Накануне

Лейтенант был весьма молодой и малоопытный в подобных делах. Да и пограничники с ним были сплошь из призывников. Дельного совета никто дать не мог. Так и не догадавшись, в чём дело, и почему прекратились отметки из веток, он смог принять только одно решение – двигаться дальше вдоль ложбинки, благо скоро стали попадаться следы, что тут перед ними кто- то продирался сквозь заросли.

Но вернёмся к Каменеву. Как мы уже знаем, он смог обогнать нарушителей. Но вот как организовать засаду? Он решил, что надо выбрать место, где они точно пройдут, и встретить их из укрытия, может, даже сразу выстрелом.

Маленько покружив, нашёл удачное место. Со стороны, откуда должны были появиться японцы, его прикрывал ствол дерева, у подножия которого рос мелкий кустарник, хоть и лишённый листвы, а всё – укрытие. А, самое главное, под этим деревом не было лужи. Улегшись на сырую землю и изготовив карабин, Георгий стал ждать гостей.

Довольно-таки быстро жар от пробежки по пересечённой местности улетучился. Отделённого стало пробирать от холода и сырости. Вскоре он уже начал сомневаться в верности своей идеи. Либо он ошибся, и японцы пошли не тут. Либо, что тоже возможно, он их сильно обогнал. Он не мог знать, что на тот момент он уже совершил одну ошибку. На поляне он увидел только два следа и решил, что их всего двое. На самом деле их было трое. Просто именно на этой поляне третий не отметился. Дальше же, по ходу преследования, Георгий ни разу не задерживался подробно изучить след и так и не узнал, что это офицер и два солдата. Кроме того, он никак не мог знать, что по дороге они задержатся.

Бедность государства вынуждала пограничников идти на разные хитрости. В двадцатые годы, закрывая границу, частенько делали на пути наиболее вероятного следования нарушителей старые добрые завалы из деревьев, устраивали плетни и частоколы. А иногда рыли банальные волчьи ямы. За десяток лет, минувших с того момента, многие из подобных преград пришли в негодность. Так случилось и здесь.

Один из рядовых провалился в яму. Но за время, прошедшее с момента её изготовления, деревянные колья на дне сильно изгнили, и он отделался испугом, разодранными штанами и лёгким вывихом. Но всё равно это происшествие изрядно задержало их.

Каменев собрался встать и пойти навстречу, искать, куда же они подевались. Лежать больше он не мог. От холода начали трястись руки, и его всего колотило. Если они даже покажутся, сейчас он не сможет ни выстрелить, ни задержать их.

В конце концов, он тихонечко поднялся, растёр ладони, порастирал щеки, чтобы согреться. Взял карабин наперевес и выдвинулся навстречу.

Двигался он максимально аккуратно, старательно прислушиваясь. Промокший насквозь сам, он не очень уже следил за тем, чтобы не наступать в лужи. За счёт того, что он начал движение, он, конечно, разогрелся слегка, но всё ещё не отошёл от лежания на сырой земле. Периодически его потряхивало от холода. Видимо, из-за этого он, несмотря на все предосторожности, не услышал заранее приближение японцев.

Встреча была неожиданной. Выйдя из зарослей какой-то сухой травы в рост человека, он наткнулся на японского солдата. Тот был в разодранных штанах, с поцарапанным лицом и, вообще, имел весьма потрёпанный вид. Японец уже потянулся к ремню винтовки на плече, но Каменев сориентировался первым. Он в один прыжок сократил расстояние до солдата и совместил этот прыжок с ударом приклада по голове японца. Сложившись вместе, усилие прыжка и удара дало потрясающий результат. Нарушитель, сбрякав навешанной на него амуницией, упал на спину и замер без движения, явно получив серьёзный нокаут.

Подняв взгляд от неподвижного японца Каменев увидел… Ещё двоих! Рядовой уже держал в руках винтовку и взводил её, офицер же направил на него пистолет.

В последний момент Каменев упал на землю. Выстрел пистолета прозвучал с опозданием, и офицер промазал. Георгий шёл с взведённым карабином, поэтому выстрелил сразу же. Но позиция была не удобная, и стрелял он впопыхах, чуть ли не в прыжке, так что попасть в кого-то можно было только случайно. Выстрел был, скорее, для испуга. Сразу после него Каменев откатился на пару метров в сторону. Японцы залегли и открыли ответный огонь. Все лежали на открытом месте. Расстояние было небольшим. Чисто по статистике два ствола против одного – шансы у связиста были слабоваты.

