Полная версия
Толчки
Очарованьем снабжены
Не зря они тебе даны!»
По обыкновению, только написав, я его тут же отправил.
Но в этот раз она ответила.
Она ответила не на этот стишок, а на предыдущий, где говорилось, что она мне нравится. Ответом был маленький вопрос: «Давай обсудим это при встрече?». Меня холодный пот прошиб, когда я это прочитал. Я сразу же ответил: «Конечно». И на этом наша тогдашняя переписка закончилась. Но последствия ее я никак не мог предугадать.
Половину следующего дня я не помнил, потому что чувство эйфории после вчерашнего затмило собой все, что только можно. Я не помнил только половину, поскольку вторая половина запомнилась мне на всю оставшуюся жизнь. Тогда пустовало не только место Лены, но и соседнее. Она на всех уроках сидела с Дашей, своей единственной подругой в классе. Но сегодня не было и ее. Сначала меня это даже обрадовало. Когда не было Даши, это значило, что этот день не так уж и плох. Но счастье было недолгим. Она пришла уже к четвертому уроку. Я ее давно такой не видел: лицо перекошено, глаза бешено вращаются в глазницах и бегают по классу, выискивая кого-то. Я моментально догадался, кого она ищет, хоть тогда и не понял, почему. Она уставилась на меня своими безумными глазами и мотнула головой в сторону двери. Я вопросительно поднял бровь, но она отвернулась и вышла. Подождав с секунду я вышел за ней.
Все случилось очень быстро.
Как только я вышел, она схватила меня за грудки и прижала к стене. Я никогда, до сих пор, не замечал в ней такой силы! Сквозь плотно сжатые зубы она проговорила:
– Значит так, ублюдок, слушай внимательно, повторять не буду. Если ты еще раз пришлешь Лене свои говенные стихи, то по кнопкам тыкать будет нечем. И вообще, ты не в ее вкусе, – она оглядела меня с презрением. – Как ты вообще можешь нравится девушкам?
После этого я много думал о ее словах. По большому счету угроза была пустяковая, так, сказала для того, чтобы сказать. Но в тот момент важно было то, как она это сказала. Глаза, идеально круглые смотрели на меня с расстояния пятнадцати сантиметров с выражением лютой ненависти. После того, как она меня отпустила и я, на негнущихся ногах зашел обратно в класс, я обнаружил на своей рубашке капельки слюны.
***
С этого-то все и началось.
А если вспомнить, к чему это привело…
V
В тот день, до определенного момента, не произошло ровным счетом ничего необычного.
Этот определенный момент случился на четвертом уроке, когда в класс, ко всеобщему удивлению, вошла Лена. Она оглядела всех, одарила меня сияющей улыбкой, от которой я похолодел и направилась к своему месту. Тогда это была физика, до сих пор помню, как Раиса Федоровна сказала: «Посмотхите, в нашем полку пхибыло!».
После урока, когда мы шли к кабинету, где должен был быть следующий, Лена остановила меня и поманила в угол, подальше от всех. Краем глаза я поймал на себе взгляд Даши. В нем было обычное презрение смешанное с недоверием. Никакой ненависти.
Я пошел вслед за Леной в угол. Видно было, что она хочет сказать что-то, чего ей говорить совсем не хочется. Она мялась, переминалась с ноги на ногу. Но, в конце концов, она начала:
– Я слышала, у Вас была ссора с Дашей, – я прикрыл глаза на секунду. Не самые приятные воспоминания. – Я хочу, чтобы ты знал. Это не я ее попросила, она сама.
– Сама? – переспросил я.
В тот момент я чувствовал, как вера в человечество потихоньку возвращается. В день, когда на меня напала Даша, я не мог ничем заняться – все валилось из рук. После такого потрясения я не мог ни на чем сосредоточиться. И все никак не мог понять: как я мог так ошибиться? Я думал, что Лена нормальная, порядочная девушка. А выяснилось, что ей не хватает решимости даже написать мне о том, что ничего не выйдет, нужно подсылать свою полусумасшедшую подругу, чтобы она мне это сказала.
