Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

Последний по мановению руки князя с него тут же сорвали. Курносый и красномордый – видимо от удушья – пленник тут же выплюнул собственную бороду, которую кмети использовали вместо кляпа, и принялся судорожно хватать ртом морозный воздух. Отдышавшись, он ещё какое-то время отплёвывался волосами.

– Где его взяли? – спросил князь.

– Ехал один по Дубовой речке. Когда брали, сказал что видел войско.

«Язык» наконец-то отплевался и сразу обратился к князю.

– Княже! Дозволь слово молвить с глазу на глаз.

Князь, недолго думая, взял под уздцы его кобылу и отъехал на несколько шагов. Цвет лица у пленника не менялся – по всей видимости, он был естественным.

– Говори – приказал князь.

– Я Вершок – человек Сбыни – затараторил «язык». – Он велел передать, что всё сделает, как обещал. Войско варягов идёт по Дубовой речке. В полупоприще за мной. Я его целую седмицу ждал, глаз не сомкнул. Обратно ехал – двух лошадей загнал…

– Кто в войске? – перебил князь.

– Варягов тяжелооружных две сотни. Кметей легкооружных три. Столько же охочих людей с Новограда. Обоз…

– Кто ведёт варягов?

– Сам Маконос Железный ведёт. До боя злой. Рвёт и мечет…

– Магнос? Ты сам его видел?

– Нет княже. Стяг его видел. С воем безголовым.

Князь кивнул, заканчивая разговор с краснорожим Вершком, и громко распорядился отвести пленника в обоз.

– Далеко Дубовая речка? – спросил он у Волха.

– За этой излучиной. В трёх стрелищах. Вон где дубки – Волх указал рукой вперёд, туда где за узкой речной горловиной, к которой они приближались, и вправду виднелись заросли молодого дубняка.

Князь кивнул.

– Веди туда своих. Свяжешь варягов боем на час. Они на подходе. Потом замани их к этой излучине. Здесь оттянешь на себя всю кметь и уведёшь вниз по течению. Дальше мы сами.

– Понял, отец.

Волх дал команду одному из своих воев. Тот поднёс ко рту сигнальный рог и протрубил в него короткий и резкий призыв. К княжичу тотчас подъехали оба его сотника и с полдюжины полусотников. Он отдал несколько коротких приказов, которые те тут же умчались исполнять.

Отрок подвёл княжичу боевого жеребца караковой масти, взамен взмыленного серого в яблоках. Княжич поменял коней, просто перепрыгнув из седла в седло. Другой отрок принял у него мятель и помог облачиться в кольчугу. Чёрные кудри скрылись под сарматским шеломом с полумаской и бармицей. Повесив на плечо небольшой круглый щит с железной кромкой и умбоном по центру, Волх отсалютовал отцу мечом и был таков.

Князь принялся раздавать распоряжения. Оглашать их по войску помчались несколько гонцов. По сигналу рога вои большого полка, как раз достигшие места, где остановился их предводитель, прекратили движение и начали несуетливо готовиться к бою. Не переставая при этом хохмить и хвастать.

Подъехал и набольший воевода. Князь в нескольких словах изложил ему свой план предстоящего боя. Военег потеребил отвислый сивый ус и скептически хмыкнул.

– Обозников и охочих вперёд, говоришь? Варяги же их сметут. Не успеем и оглянутся.

– Смести то сметут, но на санях задержатся. И с коней слезут. А тут ты и ударишь. Из той лощины – князь махнул рукой в сторону обширной промоины, притулившейся между отрогами двух холмов. Её узкая горловина вся поросла черёхой и была почти не заметна со стороны реки – князь разглядел её сверху, когда ездил на холм «говорить с богами».

Внимательно оглядев два крутых холма, плотно стиснувших речное русло, которое в этом месте сужалось до нескольких саженей, боярин ещё раз дёрнул себя за ус и снова не согласился.

– Без поддержки долго не задержат. Надо им в помощь воев поставить. Сотню, не меньше.

Теперь князь задумался. Правда, ненадолго.

– Сотню много. Три десятка. И я сам с ними встану.

Боярин от удивления едва не оторвал себе ус.

– Твой отец никогда бы так не поступил!

– Я – не мой отец! – вспылил князь.

Боярин не испугался, но и спорить больше не стал.

– Добро. Будь по-твоему. Только теперь ты этого убеди.