Но он нашёл в себе силы, в отличие от японского солдата, не палить в белый свет, как в копеечку, а тщательно прицеливаться перед выстрелом, несмотря на пули, впивающиеся в землю рядом. Это дало результат. Вскоре винтовка японца замолчала, а сам он начал, крича, кататься по земле. Вдруг что-то полетело в сторону пограничника. Георгий инстинктивно вжался в землю. Совсем рядом раздался взрыв гранаты. Его не зацепило осколками, но сильно оглушило.

Начав соображать, что произошло, он схватил карабин и попытался встать. Но тут же упал, поскользнувшись на сырости. Вокруг была тишина. Он не оглох. Да, в ушах звенело, но он ясно слышал, как японец побежал в лес. Собравшись с силами, он встал.

На поле боя лежали два японских солдата. Первый, которого он приложил прикладом, так и не пришёл ещё в себя. Второй, которого он зацепил, лежал неподвижно чуть поодаль. Подойдя к нему, Георгий увидел причину неподвижности. В его затылке была дыра от пули. Офицер застрелил его, прежде чем броситься бежать. Раненый для него – обуза. Японец, видимо, не сообразил от неожиданности, что им противостоит одиночный пограничник. Решил, что попал в засаду. И, добив раненого, бросился бежать.

Каменев вернулся к первому японцу. Тот оказался жив, но всё ещё без сознания. И, видимо, у него была сломана челюсть. Повернув его на бок, отделённый связал руки ему за спиной его же ремнём, а ноги ремнём от его винтовки.

Направление, куда побежал японец, Каменев определил быстро. Но вот бежать по лесу точно по следу вооружённого человека, не видя его, весьма опасное занятие. Стоит тому, взяв себя в руки, укрыться за первым же деревом, и преследователь станет прекрасной мишенью.

Собравшись с мыслями, Каменев понял, как действовать. Скинув шинель, взяв опять наперевес карабин, он побежал чуть левее направления, по которому побежал японец.

Прямо у него на пути будет открытое место без леса, сплошные крупные валуны. К тому времени он успокоится и вряд ли сунется бежать по открытому месту. Значит, возьмёт левее, в сторону леса. Тем более это направление как раз к границе. Главное, оказаться там раньше его.

В ушах всё ещё звенело. Но то, что он вообще мог бежать, успокаивало – контузии нет. Так, слегка оглушило. Бег давался с трудом, сказывалась уже усталость. Но бежать надо и чем быстрее, тем лучше. И помогала ему в этом какая-то внутренняя злость и, казалось, не знакомое ему ранее, чувство мести. Вид японцев пробудил в нём залёгшую в душу с детства ненависть к японцам. Кажется, именно сейчас, дерясь с ними, он возвращал им все, что пришлось натерпеться в детстве от них. Он не стал пугать молодого бойца подробностями виденных им в детстве сцен. И то, как его, мальчишку, таскали однажды на допрос в контрразведку, где много били. А за спиной избивающих стоял японский офицер и брезгливо морщился.

Тогда что-то у кого-то из японцев пропало, пока он был с девочками. Георгия спасло то, что пока его и ещё двух девиц мордовали, пропажа нашлась.

Он потом неделю не мог работать. Отлёживался после допроса. Одну из двух девушек, что допрашивали вместе с ним, он так больше и не видел. После допроса она «пришла в негодность», и мадам её «списала». Тогда его удивило, что сам он не был выброшен на улицу. Лишь много позже узнав, что «мадам» – красная разведчица, всё понял.

И вот теперь всё, что ему пришлось натерпеться от интервентов, белых и просто всякой сволочи, что много всплывает на полях гражданских войн, всё это собралось в какой-то сгусток энергии. И он, несмотря на усталость, с маниакальным упорством бежал вперёд, думая лишь о том, что этому гаду нельзя дать уйти.

