Ветер с Севера

Ветер с Севера

Ирина Леонтьева

Корректор Наталья Терехова

Художник Olga Crée

Корректор InCome

Составление карты Юлия Ермолаева

© Ирина Леонтьева, 2022

ISBN 978-5-0053-1143-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Ветер с Севера

Пролог

Ветер в ту ночь выл за окошком голодным зверем. Срывал с деревьев листву, кидался в окна, и маленькой Алеретт, дочери Рамиэля, герцога Месаины, казалось, будто они не в благословенной богами земле, омываемой с трех сторон теплыми морями и обдуваемой ласковыми ветрами, а на далеком Севере. Там, откуда была родом ее няня, когда-то давно угодившая в рабство, а с помоста работорговца попавшая в покои к маленькой герцогине.

За окном бесновалась непогода, но в малой гостиной было тепло и уютно. Потрескивал разожженный камин, слуги несколько минут назад принесли горячий травяной напиток с пирожными, и малышка, подойдя к резному столику, инкрустированному диковинным, привозимым с загадочного востока малахитом, взяла чашку из тонкого фарфора и отпила глоточек, затем села в кресло, и няня встала, чтобы укрыть ноги подопечной бархатным покрывалом.

– Бериса, – попросила ее малышка, состроив умильную физиономию, – расскажи мне о своей родине, Вотростене.

Няня, еще не старая женщина, остановилась, окинула юную герцогиню оценивающим, пристальным взглядом, и сторонний наблюдатель, окажись он в эту минуту в покоях, подумал бы, до чего же они обе разные.

Бериса была роста вполне среднего, крепкого сложения. В каждом движении ее чувствовались уверенность и сила. Было видно, что годы рабства не сломили, но закалили ее. Впрочем, по лицу ее, по умным выразительным глазам можно было понять, что образование она получила хорошее и вообще была весьма и весьма умна. Но, может быть, другие и не выживали в суровых условиях дальнего севера? Ее легко было представить если и не на светском балу, какие частенько давали в более легкомысленной Месаине, но на каком-нибудь заседании совета гильдии уж точно. И кто знает, как сложилась бы судьба Берисы, если бы ее отец, глава оной торговой гильдии, не решил однажды взять дочь с собой в поездку на восток. Поездку, из которой она уже не вернулась.

Совсем иное дело Ретта. Тонкая и легкая, как будто воздушная, с белокурыми локонами и голубыми глазами, она казалась посланницей богов в этом грубом мире, и каждому, кто приближался к маленькой герцогине, хотелось оберегать ее и защищать.

Но только сама Бериса да еще мать Ретты, женщина умная и властная, знали, что девочка вовсе не так проста, как это могло показаться со стороны. В движениях ее, в повороте головы, в серьезном не по годам взгляде читались ум и воля, унаследованные от матери. И когда, случалось, в ее присутствии говорили о делах, Ретта высказывала суждения, которые и мать, и отец одобряли.

– О Вотростене? – спросила Бериса, усаживаясь в кресло напротив и беря в руки вторую чашку. – Что же ты хочешь услышать?

– Что-нибудь интересное, – не задумываясь, ответила Ретта. – И страшное!

Няня улыбнулась.

– Что ж… Тогда слушай. Вотростен располагается далеко на севере, и отделяют его от Месаины два длинных горных хребта и Пустынные земли.

Девочка вскочила и, подбежав к полке, достала карту. Расстелив ее на полу, принялась уже более наглядно следить за рассказом няни. Вот их земля – Месаина со столицей Эссой – расположилась на треугольной формы полуострове и весь его заняла. Берег богато изрезан бухтами. С севера тянется длинный хребет, за ним пустыня, такая огромная, что можно подумать, там вместится спокойно с десяток Месаин, а то и больше. Потом еще один горный хребет, и к северу от него страна, о которой в Месаине мало кто знает, до того скрытны ее обитатели. Ну, а еще севернее тех загадочных земель лежит Вотростен. Тоже полуостров, только больше Месаины размером.

– Нужно родиться в наших землях, чтобы их любить, – тем временем продолжала няня. – Это суровый, безжалостный край, и люди в нем сильны. Лето длится чуть больше двух месяцев, не то что на юге. Когда долгими зимними ночами принимаются выть ураганы, то кажется, будто демоны вырвались из подземного царства на волю. Море там не замерзает круглый год и бьется о скалы, словно раненое чудовище.

