Полная версия
Автостопом по шизофрении
Павел Сергеев
Автостопом по шизофрении
Преморбид
В детском саду я сторонился других, я был замкнутым и боялся людей вокруг себя. В детстве меня воспитывали высокоморальным человеком, православным. Отец боялся, что я испачкаю его вещи, и запрещал их трогать, впоследствии это привело к мизофобии. Мой отец перфекционист, он очень принципиален в плане качества и чистоты, он всё хочет сделать сам, без найма высококвалифицированных сотрудников, но сам очень ленив, и деятельность, будь то ремонт или же что-либо другое, затягивается на года. Отец максималист в материальном, в нашем доме всегда навалом электронной техники и полный бардак, он эгоист и лжец, сидящий на шее моей матери, не приносивший годами домой зарплату и берущий кредиты. Вся семья держится на матери. Мать часто плакала из-за его лени и принципиальности. Мать любя называла меня «сколопендрой», мне казалось, что она высмеивала меня. Я считал, что моя мать ведёт себя слишком открыто, я стыдился её и постоянно говорил ей быть серьёзнее.
Родственники иногда били меня ремнём, как и многих других детей, а один раз меня посадили на горох. Также был случай, когда дети подговорили меня посмотреть в чужую машину, и случай, когда я рассказал нелицеприятные вещи о своей матери незнакомой женщине в автобусе, за это я был справедливо наказан.
Как ребёнок, я чувствовал себя «ниже» взрослых и на улице сторонился их.
В детстве внутренние голоса говорили мне сброситься под поезд. Дома я бился головой об стену, чтобы избавиться от них. А в Сочи я изучал магию по книге и тренировался копить тепло в моих руках. Также в детстве я смотрел передачи про паранормальные явления, «Зачарованных», «Невероятно, но факт», читал книгу «Атлантида» и мечтал стать экстрасенсом или получить магический дар. Читал про Леонардо да Винчи, смотрел передачи про вундеркиндов и хотел стать таким же. Смотрел научно-популярные программы и хотел стать археологом. Мне казалось, что я умнее своих родителей, и меня недооценивают, мне очень хорошо удавалось спорить, поэтому я также мечтал стать адвокатом.
В детстве я увидел фильм, в котором собака откусывает член одному из второстепенных героев, и фильм, где парень ест сэндвич со спермой, это в довольной степени травмировало меня. Также я не переносил любовные сцены и всегда закрывал глаза при их просмотре.
В школе ко мне относились с отвращением. Я учился в музыкальном классе с большим количеством девушек, им был важен внешний вид, а я был из небогатой семьи и плохо одет. Я ругался с бабушкой по поводу той одежды, в которую она меня одевала перед тем, как мне пойти в школу. Я не обращал внимания на девушек, стеснялся или даже трусил играть в игры с одноклассниками, проявлял неуверенность. Между мной и одноклассниками была стена. Также в первой школе меня прозвали тормозом, в будущем это привело к тому, что я стал стремиться к саморазвитию. Ко всему прочему у меня в детстве был фимоз. На почве всего этого у меня начали зарождаться фобии и комплекс неполноценности.
Мои интересы разительно отличались от интересов одноклассников, я был как будто маленький интеллигент «дворянского воспитания» и «человек науки», меня не интересовала мода, тренды, то, что было на слуху. Я играл шута, чтобы приспособиться, отставал в социальном развитии, был как будто в вакууме, говорил невпопад и общался только с другим таким же отстранённым одноклассником.
Бог мне казался очень строгим. Я боялся Господа, и из-за моей православной веры и страха возникла компульсивность. Я по три раза мыл руки, выключал и включал свет. Я был очень чувствителен, любопытен, морален и скромен. Мой дедушка был очень педантичным, и в полусознательном возрасте я воспитывался именно у него и бабушки. В моей семье были строгие правила. Я спрашивал, можно ли мне сходить в туалет или поесть. В гостях я спрашивал каждый свой шаг. Из-за негативного отношения к моему внешнему виду со стороны одноклассниц я очень ценил материальное – я не ходил по грязным местам, день ото дня оттирал все пятнышки на моих джинсах. Я очень чутко относился к своему личному пространству. Запрещал кому-либо входить на мою территорию и трогать мои вещи. Моя мать воспитывала меня противоположно воспитанию дедушкой и бабушкой, это породило двойные установки.
