Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя

Берет Веселину за руку и почти насильно ставит на табурет.

Что у вас в руках? Викиньте! Викиньте эти глупости!

Забирает у нее блокнот, швыряет его в сторону и отходит на несколько шагов, смотрит на Веселину.

Ах, какая весна! Какая весна! (С озорством) Иткинд, ты видишь?

ВЕСЕЛИНА (сойдя с табурета). Исаак Яковлевич, я не буду вам позировать.

ИТКИНД (изумлено и по-детски обижено). Почему?

ВЕСЕЛИНА (растеряно). Ну, я… Я на работе…

ИТКИНД. Так бросьте! Зачем вам работа? Сколько они вам платят? Я буду платить больше! Я же теперь богатый, сам Рузвельт купил мои скульптуры! Мы сделаем Весну!

ВЕСЕЛИНА. Исаак Яковлевич, извините, я не натурщица. Мне поручено взять у вас интервью.

ИТКИНД (поспешно). Я дам! Десять интервью! Но я хочу сделать с вас Весну! Вы понимаете?

ВЕСЕЛИНА. Но я не буду раздеваться.

ИТКИНД. И не надо раздеваться! Я вас и так вижу.

ВЕСЕЛИНА (подозрительно). В каком смысле?

Иткинд, не отвечая, уходит за кулису и возвращается с двумя тяжелыми ведрами.

А вы меня из какого дерева будете делать?

ИТКИНД. Вас? (Вываливает из ведер глину на кусок мешковины на полу) Вас я буду делать из глины.

ВЕСЕЛИНА (удивленно-обижено). Из глины? Почему?

Иткинд молча надевает лежавший на топчане рабочий фартук.

Потому что Бог сделал женщину из глины?

Иткинд молчит, завязывает фартук.

Хорошо, пускай из глины… (Направляется за кулису)

ИТКИНД. Вы куда?

ВЕСЕЛИНА. За глиной. Тут же мало. А там у вас в прихожей еще шесть ведер…

Уходит и возвращается с двумя ведрами, вываливает из них глину на ту же мешковину. Снова уходит.

ИТКИНД (ей вслед). Русская женщина!..

Веселина возвращается еще с двумя ведрами, снова вываливает глину.

ВЕСЕЛИНА (устало). Еще нужно?

ИТКИНД. Весна в шляпе. Ви где-нибудь видели весну в шляпе?

ВЕСЕЛИНА (Снимает шляпу, встряхивает и распускает волосы) Если меня согласен лепить Иткинд! Я читала, вы отказали Айседоре Дункан! (Становится на табурет, снимает пиджак) Давайте, я готова.

ИТКИНД (восхищено). Красавица!.. Айседора хотела позировать полчаса. Конечно, я отказался. За полчаса можно сделать ребенка, но нельзя сделать скульптуру. Вы можете позировать целый день?

ВЕСЕЛИНА. У меня эфир в девять вечера. До вечера я ваша. Но больше я ничего не сниму.

ИТКИНД. А как вас зовут?

ВЕСЕЛИНА (уязвлено). Меня? Я же сказала: я Веселина-Мари.

ИТКИНД. Мари, я медленно работаю, очень медленно. Вы сможете позировать несколько дней?

ВЕСЕЛИНА. А моя скульптура будет на выставке?

ИТКИНД (обходит Веселину вокруг). Ну… Если получится так, как я вас вижу…

ВЕСЕЛИНА. Ню?

ИТКИНД. Что?

ВЕСЕЛИНА. Вы меня видите ню?

Иткинд, засучив рукава, подходит к куче глины и начинает мять ее, посматривая цепко на Веселину, словно прицеливаясь.

Веселина топчется на табурете, не зная, что ей делать.

ВЕСЕЛИНА. А как мне стоять?

ИТКИНД. Как хотите. Просто стойте.

ВЕСЕЛИНА (подняв руку и меняя позы) Так? С поднятой рукой или опущенной?

ИТКИНД. Так ви не сможете стоять долго. Просто стойте. Как свободная советская женщина.

Пауза. Веселина стоит на табурете, Иткинд мнет глину.