– А почему оно не мерзнет? – живо спросила Ретта.

– Легенды гласят, будто первый князь, пришедший в северные земли, принес человеческие жертвы владыке вод, прося избавить народ от голода. С тех пор море там никогда не покрывается льдом и рыба в нем обильна. Но это только легенда. В наших краях рождается скудный хлеб, а леса густые и сумрачные. От всей души не желаю тебе когда-либо попасть туда.

Стекло в окне вздрогнуло от особенно резкого порыва, и Алеретт, поежившись, живо взобралась обратно в кресло.

– Расскажи мне еще что-нибудь, пожалуйста, о Вотростене, – попросила она.

***

10 лет спустя

Лохматое рыжее солнце с ленивой неторопливостью опускалось за горизонт, словно в насмешку окрашивая море, разбитый причал, а также то, что осталось от некогда цветущей Эссы, в нежные оранжево-розовые тона.

На одном из кораблей, стоявших на рейде в виду городских стен, показался высокий широкоплечий мужчина лет двадцати восьми – тридцати на вид с выделяющимися на лице умными зелеными глазами. У него были длинные, по северной моде, золотистые волосы с легкой рыжеватой искрой, усы и короткая аккуратная бородка. Оглядевшись по сторонам, он подошел к другому мужчине, такому же крепкому, но темноволосому, на вид ровеснику, до сих пор словно бы нарочно прятавшемуся в тени.

– Ну что, Аудмунд? – спросил с волнением в голосе ожидавший. – Как дела?

– Нам надо спешить, Бёрдбрандт, – последовал негромкий ответ. – Мой брат вот-вот ударит.

– Проклятая сука! – прошипел тот, кого назвали Бёрдбрандтом, и его собеседник кивнул, соглашаясь. Он явно понял, о чем идет речь.

– Бардульв некромант, и он уже попробовал крови, – вновь заговорил Аудмунд, плотнее закутываясь в плащ и натягивая кожаные перчатки с раструбами. – Крови людей. У него обширные планы насчет завоевания окрестных земель, и он теперь не сможет сдержаться. Он выпьет Вотростен до дна, чтобы заполучить вожделенную силу и достичь цели. И мы должны его остановить.

Бёрдбрандт выразительно огляделся по сторонам, и его собеседник качнул головой, давая понять, что они одни и их никто не услышит.

– Как ты думаешь, – спросил у Аудмунда его друг, – он будет просить о помощи Фатраин?

Тот в ответ коротко кивнул и вслух пояснил:

– Наверняка. Он уже сказал, что после заключения договора отправится в Рагос, чтобы навестить деда. Магистр, без сомнения, окажет Бардульву помощь. Теперь, когда больше нет моего отца, который много лет сдерживал жену и сына, а войска почти все тут, в Месаине, некромантам не составит труда незаметно проникнуть на территорию полуострова.

Аудмунд отчетливо скрежетнул зубами и так сильно схватился за фальшборт, что побелели костяшки пальцев.

– Я, в общем-то, понимаю, что виноват не сам Бардульв, а его покойная мамаша, эта проклятая сука Кадиа, – вновь заговорил он шепотом, тщательно сдерживая гнев. – Но нам от этого не легче. Она напоила сына человеческой кровью сразу после рождения, и тот был обречен. До сих пор Бардульв держался, но эта война предоставила ему слишком много возможностей, чтобы безнаказанно почерпнуть силы в крови людей. Он не устоял. Хотя я, признаться, до последнего все же надеялся на чудо. Но его не произошло. И совсем скоро Бардульв превратится в зверя.

И снова повторил:

– Нам надо спешить.

Некоторое время оба молчали, обдумывая сложившуюся ситуацию, и наконец Бёрдбрандт произнес, все так же тихо, но серьезно и торжественно:

– Ты сын князя и маршал Вотростена. Мы привыкли в бою видеть тебя впереди. Мы пойдем за тобой и на этот раз.

Аудмунд кивнул, принимая клятву товарища, и тот засуетился, спуская шлюпку на воду.

Догорали последние отблески заката. Небо темнело. Море шептало, лениво ударяясь в борт корабля. Хотелось отдаться этой ласковой неге и ни о чем не думать, но ни тот, ни другой не могли себе позволить подобной роскоши.