Он кивнул в сторону подбегавшего к ним на снегоступах предводителя кудеверских охотников. Это был кряжистый коренастый муж по имени Выич, прозванный так за могучую, почти бычью шею. Кроме неё он обладал непомерной силищей – при ходьбе вместо палки опирался на здоровенную дубину, а также – как выяснилось, едва он поднял свою берестяную личину – щербатым ртом, кривым носом, длинной грязной бородищей и несносным нравом.

Который тут же и продемонстрировал. Едва успев сплюнуть на лёд комок «серы», сразу полез с обвинениями.

– Цто, княз, хоцес нас вперёд поставить?! – Это цтобы нам добыци меньсе досталось?!

Его дерзость заставила князя гневно нахмурить рыжие брови. Один из его телохранителей на всякий случай даже заехал Выичу за спину.

– А я смотрю, вы хотели отсидеться за чужими спинами? – прозвучал гневный ответ. – Пограбить всласть, и руку к победе не приложить?

Выич даже подпрыгнул от несправедливости сказанного.

– Да цто ты, князе! Кудеверцици завцегда за добыцю храбро сразались! Но вперёд нас зацем цтавить? Конные кмецы враз стопцют! За так головы класць не хоцим!

Глупость этого замшелого лесного пня всколыхнула тоненький ручеёк раздражения, уже долгое время потихоньку точивший плотину княжеского спокойствия и начала обращать его в мощный поток.

Воевода, видя, что ещё чуть-чуть и князь даст волю гневу, поспешил прийти ему на помощь.

– Ты не прав, Выич! – пробасил он успокаивающе. – Ваши головы князь зазря класть не будет. Поставим в этой горловине два ряда саней – боярин указал рукой в сторону холмов – вы на них и встанете с обозниками. Нам главное чтоб твои вои варягов заставили с коней слезть, да за собой погнаться. А там надевайте свои снегоступы и бегите быстрей, чтобы не догнали. Дальше уж мы дело закончим.

Польщенный тем, что его сиволапых лесовиков назвали воями, Выич задумчиво поскоблил затылок. Потом долго и сосредоточенно расчесывал бороду пятернёй.

– Ну, коли так – пробурчал он наконец – коли только кмецей спесыть…

– Не только спешить – вставил слово князь – но и задержать ненадолго.

Выич снова задумался.

– На сколько задерзать?

Теперь князю пришлось поразмыслить, чтобы подобрать понятную для лесовика временную единицу.

– Пол рта серы разжевать – наконец сказал он.

– Долго княз. Не продерзимся. Это зе не в засаде стояць!

Князь с трудом подавил очередную вспышку гнева.

– Людей обмануть можно, лесной муж, – богов нет. Я сам буду с вами. И три десятка воев. Продержимся.

Выич выпучил на него глаза, сглотнул и прекратил, наконец, бессмысленный спор. Даже забыв от удивления закинуть в рот очередной комок серы и опустить личину, он помчался обратно к своим охотникам.

Князь с облегчением вздохнул, и начал облачение к битве. Ему пришлось проделать те же процедуры, что и Волху. Вначале – сменить своего почти загнанного мышастого скакуна на мощного саврасого жеребца, поручив первого шустрому отроку. Затем отдал ему же плащ-мятель и надел вязанные подкольчужник с подшлемником. В саму кольчугу ему пришлось влезать с посторонней помощью – та укрыла его ноги до колена, а руки до локтей. На груди плетёный доспех был усилен несколькими рядами кованых пластин. Потом отроки помогли закрепить на теле наручи и поножи. Затем он водрузил на голову шелом. Тот имел коническую форму, удобную для того чтобы с него соскальзывали вражеские клинки, и был снабжён креплениями для личины и бармицы – кольчужной сетки, защищающей шею. В лобовой части была закреплена золочёная пластина с выбитым на ней гербом князя – волком, хватающим в прыжке сокола. Довершили дело кольчужные рукавицы без пальцев.

Князь оглянулся. Его ожидали три десятка кметей, вызвавшиеся вместе с ним оборонять укрепление из саней. Возглавлял воев тот самый пристыженный им полусотник из тылового отряда, с двумя шелягами на шее. Был среди них и молодой вой, по имени Кисляк, едва не саданувший в него из лука.

Гридни большого полка, тоже завершившие боевое облачение, ведомые Военегом уже втягивалась в лощину, где им предстояло стоять в засаде.

