Вот был слуЧай 2. Сборник рассказов

– Ага, разбежался. Ты чего меня, совсем за лоха держишь?– покачал указательным пальцем, через стекло, Емеля, лицу охранника, – ты в паспорте данные перепишешь, потом на них кредит возьмешь. А я, потом, кровью писай! Нет, так не пойдет.

–Ты чего, мужик, – громадное тело в будке, стало приподниматься, при этом все стеклянное сооружение, стало тревожно потрескивать, и жалобно попискивать соединениями в углах.

– Думаешь, не знаю, как это делается?– на всякий случай отошел от турникета Емеля, – у меня сосед, на танцах был «кому за семьдесят», так тоже, фифочка подскочила.

– Мужчинка, – заявляет, – хочу вас на «белый танец» пригласить, но сомневаюсь, а вдруг женатый.

Тот, конечно, паспорт ей в руки, – на, смотри, вдовый. Через месяц коллекторы пришли.

– Давай, – говорят дед, – время пришло проценты собирать. Он, конечно в отказ. Они в ответ ему по почкам. Теперь вот кровью писает и плачет, очередного визита дожидаясь. Так, что паспорт свой, я тебе светить не стану, ищи дураков, в другом месте.

– Сейчас и здесь найду, – грозно ответил охранник, с трудом проталкивая свое тело сквозь узкий выход с будки.

–Да ты чего? Я же просто так. Мне вообще туда не надо. Я вообще про работу пришел узнать. Вот у вас, сторожа не требуются? – затараторил Емеля, внимательно следя за приближением охранника.

– Ты, похоже, совсем охренел. Какие такие сторожа? – остановился обиженно страж турникета,

– У нас охрана. Дипломированная, обученная и лицензированная. К нам люди за пять лет, на работу в очередь записываются.

– А откуда я знал, – прикинулся недотепой Емеля, – я ж думал, как раньше, сторож и сторож, на это – то любой сгодится.

–Прыткий ты, – вступил в диалог охранник, – когда это было? Сейчас же смотри, – он вытянул руку и погладил сверкающую сталь турникета, – техника, электроникой управляемая. Чуть кнопку передержал, на открытие или закрытие. Все. Каюк. Ремонт за твой счет. Чтоб к нам попасть надо курсы профессиональной подготовки пройти, потом экзамены сдать на лицензию.

– Неужели и экзамены есть? – не поверил Емеля, краем глаза косясь на часы. Стрелки уже образовали острый угол, одна на двенадцати, другая на двух, – а сдавать чего надо?

– Дисциплин изучаем, не меньше, чем в институте, – солидно заверил его охранник, разминая тело, занемевшее в тесной будке, – служба же видишь какая ответственная, – стукнул он по трубе турникета, отозвавшейся на удар одобрительным гулом.

– Может, расскажешь? Интересно же? – попросил его Емеля, крутя в голове, варианты преодоления турникета.

–Да много чему… Долго рассказывать,– ответил страж, – дисциплина, фехтование, танцы, деклара…, -смущенно споткнулся он на слове, – нет, не так. Декламация при кризисном общении, а еще умение сидеть в засадах.

–Иди ты,– искренне удивился услышанному Емеля, – танцы-то с фехтованием вам зачем? Или в выходные на балах да на дуэлях пропадаете, – подмигнул он охраннику, – на чем фехтуете?

– На танцах учат уклоняться. Выверты всякие плясовые преподают. Ну, там когда толпа, камень кинут или в лицо плюнут.

– Смотри, какие тренировки, – притворно поцокал языком, выражая восхищение Емеля, – ну а фехтование зачем, шпаги вроде при тебе нет.

– А это? – охранник вытянул сзади из-за пояса резиновую дубинку, – покруче любой шлаги будет. Вдоль хребта протянуть, мало не покажется.

–А, так вон вы, чем фехтуете, – одобрил Емеля, – согласен, тут тоже без тренировок ни куда. Может все- таки, разрешишь пройти?

– Думаешь, поговорил, я и растаял, – не согласился страж турникета, – больно мне надо из за тебя работу терять. На мое место желающих знаешь сколько? Конкурс, как в МГУ на дипломата.

6

– Догадываюсь, – опустил голову Емеля, – в наше время при каждом воре и то охранник.

– Понятливый, – ухмыльнулся охранник, – сам – то чем промышляешь?

– В поиске пока, – ответил Емеля, – вот иду на собеседование, а ты не пускаешь.