В детстве я воображал вечные двигатели, машину на воздушной подушке, устройства передачи электричества на расстоянии. Я разбирал игрушки, изучая их устройство. Читал в запой энциклопедии.
Мне казалось, что я не имею того, что имеют другие дети. В детстве я работал вместе с матерью и заработанные деньги тратил на вещи. Читал научно-популярные, игровые, технические журналы, читал компьютерную литературу и мечтал о хорошем мобильном телефоне, кпк и плеере, о качественной одежде. Приносил свои изобретения в школу. Помогал с настройкой мобильных телефонов. Один раз одноклассница советовалась со мной на компьютерную тематику. Одноклассники давали мне электронную технику на починку. Меня считали разбирающимся в технике.
С одноклассниками я толком не общался, но очень хотел социального признания. Я постоянно рефлексировал насчёт правильности своего поведения, обдумывал каждый свой поступок и анализировал общество. Из-за комплекса неполноценности я постоянно учился. Люди, развиваясь, компенсируя свою ущербность, достигают больше тех, кто изначально имеет хорошие данные. Со временем я понял, что нормальность – относительная вещь, и что, хоть я и белая ворона, возможно, я нормален, а другие люди – ненормальные.
Так как я мало общался – я «комплексовал» по поводу своего интеллекта, я сублимировал свою энергию в саморазвитие. К шестому классу я начал хорошо учиться и даже смог наладить отношения с человеком с высоким авторитетом в нашем классе. Мы обсуждали отношения и научно-популярные журналы.
В седьмом классе я занял место на школьной олимпиаде по математике, делал успехи по литературе, математике и физике и впервые получил пятёрку на экзамене по фортепиано. Но даже так я чувствовал себя где-то «в стороне».
Позже мне пришлось перевестись в другое общеобразовательное учреждение, в физмат, я планировал хорошо там учиться и получить хорошую репутацию. Я встретился на собрании с моими будущими одноклассниками. С одним из них – одноклассником «A» и с девушкой я пошёл гулять. Позже я давал ему советы по общению с девушками, он интересовался физикой, в будущем он захотел сделать пушку Гауса и катушку Тесла. Как потом мне рассказывали друзья, меня уважали за то, что я хорошо умел общаться с женским полом. Я много не понимал в программе новой школы, ленился, прогуливал, симулировал болезнь; там меня прозвали «призраком». Также я много врал своим друзьям. Врал, что падая, мой глаз оказался прямо перед гвоздём и время замедлилось. Врал, что когда в меня стреляли из игрушечного пистолета, пули замедляли своё движение. Долго ел, чтобы не гулять с ними.
В девятом классе я, изучая физику, увлёкся относительностью. В новой школе я познакомился с очень важным для меня человеком «B», мы с ним постоянно спорили, обсуждали естественные науки. Я не признавал проигрышей в спорах, оправдывался релятивизмом и уходил в софистику. Друг «С» скептически относился к печали, серьёзности, жалобам, слабостям и нытью, в каком то смысле он был позитивным стоиком. Я всегда ходил смурной и общение с ним помогло мне справиться с моими комплексами и печалью. Я рационализировал свои фобии и комплексы и стал весёлым. Я перестал постоянно проверять наличие царапин на своём телефоне, перестал быть максималистом в материальном и справился со своей тоской.
Я ленился и оправдывал это тем, что не учу без понимания, а вывожу всё сам, саморазвиваюсь. С общепринятой точки зрения, я неправильно ставил приоритеты, я оправдывал свою лень, говоря, что я просто не делаю то, что мне не «надо», а делаю что «хочу». Я скептически относился к мейнстримам, я был вне их, мне было всё равно на моду, актуальность, тренды. Но не сказать, что я пытался быть «не таким как все», я понимал, что быть «не таким как все» – это быть среди тысяч таких же. Вне зависимости сколько тебе лет, ты можешь быть умным, вне зависимости сколько лет книге или идее, она может быть ценна. Подобным образом я деконструировал разные клише моего виденья «обычного» человека. Вместо использования шаблона при решении задачи, я пытался вывести всё сам. Я старался мыслить нетрадиционно, выворачивал всё на изнанку.