ВЕСЕЛИНА. А мне можно разговаривать?

Иткинд не отвечает.

А вы можете что-то рассказывать?

ИТКИНД. Что?

ВЕСЕЛИНА. Ну, что-нибудь. Вашу биографию. Для интервью…

Иткинд уходит, возвращается с ведром, наливает из него воду в глину и продолжает разминать ее, сосредоточенно вглядываясь в Веселину.

Алло! Исаак Яковлевич!

ИТКИНД (отстранено). Вус?

ВЕСЕЛИНА (в отчаянии). Вы обещали интервью. Расскажите о себе…

ИТКИНД. Тов. (Отстранено и почти машинально). Я родился в 1871 году в маленьком местечке возле Сморгони Витебской губернии. Мой отец был хасидским раввином… Вы знаете, кто такие хасиды?

ВЕСЕЛИНА. Ну, это такая секта…

ИТКИНД. (работая и думая о работе). Нет. Все так думают, но это не так. Хасиды говорят: жизнь нам дана Всевышним для радости и любви. Если ты соблюдаешь законы, данные Господом, то жизнь это праздник, ви согласны?

ВЕСЕЛИНА. Я согласна, что ваш папа был раввином…

ИТКИНД. И дедушка! Я закончил ешиву и тоже стал раввином…

ВЕСЕЛИНА. Это я знаю. А как вы стали скульптором?

Иткинд вдруг резко отделяет от бесформенной кучи глины большой кусок, ставит его на постамент рядом с Веселиной, и теперь в этом куске угадывается нечто вроде женского торса. Смотрит на Веселину и на торс.

Исаак Яковлевич!..

ИТКИНД (словно откуда-то издали). А?

ВЕСЕЛИНА. Вы были раввином. А как вы стали скульптором?

ИТКИНД (работая с глиняным торсом). Да, я был раввином… В 26 лет я был раввином, у меня были жена и дети – всё, как полагается настоящему хасиду… И вдруг… Вдруг мне попалась книга о Марке Антокольском. Скульпторе. А там были фотографии его знаменитых горельефов «Еврей-портной», «Вечерний труд старика» и другие. В этих стариках я сразу узнал наших местечковых евреев. И я просто потерял голову – Антокольский, тоже еврей, и тоже из Вильно, а делает такие вещи, скульптуры!..

ВЕСЕЛИНА. Ой!

ИТКИНД. Что такое?

ВЕСЕЛИНА. Не знаю. (Трет плечо) Плечо заболело… Извините, рассказывайте.

ИТКИНД (продолжая работать с глиняным торсом). Стойте прямо! Вы весна! Стойте прямо!

ВЕСЕЛИНА (выпрямляясь). Да, извините. Рассказывайте.

ИТКИНД (продолжая энергично работать с глиняным торсом). Хорошо. В это время в Сморгони наш богач Пиня, хозяин скобяного магазина, выдавал замуж свою единственную дочку Броню. Но никто не хотел на ней жениться – такая она была уродка. Маленькая и горбунья, ви можете себе представить? Пиня давал за нее очень большое приданое, но даже приказчики в магазине Пини, которые могли за грош продать черту душу, и те отказывались от Брони. Что такое?

ВЕСЕЛИНА (трет другое плечо). Я не знаю. Вдруг очень больно. Извините…

ИТКИНД. Вы хотите отдохнуть?

ВЕСЕЛИНА. Нет, нет! Рассказывайте…

ИТКИНД. Тов. Хорошо… (Продолжая работать с глинным торсом) Да, все отказывались жениться на этой Броне. Но был у нас в Сморгони грузчик Ханцель. Богатырь, как говорят русские. Он поднимал два куля с мукой. Бревно в десять пудов клал на плечо и один тащил куда надо. Но – шлимазл. Ви знаете, что такое шлимазл? Дети кричали ему на улице: «Ханцель! Я тебе дам две копейки! Сделай коня!» И Ханцель – он зарабатывал в два раза больше других грузчиков! – становился на четвереньки, дети залезали ему на спину, и он катал их по местечку, как конь. Не из-за денег. А потому что никому не мог отказать. Он был больше, чем добрый, он был шлимазл. И когда все наши женихи отказались от Брони, Пиня, ее отец, пришел к Ханцелю. И Ханцель не отказал Пине. И была свадьба. И молодые шли по местечку – огромный, два метра высоты, Ханцель и маленькая горбунья Броня. Я видел, как они шли по улице. Я не знал, смеяться мне или плакать. Я сидел и ни о чем не думал. Просто мял в руках хлеб и опомнился только, когда на столе передо мной оказались фигурки этих молодых – Ханцеля и Брони…

