбол. Там есть Михаил Бобров, он с середины двадцатых годов был в заводской команде, сперва на Путиловском в Питере, затем в команде „Прогресса“ в Сестрорецке. Поинтересуйтесь, кого он порекомендует из игроков. Кстати сын его сейчас в нашем училище, насколько я знаю, тоже спортсмен, за сборную Ленинграда выступал. Имейте это в виду».

Полковник: «Будет сделано, товарищ генерал».

Дождь. Футбольный матч. Всеволод Бобров забивает гол. Болельщики в восторге.

Клуб училища. Натянутая простыня вместо киноэкрана. Курсанты смотрят кинохронику.

Казарма. Курсанты с газетами в руках, обсуждают арест Старостина.

«Читали? Старостина арестовали!»

«Старостин – первоклассный спортсмен, футболист! Чего его арестовать?»

«В газете сказано, что он шпион».

«Он футболист! Какой шпион?».

«Чёрным по белому написано! Уже состоялся суд».

«Понимаю, что написано, но как это возможно? Как футболист может быть шпионом? Какие у него секреты? Наверняка ошибка!»

«В следственных материалах сказано, что он пропагандировал буржуазную манеру игры».

«Какую? Буржуазную? Это что за манера такая? Бей по мячу – вот и вся игра. Будь ловким и быстрым – вот весь секрет. Шпионаж-то где?»

На середину комнату выходит курсант со строгим лицом, и говорит сквозь зубы: «Товарищи, считаю этот разговор неуместным. Партия лучше знает, кто враг. В следственных органах не дураки работают. Не мы с вами судили Старостина, а пролетарский суд под руководством нашей партии. Невиновного никто не осудил бы. Сказано, что шпион, значит шпион, будь он хоть футболист, хоть кочегар, хоть полотёр… А кто будет оспаривать решение партии, тот сам – враг народа!»

Все уныло замолкают, повисает тоскливая тишина.

Интервью. Всеволод Бобров: «В феврале 1943 года победно завершилась Сталинградская битва. Мы все ждали этой победы, все надеялись, но слишком уж огромные были потери, чтобы быть уверенными в исходе. Сталинград был превращён в руины. Собственно, ничего от города не осталось, только груды кирпича… И вдруг в мае, когда, казалось, что в Сталинграде и речи не могло быть о каких-то мирных праздниках, на берегу Волги состоялся футбольный матч. Настоящий футбольный матч! Вокруг ещё не все трупы убраны, не все мины обезврежены, и тут вдруг – футбол! Играли на крохотном стадиончике в Бехетовке. Чуть ли не десять тысяч зрителей собралось там – раненые солдаты, офицеры и чудом оставшиеся в живых мирные жители. Играли Сталинградское „Динамо“ и московский „Спартак“. Сталинградцы выиграли со счётом 1:0…»

Интервью. Иосиф Сталин: «Лондонская „Таймс“ отвела целую страницу этому матчу. От лондонского футбольного клуба „Арсенал“ прилетела приветственная телеграмма. А известный британский журналист Брюс Харрис написал так: „Сталинград – это имя стало сейчас символом невиданной стойкости, храбрости, победы. Но можно ли было думать, что после таких переживаний, какие не выпадали ни одному городу, город сумеет выставить на футбольное поле свою команду? Не есть ли это проявление того духа, который свойственен только русским воинам?“»

Хроника: разрушенный город, сплошные руины. Хроника футбольного матча.

Омск. Военное интендантское училище. Всеволод Бобров и курсанты обсуждают футбольный матч в Сталинграде.

Бобров: «Какая игра, братцы! Какой футбол! Ну почему не мы играли там?!»

Кто-то из курсантов: «Куда нам… Мы ж так… Просто балуемся…»

Бобров: «Спорт – не баловство! А в Сталинграде… этот футбольный матч доказал, что спорт может и должен быть оружием, знаменем, пропагандой мирной силы. Только так!»

Омск. Декабрь 1943

Военные палатки под снегом. Всеволод вскрывает письмо. Его лицо омрачается тенью.

Он бежит к командиру.

«Товарищ капитан!»

«Что стряслось? Почему не по уставу?»