И вот они – валуны. Прислонившись к одному из них, Каменев укрылся от взоров и, тяжело дыша, начал проверять своё снаряжение. И вот тут выяснилось, что в карабине нет патронов. Проверить это перед тем, как бежать за японцем, он не сообразил в суматохе. Ремень он, конечно, взял с собой и сейчас, подтянув, надел его. Но он же был связист, а не пограничник в дозоре! У него не было с собой запаса патронов. Карабин-то был взят как необходимость не столько от людей, сколько от животных, в тайге можно встретить и медведя, если что, а то и тигра. А за людьми должны, по идее, бегать пограничники с заставы.

Похлопав по карманам, Георгий определил свой арсенал. Карабин без патронов, нож связиста (на лезвии есть выемка для зачистки провода) и та самая злополучная учебная граната, оружие, скорее, психологическое. Первой мыслью было – кинуть под ноги японцу этот муляж и, пока он в замешательстве, скрутить его. Но мужик – то был хоть и не высокого роста, но весьма крепкий на вид. Если не удастся его обезвредить с первого удара, он доставит хлопот. В итоге отделённый запихал гранату обратно в карман, взял в руки карабин, всё-таки он тоже имеет психологический эффект, после чего присел между двух валунов – в таком виде его заметят, только когда пройдут мимо. Ну, а там по обстановке. Если противник будет рядом, то можно сначала стукнуть прикладом, а потом уже крутить. А будет далеко – придётся брать «на испуг».

На это раз долго ждать не пришлось. Не успел Каменев как следует отдышаться, как услышал шаги. Японец бежал шумно, не очень-то скрываясь. Видимо, думал, что главное в его спасении – это скорость. Когда шаги приблизились, отделённый напрягся, изготовившись, к прыжку.

Нарушитель показался совсем рядом, метра три, не больше. В резком прыжке Георгий приблизился к нему и нанёс удар прикладом. Но на этот раз эффектного удара в голову не вышло. Офицер в последний момент прикрылся правой рукой, в которой был пистолет. Георгию удалось нанести ещё один удар, на этот раз прицельно, в ту же руку. Результат был удачный – пистолет выпал из руки японца. Но следующий удар японец опять парировал. Да ещё вдобавок нанёс ответный ногой, не очень точный, но всё же стало ясно – назревал рукопашный бой. Каменев, не снижая темпа атаки, нанёс ещё два удара, но последний – колющий удар стволом, оказался столь не удачным, что японцу удалось выбить из его рук карабин. Мгновенного затишья хватило японцу, чтобы выхватить нож с длинным лезвием и встать в боевую стойку. Ни секунды не теряя, Каменев выхватил гранату замахнулся с воплем:

– Ана тано си! – что то вроде «смерть тебе!».

Японец невозмутимо встал прямо, гордо вскинув голову. То ли он не верил, что русский бросит гранату, то ли хотел принять смерть как положено. Но произошло что-то неожиданное для него.

Русский со всего маху ударил гранатой его по голове. Нарушитель пошатнулся, но второй удар, более точный, добил его – он упал на колени, а потом запрокинулся назад. Каменев с каким-то остервенением пнул его ногой, то ли убедиться, что он без сознания, то ли не мог ещё остановиться. Офицер не издал ни звука и не пошевелился. Каменев сначала поднял пистолет японца, потом подобрал свой карабин и лишь после этого решил убедиться, жив ли нарушитель. Тот дышал, но дыхание было неровным и прерывистым. Кажется, это был не нокаут, а конкретное сотрясение мозга, что подтверждала мелкая судорожная дрожь в ногах японца. Пока отделённый его связывал, японец открыл глаза. Но сделать ничего не мог – только несвязно бормотал. Видимо, вернулось только сознание, а владение телом – ещё нет. Так бывает при сотрясении. Через некоторое время японец начал шевелить руками и ногами. Каменев помог ему подняться. Тот попытался что-то не то спросить, не то сказать. Но познания в японском языке у связиста были весьма отрывочны и, сказав ему громко:

– Шизокани! (Тихо!) – добавил, – Ику(иди), – и подтолкнул его в нужном направлении.