Вместо интуиции я использовал чистую логику. Вместо эмоций и чувств – разум. Я искал всему обоснования и причину. Задавал вопросы, думал о прошлом и будущем. Я стремился к реализму, хладнокровной рассудительности и рациональности. Спорил и критиковал. Я рационализировал негативное, зло называл добром. Критиковал обывательскую рациональность, стремление к заработку денег и экономии времени. Я критиковал традиционные ценности. Я усложнял привычные понимания, стереотипы, так же, как физики находят общие формулы для частных случаев. Использовал софистику, подменял понятия, тезисы, смыслы, менял контексты и системы, придирался к неуточнённым моментам высказывания и сводил к неопределённости их истинность и ложность. Что бы ты не деконструировал, на замену этому можно создать что-то более сложное, что-то более общее, при этом рассмотрев предыдущие стереотипы, как частные случаи истинные для определённой «правильной» выборки.
Мой друг B косплеил персонажей из аниме, имел необычную походку, копировал Лелуша и Джека Воробья, изучал квантовую физику, философствовал, он был аутичным, со своим пониманием лени, которая была направленна против сил, выводящих его из привычного мира, у него была своя концепция добра и зла, человек ему казался подобным компьютерам, а мировоззрение его было векторным, также он сделал себе тульпу, у него была очень развитая логика, для меня он казался гением. Он считал что аксиом не существует. Хотел жить вечно, ему нравился мультфильм My Little Pony и он был за статичность. Так же он бегал с наклоном, и старался быть впереди идущих людей. Он говорил, что не любит общество, что нет среднего человека и что он любит меня.
В девятом классе мы с ним хотели создать браузерную игру про хакеров, но идея была его. Так же он иногда превращался в свою сестру Моку и разговаривал со мной.
Постоянные споры с ним привели к тому, что в будущем я стал релятивистом.
В девятом классе я занял второе место на олимпиаде по физике в НИЯУ МИФИ.
Со временем я растерял всех своих друзей и в следующем году к нам перевелись ученики из другого класса. Меня начали жёстко стебать, мне приснилось, что из моего портфеля на парту вываливаются кусочки груш, на следующий день мои одноклассники, засунули груши в мой портфель и потоптались на нём, я взял металлическую линейку и чуть не зарезал обидчика, потом я порвал ему пиджак. Один раз мне сняли ботинки и разбросали их по классу.
Я постоянно рассказывал свои идеи по науке, возможно, меня считали занудой. Когда меня стебали, они хотели посмотреть на мою реакцию. Я относился ко всему слишком серьёзно, я был как будто в замкнутом пространстве, отношение одноклассников ко мне сдавливало меня. Между ними и мной было большое напряжение, я был как натянутая струна, я постоянно был на стороже и ожидал чего–либо негативного с их стороны. На переменах я ходил по школе, чтобы не контактировать с ними и мне казалось, что из этой ситуации нет выхода. Я воспринимал всё болезненно, принимал близко к сердцу, относился к шуткам надо мной «грозно», вместо того чтобы вместе посмеяться. Вместо самоиронии и смеха над шуткой, я молча «огрызался». Стёб надо мной был для них развлечением.
В детстве был момент, когда на меня с матерью напал маньяк, я сидел на дереве и молился, позже маньяк отпустил нас. Был момент, когда на меня напали ребята в парке, чтобы обокрасть. Также в Южном Бутове, недалеко от моего дома, на меня напал гопник. Я сказал, что мои родители уехали и оставили мне только двести рублей, мы разделили деньги по половине и разошлись. Был случай, когда в соседней квартире обнаружили наркопритон и труп. Был момент, когда за мной с другом бежал преследователь, он догнал меня и схватил за шкирку и приставил холодный предмет к горлу и сказал: «твой друг трус».
Один раз я пришёл на горку, на ней стояли мои одноклассники и смотрели, как на моего друга напали подростки на национальной почве, я оцепенел и позже винил себя за то, что не помог ему.