Теперь чувство обиды поутихло.
– Да, сама, – кивнула Лена. – У нее на тебя жуткий зуб. Ты правда за ней бегал?
Я опешил. Такую формулировку относительно произошедшего с Дашей я еще не слышал.
– Было дело, – кивнул я. – Мы тогда с ней ходили на один литературный кружок вместе. Я там был единственный парень, а кроме меня были еще три девчонки: Алена, Лиза и Даша. Понимаешь, мне там очень нравилось, вот только я не сразу понял, что мне нравится весь коллектив целиком.
Она понимающе кивнула.
– И ты сказал Даше, что она тебе нравится, имея ввиду весь коллектив? – спросила она.
– Да, – ответил я.
– И она с тех пор на тебя обижена?
– Я бы это обидой не назвал. Я бы это вообще никак не назвал. Она просто в один момент стала относится ко мне с презрением и говорить в третьем лице.
Она вопросительно посмотрела на меня.
– Он, – ответил я. – Больше она меня никак не называет.
– А ты как к этому относишься?
– Как нам говохила Хаиса Федоховна – сила действия хавна силе пхотиводействия, – сказал я, подражая манере разговора Раисы Федоровны.
Она улыбнулась.
– Тогда понятно, почему она так разозлилась.
Мною вдруг завладело недоверие.
– А ты ей стишки показывала? – с недоверием спросил я.
– Нет, стихи она не видела, – ответила она.
По ее глазам было видно, что правды в ее словах не было ни капли.
И тут меня понесло.
– Тогда как Денис мог их читать при всех, а? Я же сам видел, как они хихикали с утра в вестибюле!
Она потупилась.
– Ну да, я показала. А на что ты еще рассчитывал?
Я отшатнулся. Эту фразу я боялся от нее услышать больше всего. Боялся потому, что эта мысль была и у меня. «А на что ты рассчитывал?».
– Понятно, – ответил я и пошел прочь.
Она звала меня, что-то кричала в спину. Но я ее не слышал. Все выходило так, что я сам был виной всех своих проблем. Если бы я тогда не написал тот чертов стишок, то Лена бы его не прочла, не показала бы его Даше, та не обозлилась бы на меня пуще прежнего, и не пошла бы к Денису. Они не начали бы меня травить, это бы не вышибло меня из колеи, и я нормально бы подготовился к уроку в пятницу! Мне вдруг вспомнился эпизод из детства: я бросаю камешек в пруд, что был у нашего дома. Я хорошо помнил, как камень, с характерным «бульк» погрузился в воду и как от него потом расходились волны до самого берега.
Но в тот день это было еще не самое страшное.
Я весь день, после того разговора, ходил, будто бы «не в своей тарелке». В голове билась, вызывая жуткую мигрень одна и та же назойливая мысль: «А на что ты еще рассчитывал?». Ни о чем другом я думать не мог. Отсидев оставшиеся два урока я, как и всегда, пошел на первый этаж, переобулся и направился к выходу. Прямо передо мной в дверь выходила Лена. Я сразу узнал ее и отвел взгляд. Как только она вышла на крыльцо, то тут же кинулась в объятия к парню, что там стоял и, видимо, ждал ее. Конечно, у нее есть парень! А как ему не быть? Красивых девушек без парня, обычно, не бывает. А о том, чтобы ее у него отбить, мне даже думать нельзя – шансы не то, что отсутствуют, они отрицательные! Это был незнакомый мне рослый паренек, который, судя по всему, не брезговал регулярными походами в зал. Оторвавшись друг от друга, они посмотрели друг другу в глаза. Для меня все это происходило будто в замедленной съемке.
– Помнишь, как там было, – сказал парень. – Твои глаза, как свет луны, очарованьем снабжены, как там дальше?
Лена вдруг нервно дернулась и оглянулась по сторонам. Когда она увидела меня, глаза ее округлились. Я безразлично посмотрел на нее.