Стоя на табурете и не шевелясь, Веселина начинает беззвучно плакать, но Иткинд не видит этого.

Да, после этого я совсем потерял голову. Я бросил свою синагогу и уехал в Вильно. Я хотел учиться на скульптора, но нашел только работу ученика переплетчика… (Замечает, что Веселина плачет) Что с вами? Ви плачете?

ВЕСЕЛИНА. Вы делаете мне больно…

ИТКИНД (удивлено). Я делаю вам больно??

ВЕСЕЛИНА. Да, когда вы мнёте плечо у этого торса, мне больно.

ИТКИНД (поспешно). Да? Вейз мир! Извините. Извините. (Гладит глиняный торс по плечам) Сейчас пройдет, сейчас… Это ваше тело шлет сигнал мне в руки… Так лучше? Да? Так лучше?

ВЕСЕЛИНА (изумляясь). Да… лучше… Правда, лучше…

ИТКИНД. Просто вы плохо кушаете. Вы очень плохо кушаете. Поэтому у вас вот тут (показывает на глиняном торсе ключицу) ямка, впадина. Я должен ее сделать, промять. (Чуть прижимает глину на левой ключице торса) Вот так, можно?

ВЕСЕЛИНА (невольно отстраняясь, в оторопи трогает свою левую ключицу). Немножко больно. Но я потерплю… Рассказывайте.

ИТКИНД. Потерпи, девочка. (Осторожно проминает обе ключицы на глиняном торсе) Ви должны кушать, каждый день надо кушать… Почему ваш муж не хочет детей? Сколько вам лет?

ВЕСЕЛИНА. Двадцать пять… (Закрывая глаза, заторможено) Какие у вас руки…

ИТКИНД. Двадцать пять?! И он не хочет детей? Он же преступник! Настоящий преступник! Зачем вы с ним живёте?

ВЕСЕЛИНА. Мы уже не живём. Два года... (Открывая глаза и беря себя в руки) Пожалуйста, рассказывайте. Вы нашли работу переплётчиком.

ИТКИНД. Да, в Вильно я работал переплётчиком книг. И все читал. А через два года вернулся в наше местечко, но хасиды уже считали меня гоем – ведь я бросил религию, я потерял Бога. Больше того, я лепил из глины людей, а это запрещено нашей религией, никто не имеет права делать то, что делал Бог… (Увлеченно лепит на глиняном торсе грудь)

ВЕСЕЛИНА. О… О… (Закрывает глаза и начинает дышать все глубже, истомно). Что вы…

Иткинд, не слыша и не замечая ее реакции, продолжает лепить на глиняном торсе грудь.

Что вы делаете?..

ИТКИНД. Это глина. Я леплю глину…

Веселина с подкошенными ногами медленно опадает с табурета.

Иткинд в последний момент испугано подхватывает ее и удерживает стоя.

ИТКИНД. Что случилось? Вам плохо?

ВЕСЕЛИНА. Мне хорошо… Мне так хорошо… Только ноги… Мне нужно лечь…

Иткинд поднимает Веселину на руки и укладывает на топчан.

Спасибо. Извините…

ИТКИНД. А что с ногами?

ВЕСЕЛИНА. Я не знаю… Обмякли… Извините. Сейчас пройдет. Наверно…

Иткинд садится на пол у ее ног и гладит их.

ИТКИНД. Так лучше?

ВЕСЕЛИНА. Да… Лучше… У вас такие руки…

ИТКИНД (смотрит на свои руки). Какие?