Был случай когда мы играли в игру с закрытыми глазами на улице, я шёл в полной темноте и упал в подвальное помещение дома, прямо головой вниз, на осколки бутылок. Был случай, когда я схватился за горячий утюг и сильно обжёг руку. Был случай дома, падал шкаф, у него открылась дверца и я попал в пустое пространство. Был случай, когда я горячую баночку с перекисью водорода подставил под воду, она взорвалась и осколки порезали мои ноги. Был случай, когда мы с бабушкой спустились с холма на котором стоит наш дом и жгли батарейки, я ожидал, что они взорвутся. Также в школе я пытался взломать дверной замок скрепкой. Был случай когда один из моих одноклассников обокрал раздевалку, к нам пришла милиция с собаками, был допрос, я плакал и доказывал, что хоть я и был в той раздевалке, я ничего не брал.
Итак, десятый класс, меня жёстко стебут, отнимают личные вещи, пишут в моих тетрадях, но к концу года я смог восстановить отношение с одним из моих прошлых друзей «C». Он изучал сатанизм, и мы провели много времени в обсуждении его и многих других тем.
Я нейтрально относился к мнениям других людей, был толерантным ко всему, был против дискриминации, был непредвзят и беспристрастен и принял моего друга таким какой он есть.
До этого я много размышлял и сомневался в православии, но всё ещё был верующим и находился в рамках общепринятого.
По мере общения с другом «C» я осознал, что предвзятости, предрассудки и суеверия – это психологические ограничения, а религия и закон – средства контроля. Я не хотел принимать участие в социальных играх. Я стал выворачивать свои взгляды наизнанку. Я решил быть гедонистом. Я решил, что моя моральность – причина издевательств надо мной со стороны одноклассников, что они идут по головам, поднимая репутацию за счёт слабых омег.
Общаясь дальше со своим другом «C» я решил стать индивидуалистом, также меня интересовали возможности по самоконтролю. Мы с другом часто обсуждали способы получения удовольствия из «пустоты», также мне казалось, что когда я вибрирую рукой, в ней выделяется энергия. Также у моего друга в ментальном пространстве было «собрание существ» и он учитывал их мнение в своих поступках.
Со временем я понял, что мораль относительна и я могу без проблем ударить обидчика стулом.
Друг С продумывал сценарии убийства и был иногда экспрессивен в этом смысле, он рассказывал, что хочет убить человека, я говорил ему, что ему не повезло родиться с такой естественной предрасположенностью, что общество ограничивает таких людей, и оправдывал его идеи говоря, что добро и зло – относительные вещи. Но в глубине души я хотел отвадить его от мыслей об убийстве. Я всё ещё не был в состоянии общаться на эту тему, но потом очерствел, что-то во мне переменилось и разговоры об убийствах стали для меня чем-то нормальным.
Друг С планировал использовать наркозависимых для того, чтобы взорвать роддом, рассказывал, что хочет задушить свою будущую девушку, и что хороший вариант убийства жирных это сожжение, рассказывал, что когда он представляет, как нож входит в тело он ощущает что-то сочное и аппетитное. Друг С ненавидел людей и получал от этого удовольствие, считал, что люди выбились из пищевой цепи и придерживался мировоззрения ATWA, хотел довести девушку до суицида. Друг C хотел проткнуть кому-нибудь отвёрткой ушную раковину. Мы с другом занимались рационализацией грехов. Мы были против сентиментальности и человечности. Друг C хотел в будущем устроить бойню между друзьями и считал, что сорок лет это достаточный срок жизни, также у него была ненависть к матери, отчиму, своим младшим братьям. У него было шизотипическое расстройство и он говорил, что тупеет и у него депрессия.