Между двумя отрядами: большим – уходящим в лес, и малым – готовящемся к схватке, в недоумении застыл на своей кобыле златовласый бард. Его сомнения легко читались на растерянном лице. С большим полком, конечно, было безопаснее. Но ведь он сам напросился сопровождать князя, а тот только что выказал явное намерение залезть в самую гущу боя. А соваться туда виршеплёту явно не хотелось. Хотя его, как невоя, специально рубить никто бы не стал.

Князю самому не улыбалось всё время приглядывать за этим хлыщом, и он решил подтолкнуть того нужную сторону.

– Боян! – крикнул он барду – Ты не знал что боярин Военег твой большой поклонник?! И ещё не слышал новую песнь. Если тебя, не дайте боги, убьют или захватят в полон, он себе этого не простит!

Повод был более чем глупый – вся дружина знала, что набольший воевода в словоплетении – дуб дубом. Но придумывать что-нибудь получше у князя не было ни времени, ни желания. Однако жрец не стал особо привередничать, и поспешил воспользоваться представившейся ему возможностью. Развернул свою кобылу и погнал её следом за гриднями, нещадно охаживая каблуками лошадиные бока.

В спину ему раздалось несколько смешков. Князь с облегчением вздохнул и повернулся к своим кметям.

– Ну что, Кисляк – спросил он молодого воя – ты всё ещё хочешь сделать во мне дыру?

Все захохотали. Кметь снова смутился.

– Что ты князь – ответил он – мой лук разит только твоих врагов.

– И где ему уже доводилось это делать?

– Я был с тобой в прошлом походе на Плесков. И сшиб со стен полдюжины воев.

– Тогда почему у тебя пустое монисто? – удивился князь. – Или твои похвалы забирает десятник?

Тот в чью сторону прозвучало шуточное обвинение, даже поперхнулся.

– Что ты, княже! – поспешил защитить его Кисляк. – В прошлый поход я уходил отроком, а вернулся кметем. Это он меня опоясал.

Князь понял, что в попытке сострить перегнул палку.

– Хорошо себя покажешь в этом бою – пообещал он – Получишь похвалу.

Его отряд занял позиции возле наскоро возведённого укрепления из нескольких десятков саней, перекрывшего реку меж двух обрывистых берегов. Обозники укрепляли на бортах, смотрящих в сторону противника, широкие осадные щиты. К другим – обращённым в тыл – подводили дощатые настилы. Кудеверские мужи тоже готовились к бою – натягивали на свои луки тетивы и смазывали снегоступы салом. А также не переставая болтали, громко чавкали и отплёвывались «серой» через дырки в личинах.

Громче всех шумел Выич. Он носился вдоль укрепления туда-сюда и беспрерывно раздавал указания. Суеты не прервало и появление князя.

Она стихла, только когда у саней появился походный волхв – косматый старик с подпалинами в пегой бороде и полубезумным взглядом. Он явно уже принял изрядную порцию сушёных мухоморов, чтобы войти в молитвенный транс. Его помощник – юный безусый отрок нёс за ним разожженную курительницу. В руках у жреца был большой бубен с брекотушками. На его потёртой серой коже ярким пятном выделялась косая реза «Ɣ», символизирующая доблесть в бою.

Бумммм! – протяжно грохнул бубен о костистый кулак волхва.

Дзвинь, дзвинь, тра-ка-та! – откликнулись брекотушки на его ободе.

– Бо-о-оги-и-и! – задребезжал старческий надтреснутый дискант.

Волхв затянул песню на тайном языке, грубом и оглушающем, как удар дубиной по голове. Пританцовывая и не переставая камлать, он двинулся вдоль укрепления. Обозники и кудеверичи на время бросили работу и выстроились в одну длинную шеренгу. Их лица стали очень серьёзными.

Неужто они в своих лесах не только деревьям молятся?

Песня, как и положена походной молитве, закончилась довольно быстро – когда жрец дошёл до конца санного ряда. Старик взял у помощника кадило и заковылял обратно, благословляя всех именем богов и окуривая лица воев благовонным чадом.

Князь тоже вдохнул сладкий, немного дурманящий дым, и тот удивительным образом прояснил мысли у него в голове и обострил все чувства.

Он ещё раз посмотрел на реку перед собой и неожиданно всей кожей ощутил приближение опасности. Князь задрал голову вверх. Чёрный ворон всё также парил в небе на привычном месте – в зените над его головой. Значит, пока он делал всё правильно – так как хотят боги.