Веселина молчит, Иткинд продолжает осторожно гладить ее ноги.

ВЕСЕЛИНА (встаёт с облегчённым выдохом). Всё. Извините… (Идет к табурету, чтобы встать на него)

ИТКИНД. Нет, всё! Ви устали. На сегодня всё.

ВЕСЕЛИНА. Ни в коем случае! Дайте мне руку.

ИТКИНД. Вы уверены?..

ВЕСЕЛИНА. Вы должны закончить торс. Иначе глина засохнет.

ИТКИНД. Откуда вы знаете?

ВЕСЕЛИНА. Я по образованию физик, но до этого училась во ВХУТЕМАСе. Поэтому знаю, у кого нахожусь. Марк Шагал назвал вас Ван Гогом в скульптуре. Дайте руку.

Иткинд подает ей руку, Веселина становится на табурет.

Всё, я стою. Продолжаем. Пожалуйста, лепите меня.

Иткинд опять поливает водой глиняный торс и продолжает работу.

ИТКИНД. Так вы художник?

ВЕСЕЛИНА. Я училась на книжного графика, потом на физика. Но бросила.

ИТКИНД (формует и гладит живот глиняного торса). Вышла замуж?

ВЕСЕЛИНА. Откуда вы знаете?

ИТКИНД. Я слышу. Он вас ударил. (Останавливает руку на животе торса) Здесь рубец, шов. Он вас ударил ножом! Негодяй!.. И ваш страх еще здесь… Сейчас уйдет, сейчас…

ВЕСЕЛИНА. Да…(Изумленно) Правда… Спасибо… (Садится на табурете, плачет) Спасибо…

ИТКИНД. А почему ви плачете?

ВЕСЕЛИНА. От счастья…

ИТКИНД. От счастья?

ВЕСЕЛИНА (со слезами). Я два года живу с этой болью, каждый день! А теперь она ушла!.. Совсем ушла!.. Вы гений!.. Исаак Яковлевич…

ИТКИНД. Что?

ВЕСЕЛИНА. Вы такой… Подойдите, не бойтесь.

Иткинд подходит к ней. Веселина берет его руку, подносит к губам и целует. Поднимает на него глаза.

Я хочу вас поцеловать…

Притягивает Иткинда и касается губами его лица.

Иткинд отстраняется, но она не отпускает, тянет снова.

ИТКИНД (сдержано). Ты знаешь сколько мне лет?

ВЕСЕЛИНА. Знаю, я готовилась к интервью.

ИТКИНД. А сколько тебе…

ВЕСЕЛИНА. Это не имеет значения.

Веселина целует Иткинда.

Полное затемнение сцены.

Пауза, женское характерное дыхание и стон.

(В темноте) Всё! Хватит! Я не могу большое!

ИТКИНД (В темноте). Можешь! Еще как можешь…

Снова женское громкое дыхание и стон.

ВЕСЕЛИНА. ((В темноте, хрипит) Всё, всё! Я задыхаюсь, пустите меня…

Пауза. Тишина.

Сцена освещается.

Веселина сладко спит на топчане. Ее одежда разбросана по всей сцене.

Входит Иткинд. Он одет в свежую рубашку-апаш и вельветовые брюки по моде 30-х годов. В руках красивый поднос с фруктами, тарелочкой с эклерами, стаканом апельсинового сока и чашкой кофе.

Ставит поднос на пол рядом с топчаном и садится на табурет. Некоторое время молча смотрит на спящую Веселину. Затем, раскачиваясь, негромко читает молитву на иврите.

ИТКИНД. Барух Ата Адойной Элух-эйну…

ВЕСЕЛИНА (проснувшись и понаблюдав за Иткиндом). Что вы делаете?

ИТКИНД. Доброе утро.

ВЕСЕЛИНА. Вы молились?

ИТКИНД. Я благодарил Бога. Он забрал у меня скульптуры, а подарил ангела.

ВЕСЕЛИНА. Это вы Бог… Такого у меня не было. (Увидев на полу поднос) Что это?