«Прошу прощения, товарищ капитан. У меня мать умерла, телеграмма пришла с запозданием… Сегодня похороны… Разрешите мне…»

«Ладно, Бобров. Ты у нас на хорошем счету. Выпишу тебе увольнительную».

Днём Бобров ловит попутку. Валит снег. Всеволод сидит в открытом кузове, пытаясь укрыться от снега и ветра.

К вечеру Всеволод приезжает в город. Он спрыгивает с кузова, садится на трамвай.

Идёт пешком уже в темноте. Ветер и снег.

Врывается в свой дом. Семья и несколько близких друзей сидят за столом. Все только что вернулись с кладбища.

Всеволод падает к ногам отца: «Папа, как же так?»

Отец: «Налейте ему рюмку…»

Всеволод: «Нет, я пойду на кладбище…»

В темноте он стоит у свежей могилы. Простенький крест с именем матери залеплен снегом. Всеволод опускается на колени и падает лицом на могилу: «Мама, прости, я не успел».

Июнь 1944. Москва.

Центральный Дом Красной Армии имени Фрунзе. Отдел спорта ЦДКА.

Кабинет генерала. Генерал встречается с командирами: «Товарищ полковник, мне доложили, что в Омске, в спортивной команде интендантского училища есть замечательный футболист… (заглядывает в бумаги) Некто Всеволод Бобров. Слыхали о таком?»

«Так точно, товарищ генерал. Приглядываемся».

«А что приглядываться? Вы же знаете приказ Реввоенсовета от 34-го года. Создавать в ЦДКА всеармейские сборные команды по важнейшим видам спорта. Я понимаю, что война и что вроде бы не до спортивных команд в армии сейчас. Но приказ никто не отменял, и обстановка изменилась. А футбольный матч в Сталинграде показал, что надо всерьёз браться за спорт… Народу нужна моральная опора, а спорт олицетворяет мирную жизнь. Спорт теперь – идеология. Так что ищите спортсменов по всей стране. Вызывайте в Москву лучших».

1944. Июль. Омск.

Ночь. Совместные патрули милиции и военной комендатуры ищут нарушителей паспортного режима и курсантов интендантского училища, ушедших в самоволку или не вернувшихся из увольнения к урочному часу.

Всеволод Бобров сидит на кровати в маленькой комнате. Рядом лежит девушка.

Бобров: «Мне пора. Рядом с тобой забыл про время».

Девушка: «Сева. Останься. Нарвёшься на патруль. Ты же знаешь, что ваших курсантов строго наказывают. Сам же говорил, что за самоволку отправляют на фронт».

Бобров целует её: «Я давно прошусь на фронт. Мне ли бояться патрулей? Я пойду, в училище ведь тоже проверка, а на „губу“ не хотелось бы, позорно это».

Улица. Бобров бежит от фонаря к фонарю. Впереди появляется патруль: «Стой!»

Кабинет председателя омского облисполкома. Леонид Кувик просматривает сводку ночных происшествий.

Спрашивает секретаря: «Этих всех на фронт?»

«Да. Нарушители комендантского часа, курсанты военного училища… Позволяют себе чёрт знает что… Распустились тут…»

Кувик смотрит на фамилию Боброва. Берёт красный карандаш и вычёркивает Боброва.

Секретарь молчит, но в его взгляде вопрос.

Кувик: «Боброва оставим. Очень уж известен на футбольном поле. Любит его народ. Как объясним его исчезновение? Ну, загулял у бабы, что ж тут… Да и отца его пожалеть надо: недавно похоронил жену. Старший сын на фронте, вестей нет, теперь и младшего под пули?.. Проявим… как его… милосердие… тьфу, какое дурацкое слово… При чём тут милосердие? Просто нужен он здесь, на спортивном поле нужен, потому как нечем больше людей радовать, кроме как футболом… Будь проклята эта война…»

Интервью. Николай Эпштейн, тренер: «Спорт многих от гибели на фронте уберёг. А почему? Да потому, что была установка такая сверху: талантливых спортсменов на передовую не посылать! Примечательная, между прочим, установка. Говорит она о том, что, несмотря на все тяжести военных лет, особенно первого, самого губительного периода войны, руководство страны не теряло веру в победу и берегло лучшие спортивные кадры для послевоенного времени».