«А на что ты еще рассчитывал?»
Понурив голову, я пошел домой.
Обычно, когда в жизни случается что-то плохое и я, после этого, иду домой, мой мозг пытается думать о чем-то хорошем. Так получается всегда. Всегда, кроме сегодняшнего дня. Сегодня о хорошем размышлять просто не получалось. Как я не бился, я не мог найти темы, где бы у меня было все хорошо. Хотя нет, была одна тема, которая могла меня приободрить. Я только подумал о ней и она сразу вылетела у меня из головы.
Когда я вошел, мною овладело знакомое, но, в то же время ненавистное чувство страха. Этот страх был тем, что возникает, когда ждешь чего-то страшного, но уже ничего не в силах изменить. Это чувство усиливалось той печальной безысходностью, что я сейчас ощущал. Через несколько секунд я вспомнил Раису Федоровну и понял, что этим вечером мне добавится проблем. Я уже представлял, какой скандал мне устроит мама, когда заглянет в электронный дневник. Мне невдомек тогда было, что она уже в курсе всех моих учебных прегрешений.
Вечером меня мандражило также, как и неделю назад, когда я отправлял Лене свой первый стишок. Пиликнул домофон. Я поспешно направился к двери, открыл замок и отошел на пару метров. Судя по маминому лицу, когда она входила домой, настроение у нее было прекрасное. Мне сразу стало тошно, как только я представил, как выражение ее лица поменяется, когда я ей скажу, что случилось вчера.
– Привет, – сказал я, пытаясь говорить непринужденно.
– Привет, – ответила она. – У тебя мама как Юлий Цезарь: пришла, увидела и вспомнила, что победила.
Несколько секунд в коридоре царило молчание.
– Так, помогите государю-императору затащить баулы, – сказала она.
– Ты к чему про Цезаря сказала? – спросил я, помогая ей затащить сумки.
– А то, что мы с тобой, мой милый, будем вместе все каникулы.
– Как ты узнала?
– А ты думаешь, мать в каменном веке застряла? Я каждый день твой дневник смотрела.
Я как-то сразу приободрился. Мне стало легче от избавления от необходимости ей все рассказывать.
– Но это не значит, что ты перестаешь быть безответственным чукчей!
– Почему чукчей-то? – обиженно спросил я.
В ее тоне чувствовалось, что она говорит шутя.
– Потому что не подготовился к физике.
– Там и это высвечивается?
Она кивнула.
– Конечно, Раиса Федоровна не поленилась и оставила к отметке комментарий, что ты «Не соизволил подготовиться к уроку».
Я виновато опустил голову.
– Что были за звуки на даче? – сказал я, переводя тему.
Она отмахнулась:
– Да так, мыши, а ты не заговаривай мне зубы и иди к себе в комнату, – сказала она, но уже серьезно.
Я посмотрел на нее. Она глядела на меня с укоризной.
– Иди к себе и учи физику.
«А на что ты еще рассчитывал?»
Я и правда отправился в свою комнату, взял с полки учебник физики за десятый класс и открыл параграф, посвященный термодинамике. Прочитав определение изохорного процесса, затем изотермического я осознал, что мои веки слипаются. На самом деле физику я любил, мне этот предмет очень нравился, вот только отношения с учителем не заладились и поэтому выше тройки я никогда не получал. А сейчас спать я хотел скорее из-за того, что день был уж очень суматошный, а не из-за физики. Я посмотрел на часы, висящие на стене. Было девять часов и шестнадцать минут. Я решил, что лечь спать сейчас – лучшее решение всех проблем. Я отложил учебник, выключил свет и забрался под одеяло. Уснул не сразу, сначала я просто лежал и ни о чем не думал. Через некоторое время в комнату зашла мама.
– Ты чего? Переутомился?
Я ничего не ответил.