Обратный путь оказался весьма хлопотным. Японец регулярно падал. Раз он даже потерял сознание и его вырвало. В конце концов, Георгию пришлось практически тащить его под локоть. Вымотавшись в конец, они добрались до места первой стычки. Связанный солдат уже очнулся. Увидев офицера с окровавленной головой, еле продвигающего ноги, он что-то замычал. Но говорить у него не получалось – челюсть не слушалась. Усадив обоих на расстоянии, дабы им не пришло в голову помочь друг-другу освободиться, Каменев собрал всё оружие и, подняв японскую винтовку, произвёл три выстрела в воздух, в надежде, что где-то совсем рядом должна быть тревожка. После чего надел обратно свою шинель и уселся под дерево. Тащить на себе двух японцев по такой слякоти он уже не мог.

Практически сразу раздался лай, и к ним подбежала пограничная собака. Пёс, явно, искал повода вцепиться в двух японцев. Но те сидели смирно. Вслед за собакой появилась и вся тревожка. Они, оказывается, успели уйти дальше, пройдя мимо этого места. Всепоглощающая сырость сделала бесполезной нюх собаки, и она не смогла точно указать путь, когда ложбинка раздвоилась. Ну, а по всем законам невезенья, на развилке тревожная группа повернула не туда. Пока сообразили, что следы прекратились совсем, пока вернулись и пошли в нужном направлении… В общем – то, если бы не упорность связиста, сильно замешанная на личной ненависти к японцам вообще и к их военным особенно, эта троица вполне могла и пройти к намеченному месту не обнаруженной.

На дворе стоял смутный и напряжённый тридцать седьмой год. За период с тридцать шестого по тридцать восьмой годы японцы организовали более двух сотен провокаций на советско-японской границе. Многие заканчивались не просто перестрелками, а реальными боями. Пока всё это не вылилось в бои у озера Хасан, на безымянной высоте, в июле тридцать восьмого. В самих боях Каменев не участвовал, после беготни мокрым по лесу он схватил воспаление лёгких. Но, к счастью, выжил. После лечения врачи рекомендовали ему более сухой климат. И о боях на Безымянной он узнал из газет в поезде, который вёз его в среднею Азию.

Несветов закончив службу, вернулся домой. И до сорок первого года часто любил рассказывать, как гоняли они самураев на Амуре. А после сорок первого пришло время других историй. Но это уже за пределами темы нашего рассказа.

Шумовой заслон

Капитан-пограничник Стариков Юрий Викторович после окончания вполне заслуженного отпуска, который он провёл с семьёй на родине, направлялся к новому месту службы. Судьба, в виде приказа руководства, перебрасывала его с одного конца нашей великой Родины – приморского края, на другой конец – западную границу. После событий на озере Хасан его направили в разведотдел погранотряда на границе с Польшей, повысив в звании и должности, тем самым отметив его заслуги в организации закордонной разведдеятельности, на которую в последнее время стало обращать внимание руководство погранвойск. По дороге он часто вспоминал собеседование в Москве, где его хвалили за блестяще разработанную операцию, позволившую взять японских агентов. И не то, чтобы намекнули, а открытым текстом сказали, что не везде ещё работа налажена так же хорошо, и надо бы её поднять до должного уровня на новом месте. Такая постановка задачи его сильно беспокоила. Закордонная разведка – дело, опирающееся на «местные силы», чтобы эти силы выявить и завязать контакты, нужны знания местности, нравов и языка. И, если в случае с приморьем, у него были кое-какие познания, как-никак сам местный, то в случае с Польшей… – ни обычаев, ни языка, ни, вообще, с чего начать, он не знал.

Час назад он, с новыми петлицами и небольшим фанерным чемоданом, оставив семью, «пока не обоснуется на новом месте», у мамы, въехал на территорию отряда. Каких-то пару минут назад кадровик отряда, положив трубку телефона, сказал ему: «Ну, товарищ капитан, начальник отряда сказал, что вы – «очень кстати, и вас ждут у него в кабинете». Заодно познакомитесь с непосредственным руководителем – начальником разведывательного отделения, майором Климчуком – он тоже у него.

И вот, наконец, наш новоиспечённый капитан вошёл в кабинет начальника отряда. Сразу стало ясно – он попал не просто на представление начальству, а на какое-то совещание.

– Товарищ полковник! Капитан Стариков для прохождения дальнейшей службы прибыл! – выпалил он приветствие.

– Проходите, товарищ капитан, у нас как раз тут спор идёт, и свежий взгляд, я думаю, не повредит. – С этими словами полковник указал рукой на карту на стене за его столом. У неё, кроме него, стояли ещё два офицера: майор – видимо, и есть его непосредственный начальник, Климчук, и ещё один капитан.