Где-то вдали на горизонте собирались в стаю соплеменники крылатого спутника князя. Возможно – чувствовали, что им скоро будет чем поживиться. Но пока опасались подлетать ближе.

Волхв ушёл, и войско замерло в ожидании. В повисшей тишине слышны были только отдалённый вороний грай и редкое фырканье лошадей. Повисшее в воздухе напряжение стало почти осязаемым. Его можно было резать ножом и намазывать на хлеб, словно кисель.

Вои сосредоточенно вглядывались вдаль – туда, где в Черёху впадала Дубовая речка. Когда от накала ожидания уже начало сосать под ложечкой, ушей ратников наконец-то достигли вестники приближающегося боя – дробный стук копыт и характерные щелчки тетив, ударяющихся о кожу перчаток.

А следом за ними из-за поворота появился и сам источник шума – большая группа всадников. Кмети Волха уходили от кого-то быстрым намётом. Из под копыт поднимались облачка ледяной пыли. Над их головами с хищным посвистом пролетали стрелы. Чтобы не служить лёгкими мишенями, вои пригибались к конским выям. Время от времени кто-нибудь из всадников вскидывался и посылал стрелу себе за спину. Княжич шёл одним из последних. Отличить от остальных его можно было по мощному караковому жеребцу, превосходящих других коней в холке почти на пол аршина, да ещё по тому, что перед ним скакал знаменосец с двухвостым цианово-синим прапорцем.

По рядам княжьего войска прошелестел шепоток. Он тут же отдал приказ всем затаиться. Вои послушно замерли.

Наконец, следом за кметями Волха из-за поворота вынеслись преследователи – такие же легковооружённые вои в кожаных доспехах с пластинками из коровьих копыт и облегченных шеломах. Правда последние были не сарматского, а варяжского типа – с мощными наносниками и скругленные сверху. Преследователей было в полтора раза больше – три сотни против двух. Многие из них стреляли на скаку, азартно опустошая тулы. Но толку от этого не было – не один из отступавших не упал. Правда и ответная стрельба была столь же «эффективной».

Две группы всадников умчались вниз по течению и на какое-то время речной лёд в зоне видимости снова опустел. Однако нарастал новый гул – куда мощнее прежнего.

Князь отдал всем приказ приготовиться.

– Выич! – крикнул он вожаку кудевертичей – сейчас пойдёт гридь. Надо заставить их идти на нас.

– Зделаем, князе! – отозвался тот.

Он дал своим людям команду и несколько бравых мужей поскользили на снегоступах к устью Дубовой речки.

Шум копыт нарастал. Из-за поворота показались те, кого князь и ожидал увидеть – тяжеловооружённые всадники. Много – две сотни. Уже готовые к сражению – кони под ними были боевые, а тела укрыты доспехами. Вершок не обманул – вёл их действительно Магнос Железный – над потоком варяжских шлемов колыхался его двухвостый красно-голубой стяг с чёрным безголовым воем.

Полдюжины кудеверских мужей, успевших пробежать уже сотню саженей, дружно остановились, натянули луки и почти одновременно выстрелили в сторону варягов.

Все стрелы, конечно, пропали даром. Расстояние для слабой охотничьей снасти было слишком большим, чтобы поразить кого-то из гридней. Да и опытных воев лесовики не смогли застать врасплох.

Но у них и не было такой цели – сумев привлечь к себе внимание, кудеверичи тут же порскнули обратно. Поэтому их не настигли ответные стрелы.

Пробежав половину расстояния до саней, лесовики снова остановились и дружно скинули портки, демонстрируя варягам свои жилистые зады.

Оставить безответным такое оскорбление те уже не смогли – они дружно бросили своих коней в намёт – покарать наглецов. Но кудеверичи снова были таковы. Лишь один, особо неудачливый, замешкался и схлопотал стрелу-срезень с широким месяцевидным наконечником прямиком в ляжку. Слабый ветер донёс до защитников укрепления его вскрик.

С раной в таком месте не то что убежать – выжить было проблематично. Лесовик это сразу понял, поэтому не стал дожидаться, когда его настигнут варяги. Выхватил из-за голенища засапожник и полоснул себя по горлу. Кровь хлынула на лёд широким потоком. Передовой варяг одёрнул своего коня, чтобы тот не поскользнулся в луже.

Остальные застрельщики даже и не пытались помочь земляку – они во всю прыть удирали к своим.