– Никак не могу. Все согласно инструкции. Посторонних на объект ни – ни, – охранник, потерявший к нему интерес, еле протиснулся во входную щель своей будки. Опять заскрипели, застонали углы, затихнув лишь тогда, когда он расплылся на своем месте.

Емельян Спиридонович посмотрел на часы. Стрелки показывали десять минут третьего.

– Курить можно? – спросил он, у прикрывшего глаза стража турникета.

– Не положено, – открылся в ответ один глаз.

Нервничая от неуступчивого сторожа, ставшего препятствием на пути перспектив, Емеля стал выписывать круги, перед конурой охранника.

– Вас и в засадах, я смотрю, учили сидеть, – спросил он, решив схитрить, – в туалет не тянет? А то можешь сбегать, я пока за тебя посторожу.

–Разбежался, – открылся второй глаз, – даже и не думай. Я в группе всех пересиживал. Ты давай, перед глазами не мельтеши. Собрался курить, иди, покури.

Емеля, мысленно послав охранника в далекие дали, повернулся и направился к выходу. Не успел он пройти пару метров, как в конуре охранника, заверещал телефон. Он прислушался.

–Дежурный по КПП, слушает, – ответил страж, – как вы говорите? Горбачев Емельян Спиридонович?

Смотрю в журнале. Минуточку. У меня такой фамилии на пропуск нет.

–Да я, это, я, – заявил о себе Емеля, возвращаясь назад.

– Таковой здесь имеется, – доложил в трубку страж турникета, услышав его, – но в списках его нет.

–Про меня спрашивают? – поинтересовался у него Емеля, подойдя к будке.

–Сейчас придут за тобой, – ответил тот, – запишу ответственного в журнал, тогда пойдете.

– Можно подумать. Секретное предприятие, – хмыкнул Емеля, – когда я тебе еще сказал, что меня ждут, а ты не верил.

– По инструкции – в журнале нет. Стой и жди, – ответил охранник.

–Емельян Спиридонович! – выбежала к будке, откуда – то из глубин здания Ксения Сорняк, – извините, что заставили ждать. С этим пропускным режимом сплошные проблемы.

– Это у режима с вами проблемы. Никакой дисциплины, – буркнул в ответ охранник, разворачивая журнал, – записывайтесь.

Ксения, быстро чирканула в журнале, и позвала Емелю, – проходите Емельян Спиридонович.

Он выпятил грудь, расправил «ленинский» галстук. Гордо, насколько смог, прошествовал мимо стража, который сидел в своей конуре с довольным выражением лица, как защитник, отстоявший в трудной осаде, свою крепость.

– Не забудьте назад проводить, а то не выпущу, – с сарказмом проговорил он им вслед.

–А я уж вся переволновалась, – сказала она Емеле, когда они шли по длинному коридору, – времени уже вышло, а вас нет и нет. Думала, что подвела Владимира Владимировича.

– Это, которого? – вспыхнувшая в мозгу догадка, ослепила Емелю, – неужели увижу?

–Да ну что вы, – потянула, притормозившего его, Ксения, – рановато вам еще на такую высоту. Владимир Владимирович, мой шеф, просто полный тезка нашего президента, а фамилия его Ульянов.

– Не пойду, – остановился, решительно закачав головой Емеля, – чувствуя я, от этих тезок, ничего хорошего не будет.

–Емельян Спиридонович, ну что за предрассудки, – стала выговаривать ему девица,– договорились же. А потом, вы тоже … Главному Российскому бунтарю Емельяну Пугачеву, тезкой приходитесь.

– Так только по имени, – возразил Емеля, – а потом, Пугачев – то когда был? Да и знаете, почему меня Емельяном назвали?

– Интересно, почему?

– Родители не могли никак решить, как меня назвать. Решили из сказок. А так как там Иванов, пруд пруди, вот так и стал я Емелей.

–Хорошо не из классиков, быть бы вам, каким ни будь, Митрофанушкой, – пошутила Ксения.

В коридоре стали встречаться люди, с бумагами в руках, входившие и выходившие из помещений.

7

– Далеко еще, до студии? – спросил Емеля.

– В студию хотите, – ответила Ксения, – понимаю. Нет, сегодня мы вас не в студию пригласили. Пригласили мы вас по важному, можно сказать, государственному делу. И идем мы на встречу с

Владимир Владимировичем, в прошлом партийным руководителем, а в недавнем прошлом – депутатом. Сейчас он находится на не менее нужной нашему президенту и государству работе.

– А, какую работу? – шепотом, спросил у нее, Емеля.