Вдруг Аудмунд ощутимо напрягся, обернулся и приложил палец к губам, делая знак другу. Тот кивнул, без слов давая понять, что увидел и понял, и через несколько минут на палубу вышел еще один мужчина. Невысокий и худощавый, с узкими холеными руками и с глубоко посаженными глазами на костистом, угловатом лице, он не был похож ни на одного из присутствующих. Ничем не стянутые темные волосы в беспорядке спадали на плечи.

– Уже уезжаешь, брат? – спросил пришелец у Аудмунда, и Бёрдбрандт перевел взгляд с одного на другого и обратно, словно оценивая.

Действительно, трудно было не поразиться, увидев их вместе. Бардульв, молодой князь двадцати двух лет, только недавно, незадолго до войны, взошедший на трон Вотростена, выглядел сущим мальчишкой по сравнению с собственным младшим братом, которому, несмотря на обманчиво взрослую внешность, шел всего лишь двадцатый год. Впрочем, тут тоже крылась своя загадка, ответ на которую заключался в расе матери Аудмунда.

– Еду, – ответил тот, явно решив без нужды не вдаваться в подробности.

Бардульв чуть заметно приподнял брови, но настаивать не стал, только сухо приказал:

– Когда в Вотростен прибудет моя невеста, встреть ее, как подобает.

Аудмунд приложил руку к груди и склонил голову в почтительном поклоне:

– Слушаю, повелитель.

1. Вести из города

Стоящие на рейде корабли Вотростена были хорошо видны из покоев юной герцогини Алеретт. Длинные и в чем-то даже изящные, с обитыми бронзой слегка приподнятыми носами и закругленной кормой, они всем видом внушали уважение, и она невольно залюбовалась их опасной красотой. Сейчас боевые башни с пространством для стрелков пустовали, а корабельные орудия и абордажный ворот – перекидной мост с железным крюком на конце – были тщательно укрыты, но Ретта прекрасно помнила, как буквально несколько дней назад эти вот корабли расстреливали их флот.

Ретта вздохнула и, устало прикрыв глаза, потерла виски. Запаха гари, долгие дни неотступно стоявшего над городом, уже почти не чувствовалось.

Теплый ветер шевелил легчайшие занавеси. Шелк обивки напоминал, что совсем недавно была другая, куда более легкая и приятная жизнь. Однако позолота канделябров уже успела потускнеть, и даже львиные головы дверных ручек, казалось, скалились не столь грозно, как прежде.

На море у Вотростена не было конкурентов, но увы, отец позволил себе об этом забыть. И не только об этом.

Герцог был человек, в общем, не злой, скорее, наоборот – слишком добрый и чересчур мягкий, местами даже легкомысленный. Книги и музыку он любил больше, чем что-либо иное, и эти недостатки компенсировались тем, что Рамиэль был младшим сыном. Править его никто не учил, но ему это и не было нужно. И только внезапная смерть его старшего брата поставила покойного ныне деда Ретты перед сложным выбором – либо самому жить вечно, что, конечно же, было невозможно, либо подобрать оставшемуся сыну умную жену, которая будет за него править. Так он и поступил.

…Тени сгущались, накрывая осиротевший, обезлюдевший город пыльным пологом, но не было тех, кто бы зажег огни. Если даже не считать того, что масло теперь стоило непростительно дорого, а значит, решительно невозможно было тратить его на освещение улиц, почти все люди сейчас находились либо на службе в армии, либо в госпитале. Последних, впрочем, было гораздо больше. Так много, что даже Ретта, в детстве забавы ради и с позволения матери изучившая лекарское искусство, с недавних пор трудилась в главном госпитале Эссы почти неотлучно. Теперь, к концу дня, тело у нее ломило, глаза слипались, но Ретта все не находила в себе сил отойти от окна, гадая, с какими известиями прибудет отец, отправившийся к Бардульву на переговоры.

О, если бы они с братом были дома, когда умерла от болезни легких их мать, герцогиня Исалина, и отец остался без ее мудрых советов! Но увы, тогда, год назад, сама Ретта путешествовала по Месаине с подругами и придворными дамами, а младший брат ее Теональд гостил у родителей матери, где обучался искусству управления страной. Оба они опоздали предупредить несчастье. Ретта примчалась в Эссу, когда война Рамиэлем уже была объявлена, а брата дед их просто-напросто не отпустил в самую гущу боевых действий. Теональд рвал и метал, но поделать ничего не мог. Все, что ему оставалось, – это слать отцу гневные, полные резких отповедей и наставлений письма. Читая их, Рамиэль краснел, но признавал правоту наследника, тяжело вздыхал и передавал послания дочери, чтобы та могла ознакомиться.