***Казалось бы, это было всего лишь позавчера, а по ощущениям прошло не меньше месяца.
Vl
Проспал я тогда часов двадцать. Когда поднялся, на часах было уже шесть вечера. Когда я встал, у меня, почему-то, было чувство незаконченного дела. Как будто я хотел что-то сделать, но забыл что именно. С этим чувством я встал и направился в ванную. Я даже не сразу почуял запах копченого мяса, шедший из кухни. Когда я открыл воду, с кухни послышался мамин голос:
– Наконец-то ты встал! Я уже начала волноваться!
У меня не было сил и желания ей что-то отвечать. Я подумал, что теперь понимаю, как себя чувствует мешок, когда из него вытряхнут все содержимое. Мною владела какая-то опустошенность и полная апатия. Я не хотел что бы то ни было делать.
Я взглянул в зеркало.
Оттуда на меня смотрело опухшее лицо с глазами-щелками. Вот что бывает, когда спишь слишком долго, а тем более днем.
«А на что ты рассчитывал?»
В голове вновь появилась назойливая мысль. Я чувствовал, что уже не могу ей противиться и она завладевает мною полностью. Мне вспомнился пятничный урок физики.
«Ты ленивый и безответственный»
«В обществе таких как ты зовут неудачниками»
«Как ты вообще можешь нравиться девушкам?»
К голосу Раисы Федоровны добавился голос Даши. У человека в зеркале глаза наполнились слезами. Я почувствовал, как зрение мне заволокла пелена.
«Ой, ой, ой, Вы только посмотрите! Наша королева плачет!»
Дверь скрипнула и открылась. Послышался голос мамы:
– Ты чего здесь? Опять уснул?
Я поспешно сделал вид, будто умываюсь. Не знаю, увидела ли она мои слезы. Даже если так, мне уже все равно.
После водных процедур я вернулся в свою комнату, по дороге продолжая печальные размышления. Девушки у меня нет и быть не может, я видел, какие парни им нравятся – я на таких не похож ни на йоту. С учебой у меня завал, одна физика чего стоит. С учителями я общего языка не нахожу, Раиса Федоровна тому пример. Друзей у меня тоже особо…
Тут меня осенило.
Я вспомнил, что хотел сделать и что это была за навязчивая идея, привязавшаяся ко мне после школы. Я стремглав побежал в свою комнату. Вбежав, я лихорадочно осмотрел все горизонтальные поверхности в поисках телефона. На кровати его не было, на столе тоже. Точно! Я его оставил в кармане брюк, когда вернулся. Я подбежал и выхватил его из переднего кармана.
В моей памяти всплыл эпизод, когда в четверг, после дебюта моего стишка на публике, пусть и не моими устами, мне написали несколько человек, чтобы узнать, как я. Помнится мне, их было не меньше пяти, а значит, что друзья у меня все же имеются. Разблокировав телефон и зайдя в соц.сеть я посмотрел список сообщений. Вот те, что были в четверг. Странно… Тогда мне написали Марк и Женя. Оба сообщения я оставил непрочитанными. Марк и впрямь спрашивал как я, а вот Женя интересовался, как я решил пятую задачу по алгебре.
Я так и сел.
В попытках воспроизвести в памяти события того дня я вспомнил, что действительно тогда получил сообщение от Марка. Я тогда еще очень этому обрадовался, мне тогда это помогло. Помогло чувствовать себя не таким уж никчемным. Тогда, после того происшествия с Денисом мне казалось, что все были против меня. А если и не все, то подавляющее большинство. А оставшимся попросту наплевать, они посмотрели на это и тут же забыли. В тот день я очень долго думал об этом сообщении, видимо поэтому в моем мозгу оно и превратилось из одного в пять.
Значит реальность такова, что кроме лизоблюда Марка у меня вообще нет друзей?
Это меня добило.