Она пострела на него таким взглядом, что он сразу понял, ответа не получит

Ксения остановилась у двери под тринадцатым номером, на которой красовалась красного цвета табличка. На красном фоне чернело «ТПР» большими буквами, и приписанной от руки буквой «у».

– Ну, вот и пришли, – кивнула она на дверь, – сейчас все и узнаете. Ну как? Вы готовы?

Успокаивая, присутствующую в таких случаях, внутреннюю дрожь перед неизвестным явлением, Емеля поправил галстук, мазнул, приглаживая, ладонью по волосам

– Готов. Но перед тем как войти, хотел бы знать, что обозначают эти буквы, – приложил он ладонь к вывеске, – а то неудобно получиться. Иду, а не знаю куда.

– Они обозначают « Товарищество пред пенсионеров России, – уважительно произнесла Ксения,

– пока товарищество. После выборов, собираемся преобразовываться в партию.

–А «У», как расшифровывается? – спросил Емеля, – вместе – то получается «ТПРу» вроде как, лошадь останавливают.

– Тот, кто приписал, нашу деятельность остановить и хочет, – возмущенно ответила Ксения Сорняк, – только наш не остановишь, – повысила она голос, – у нас отличные перспективы, одна из самых лучших программ, о нас знают на самом …

Ее монолог прервала открывшая дверь комнаты под номером тринадцать с вывеской «ТПРу»

В проеме двери стоял полноватый мужчина, в очках с золотым ободком, с улыбкой во все свои тридцать два зуба защищенных броней металлокерамики.

– Проходите, заждались мы вас, – приветливо отступил он в сторону, протягивая руку.

Пожав Емеле руку, он рукой показал на один из стульев, обнимающих спинками продолговатый стол. Подождал пока пришедший, займет указанное место, и уселся в солидное кожаное кресло под большой панорамной фотографией. На фото улыбающийся президент пожимал руку женщине, а из окружающей их толпы, к президенту тянулись другие руки, надеясь на державное пожатие. Среди жаждущих пожатия лидера, ярко выделялось лицо мужчины, в широко открытом рту, которого белели двумя ровными рядами зубы.

– Я думаю, это вы. Ну, вот этот мужик с зубами, как у вас, – спросил Емеля, показывая на фото.

–Ну, конечно же. Это наш уважаемый Владимир Владимирович, который вместе с нашим дорогим президентом совершает одну из рабочих поездок по стране, – ответила за хозяина кабинета Ксения.

–Соглашусь, что фото, не самого лучшего качества. Запечатлен, так сказать, один из рабочих моментов. Но я вот, чтоб никаких сомнений по этому поводу не возникало, – Владимир Владимирович, – открыл ящик стола и положил перед Емелей толстую папку, – провел экспертизу, подлинности фото и моего присутствия на нем. По лицу, по зубам и по структуре волос на вытянутой руке, эксперты дали однозначное заключение. На фотографии я.

– Да я вас сразу признал, – согласился с хозяином кабинета и заключением экспертов, Емеля.

– Не сомневался, – весело ответил мужчина, – вы Ксюша, тоже присаживайтесь, давайте знакомиться, – Мильтонов Владимир Владимирович.

– Горбачев Емельян Спиридонович, – привстал со стула Емеля.

– С Ксюшей, вы знакомы Емельян Спиридонович, так что, представлять ее, нет надобности,– сказал Владимир Владимирович, – поэтому мы сразу, как говориться, будем брать быка за рога.

Итак, – любезный Емельян Спиридонович, – потирая ладонь о ладонь, – продолжил он, – мы с вами, стоим сейчас на пороге великих дел, гигантских свершений, я бы сказал.

– Не говорит, прямо золотом сыплет, – пришла Емеле в голову мысль.

– Но как говаривали раньше, членам партии, пока не буду уточнять какой, любые задачи по плечу.

И реки развернуть и горы перешагнуть. А если это потребуется то и представить свой народ, своих избирателей, во всех органах власти. Правильно я говорю, Емельян Спиридонович?

8

Тот, понимая, что надо отвечать на поставленный вопрос, не понимая о чем идет речь, вопросительно, посмотрел на Ксению.

Та, взмахом приклеенных пушистых ресниц, намекнула, чтоб соглашался.

– Если надо, то надо, тут, конечно без балды, – ответил он, для утвердительности еще и кивнув головой.

– Правильно, – вскочил со стула Владимир Владимирович, – как правильно вы сказали «без балды».