Разведка лорда Валерэна сработала из рук вон плохо – уже через неделю после объявления войны армия Бардульва блокировала Месаину с моря и с суши, и спешно приехавшей домой Ретте оставалось лишь беспомощно наблюдать, как воины северян выкатывают пушки и собирают осадные орудия. Народ все больше слабел от голода, ибо поля и склады продовольствия были первым, что враг приказал уничтожить. Конечно, достали вотростенцы далеко не все, но их пушки били очень старательно.

«Что это? – спрашивал Теональд в личных письмах к старшей сестре. – Преступное ротозейство или предательство? Кто внушил отцу мысль, что пора отбить у северян богатые золотом острова?»

Брат обещал разобраться, едва вернется домой, а Ретта и сама задавала себе те же самые вопросы. Сколько раз ее мать убеждала супруга, что не стоит трогать колонии северян и лучше бы оставить острова в покое, пусть даже они равно удалены от обеих стран и выглядят соблазнительно. Вотростен никогда не отдает своего. Но увы, едва ее не стало, как герцог Рамиэль тут же совершил роковую ошибку, решив, по-видимому, что старого князя больше нет, а новый – неопытный юноша, и совершенно не учитывая наличие у Бардульва ума, советников и умелого маршала.

Ретта тяжело вздохнула, отошла от окна и подумала, как много запросит Бардульв за мир. Молодой возраст князя больше никого не обманывал.

Дверь скрипнула, и в покои, осторожно ступая, словно боясь кого-нибудь разбудить, вошла няня.

– Что это ты в темноте сидишь? – спросила она, снимая шаль, и потянулась к лампе. – А я к тебе с новостями. Походила тут по улицам, послушала кое-что.

Ретта вопросительно подняла брови. Вид у Берисы был серьезный и крайне загадочный. А если учесть, что в городе теперь чаще можно было увидеть вотростенские патрули да отпущенных на берег матросов, то послушать старую няньку и впрямь стоило.

Между тем Бериса зажгла светильник, за ним другой, забрала у пришедшей служанки поднос с двумя порциями скудной каши и травяным отваром и только потом, устроившись в кресле у разожженного подопечной камина, принялась выкладывать добытые сплетни:

– Для начала могу сказать, что, вероятнее всего, Бардульв скоро покинет Месаину.

– Ты уверена? – встрепенулась Ретта.

О, если бы это было так, как сразу бы изменилась их жизнь к лучшему! В голове герцогини одна за другой стали рисоваться самые радужные перспективы. Они еще успеют посеять хлеб и собрать урожай, хотя бы один. Успеют наскоро подлатать дома. Конечно, это не поднимет из руин страну, однако, по крайней мере, поможет пережить грядущую зиму. А уже потом можно будет начинать строиться.

Ослепленная радостными видениями, Ретта даже зажмурилась от удовольствия. Вновь появятся на столах персики, гранаты, хурма и инжир, будут восстановлены разоренные виноградники. Какие восхитительные известия!

Однако Бериса еще не закончила. Дождавшись, пока воспитанница вернется из мира грез назад на землю, няня продолжала:

– Думаю, тебе это тоже будет интересно: объявление войны застало Вотростен накануне какой-то внутренней драмы. Полагаю, это одна из причин, по которым Бардульв не станет медлить.

– А что у них случилось? – удивилась Ретта.

До них в Месаину никакие вести на этот счет не доходили.

«Впрочем, мы о многом не знали, не только об этом», – напомнила сама себе Ретта и вновь обратилась в слух.

Бериса огляделась по сторонам, наклонилась и сделала воспитаннице знак приблизиться. Та с готовностью подалась вперед.

– Он некромант, – прошептала Бериса. – Так говорят.

– Кто? – испуганно ахнула потрясенная Алеретт.

Хотя она уже заранее догадывалась, какой последует ответ. Бериса посмотрела ей в глаза и кивнула, подтверждая догадку:

– Бардульв. Некромант, испробовавший крови людей.