Омск. Интендантское училище. Бобров входит в кабинет майора.

Бобров: «Товарищ майор, по вашему приказанию курсант Бобров…»

Майор: «Тише, Бобров, что ты так шумно! (просматривает бумаги на столе) Вот интересуются тобой… Москва интересуется».

Бобров: «В каком смысле, товарищ майор?»

Майор: «Отправляешься в Главное политуправление Красной Армии».

Бобров: «Не понимаю, товарищ майор».

Майор: «А я и сам не понимаю, Бобров… Успеваемость у тебя на уровне, вдобавок спортсмен, нареканий нет, если не считать тот случай, когда ты к девчонкам бегал и был задержан во время комендантского часа. Но мы это дело замяли, про это никто ничего… Так что я не вижу причин для тревог… И всё-таки Главное политуправление… Видать, что-то серьёзное. Начальник училища приказал докладывать, что там у тебя. Как доберёшься до Москвы, сообщи. И дальше тоже… Ну и не посрами наше училище, если что…. Не подкачай».

Бобров: «Не подкачаю, товарищ майор».

Майор: «Вот твои документы… Кстати, Бобров, помнишь тех проштафившихся курсантов, которых на Белорусский фронт отправили? Их наказали, а тебя не стали, потому что спортсмен…»

Бобров: «Так точно».

Майор: «Все погибли. Неудачно их десантировали, все как один погибли. Так что ты, считай, под счастливой звездой родился».

Бобров: «Все?.. Все погибли?»

Майор выразительно смотрит на Боброва: «Может, судьба бережёт тебя для чего-то? Какой-нибудь „спортивный бог“ оберегает? Хранит тебя для чего-то более важного?»

Бобров: «Что может быть важнее сегодня, чем разгром Гитлера?»

Майор: «Есть ещё и завтра, и жизнь после войны…»

Москва. Железнодорожный вокзал.

Яков Цигель встречает Всеволода Боброва.

«Бобров?»

«Так точно»

«Здравствуй, как добрался?»

«Хорошо».

«Едем с тобой в Отдел спорта ЦДКА».

«Но мне приказано явиться в Главное политуправление Красной Армии».

«Знаю… А знаешь ли ты, зачем тебя вызвали?»

«Никак нет».

«Про твои спортивные успехи многие наслышаны. Там, наверху… Понимаешь? Как ты в Сибири голы забиваешь».

«Это плохо?»

«Наоборот, Бобров. Тебя хотят направить в команду ЦДКА».

«Правда?»

«Правда, правда… А пока давай махнём сначала к нам».

«Куда „к нам“?»

«К генералу Василькевичу. Виктор Эдуардович хочет с тобой познакомиться лично».

«А он кто?»

«Помощник командующего ВВС Московского округа. Возглавляет авиационное училище».

«Понятно. Что ж, едем знакомиться».

Они едут в машине по улицам Москвы. Возле стадиона «Динамо» Бобров видит афишу о предстоящем на Центральном стадионе «Динамо» финальном матче на Кубок Советского Союза между ленинградским «Зенитом» и армейской командой Москвы.

Бобров: «Большой футбол! Ёлки-палки! Ну, доложу я вам, если уж на „Динамо“ опять футболы начались – значит, Гитлеру точный капут…»

Цигель: «О том и речь: спорт вселяет уверенность в народ».

Они входят в кабинет генерала Василькевича. Бобров вытягивается в струнку: «Здравия желаю, товарищ генерал».

Генерал: «Вольно, вольно. Так ты и есть тот самый Бобров?»

Бобров: «Тот самый или не тот, но я Бобров, товарищ генерал».

Генерал: «Давно хоккеем занимаешься?»

Бобров: «С детства, товарищ генерал».

Генерал: «Наслышаны мы о твоём мастерстве, о твоих победах. Все тут хотят заполучить тебя».

Бобров: «Вот уж не думал, что в столице про меня кто-то слышал. Неужто поэтому в Москву вызвали?»