Я стремился к максимальной свободе в мышлении. Я стал очень циничным. Я ни на кого не надеялся, кроме самого себя, я никого ни в чём не обвинял, я считал, что мне никто ничего не должен и я никому ничего не должен. Я стремился лишь к удовольствию и не видел смысла кому-либо помогать, стремился только к личной выгоде, я негативно относился к понятию семьи и детям. Я считал, что вместо работы буду заниматься хобби, за которое будут платить. Я стремился выйти за какие-либо рамки. Я решил окончательно вывернуть свои взгляды и стал солидарен с национализмом, гомофобией, коррупцией, темной мастью, ложью, отмыванием денег, тёмным бизнесом, откатами, педофилией, изнасилованием, дискриминацией. Я был за паразитизм. Со временем я начал смотреть на человека, как на материю, которую можно разрушить и хотел убивать людей ради удовольствия. Считал, что если ты находишься внизу, то лучший политический строй – анархия, поначалу я скептически относился к стандартным желаниям обывателя, но со временем стал не против славы, популярности и власти. Был не против стать «чёрным» политиком. Я не понимал, что долговременные взаимовыгодные отношения лучше кратковременного паразитизма. Я не понимал, что чистый эгоизм – иллюзия рациональности, что он во вред самому себе. Я был против помощи другим людям, и сам не ожидал от кого-либо помощи. Я был бессердечным. Я разрушил родственные отношение со своей семьёй. Я мечтал о том, чтобы жить одному в своей квартире всю оставшуюся жизнь, представлял, как родители разбились на машине. Я оправдывал поступки своего отца. Хотел жить на шее у родственников до конца их жизни. Я не переносил требования и обязанности. Не образовывал эмоциональных связей, исходил из чистого расчёта. То, что обычно принимается на веру или основано на эмоциях и чувствах, я рационализировал. Несмотря на всё выше перечисленное у меня всё же оставались принципы, я не завидовал, считал, что это во вред самому себе, не ябедничал, не осуждал, не обсуждал, был против сплетен и слухов, не вешал ярлыки и всё-таки старался не лгать, был против антропоцентризма, а также было много других принципов в качестве протеста порочности и лицемерия общества, которые я не осознавал. Хоть Друг «C» и говорил, что не имеет принципов, они были у него, и делали его нормальнее «нормальных» людей.
Я очень много мастурбировал, начал где-то в десять лет. Я просмотрел огромное количество порно видео и очень много погружался в извращённые фантазии.
Я представлял, как душу девушку также как подушку. Я раздевался до гола, смотрел в зеркало и наслаждался своим телом. Я признавался в любви своему телу. Один раз, чтобы поизмываться над православием, над шаблоном веры, достал член и тряс им перед иконами.
Я планировал в будущем убить аборигена на острове. Захватить электричество на планете. Создать компанию в сфере IT. Я рассуждал о том как совершить идеальное преступление. Представлял картины изощрённых убийств. Я хотел обустроить дом с подвалом для пыток.
Как-то раз на даче мы смотрели фильм «Сияние» и друг C показал мне статью об ОКР, тогда я осознал, что возможно у меня именно этот синдром. Так же я пытался показать ему, что и в добре есть своя прелесть. Также друг «C» получал сексуальное удовлетворение от игры на бас-гитаре, слушал фанк и был очень позитивен.
В десятом классе я изучал системное администрирование, программировал на Python, устанавливал сотни программ на свою приставку, телефон, по инструкциям взламывал устройства, перепрошивал, всё это было очень навязчиво.
В школе после той стычки меня перестали стебать и я даже заимел некоторую репутацию, став играть в школьной группе. Я был ироничен, проявлял сарказм.
Представлял извращённые, относительные, парадоксальные, разрушающие шаблон картины, представлял жестокие и пошлые образы. Изучал автобиографии маньяков, никому не доверял, в особенности – лучшему другу «C». Я протестовал против денег, общепринятого, рациональной траты времени, да и вообще рациональности; я постоянно размышлял, строил логические цепочки, старался ничего не изучать, а выводить сам.
Один раз мой друг «C» хотел поцарапать мои руки линейкой, а также задушить.
Позже, когда мы учились в университете, Друг «С» всё-таки убил человека. А я через год слетел с катушек, употребив MDA.
Я был безответственным, асоциальным, одиноким и радовался этому. Я не умел сопереживать и сочувствовать, не понимал эмоции других людей, у меня были проблемы с эмпатией. Я мыслил только в категориях «хочу». Я считал, что единственные отношения, которые мне подходят – это гражданский брак. Увидев, что я всё равно нахожусь в рамках своих новых убеждений, я стал рационализировать мораль, потом и вовсе вышел за рамки каких-либо категорий. Из-за релятивизма, и постоянной смены убеждений я потерял опору, я был не определён и не видел в чём-либо объективного. Я не понимал, зачем учиться и работать, я считал, что это всего лишь средства контроля за людьми, что государство выращивает людей, которые ему полезны.