Начальнику отряда было сильно «за сорок», если не «за пятьдесят». Орден Боевого Красного Знамени и шрам на лице говорили о его былом прошлом. Майор на вид был явный «интеллигент», ещё бы очки – велосипед, и образ был бы полный. Он и говорил как-то тихо и сдержано. Капитан, стоявший третьим у карты, вообще был больше похож на моряка – стоял, широко расставив ноги, говорил громко, короткими фразами. Видно было, что он нисколько не переживает, что вокруг него находятся старшие офицеры, и, если надо, будет отстаивать свою точку зрения. Как старший во всех смыслах, полковник представил присутствующих. Майор, действительно, оказался начальником разведывательного отделения, а вот капитан – начальником заставы, расположенной на бывшей панской усадьбе. Раньше эта усадьба была весьма богата, но в польскую компанию сильно разрушена. Теперь практически по ней пролегла граница с Польшей. И городок, в который раньше возили свою продукцию с усадьбы, оказался за границей. Этот городок был просто постоянной головной болью погранотряда. Близость к границе превратила его в центр контрабанды, где вращалось множество весьма сомнительных личностей. И, если с нашей стороны, через выселение за пределы погранзоны с высылкой «куда подальше» всех неблагонадёжных более-менее порядок был наведён, то с той стороны к нам постоянно заходили «гости», и не всегда у них с собой были только контрабандные товары. Вот и сейчас полковник попросил начальника заставы повторить для вновь прибывшего вводные данные:

– Итак. Мой информатор сегодня, в 4 часа утра, вышел к наряду на условленном для экстренной связи месте и потребовал срочно вызвать меня. По моему прибытию он сообщил, что совершенно случайно оказался в курсе, что некая группа из не менее чем пятнадцати человек планирует в ближайшие день – два переход через границу. Сам он их не видел, только подслушал часть разговора их представителя с человеком, который будет у них проводником. Этого проводника он знает хорошо – тот работает на дефензиву, с простой контрабандой обычно не связывается. Значит, эти люди либо от дефензивы (польская разведка и контрразведка), либо от второго отдела генштаба (военная разведка). К сожалению, ни точной даты, кроме как «в ближайшее время», ни точного количества установить информатору не удалось. Из косвенных данных он предположил, что переход будет этой, максимум, следующей ночью, переходить будут от полутора до двух десятков человек. Они пойдут налегке, но с оружием, поскольку встреча с пограничниками для них крайне нежелательна. – Закончив, капитан опять встал, слегка расставив ноги и заложив руки за спину.

– Видите ли, капитан, – заговорил тут же начальник разведотделения, – наши источники ни о чём таком не предупреждали. В последнее время, кроме мелких групп контрабандистов и нескольких одиночных перебежчиков со стороны панской Польши, мы никого не задерживали. Мало того, у нас процент прорывов, после которых нарушитель не был задержан, упал почти до нуля. И я, как и все специалисты нашего с вами отдела, сомневаюсь, что в таких условиях дефензива, или ещё кто, будет готовить такую многочисленную операцию. – Закончив, майор достал платок из кармана и вытер руки. Видимо, он жутко волновался.

Старикову совершенно отчётливо нарисовалась картина событий. Нечто подобное он уже проходил в Приморье.

– Разрешите, товарищ полковник? – обратился он к начальнику отряда.

– Конечно. Возможно, ваше мнение, как свежего человека, и будет решающим, – ответил он. При этом он нахмурился и достал из кармана портсигар, но не раскрыл его, а просто оставил вертеть в руках. Видимо, и его мучал вопрос о точности информации.

– На мой взгляд, затишье сейчас говорит, скорее, о том, что сопредельная сторона готовит крупную операцию, чем о возросшей нашей эффективности, так как перед важной операцией либо затихает граница, чтобы расслабить пограничников, либо, наоборот, активизируется масса мелких нарушителей и событий на закордонье вблизи границы с целью распылить внимание. Думаю, тут явно первый вариант.

– Ну, что ж, ваша логика в чём-то совпадает с мнением капитана Никлюдова, – проговорил полковник.