Настоящие слова, произнесенные к месту. Действительно давно пора отбросить эту самую «балду», а вместе с ней все условности, все кастовые предрассудки и начать напрямую формировать власть, депутатский корпус из представителей народа. Они знают настоящую жизнь, без привилегий, персональных машин, самолетов и пенсий. Они, только они, будут думать о народе, о каждом отдельном гражданине…

Хозяин кабинета, размашистыми шагами, энергично стал ходить вокруг стола. Непрерывно говоря, он не забывал при этом, любоваться собой в огромном зеркале, занимающем стену, напротив стены с фотографией.

Емеля смотрел на Ксению, ожидая увидеть на ее лице хоть какую – то реакцию на этот длительный монолог, но та сидела, отрешенно прикрыв глаза.

– Только с представителями рабочего класса, сельскими тружениками, мы сможем повлиять на состояние экономики, на жизнь простых граждан. Только рука об руку с ними, удастся обратить на благо народа, все те нововведения, которые постигли нас в последнее время. Даже поднятая планка пенсионного возраста, несомненно, должна оздоровить общество. Она выявит всех желающих, продолжать трудиться, и отметет суровой рукой закона тех, кто, дотянув до шестидесяти лет, желает почивать на пенсионных лаврах. Вы, то, Емельян Спиридонович, думаете продолжать работать? – неожиданно задал он вопрос.

– Так я это… Я еще… – замешкался тот с ответом.

– Он всегда готов, – ответила за него, одарив его улыбкой Ксения, – до последней капли своего здоровья.

– В, точно сказала, – соглашаясь, выдохнул из себя Емеля.

–Я всегда знал, что у нас работящий народ, – положил одобрительно руку на его плечо хозяин кабинета, – тем более что работы у нас, можно сказать, без края. Выбирай любую и работай, работай. В такой удивительной стране. Стране больших возможностей, всегда есть куда приложить свой ум, свои руки. Да удивительная страна: октябрята, пионеры, комсомольцы, коммунисты…

Емеля собрался поправить его, сказать, что той страны с пионерами и прочими уже нет, но Ксения, приложила палец к губам, давая ему знак молчать.

– Я всю эту дорогу прошел от начала до конца, – увлекшись, перешел на свою биографию Владимир Владимирович, – мой отец, в бытность свою вторым секретарем обкома партии, – говорил мне,

– сынок, пендаля я тебя ногой в комнатной тапочке в жизнь дам, а дальше сам. И пошел я, меняя руководящие кресла и кабинеты, по трудной жизненной дороге. Да были времена, помню, певали, шутя, конечно, « в малом думай о Родине, а в большом о себе».

Ксюша открыла глаза, она кхекнула в возмущении, и как схваченная за усики бабочка крыльями, быстро захлопала ресницами.

На ее кхеканье, оратор прикрыл рот ладонью, хихикнул, отняв ладонь, сказал, – понравилась шутка, Емельян Спиридонович? Что тут скажешь, шаловливыми были мы в студенческие годы.

Тот не совсем понимая, в чем смысл сказанного, так как к выступлению особо не прислушивался, все же кивнул головой, соглашаясь, и растянул рот в кривоватой улыбке, стараясь не показывать пустоту от двух отсутствующих зубов.

– Именно эти слова «раньше думай о Родине, а потом о себе». Великие слова песни, стали девизом всей моей жизни, – удовлетворенный ответом, продолжил хозяин кабинета, усаживаясь в кресло, – куда бы меня, не направлял комсомол, партия, а сегодня наш бессменный, уважаемый лидер, – при этих словах он сделал паузу, подняв глаза к фотографии, делая намек на свою руку,

протянутую к Президенту.

9

– Всегда и во всем в своем дальнейшем служении стране, я следовал этим незабвенным словам.

Ксения, еще раз кхекнула, и хлопнула пушистой завесой глаз.

– Да что это, я все о себе, да о себе, – спохватился Владимир Владимирович, – может вы, Емельян Спиридонович, расскажете о себе?

–Да о себе то, что сказать, – замялся тот, – вот ваша жизнь, руководящая до краев наполнена, а я…, а у меня…

–Ну, ну. Емельян Спиридонович, что же вы за скромничали, – подбодрила его Ксения, – давайте, расскажите о себе. Владимир Владимирович, интересуется ведь, не только из праздного любопытства.

– Так родился, потом школу закончил, армию опять же, отслужил. Работал потом, – выдавил из себя Емеля.

–Значит жизнь свою, без работы не представляете? – намекнул хозяин кабинета.