Генерал: «Не поверишь, но именно поэтому… Значит так, Бобров. Предлагаю тебе играть в команде Авиаучилища. Если согласен, приказ я подпишу сегодня же».

Бобров: «Что тут обсуждать, товарищ генерал. Приказ есть приказ. Конечно, согласен».

Генерал: «Значит, быть по сему».

Генерал выходит из-за стола и протягивает Боброву руку для пожатия.

Бобров отвечает крепким рукопожатием: «Товарищ генерал, разрешите обратиться с просьбой».

Генерал: «Говори».

Бобров: «Мои беспокоятся… Ну, то есть училище моё, руководство… Они не знают, зачем меня в Москву дёрнули… Простите, вызвали… Могли бы вы сообщить начальнику училища, что я тут по спортивным делам, а не…»

Генерал: «Понимаю. Молодец, Бобров. Похвально, что так относишься к коллективу. Генералу Белову я позвоню лично. Поставлю в известность».

Бобров: «Спасибо, товарищ генерал. Разрешите идти?»

Стадион «Динамо». Футбольный матч между «Авиаучилищем» и «Динамо».

Команды выходят на поле, футболисты несут цветы и дарят их игрокам другой команды.

Начинается игра. Счёт открывает динамовец Балясов.

В конце первого тайма Бобров забивает два гола в ворота динамовцев.

Диктор: «Особое внимание привлекает игра младшего техника-лейтенанта, нападающего Всеволода Боброва. Это, бесспорно, игрок с большим спортивным будущим, хотя ему ещё надо очень много над собой работать, ибо заметно его стремление во всём подражать Федотову»…

Омск. Несколько рабочих на заводе читают газету «Красный спорт»: «Встреча команды авиаучилища и клуба „Динамо“ закончилась победой авиаторов. Два гола забил Всеволод Бобров, новый игрок команды, и это, бесспорно, игрок с большим спортивным будущим!»

Кто-то хлопает в ладоши: «Это же наш Севка! Вот молодец! Слышали: игрок с большим спортивным будущим! Знай наших!»

Москва. Кабинет начальника Главного политуправления.

Генерал-лейтенант трясёт газетой: «И как это понимать, товарищи?»

Среди присутствующих сидит за столом генерал Василькевич.

Генерал-лейтенант продолжает: «Почему Бобров играет за Авиаучилище? Как это произошло? Откуда эта самодеятельность, товарищ Василькевич?»

«Виноват, товарищ генерал-лейтенант».

«Виноват? Вы что, мальчишка? Это вам не конфету со стола стянуть. Мы тут не шутки шутим, генерал Виктор Эдуардович! Откуда… Как вы вообще…? Боброва вызвали в Москву, чтобы он играл в команде ЦДКА. Для этого он здесь. Сейчас спорту уделяется такое внимание! ЦДКА – это главный клуб армии! Неужели не понимаете?»

Василькевич: «Товарищ генерал, у меня было несколько встреч с тренером команды ЦДКА товарищем Аркадьевым. Он не был уверен, что Бобров ему нужен. У него в роли центрального нападающего выступает Григорий Федотов, он ключевой игрок команды, можно сказать её душа и мозг. Представить Федотова на другом месте просто невозможно. Вот Аркадьев и сомневался, что делать с Бобровым? Не держать же его в резерве, на скамейке запасных. Он же талантливый бомбардир».

«Аркадьев сомневался, но это в прошлом. Теперь не сомневается. Он требует Боброва к себе».

Борис Аркадьев на футбольном поле. Размышляет, наблюдая за тренировкой футболистов ЦДКА. Рядом с ним помощник.

Аркадьев: «Быстрота – это решающий фактор футбольной игры. Но одна быстрота, без точности, не даст ещё желаемого результата».

Раздевалка клуба ЦДКА. Бобров знакомится с игроками команды ЦДКА.

«Что так припозднился? Сезон уж кончился».