ИТКИНД (подняв поднос). Ну, тут фрукты, пирожные, кофе. Я еще не знаю, что ты любишь.

ВЕСЕЛИНА (садясь и кутаясь в простыню). Мои любимые эклеры! (Берет эклер и целиком кладет в рот) Где вы взяли?

ИТКИНД. Это Старая Башиловка. Тут три кафе через дорогу…

ВЕСЕЛИНА. Можно, я еще возьму?

ИТКИНД. Нужно. Ты такая красивая, ты должна кушать…

ВЕСЕЛИНА (протягивая руку за эклером). А вы не подумаете, что я обжора?

ИТКИНД. У моей бабушки были гуси, она держала их в клетках и кормила клецками. А я буду держать тебя в спальне и кормить эклерами.

ВЕСЕЛИНА. Я же растолстею.

ИТКИНД. В спальне со мной?

ВЕСЕЛИНА. Извините…

ИТКИНД. Нет, ничего. Старого человека любой может обидеть.

ВЕСЕЛИНА. Это вы старый? На таких старых можно на ипподроме миллион выиграть! (Встает, кутаясь в его рубашку) А можно я сбегаю? У вас тут есть дамская комната?

ИТКИНД (показав за кулису). Там найдешь. Обживайся.

Веселина убегает. Иткинд смотрит ей вслед.

Иткинд, ты сошел с ума! (Подняв голову к небу) Барух Ата Адойной Элух-эйну…

Веселина возвращается.

ВЕСЕЛИНА. Мне холодно. (Садится Иткинду на колени) Обнимите меня…

Иткинд обнимает Веселину, кладет на топчан и целует.

Как? Опять? Мы же только что… Нет, подождите, расскажите, что было дальше. Вы вернулись в Сморгонь…

Полное затемнение сцены.

(В темноте) Нет, ну, пожалуйста! (Твердо) Нет, пока не расскажете! Вы приехали из Вильнюса…

ИТКИНД (в темноте). Ах, так? Хорошо… (Скороговоркой) Да, я вернулся из Вильно. А наши хасиды назвали меня гоем. Плевали на калитку нашего дома. Но однажды к нам зашел писатель Перец Гиршбейн. Он посмотрел мои скульптуры, ничего не сказал и ушел. А через несколько дней в Вильно, в газете, появилась статья. Гиршбейн написал, что в Сморгони живет еврейский самородок, который лепит шедевры. И те самые хасиды, которые плевали на мою дверь, послали по местечку выборного. Выборный ходил из дома в дом, показывал газету и собирал деньги, чтобы «этот шлимазл Исаак» мог поехать учиться «на настоящего скульптора». И я уехал – сначала в Виленское художественное училище, а потом в Москву. Всё! Теперь иди ко мне! Быстро иди ко мне!..

Слышен смех Веселины, потом ее голос.

ВЕСЕЛИНА ((в темноте, просительно): Погладьте мне спину…

Негромко вступает мелодия «Хава нагила».

Набрав громкость и темп, мелодия обрывается.

Сцена освещается.

Теперь на топчане спит Иткинд.

Входит Веселина, по-римски завернутая в простыню.

Садится на табурет рядом с Иткиндом. Долго смотрит на него, затем медленно гладит спящего Иткинда пальцем по бровям, носу, губам…

Иткинд открывает глаза.

ИТКИНД. Ты мой сон.

ВЕСЕЛИНА. Теперь я знаю, у вас половая амнезия…

ИТКИНД. А что это такое?

ВЕСЕЛИНА. Это когда вы через пять минут все забываете и хотите снова…

ИТКИНД. А уже прошло пять минут? Иди сюда.

Иткинд обнимает Веселину и тянет к себе.

ВЕСЕЛИНА. Нет, подождите… Опять? Вы сумасшедший…

ИТКИН. Конечно. Я же еврей. Иди ко мне…

Иткинд силой притягивает Веселину на топчан.

Веселина вырывается.

ВЕСЕЛИНА. Нет, всё, я ухожу. Столько нельзя. Вы сумасшедший…

Собирает свою одежду, разбросанную по сцене.