Первая кровь пролилась. И не самым удачным для оборонявшихся образом. Защитники укрепления зашептались. Смысл разговоров можно было понять и не прислушиваясь – такая примета в начале боя ничего хорошего не сулила. Но отступать было уже поздно.

Передовые гридни приблизились к укреплению из саней на безопасное, по их мнению, расстояние – куда не могли достать слабые луки лесовиков. Князь поспешил их разочаровать, отдав приказ своим кметям начать стрельбу.

Вои дружно натянули рога боевых луков и одновременно спустили тетивы. Потом ещё и ещё раз.

Несколько десятков стрел с бронебойными наконечниками хищной стаей обрушились на варягов. Двое тут же рухнули на землю, поражённые в лицо и шею. Ещё пятеро варягов были ранены.

Одна из смертоносных стрел принадлежала Кисляку.

Обозники и кудеверичи обрадовано заорали – первая кровь была оплачена с лихвой – и тоже дали залп из луков. Правда, он получился не таким впечатляющим – многие стрелы не долетели, а долетевшие никого даже не поранили.

Варяги слажено подались назад, уходя из зоны поражения. Лесовики улюлюкали им вслед.

Князь приказал поднять свой стяг – до этого знаменосец держал его параллельно земле – и его рыжий лесной волк заколыхался на свежем ветру, по-прежнему пытаясь ухватить зубами сокола. Теперь варяги знали, кто им противостоит.

После небольшого затишья с их стороны донёсся протяжный звук рога, вызывающий на переговоры. Князь приказал ответить таким же сигналом.

От варяжьего войска отделился всадник, держащий перед собой знак мирных намерений – щит, обращённый внутренней стороной к противнику. Он проехал полпути до укрепления и остановился. По богатым доспехам князь определил, что на переговоры пожаловал сам Магнос.

На встречу к нему мог выехать только равный.

По приказу князя перед ним раздвинули составленные вместе сани. Его саврасый неспешно протрусил в сторону варяга. Два всадника встали друг напротив друга.

Их кони тут же попытались ухватить друг друга зубами, как немногим ранее лошади князя и Волха. Хозяевам пришлось оттягивать им морды за поводья и разводить жеребцов в стороны.

– С чем пожаловал, Магнос? – упредил князь вопрос соперника.

Тот даже поперхнулся.

– Это я пожаловал, Всеслав?! – Это ты пришёл находником на чужую землю!

Князь усмехнулся.

– А ты, стало быть, защитник? А с каких пор Плесков стал твоей землёй?

Варяг вспылил.

– Ты прекрасно знаешь, Всеслав, что Плесков – лен Новограда.

– А ты служишь Новограду? – тон князя стал издевательским. – Или может быть, тебя наняли вон те храбрые мужи? – он указал на нестройные ряды охочих новоградцев, как раз в это время начавших выплёскиваться на лёд Черёхи со стороны Дубовой речки.

Магнос побагровел от ярости и несколько раз открыл и закрыл рот.

Это уже не было похоже на издевательство – это было самое настоящее оскорбление. Из тех, которые смывается только кровью. И говорить после такого было больше не о чем.

– Ты поплатишься за свои слова – пообещал Магнос сдавленным от ярости голосом и развернул коня. – И твой сын-оборотень тебе не поможет – мои кмети сейчас привезут мне его голову!

И он ускакал, злобно пришпоривая коня.

Князь усмехнулся – именно этого он и добивался – довести варяга до белого каления. Недаром у него на гербе изображён безголовый вой – потеряет разум от злости, и слепо, как кабан, полезет в ловушку.

Однако на всякий случай, стоило добавить ещё.

Князь не стал отдавать приказ снова раздвигать перед ним сани. Он разогнал своего савраску и дал ему шпоры перед укреплением. Тот преодолел его одним могучим скачком, продолбив подковами во льду несколько больших выбоин.

Кмети одобрительно осклабились. Обозники и кудевертичи только рты разинули от такой удали.

– Чего варежки раззявили? – весело крикнул им один из воев. – Пень проглотите!

Все защитники укрепления дружно расхохотались.

– А ну Выич! – громко приказал князь. – Пусть твои мужи ещё раз варягам гузно покажут.

Казалось бы, недавний печальный пример их товарища должен был остудить пыл кудеверичей, однако тех долго уговаривать не пришлось. Многие азартно повыскакивали на высокие борта саней и принялись дразнить противника своими жилистыми стёгнами. К ним присоединились и некоторые обозные. Один так распалился, что вместо задницы показал варягам свой детородный уд.