–Можно и так сказать, – согласился он, – я ходить люблю. На работу и обратно. А вот это время, между прогулками, я как – то не особо люблю.

– Значит у вас творческая натура, – сказал Владимир Владимирович, – любите созерцать.

–Как это? – не понял Емеля.

– Вас не устраивает однообразный труд, вы любите наблюдать, думать. По дороге думаете?

– Это да, – опять согласился Емеля, – всю дорогу в думах.

– А думаете о чем?

– О чем все думают? Как было бы хорошо, например, если бы после школы сразу на пенсию, а потом на работу, или как работу, например, найти такую, чтоб меньше работать, а больше получать, – ответил Емеля.

– С работой мы вам постараемся помочь, – обнадежил его Владимир Владимирович, – а вам до пенсии еще далеко?

– Было немного, так, то я совсем вроде к ней подобрался, – пояснил Емеля, – пятилетку, что до пенсии оставалась, отметил, а тут на тебе, указ с реформой. Теперь добираться, как раку до свистка, да и то, похоже, он, вперед доберется. У нас вон, как, обнулять научились.

– Вы этим мрачным мыслям не поддавайтесь, – вскочил с кресла хозяин кабинета, – знаете же. Все что не делается, к лучшему. Наш незаменимый, он ведь, абы что не подпишет, тем более что перед этим говорил, что пенсионный возраст не поднимет – он взглянул на фото, – но люди – то с каждым годом все здоровее, все дольше живут. И почему бы им не поработать. Так что тут, дорогой наш Емельян Спиридонович, вынудили обстоятельства, нарушить свое слово.

Емеля взглянул на часы, стрелки стремились образовать прямой угол.

Он обреченно вздохнул в ответ на слова Владимир Владимировича, выражая свою гражданскую покорность.

–Так вы звали – то чего? – спросил.

– Вы вывеску на дверях кабинета прочли? – вопросом на вопрос ответил Владимир Владимирович.

– Прочел. Я еще Ксении сказал, что букву «у» надо убрать, а то читается «ТПРу» вроде, как лошадь тормозишь.

– Вот такие наблюдательные люди нам нужны,– положил ему на плечо руку, хозяин кабинета, – такие вот. Неравнодушные люди, готовые реагировать на все негативные проявления в нашей действительности.

– Да я же ничего, – подскочил Емеля, – я же только сказал, что, если все прочитать, так как есть.

– И хорошо сделали, что сказали, – успокоил его Владимир Владимирович, – я одного не могу понять. Как вы заметили, а Ксения, сотню раз за день порхающая туда – сюда, не обратила на это внимание. А?

Ксения зардевшись, как заря перед восходом солнца, опустила голову.

– Исправить немедленно, – сказал хозяин кабине, возвращаясь в свое кресло, – исправить и доложить.

Тотчас же, ласточкой, Ксюша выпорхнула за дверь.

–У меня к тебе, Емельян. Ничего, что на ты? – оставшись вдвоем, обратился к Емеле, Владимир Владимирович.

– Так даже лучше, привычней, – одобрил тот.

10

–Меня тоже можешь на ты. Наедине, конечно. При народе, только официально. Согласен?

– Без балды, – кивнул Емеля головой.

–Понимаешь. Задание у меня, оттуда, – кивнул на фото хозяин кабинета, – нашу организацию, товарищество наше, конкретно засветить на предстоящих выборах.

– Как это засветить? – уточнил Емеля.

– Чтоб все узнали о нашей организации предпенсионеров. Что поняли, что есть в нашем городе, такое общество, влияющая сила, а не просто вывеска на кабинете. Надо показать всем, что мы действительно работаем, защищаем предпенсионеров. Вот ты, например, до сегодняшнего дня, слышал о нашем обществе?

–Нет, – честно признался Емеля.

– Безобразие, согласен? Ты предпенсионер, а об организации объединяющей таких как ты, не слышал. А должно быть по – другому. Должен не только ты слышать, но и твои знакомые, вся округа должна о ней знать. Это ты понимаешь?

– Конечно, понимаю, – согласился Емеля.

– Друзей – то у тебя, я думаю много?

– Этого добра, как грязи. На улицу нельзя выйти, проходу не дают.

– Вот видишь, – обрадовался ответу Емели, Владимир Владимирович, – а я что говорю? Ты именно тот человек, который поможет нашей организации выйти из начального состояния. Вырасти, так сказать, из эмбриона в полноценную личность. От друзей не отворачивайся, береги их. Друзья они, как говорится, на дороге не валяются.