Последняя надежда, последняя ниточка надежды была только что оборвана и утеряна. Я открыл поисковик и ввел запрос: «Открытые крыши». Полистав список, я выбрал ту, что находится недалеко от моего дома, буквально полквартала. На сайте даже очень любезно был прикреплен код от парадной. Я уже все решил и ничто не могло мне помешать. Тем более ничто не могло меня переубедить, ведь все было и так ясно. Ни девушки, ни друзей, ни увлечений. Миру такой как я был не нужен.
Подумав об увлечениях, мне вспомнился наш литературный кружок. Там всегда было очень весело, это был не столько литературный, сколько кружок по интересам. Каждый рассказывал какие-то истории, в основном это делал Рудольф Иннокентиевич, который и вел этот кружок. Иногда кто-то приносил свои рассказы, а однажды Алена даже принесла стихи. Они были длинные, но мне запомнилось одно четверостишие:
«Бьёт ветер по щекам упорно
Передо мной лишь пустота
Снуют машины лишь проворно
Шагнуть мне надо лишь туда»
Рудольф Иннокентиевич тогда сказал, что для первого раза неплохо и поинтересовался фамилией Алены. Когда она назвала ее он удивился, что фамилия у нее не Лоханкина. Я и Даша тогда засмеялись. Мы поняли, что он имеет ввиду. Он подмигнул нам, а Алене и Лизе сказал, что в «Золотом теленке» Ильфа и Петрова был герой по имени Васисуалий Лоханкин, который сочинял стихи ямбом, прямо как Алена. Он тогда еще спросил у нее, о чем это стихотворение. Она его назвала «Песнь Смертника». Она сказала, что о самоубийце, который стоит на краю крыши и готовится прыгать. Перед тем, как шагнуть в неизвестность он вспоминает, как все начиналось, что к этому привело. Рудольф Иннокентиевич тогда ее похвалил и сказал, что тема нестандартная и, в целом, стихотворение хорошо написано.
Я вдруг заволновался. Чувство было такое, будто я собирался сделать что-то крайне важное и боялся оплошать. Короче говоря, меня снова мандражило. Я пошел, накинул куртку и надел кроссовки. Мама вышла из кухни.
– Ты куда это?
– Я выйду свежим воздухом подышать, – ответил я, тяжело дыша.
Она настороженно вгляделась в мое лицо.
«А на что ты еще рассчитывал?»
– С тобой все в порядке? – спросила она все также настороженно.
Я натужно улыбнулся.
– Все прекрасно.
– Сынок, что случилось? – осведомилась она.
– Все нормально, – сквозь зубы прорычал я.
Меньше всего мне сейчас хотелось рассказывать, что случилось. Она молчала и все так же смотрела на меня. Так смотрят на неведомое животное, опасаясь, что оно сейчас кинется.
– Только недолго, – сказала она, наконец.
Я выскочил из дома. Спустившись на лифте я вышел на улицу. На меня пахнуло свежим вечерним воздухом. Я вздохнул полной грудью и мне в нос ударил знакомый приятный запах – запах вечера. Такой запах хорошо знаком тем, кто любит гулять допоздна. Этот запах не передать словами, но если ты узнал его один раз, то он запомнится тебе навсегда.
Но в тот момент даже этот запах не мог меня остановить. В это время года солнце садится поздно, поэтому моя дорога до нужного здания прекрасно освещалась. А в голове все бились строчки:
«Бьёт ветер по щекам упорно
Передо мной лишь пустота
Снуют машины лишь проворно
Шагнуть мне надо лишь туда»
Я представил, что сказала бы Даша, узнай она о моем намерении.