Бобров: «Приказы не обсуждаются, а выполняются. Сказали играть за Авиаучилище, играл там. Велели к вам идти – я и пришёл. О причинах ничего не знаю, да и не интересуют они меня. Главное – играть…»

Входит тренер Аркадьев: «Всеволод? Здравствуй. Рад познакомиться с тобой лично… К футбольному сезону ты, правда, опоздал, но тренировки пока продолжаются…»

Бобров (улыбается): «Я готов приступить хоть сейчас, Борис Андреевич… (придвигается ближе, произносит тихо, доверительно) Неужели я буду с ними играть? Они же такие… знаменитые, могучие… Вон хотя бы Григорий Федотов – это ж имя! Герой футбола!»

Аркадьев: «Да, Всеволод, будешь с ними, будешь один из них… Кстати, ты уже устроился? Комнату тебе дали в гостинице?»

Бобров: «Да, Борис Андреевич, сегодня вселился».

Интервью. Александр Никитин, журналист: «В те годы все игроки ЦДКА жили в гостинице ЦДКА. Все в одном месте, друг у друга под боком. Это было удобно».

Тренировка. Команда бежит кросс. Мокрые, уставшие, недовольные.

На присыпанном снегом футбольном поле футболисты отрабатывают удары.

Бобров едет на трамвае, везёт в общежитие большую сетку с футбольными мячами.

Футбольное поле, тренировка. Игроки насквозь мокрые от пота. Никаноров на воротах. После тренировки все медленно бредут в раздевалку. Федотов останавливает Боброва: «Сева, давай-ка ещё побьём Никанорову». Бобров смотрит на уставших футболистов, на мокрого Никанорова, но соглашается – ведь сам Федотов просит.

Они идут к воротам. Начинают бить по мячу.

Аркадьев наблюдает с улыбкой. Бобров видит тренера. Аркадьев манит его пальцем. Бобров бежит к тренеру.

Аркадьев: «Всеволод, мне нравится твоя манера, твоя скорость, точность удара. Но не забывай давать пас. В пасе каждого игрока проявляется острота его игрового мышления… И мне нравится, что ты не торопишься уйти с тренировки побыстрее. Держись Федотова, он сейчас лучший, самый опытный и сильный».

Интервью. Павел Коротков, тренер ЦДКА: «Бобров был хоккеистом в сорок четвёртом году. Его позвали в Москву играть в хоккей… А когда сезон хоккея закончился, команда ЦДКА уехала в Сухуми в марте сорок пятого на футбольный сбор. Всю зиму армейцы жили в гостинице Центрального Дома Красной Армии. Боброва отправили в Сухуми только по чисто финансовым соображениям: если он оставался на сорок дней один в гостинице ЦДКА, это было просто невыгодно. Кроме того, в команде банально не хватало игроков, поэтому Аркадьев решил взять с собой Боброва… Непроверенного в футболе новичка Боброва».

Интервью. Александр Никитин: «Но это же глупость. Боброва вызвали в Москву приказом Главного политуправления, чтобы он играл в футбол. Он был известен как футболист. Другое дело, что в команде ЦДКА он не успел проявить себя в футболе, потому что его сманили в команду ВВС, и он пришёл в ЦДКА уже после футбольного сезона, потому на начальном этапе успел показать себя только в хоккее. Тренировались они зимой на катке, который заливали на месте теннисных кортов. И когда он в первой же игре стал обводить противников одного за другим, все ахнули. Лёгкость его движений поражала. Он запросто перебрасывал клюшку из одной руки в другую, и никто не мог справиться с ним».

Интервью. Борис Аркадьев: «Не понимаю, кто пустил эти грязные слухи… Грязные… Я увидел Боброва на первой тренировке хоккейной команды, и он меня поразил… Этот новичок, попав в компанию чемпионов страны, держался уверенно и спокойно. Я сразу понял, что это настоящий мастер, волею божьей талант… А в те времена хороший хоккеист непременно был и хорошим футболистом. Это позже началось жёсткое деление на хоккей и футбол, а в те годы хоккеисты и футболисты варились в общем котле. То была уникальная эпоха, неповторимая…»

Зима. Лёд. Игра в хоккей с мячом.

Из репродуктора слышен стальной голос диктора, сообщающий о продвижении советских войск в глубь Германии.

Капитан Владимир Бобров стоит вместе с боевыми товарищами на фоне грязно кирпичной стены. Перед ними стоит фотограф. Грудь Владимира Боброва покрыта боевыми наградами: орден 1-й и 2-й степени Отечественной войны, два ордена Красной Звезды, медаль «За отвагу», две медали «За боевые заслуги».