– Ну, тогда нам необходимо срочно поднимать отряд по тревоге вместе с комендатурами и перекрывать тыл по всей линии охраняемой границы. Точное направление прорыва границы неизвестно. Даже точное время не известно – значит, придётся закрывать максимально часто, насколько мы способны. – Начальник отряда наконец-то раскрыл портсигар и достал папиросу.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Говорите уж, капитан, сразу.

– Товарищ полковник, я считаю, что так действовать нельзя ни в коем случае. – Стариков начал загибать для убедительности пальцы. – Для начала: ни один отряд не сможет перекрыть наглухо свой участок, то есть риск прорыва всё равно остаётся. Потом, я думаю, нам желательно взять их всех, или почти, всех живьём, а не в виде отбивных, нашпигованных пулями. Ну, и самое важное, следует учесть – такие операции обеспечиваются по полной. То есть, наверняка, задействована агентура на нашей стороне. Никого ни хочу обидеть и прослыть ловцом шпионов, но, раз затеяна такая операция, то, возможно, у наших противников есть полноценные информаторы, если не в погранвойсках, то опосредованно.

– Расшифруйте ваше это – опосредованно? – встрепенувшись, спросил майор. Начальник отряда, продолжая вертеть теперь уже папиросу, кивнул головой, – да уж, поясните, пожалуйста.

– Информация о наших действиях и планах противнику может уходить не только от прямого предателя или агента в наших рядах. Даже не обязательно присутствие излишней болтливости. Вокруг нас живут люди. Скрываясь среди них, опытный и наблюдательный агент может узнать многое. Даже если мы будем аккуратно выходить на позиции, нас сразу раскроют. Уверен – у них есть способ экстренной связи если не по радио, то по эстафете или сигналами. Значит, стоит нам развернуть столь широкую деятельность, как противник будет извещён и перенесёт дату операции. Ну, а в следующий раз такая ценная информация к нам может не попасть, и они пройдут.

Начальник отряда даже слегка побагровел:

– Вы что же, предлагаете просто сидеть и ждать? Исходя из вашей логики, они как раз готовы пройти мимо наших постов тихо и незаметно.

– Никак нет. Я предлагаю организовать операцию минимальными силами. Перекрыть границу можно так же плотно, не привлекая никого. Я думаю, мы обойдёмся силами маневренной группы. Ну, может, ещё сколько-то человек привлечём из комендатур и застав «втёмную».

– Это как же? – начальник отряда, наконец-то, положил папиросу в рот, но, услышав такое, опять достал её назад. – Как можно «втёмную» использовать заставы и комендатуры?

– Смотрите. Давайте исходить из некоторых допущений и предположений, – Стариков подошёл к карте. – Раз они с проводником встретились тут, – он ткнул пальцем в город на карте, – а время операции не больше двух суток, то, наиболее вероятно, что прорыв будет где-то поблизости. Я предполагаю, что полосу, которая нас интересует, можно ограничить участками застав номер три и четыре. У пятой – участок слишком открыт и близко к комендатуре и, что немаловажно, там, в тылу, стоит ещё и воинская часть со своими патрулями и прочими помехами. Крупной группе там сложно пройти. Вторая же застава слишком удалена для узких рамок времени. Вот нам уже не надо закрывать весь фронт. – Капитан посмотрел на офицеров и, после лёгкой паузы, – вот тут и приходит время использования «втёмную». Нам надо, чтобы в некоторых участках совершенно по другим причинам, никак не связанным с нарушителями, оказались заметные группы пограничников и некая суматоха. Я предлагаю объявить внезапные учения, выслать в места, которые мы сейчас определим, резервные заставы комендатур. Пусть они там разобьют палатки, роют окопы или займутся любой другой деятельностью, главное, чтобы шумно, заметно. И множество солдат, бегающих в округе. – Стариков перевёл дух.

– Таким образом, эта группа, даже если её путь шёл именно мимо этих мест, отклонится от маршрута и пойдёт другим путём. Выезд на учения нужен сейчас же, чтобы к вечеру они уже перекрыли нам все направления. Я думаю, есть смысл поставить их тут, тут и вот здесь. – При этом он указывал рукой на карту.

– Хорошо. Кажется, ваш замысел мне становится понятным, – заговорил начальник отряда. – Но, исходя из указанных вами мест, остаётся ещё широкое окно для прохода не то что двух десятков, а двух рот.