«И наплевать. Ты это сделаешь, и никто не заплачет, уж поверь»
Я свернул под арку двора. Это был тот самый двор. Нужная мне парадная была слева. Во дворе, как и во многих похожих дворах, была детская площадка. На ней играли дети. Много детей. Но вместо привычного радостного гомона, воздух наполнял крик боли. Видимо какой-то малыш упал с карусели или получил по лбу качелей. Я не обратил на это ни малейшего внимания. Я подошел к подъезду. У двери стояла бабушка, она как раз прислоняла ключ к домофону. Раздался характерный звук и дверь открылась. Она оглянулась, посмотрела на меня. Я, чувствуя как ноги начинают подкашиваться, оттолкнув ее и распахнув дверь влетел в парадную. Я буквально взмыл по лестнице и подбежал к лифту. Трясущимся пальцем я не сразу попал по кнопке вызове лифта. Но услышав, что старушка вошла в подъезд и начинает медленно подниматься по лестнице, я забарабанил по ней как сумасшедший. Благо, лифт был на первом этаже и двери его сразу же разъехались, приглашая войти. Я во мгновение ока оказался внутри и нажал на кнопку последнего этажа. Двери закрылись и лифт, не спеша, тронулся.
Когда двери закрылись, я почувствовал легкое облегчение, что не придется делить четыре квадратных метра лифта с этой бабушкой. Ноги вдруг начали подгибаться, и я был вынужден опереться о стену, чтобы не упасть. Мало-помалу дыхание мое стало приходить в норму, мне удалось немного успокоиться. Но как только кабина остановилась, на меня снова напала нервозность. Я вышел из лифта и подошел к лестнице, ведущей на крышу. В моих движениях чувствовалась резкость, не присущая им доселе. Но, в тот момент это меня мало интересовало.
Я подошел к лестнице и начал взбираться по ней. Дверь, ограждающая начало лестницы от ее завершения, как и в моей парадной, была закрыта. На какую-то секунду я понадеялся, что она окажется заперта.
«Тогда найду другую», – перебил я сам себя. – «Жить мне уже не за чем».
Но мои надежды не оправдались. Дверь легко поддалась, когда я потянул ее на себя. Тогда я продолжил карабкаться вверх. Ступенька за ступенькой, я приближался к свету, падающему на меня сверху. Когда я поднялся и почувствовал под ногами твердую гладкую поверхность пола, пришедшую на смену рифленым ступенькам, я почувствовал, что моя нервозность удвоилась. Теперь меня не просто трясло, но колотило, как никогда прежде.
Удивительно, но когда я вышел на крышу и на меня пахнуло свежим воздухом я моментально успокоился. Осталось лишь тупое безразличие. Видимо, мозг понял, что волноваться бессмысленно, и стал воспринимать это как прием таблетки: чем быстрее, тем лучше. Я подошел к краю, и взобрался на барьер, отделяющий крышу от пустоты.
«Бьет ветер по щекам упорно,
Передо мной лишь пустота…»
Вот только машин нет. Я стоял на стороне, обращенной во двор. В тот день ветра почти не было, но это если ты стоишь на земле. А здесь, на высоте девятого этажа, ветер чувствовался более чем ощутимо.
С чего все началось?
Возможно, все началось в субботу, когда я поссорился с мамой?
Нет.
«Ответственный и взрослый человек»…
Про кого угодно, но только не про меня.
Когда на меня, в очередной раз, напала Раиса Федоровна?
Вполне возможно, но тоже мимо.
«У таких как ты зачастую мало что получается в жизни»
«В обществе таких как ты зовут неудачниками»
Когда случилась та перепалка с Денисом?
Может быть… Но нет.
«Ой, ой, ой, Вы только посмотрите! Наша королева плачет!»
Мои глаза и правда наполнились слезами. Я смахнул их и они унеслись в бесконечность.
Когда я решил начать встречаться с Леной?
С этого-то все и началось.
«Как ты вообще можешь нравиться девушкам?»
Перед глазами пронеслась вереница образов: Раиса Федоровна, не поднимая головы рассказывающая, кто я такой, Денис, тихо хохочущий в это время, Денис и Даша, смеющиеся надо мной в вестибюле, озлобленное лицо Даши, прижимающей меня к стене в рекреации, Лена, кидающаяся в объятия к незнакомому парню…
Я посмотрел вниз.
«Шагнуть мне надо лишь туда»
Почему-то мне захотелось это сделать, как в кино. Я развернулся, расправил руки, закрыл глаза и опустился в неизвестность.