Всеволод разглядывает эту фотографию.

Штаб дивизии. Полковник склонился над картой. За грязным окном стелется чёрный дым. Слышна артиллерийская канонада. Входит Владимир Бобров: «Товарищ полковник, разрешите?»

Полковник: «Входи, Бобров, давно жду тебя».

Бобров: «Виноват, товарищ полковник».

Полковник: «Как там, разделался ты с этой высотой?»

Бобров: «Так точно. Немцы отступили».

Полковник: «Вот что, Бобров, передай командование капитану Волкову, а сам пакуй вещмешок. Отправляешься в Москву».

Бобров: «Не понял, товарищ полковник. С какой целью?»

Полковник: «Едешь получать новое вооружение для дивизии… Счастливчик… В Москве у тебя будет три дня. Постарайся использовать эту командировку как подарок для семьи».

Бобров: «В каком смысле?»

Полковник: «Мне доложили, что твой отец переведён в столицу по приказу Наркомата вооружения. Вот я и решил, что в эту командировку лучше отправить тебя… Надеюсь, ты успеешь… найдёшь семью».

Натянута простыня. Светит луч кинопроектора. Солдаты смотрят фильм «В шесть часов вечера после войны». Заключительная сцена, салют победы.

Солдаты громко кричат «ура», обнимаются.

Кто-то говорит с восторженным недоумением: «Как же такое может быть? Мы ж ещё не добили фрицев, а тут такое?! Значит уже победа? Теперь мне и помереть не страшно, раз нашу победу видел»…

Новый год 1944/1945

Москва.

Семья Бобровых в сборе: отец, Всеволод, Антонина, Владимир, Борис.

Всеволод обнимает Владимира.

«Вовка, дорогой мой, любимый мой…»

Интервью. Александр Никитин: «После снятия блокады Ленинграда в семью Бобровых приехал Боря, племянник Лидии Дмитриевны. Его родители погибли в блокаде, он чудом выжил. Михаил Андреевич усыновил Борю. Владимир и Всеволод относились к Боре как к родному младшему брату».

Сидят за столом

Владимир: «Давайте сначала помянем маму. Она была душой нашей семьи».

Все сдвигают гранёные стаканы.

Здесь должна звучать музыка. Сначала грустная, а потом, когда все оживают, отогреваются в уютной семейной обстановке, от которой все отвыкли, музыка должна стать радостно-лирической.

Все оживлённо говорят, но зритель не слышит слов. Только лица: удивление, радость, любовь, воодушевление.

Владимир: «А теперь давайте за победу».

Они ещё раз сдвигают стаканы.

Владимир: «Смотрели фильм „В шесть часов вечера после войны“? Кто-то из моих артиллеристов сказал, что ему теперь можно спокойно погибнуть, потому что он победу нашу видел. Вы представляете, какая это силища – кинематограф? Что угодно можно дать людям. Любую веру вселить в них… И ты, Сева, должен в спорте своём тоже дарить людям радость и счастье».

3 апреля 1945

Колонна машин. Владимир Бобров едет в ЗИСе, сидит рядом с водителем.

Слева и справа раздаются взрывы, земля летит комьями, стелется дым. Взрыв под правым колесом, почти под сиденьем Владимира Боброва. Капитана Боброва выбрасывает на обочину.

Хирургическая палатка.

«Ампутировать! Не вижу другого выхода».

Владимир слышит это сквозь туман. Да него эхом доносится слово «ампутировать», оно повторяется и повторяется…

Медсанбат.

Владимир Бобров на койке. Открывает глаза. Поднимает голову и осматривает себя.

Медсестра: «Что, капитан, не верите своему счастью?»

Бобров: « Я же слышал… Они собирались отрезать…»

Медсестра: «Вам повезло. Наш новый доктор отстоял вашу ногу. Вы даже не представляете, какой он человек. Настоящий подарок судьбы. Скоро сможете плясать. Это чудо…»

Май 1945. Берлин. Кинохроника, водружение знамени на Рейхстаге.