Ретта схватилась за голову, мысли ее смешались.

– Некромант…

– Да.

История хранила немало примеров, когда некроманты пробовали черпать силу в крови людей, и никогда это не заканчивалось ничем хорошим. Они уже не могли остановиться и убивали все больше и больше, пока топор палача или кинжал наемного убийцы не обрывал их жизнь. Но некромант у власти?

Радужные видения мгновенно растаяли, словно дым от костра. Конечно, он теперь не уйдет навсегда, но непременно вернется позже, когда ему понадобится восстановить силы.

– Возможно, все дело в его матери. Даже наверняка. Уж тут-то я могу поведать не понаслышке. Она с Фатраина, дочь магистра Джараака. Народ княгини Кадиа славится сильными колдунами, и старый князь Эргард женился на ней лишь потому, что остро нуждался в войске. Что ж, свою помощь он получил.

– Бардульв его единственный сын? – поинтересовалась Ретта.

К ее удивлению, няня покачала головой:

– Нет. Есть еще младший, эр-князь Аудмунд. Он незаконнорожденный.

Герцогиня поморщилась. Несмотря на мотивы, побудившие ее родителей к браку, Исалина и Рамиэль прожили всю жизнь в любви и согласии, поэтому теперь их дочери не доставляло удовольствия выслушивать истории об адюльтерах. Хотя, конечно, Ретта при дворе за восемнадцать лет жизни навидалась всякого.

Бериса между тем продолжала:

– Никто не знает, как это произошло. Бардульву едва исполнился год, когда его отец ушел в поход. Вернулся он с младенцем на руках. И должна тебе сказать, что о брате князя тоже ходят странные слухи.

– Какие же?

– Точно никому не известно, однако подозревают, что его мать была рысью.

Ретта не удержалась и вскрикнула от удивления:

– Как такое возможно?

Няня пожала плечами:

– Во всяком случае, старый князь привез сына именно из земель оборотней. Он официально усыновил мальчика и беззаветно любил всю жизнь.

– Признал сына?

Ретта была фраппирована.

– Ну да. Княгиня, конечно же, ненавидела Аудмунда, но ничего не предпринимала. Или просто не могла ничего сделать, что тоже вероятно. Говорят, брат равным образом настороженно относится к нему. Несмотря на юный возраст, Аудмунд на редкость сильный воин и талантливый полководец. Он маршал Вотростена и, пока не умер его отец, частенько водил войска на битву.

– Сколько ему теперь?

– Должно быть, около двадцати лет. Я уже давно сбилась со счета, но он немногим старше тебя. Все это только слухи, девочка, но я даже не знаю, право, кто же из братьев на самом деле опасней.

За окном уже успело стемнеть. Молчали цикады. Не было слышно ни выкриков подгулявших прохожих, ни звуков песен.

Ретта вздохнула и покачала головой. Что ж, по крайней мере Бардульв скоро покинет Месаину, и за это стоит благодарить отца богов Вийюту. Как будет дальше – узнают потом.

За спиной тихонько приоткрылась дверь, и в покои проскользнули несколько фрейлин. Одна из девушек забрала опустевший поднос, другие начали готовить постель ко сну. Достали ночную рубашку с пышными, тщательно отглаженными кружевами и приблизились, дабы помочь герцогине разоблачиться.

– И правда, шла бы ты спать, девочка, – проворчала Бериса. – Уже еле на ногах держишься.

Ретта коротко кивнула в ответ. Дел у нее больше на сегодня не было, а потому она молча позволила помощницам расплести ей волосы и уложить в постель.

– Спокойных снов, – пожелала воспитаннице няня и поцеловала в лоб.

Вскоре светильники были затушены, и спальня опустела.

Ретте не спалось. Колыхались от ветра занавеси и листва за окном, отбрасывая на паркет кривые, длинные тени. Герцогиня смотрела на них, пытаясь угадать фигуры, и в размытых очертаниях ей чудились то крылья сказочного дракона, то разверстая пасть, то чьи-то клыки. От духоты вскорости разболелась голова, и Ретта встала, распахнула высокое окно и вышла на балкон. Укрытый благосклонным пологом ночи, город спал, нервно вздрагивая во сне, и можно было легко представить, что и не было этого изматывающего, страшного года, и что мама жива. Вот сейчас откроется дверь, и Исалина войдет, по привычке спрашивая, что тут происходит и почему дочь в столь поздний час до сих пор не спит.