Иткинд, полуодетый, садится на топчане.

ИТКИНД. Но я не закончил. Мне нужно кончить, а то он засохнет.

ВЕСЕЛИНА (подозрительно). Кто засохнет?

ИТКИНД (встает и водой из ведра поливает глиняный торс). Ты же сама сказала: торс может засохнуть. (Ставит табурет на прежнее место в центре сцены) Ты можешь еще постоять? Пять минут…

ВЕСЕЛИНА (становится на табурет). Знаю я ваши пять минут! Рассказывайте, что было дальше.

ИТКИНД (продолжая лепить торс). Слушаюсь, Симонетта…

ВЕСЕЛИНА. Вы меня экзаменуете? Симонетту Веспуччи писал Сандро Боттичелли. «Рождение Венеры». А я Веселина-Мари.

ИТКИНД. И «Весну» он тоже делал с нее. А я – с тебя.

ВЕСЕЛИНА (готовясь записывать в блокнот). Выборный собрал для вас деньги, и вы поехали учиться на скульптора. Сначала в Вильно, потом в Москву…

ИТКИНД. Да. Тов… (Начиная работать с торсом) Но тогда евреям было запрещено жить в Москве. А проституткам можно. Поэтому тут было много еврейских девушек, которые регистрировались, как проститутки, а сами шли учиться в институт…

Рассказывая, Иткинд мягкими движениями лепит глиняный торс ниже груди, отчего Веселина, стоя на табурете, закрывает глаза.

Иткинд, увлеченный работой, не замечает этого.

…или устраивались на работу. Вот у этих девушек я и жил. И пошел сдавать экзамен в Московское художественное училище…

ВЕСЕЛИНА (перебивает, жалобно). Исаак Яковлевич, я очень кушать хочу…

Затемнение.

Звучат вечерние позывные Всесоюзного радио – мелодия песни «Уходит вечер» Варламова.

Картина третья

Москва, 1937 год.

На авансцене – все тот же маленький столик с настольной лампой, микрофоном и звуковым пультом. За столиком Веселина.

Звучит продолжение мелодии «Уходит вечер» Варламова.

ВЕСЕЛИНА (в микрофон). …В Ленинграде, в Эрмитаже, поведены итоги конкурса на памятник Александру Сергеевичу Пушкину в память о столетии его гибели. В конкурсе принимали участие самые выдающиеся скульпторы: Фаворский, Сарьян, Герасимов, Шадр, Лебедева и другие. Первое место завоевали три работы Исаака Иткинда – скульптура в полный рост «Юный Саша Пушкин», бронзовая голова «Взрослый Пушкин» и горельеф «Умирающий Пушкин…»

Неожиданно из противоположной кулисы два вооруженных красноармейца выводят Иткинда с руками, связанными за спиной, и грубо толкая, ведут через всю авансцену к противоположной кулисе.

Там Иткинда встречает Следователь НКВД и ударом кулака вгоняет за занавес.

Видя это, Веселина с открытым ртом застывает на месте.

Звучит мелодия «Уходит вечер».

После паузы Веселина приходит в себя, вскакивает и бежит за арестованным Иткиндом.

Картина четвертая

1938 год, Шлиссельбургская крепость.

Посреди пустой сцены – табурет, а сбоку, у кулисы, грубая тумбочка.

На табурете сидит избитый Иткинд.

Над Иткиндом стоит Следователь НКВД.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сукин сын, японский шпион! Продал японцам секреты Балтийского военного флота! Признавайся, сколько получил?

ИТКИНД (с сильным еврейским акцентом). Ви ошибаетесь! Я ничего не продавал! Это ошибка!

СЛЕДОВАТЕЛЬ (наотмашь бьет Иткинда кулаком по уху). Врешь, сволочь!

ИТКИНД (трудно поднимаясь с пола на табурет). Я не вру! Пожалуйста! Это ошибка! Не бейте меня!

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты купил квартиру в Ленинграде! Откуда деньги?