–Мои запросто, – сказал Емеля, – а это, – он потер пальцем о палец, – чтоб друзей – то сберечь?

– С этим поможем, фонды нам на это выделены, – заверил его Владимир Владимирович, одарив фото, верноподданным взглядом, как бы благодаря, за оказанную поддержку.

Дверь кабинета открылась. Вошла Ксения, и с порога доложила о выполнение задания.

– Хвалю за оперативность, присаживайся, – похвалил свою сотрудницу председатель товарищества «ТПР» теперь уже без «У», – мне надо выйти, а ты пока, прими, как положено, товарища Горбачева в члены нашего товарищества. Смотри, как здорово, «товарища в товарищество», ты Ксения запомни, а лучше запиши.

Оставшись в кабинете вдвоем, Ксения взяла со стола Владимир Владимировича папку, с большими красными буквами «ТПР» на обложке, и почему – то с изображением серпа и молота под ними. Открыла. Достала из нее листок, и положила его перед Емелей.

– Заполните, Емельян Спиридонович, – попросила она.

– Анкета – заявление, – прочитал заголовок вверху листа Емеля.

– Куда само донос писать, – поинтересовался он.

– Это не само донос, как вы выразились, а заявление на вступление в наше товарищество,

– пояснила Ксения, – вы же не против, оказать посильную помощь обществу.

– Это да, – согласился он, – помощь общества, завсегда готов. Только, чего там надо вы сами напишите, а я автограф поставлю, – вернул Емеля, листок.

– Ну что ж, давайте, – взяла Ксения ручку, и начала писать.

Записав фамилию, имя, отчество, она подняла на него глаза, – русский?

– А то, – горделиво ответил он, – из Рюриковичей, можно сказать. Новгородский я.

– Так они же варяги, – улыбнулась ему девица.

– А кто их встречал?

–Ну не будем ворошить историю, – согласилась Ксения, заполняя графу «национальность»,

– семейное положение?

– Я же вам еще тогда говорил, в разводе, – напомнил Емеля.

Дальнейшее заполнение анкеты было прервано появлением Владимира Владимировича.

–Ну что ж, – отдуваясь, бухнулся он в кресло, – поздравляю. С руководством, – глаза его по привычке вздернулись к фото, – все решено. Будем выдвигать вашу кандидатуру на муниципальных выборах. До них у нас еще три месяца, так, что успеваем.

– Да я же, – удивленно охнул новоявленный кандидат.

– Ксюша, что у нас там с семейным положением? – не принимая возражений, продолжил хозяин кабинета.

11

– В разводе он, – ответила Ксения, посмотрев виновато на шефа, будто она виновница развода кандидата с женой.

– Неприятно, – ответил на ее взгляд тот, – семья у нас, как говориться, надежда и оплот, первичная ячейка общества. Неприятно, но не смертельно. Причина развода в чем, Емельян Спиридонович?

– Так я ж дома редко бывал, – подумав секунду, ответил Емеля, – работал, можно сказать, трудовой пот не успевая вытирать. Друзья опять же, за советом постоянно обращались, как ни как, человек семейный, авторитетный. Как с работы иду, навстречу, через одного за советом. Жене, конечно, все это не в нюх. Им бы надо, чтоб при них сидели, да бока их поглаживали.

–Емельян Спиридонович, – кивнул Владимир Владимирович на Ксению.

Емеля прикрыл рот рукой, извиняясь перед дамой, приложил руку к сердцу.

Та кивнула в ответ, принимая извинения, и усмехнувшись, погрозила пальчиком.

– Причина развода, так себе, – продолжил Владимир Владимирович, – сугубо бытовая. Но ничего, мы этот вопрос подработаем, добавим, так сказать «секрет на миллион». Напишем, например, что мешала думать о социальных проблемах. О неравенстве, засилье женщин. Об их неугасимом желание возродить матриархат. Ничего, придумаем, как это все преподать.

– Так – так, и надо, – встрепенулся Емеля, – правильно ведь вы сказали. Придешь, бывало с работы. Усталый, полный дум всяких. Только на диван присядешь, она тут, как тут, ну, словно черт из табакерки. И ни слова не говоря, орать начинает, – опять, Диоген хренов, философствуешь? Диогеном, она меня звала, – пояснил он.

– А почему Диогеном? Философов много, – спросил хозяин кабинета.

–А, наверное, потому, что грек, этот, чокнутый в бочке проживал.