Ретта улыбнулась воспоминаниям и, не желая огорчать маму, пусть даже и оставившую этот мир, вернулась в постель.

Скоро ей удалось забыться тяжелым, беспокойным сном. Снились ей бои, чьи-то гневные крики и пронзительно-зеленые кошачьи глаза на мужском лице. И Ретта никак не могла понять, что же эти видения означают.

2. Госпиталь

Утро началось для нее, как всегда, с первыми лучами рассвета. Распахнув глаза, Ретта позвонила в колокольчик и отрывисто бросила пришедшим на зов заспанным фрейлинам:

– Одеваться.

Те послушно полезли в шкаф.

– Вы сегодня снова пойдете в госпиталь, ваше высочество?

– Да.

Девушка постарше извлекла рабочий наряд Ретты – зеленое хлопковое платье. Вторая заплела волосы госпожи в тугую толстую косу и уложила их венцом.

– Можете идти, – отпустила их герцогиня, когда с утренним туалетом было покончено.

Девушки сделали реверанс и безмолвно испарились.

Встающее из-за крыш золотистое солнце силилось разогнать густой туман. Корабли Вотростена все так же покачивались на рейде, и Ретта подумала, что пора бы уже отцу дать знать, как у него дела и как продвигаются переговоры на флагмане северян. Само собой, Бардульв обещал безопасность герцогу, но все же война еще не закончилась, а потому Ретта допускала любой теоретически возможный вариант развития событий.

Внизу под окнами раздались резкие, отрывистые команды и топот ног – это как раз сменился караул.

Дверь распахнулась, и в покои герцогини вошел гвардеец. Коротко кивнув ему в знак приветствия, та взяла сундучок со снадобьями и первая покинула комнату. Страж направился вслед за ней.

Фрейлин герцогиня с собой в госпиталь никогда не брала. Их глупые охи, закатывания глаз и демонстративные обмороки раздражали Ретту и отвлекали от работы лекарей, у которых, без сомнения, было более важное и нужное занятие, чем хлопотать над балованными девицами.

Убиравшиеся во дворце в столь ранний час служанки приветствовали госпожу глубокими реверансами. Та любезно здоровалась с каждой девушкой, и они в ответ желали ей доброго дня.

Впрочем, мог ли день на войне быть добрым? Философский вопрос, и в иное время Ретта охотно бы его обсудила. Вероятно, да, если считать хорошим день без десятков и сотен новых раненых. День, когда стоны пациентов будут раздаваться не так громко, как прежде.

Дар или проклятие? Ретта с детства чувствовала души и боль людей, и ей было почти физически тяжело видеть, как умирает какой-нибудь парень с чистым, на редкость добрым сердцем, еще совсем молодой. Он мог бы жить долго и счастливо, встретить любимую и родить детей. Но, конечно, уже не встретит, умерев в тяжелой атмосфере и зловонии городского госпиталя. И такое случалось практически ежедневно. И она ничего, абсолютно ничего не могла со всем этим поделать, несмотря на свое высокое положение – только немного, в меру собственных возможностей, облегчить страдания. И она приходила в госпиталь снова и снова, проводя там дни напролет, с раннего утра и до позднего вечера. Рамиэль подобных занятий дочери, разумеется, не одобрял, но Ретта не обращала на его ворчание никакого внимания. Не отец ли всему виной? На этом безмолвный поединок взглядов обычно заканчивался, и герцог первый опускал глаза.

Утро разгоралось, и Ретта торопилась, прибавляя шаг. Под ногами противно чавкала грязь, юная герцогиня то и дело обходила помои, которые давно уже никто не убирал, и с грустью смотрела на обшарпанные, с выбитыми окнами и проломленными стенами дома. Еще совсем недавно Эсса по праву считалась красивейшим городом Месаины. Чистые широкие мостовые, увитые диким виноградом дома, многочисленные цветы, пестрые краски и шпили башен; и синее, теплое море почти у самых стен, где-то вдали сливающееся с небесами. Теперь же на разбитых мостовых чаще всего копошились тщедушные дети вперемешку с тощими же свиньями и собаками, цветы иссушил летний зной, дома побили осадные машины Бардульва, и густой, тяжелый смрад плыл над все еще окруженным городом.