Противник долго такие оскорбления терпеть не собирался. Однако и слепо на укрепления, даже наскоро устроенные, не полез. Первыми в бой Магнос решил бросить не своих гридней, а пеших новоградцев.

Те поскидывали на лёд сапоги и поволочни и побежали в атаку налегке – в одних подследниках, портах и рубахах. Подбадривая себя громкой похвальбой и оскорблениями противника. Каждый был вооружён коротким дротиком-сулицей и секирой на длинной рукояти. Последними они владели виртуозно – все новоградцы славились не только как отличные плотники, но и как мастера топорного боя.

Ву-у-у-у-ум-м-м-м! – раздули меха своих инструментов и заиграли боевой наигрыш волынщики с вражеской стороны.

Ага-а-а-а-ам-м-м! – подхватили жалейщики и сопельники защитников.

Щёлк! Щёлк! – вплелись в общую мелодию тетивы боевых луков, бьющихся о кожу перчаток. На бездоспешного противника тратить бронебойные стрелы было жалко, и вои били простыми срезами.

– Аа-а-ах-х-х-х!!! – расцвечивая красным белое полотно реки, навзничь завалился один новоградец… другой… третий…

– Аы-ы-ы-ы-ы!!! – поволочил кто-то по льду сине-зелёные кишки, вывороченные неудачно саданувшей стрелой.

Когда атакующие перешли невидимый рубеж, огонь по ним открыли и кудеверичи. Набегающих новоградцев они били точно в глаз, как зверя на охоте. Число убитых тут же многократно возросло. К тому времени, когда вои противника добежали до укрепления, на льду лежало уже несколько десятков тел.

Не доходя до саней пары саженей, передовые новоградцы слажено метнули в защитников сулицы. Большинство из них завязли в щитах, прикрывавших борта саней, однако некоторые всё-таки достигли цели. Трое из числа оборонявшихся упали, захлёбываясь кровью.

Вои из первой группы атакующих тут же, как по команде, припали на одно колено. Им на смену пришла вторая волна. Обозников и кудевертичей накрыл второй залп. Затем третий.

Число попаданий достигло дюжины. Несколько дротиков долетели даже до кметей, стоявших поодаль, а один упал у копыт княжьего жеребца. Тот всхрапнул.

Оборонявшиеся были вынуждены на какое-то время укрыться за щитами. Чего и ждали новоградцы. Оторвы – самые удалые из них коршунами взвились вверх, отталкиваясь пятками от сложенных рук своих товарищей, и оседлали борта саней.

И тут же обрушились на защитников, умело орудуя секирами. Под их хлёсткими ударами с плеч слетело сразу несколько бородатых голов. Оторв приняли в рогатины и топоры. Пока они отбивались от обозников и кудеверичей, остальные новоградцы тоже полезли на борта. Яростная схватка закипела одновременно в нескольких местах.

Видя, что лесовикам и обозникам долго не устоять, князь отдал команду своим кметям. На атакующих обрушился град дротиков. Вои выхватывали сулицы из чехлов, которые крепились за сёдлами на лошадиных крупах, и, привстав на стременах, посылали их в гущу схватки. Кисляк, стоявший возле князя, тремя меткими бросками уложил троих.

Тот и сам выхватил короткое древко, и, почти не целясь, метнул его в полуголого верзилу, который вскочил на борт саней с внутренней стороны укрепления. Дротик вонзился точно между глаз. Новоградец изверг изо рта фонтанчик крови и рухнул навзничь.

Следующий бросок пригвоздил бедро другого воя к дощатому борту. Тот выронил секиру и заорал от боли. Его тут же добил оказавшийся поблизости Выич, припечатав по черепу своей огромной дубиной.

Сулицы дружинников помогли обозным и кудеверичам сдержать самый сильный натиск новоградцев. Истратив дротики, те остались без дальнобойного оружия. К тому же в схватке полегли самые их лихие вои. Теперь атаковать снизу вверх с одними секирами против пик и рогатин для них было чистым самоубийством.

А тут ещё и лесовики снова взялись за луки. Чтобы не быть расстрелянными в упор, новоградцам осталось только пуститься в бегство. Что они и сделали.

К тому времени конные варяги, пользуясь тем, что защитникам какое-то время было не до стрельбы, двинулись вперёд, и подошли довольно близко к укреплению. Теперь же они оказались в сложном положении – бегущие новоградцы стеснили их, не давая им ни продолжить атаку, ни отступить.