Я постоянно мыслил, и в конечном итоге, стал зависим от своего же мышления. Я хотел мыслить всё больше, точнее, глубже, законченнее и поэтому стал получать дискомфорт от неудовлетворённости в нём. Я постоянно рефлексировал, дублировал мысли, детализировал. У меня была аддикция. Я стал перфекционистом в душе и минималистом в материи. Я постоянно сомневался во всём. Я был поглощён деталями. Я постоянно колебался меж различными крайностями. Я свёл к минимуму свои потребности, к минимуму потребность в вещах. Я считал, что многое из того, что навязывается людям им не нужно. Мир полон симулякров и я не хотел иметь с этим дело. В материальном, я хотел быть противоположностью своего отца – иметь только то, что нужно для жизни, я всё время уделял духовному, веря, что и этого уже вполне достаточно для комфортной жизни. Также я мог через долгое время полностью восстановить диалог с моими друзьями. Также я врал, что спланировал то, что на самом деле не планировал.
Я строил свой иллюзорный мир, в будущем он и подавленные эмоции нашли выход в первом психозе. Я занимался интеллектуализацией, убирал эмоциональную составляющую эмоций и постоянно рационализировал и теоретизировал, чтобы снизить свою чувствительность. Я создавал иллюзорные миры, чтобы изолироваться от внешнего мира, Также я был очень инертным. Я постоянно аддиктивно мыслил, возможно, это разрушило мою дофаминергическую систему и привело к шизофрении, я постоянно страдал от своего мышления и в будущем стал сводить свою жизнь к необходимому и достаточному даже в духовном, и к чему-то определённому, стал стремится к мере во всём, что бы избавиться от страданий.
Я старался не принимать что-либо на веру и сомневаться во всём, даже в самом сомнении. Я считал, что внутренний мир человека – набор конструктов, созданных самим человеком на основе перцептивной информации. И что и религия, и философия, и политика, институт семьи, и всё ментальное, с чем имеет дело человек, – конструкты, сотворенные людьми, и что человек с рождения как чистый лист, перенимающий всё это в развитии.
Я обвинял родителей в том, что они отдали меня к бабушке с дедушкой, думал, что причина моих проблем – гиперопека и традиционность воспитания последних.
Я подавлял свои эмоции, блокировал мимику, был очень напряжён, на взводе, энергичен, с большим количеством больных мест и триггеров для мышления, я всё оспаривал, держался за свою сложную систему ценностей и заводился в дискуссию с полпинка, очень болезненно относился к любым высказываниям, был как заводная машинка, в общении пытался всё расставить по своим местам. В моей комнате был идеальный порядок и у меня постоянно были компульсии связанные с вещами, также я часто мыл руки под водой, чтобы отстраниться от отвлекающих моментов и полностью углубиться в мышление; у меня были обссесии и их корень был в желании получать удовольствие.
Я любил своё тонкое тело, руки всегда были холодными, я согревал их пряча в рукава.
Фразой «класненько, веселенько, интересненько, ть» я симулировал законченность мысли.
Один раз в Сочи мне казалось, что я как и Нострадамус могу предсказывать будущее.
Один раз в театре я вспомнил сон, который помог мне предсказать, что придёт женщина и попросит пересесть мою бабушку на другое место. Ещё мне приснился сон, в котором некий Павел раздавал заявления на социальную карту, и в будущем в университете я увидел именно эту ситуацию.
В школе я полюбил одну девушку, и это сделало меня намного социальнее и добрее, я писал ей очень приятные вещи, говорил ей, что если она выберет другого я буду счастлив за неё, настолько я её любил, но моя нежность не всегда была нужна ей, иногда ей хотелось драмы. При общении с ней, она выбрала другого человека – моего товарища «E», мне же говорила, что хочет, чтобы мы были просто друзьями, она не отвечала нет, не хотела потерять меня, как друга, но и не говорила да, это не позволяло мне разлюбить её и с каждым днём я привязывался к ней всё больше и больше, невыносимость безответной любви всё росла. Потом я сам порвал с ней, удалил все сообщения и перестал с ней общаться. Я искал другой способ получения удовольствия и рассматривал любовь, как наркотическую зависимость. И пытался побороть её соответствующими методами.