Толчки
Часть первая
Толчки
l
Моя жизнь не имеет смысла.
К этому неутешительному выводу я пришел, когда шел домой. Наверное, со стороны кажется, что из уст подростка это звучит крайне нелепо, но это не мешает мне делать такие выводы. В тот момент мне казалось странной только одна вещь: почему к этому выводу я пришел только сейчас? Я топчу эту землю вот уже пятнадцать лет, а об идиотичности своей жизни подумал лишь сегодня?
Я представил, как со мной это часто бывает, что то, о чем я сейчас подумал, я рассказываю какому-нибудь знакомому в виде шутки. Скорее всего, эта хохма имела бы большой успех: «Человек в пятнадцать лет думает, что жизнь не имеет смысла и задумывается о бренности бытия». Смешно, не правда ли?
Криво усмехнувшись, я продолжил путь, глядя себе под ноги. Но как бы там ни было, когда я несколько минут назад критически оглядел окружающие меня строения, я ужаснулся. Я живу да и, скорее всего, умру, в окружении пятиэтажек и частной застройки! В этом городе, с уродским названием Хеймсфальск, других построек нет!
Это название было ему присвоено не то в XVII, не то в XVIII веке, никто точно не знает. Самому же городу, по-моему, полтысячи лет. Когда-то он был всего лишь небольшим поселением рыбаков (город стоял на реке Итра), продававшим свой улов в близлежащий город Золгород, который раньше назывался Каменнозёрск. Постепенно поселение разрасталось и, со временем, превратилось в небольшой городок. А статус города получил лишь через двести лет.
Но я отвлекся. Сейчас, хоть город когда-то пользовался популярностью и был центром всеобщего притяжения, он стал просто одним из многих небольших городов, которые не видно на карте. В нашем городе было чуть больше шестидесяти тысяч жителей – слишком мало для мегаполиса, но слишком много для деревни. Город жил лишь за счет рыбокомбината, да окраинного молокозавода. По крайней мере, это то, о чем я знал.
Я прошел мимо Тика. Он не обратил на меня внимания, потому что попросту не знал меня. Но вот я про него знал все. Как и все в этом городе.
Тик – это, конечно, не его настоящее имя. Но то, что написано в его паспорте уже давно было забыто и заменилось прозвищем Тик. В нашем городе он появился совершенно внезапно, как и его «банда». Стоило им очутиться в нашем городе, как о них сразу же узнали все, а все потому, что Тик и его дружки были байкерами и не представляли жизни без своих железных коней. И, что примечательно, они не ставили глушители на свои мотоциклы. То есть, если кто-то из их «банды» ехал по улице, то его слышал весь район. Тик и его ребята осели у нас недавно, лет пять назад. Просто заехали и решили остаться. По городу поползли слухи, что они купили двушку недалеко от центра и живут там все вместе. Представить, что шесть тридцатилетних мужиков живут в тесной квартирке, было довольно сложно, но опровергать эти сплетни пока никто не собирался. Члены «банды» Тика не были стереотипными байкерами – здоровенными мужиками с бородой, не снимающими с себя кожаной одежды и берцев. Это были обычные парни, которые, при желании, легко смогут затеряться в толпе. Но Тик выделялся из этой компании. Ему всегда хотелось выделиться, сделать так, чтобы человек, бегло оглядывающий их сборище, задержал на нем взгляд. И сейчас он стоял, опершись на свой красный «Ducati», в расстегнутой черной ветровке из-под которой виднелась белая футболка, в джинсах и белых кроссовках. Он то и дело оглядывался, выискивая своими, спрятанными под зеркальные солнечные очки, глазами кого-то. Левую руку он положил на мотоцикл так, что рукав ветровки задрался и было видно часы. Зная Тика, это были «Rolex» или типа того. В часах я не силен, но эти прямо-таки кричали: «Посмотри на меня! Ведь за обладание мной выложили тучу денег!».