ИТКИНД. Я вам говорил. Я скульптор. Брат Рузвельта Джеймс купил мои работы. И Леон Блюм, премьер-министр Франции, купил. Спросите в наркомате культуры.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Так ты еще и на Рузвельта работаешь? (Бьет Иткинда) Ин а французов! (Бьет Иткинда) Признавайся, сволочь! Пиши признание!

ИТКИНД (снова с трудом поднимаясь с пола на табурет). Не бейте меня. Позвоните наркому…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нарком уже признался. Вы оба предатели. (Наступает сапогом на гениталии Иткинда, сидящего на табурете) Раздавлю на хрен! Пиши признание, что продал японцам секреты Балтийского флота!

ИТКИНД (хрипя от боли). Я не продавал…

Следователь с силой жмет сапогом.

Иткинд, потеряв сознание, падает с табурета.

Следователь, плюнув на него, уходит.

Пауза.

В паузе слышны приглушенные крики заключенных из других камер.

Иткинд приходит в себя. Ползком добирается до тумбочки, открывает ее, достает ломоть черного хлеба. Возвращается к табурету, с трудом садится и, раскачиваясь, как еврей на молитве, мнет руками черный хлеб, лепит из него женскую фигурку.

ИТКИНД (вполголоса). Барух Ата Адойной Элух-эйну…

Входит Веселина. Она точно такая, какой была во второй картине – в летнем костюме, красива, по-утреннему свежа.

ВЕСЕЛИНА. Здравствуй, родной! Извини, это Шлиссельбургская крепость! Такие стены – я ничего не смогла пронести, только сама с трудом проникла…

ИТКИНД (повернувшись к ней правым ухом). Вус? Что?

ВЕСЕЛИНА. Я говорю: у этой крепости такие стены, я еле-еле прошла сквозь них. Но пронести ничего не смогла…

ИТКИНД. Ничего, весна моя. Видишь, они дают тут хлеб и воду. Утром дают кусок хлеба, но утром я его не кушаю. Я леплю тебя. Целый день. Ты такая красивая!

ВЕСЕЛИНА (целует его). У тебя синяки. Ой, какие! Тебя бьют?

ИТКИНД. Каждый день. (Трогает левое ухо) Этим ухом я уже не слышу.

ВЕСЕЛИНА. Фашисты… (Становится перед ним на колени, гладит его ноги).

ИТКИНД. Ничего. (Продолжая лепить из хлеба женскую фигурку) Они хотят, чтобы я написал, что я японский шпион. А я же не умею писать по-русски.

ВЕСЕЛИНА. Что ты делаешь?

ИТКИНД. Я же сказал: леплю тебя, весну.

ВЕСЕЛИНА. Я чувствую. Я даже через стены чувствую твои руки. Они такие сильные…

ИТКИНД. Я не сделаю тебе больно. Ты же моя Симонетта…

Слышны крики и ружейные выстрелы.

ВЕСЕЛИНА (вздрогнув, испугано). Что это?

ИТКИНД. Это по ночам. По ночам тут бьют всех арестованных. И кто потом весь день дрожит от страха, те пишут про себя, что хотели убить товарища Сталина. Сами пишут. И тогда их выводят во двор и расстреливают.

Слышны ружейные выстрелы.

Вот еще.

ВЕСЕЛИНА. Я слышу. А как же ты?

ИТКИНД. А я не думаю о страхе. Видишь – я целый день занят, я леплю тебя. А хлеб кушаю только после допроса, перед сном. А утром они снова дают кусок хлеба и воду, и я опять свободный от них. Понимаешь?

ВЕСЕЛИНА. Любимый…

ИТКИНД. Ты моя весна… А как твоя девичья фамилия?

ВЕСЕЛИНА. А ты не помнишь? Я Хейфиц.

ИТКИНД (удивленно). Хейфиц? Так ты еврейка?

ВЕСЕЛИНА. Конечно. (Садясь на пол и обнимая его ноги). Расскажи что-нибудь. Я так скучаю…

ИТКИНД (гладя ее). Что тебе рассказать, весна моя?

ВЕСЕЛИНА. Помнишь, ты начал рассказывать, как ты стал скульптором. Но потом мы занялись любовью и всё забыли.