Оля остается в Арктике

– Мама, ты что, читаешь мои планы? Я так и спланировала.

– Нет, Катя, я твои планы не читаю. Просто у нас с тобой одинаковый подход к решению одной и то же проблемы.

– Граждане, поторопитесь, поезд отправляется! – закричала кондуктор.

У Юли затрясся подбородок, скривились губки. И хотя Юля все же хотела пересилить себя, выдавить улыбку, но глаза стали мокрыми – по лицу потекли слезы. Катя и Юля обнялись, крепко прижались друг к другу и заревели, как дети.

Кондуктор крикнула:

– Вы останетесь! Я закрываю ступеньки!

Андрей схватил Катю под мышки со спины и быстро поставил ее в тамбур вагона. Быстро пожал руку Петру Ильичу. Сказал: «Прощайте!..» Уже чуть-чуть не сказал – папа. Но какая-то сила его остановила. Может, его тонкая и развитая интуиция, может, родители, с которыми он расстался много лет тому назад, еще в болоте Меконга. Пройдут годы, и Андрей вспомнит это прощание, но Петра Ильича уже не будет в живых. Петр Ильич, будучи одним из ведущих специалистов в области ракетостроения, трагически погибнет при неудачном запуске новой ракеты на стартовой площадке одного из космодромов Союза.

Андрей подбежал к Юле, поцеловал ее в щечку и сказал:

– До свидания, мама, не беспокойтесь, у нас с Катенькой будет все хорошо. Я вас люблю.

Катя из вагона кричала:

– Андрей! Андрей! Ты останешься! Я прыгну с поезда!

Поезд уже был на ходу. Андрей догнал его, схватился за ручки и через секунду был в тамбуре рядом с Катей. Одной рукой держа Катю, а другой держась за ручку вагона, Андрей смотрел поверх голов кондуктора и провожающих, всматривался в лица удаляющихся близких и родных людей. Катя махала рукой маме и дяде, пока те не скрылись из виду.

Петр Ильич и Юля стояли на перроне, смотрели вслед уходящему поезду. Когда скрылся из вида последний вагон, Юля и Петр Ильич направились к такси. Шли молча. Каждый обдумывал проводы и дальнейшую судьбу их дочки и племянницы. Юля спросила Петра Ильича:

– Ну что скажешь, Петя?

– Что я могу сказать? Андрей великолепен: высокий, физически сильный, воспитанный, образованный. Потом, он протеже Анатолия Ильича, и этим все сказано.

– Ты что, считаешь, что Анатолий Ильич не может ошибиться?

– Ошибиться может любой человек. Но уж точно, что Анатолий Ильич на одни и те же грабли два раза не наступит.

Юля сразу не сообразила, что к чему. Потом засмеялась и стала бить Петра Ильича кулаками по плечу. Петр Ильич тоже рассмеялся. Уклоняясь от нападения Юли, со смехом кричал:

– Я не думал, что профессора бывают настолько заторможенные!

– Хорошо, Петя. Один-ноль в твою пользу. Мир!

Юля схватила Петра Ильича двумя руками за его руку, и они с хохотом пошли на привокзальную площадь. Сели в такси – поехали на аэродром. На военно-транспортном самолете улетели в Москву.

Андрей и Катя зашли в свое четырехместное купе. Андрей не садился, стоял окаменевший – полностью погружен в себя. Катя посмотрела Андрею в лицо, увидела, что глаза Андрея стали красными. Сам Андрей тоже молчал и смотрел на Катю. Но он её не видел. Катя поняла, что Андрей влюбился в маму. «Ну что ж, дорога длинная, – подумала Катя, – влюбился в маму, влюбится и в меня». Андрей и сам не мог сообразить, что произошло. Он тоже думал, что он влюбился в Юлю. Она уже заполнила его сердце. Он ее видит, он хочет, чтобы Юля была рядом. Андрей как бы стал не замечать Катю.

Катя поняла, что Андрей в ступоре, он ушел в себя, ему нужно помочь:

– Ты о чем сейчас думаешь, Андрей?

– Не знаю, – ответил Андрей.

Катя села рядом. Взяла Андрея двумя руками за лицо, поцеловала и сказала:

– Я люблю тебя больше всех на свете, мой дорогой! И ты меня любишь. Тебе нужна только я и больше никто. Я все вижу. Ты влюбился в мою маму, но сам не поймешь, что полюбил ее не как женщину, а как свою кровную маму. Вспомни, Андрей, как ты назвал ее на прощание – ты назвал ее мамой. Это слово ты мечтал произнести всю свою сознательную жизнь. И вдруг, неожиданно для себя, ты его произнес – произнес впервые в жизни в адрес не воображаемой мамы, а живой, молодой и красивой женщины. Она вошла в твое сердце как родная мать. Ты долгие годы думал о маме, мечтал ее встретить, разговаривал с ней, как с живой. Ты видел ее во сне, и твое сердце не выдержало. Если учесть, что моя мама молодая и красивая, вот в твоем сердце и смешалось все в одну кучу. У тебя, Андрей, красные глаза. Это значит, что ты чуть не заплакал. Для такого сильного и мужественного мужчины, как ты, слезы нехарактерны. Но раз они все же прорвались – это значит лишь одно: удар по твоему сердцу был очень сильный.

Потом, еще одно важное обстоятельство: мужчина может заплакать при расставании только с родной мамой. Расставаясь с любимой женщиной, мужчина никогда не заплачет. Ты полюбил мою маму как свою, ты заполнил пустоту своего сердца. Люби ее как маму, а меня люби как жену, и мы будем счастливы. Маме бог не дал сына. Она тебя будет любить как своего кровного сына.

– Да, Катя, ты права. Когда я подошел к Юле попрощаться, я даже не думал назвать ее мамой. Но вдруг она мне показалась такой близкой и родной, что мое сердце дрогнуло. На глаза впервые в жизни стали наворачиваться слезы, и я узнал в ней свою родную маму. Я поцеловал ее и назвал мамой. У меня чуть не брызнули слезы. Но поезд уже был на ходу, с тамбура кричала ты, и я рванул к поезду. Конечно, конечно, Катя, я узнал в Юле не женщину, а маму, о которой я мечтал. Я не мог сообразить, что произошло. Ты помогла мне разобраться. В то время в моем сердце произошла замена моей придуманной мамы, моей мечты, реальной, живой, точно такой, о которой я мечтал, которую я видел во сне и в своем воображении. До встречи с твоими родителями я чувствовал себя отшельником, сиротой. Сейчас я чувствую себя вполне полноценным семейным человеком. Теперь у меня есть мама, папа и ты, я чувствую себя счастливым и уверенным. Ты знаешь, что я воспитывался в детском доме, а потом в военном училище. Я очень страдал оттого, что у меня нет родителей, что я сирота. Это породило во мне комплекс собственной неполноценности. Ты также знаешь, что я создал образы своих родителей и очень часто общался с ними. Это компенсировало мой комплекс, и я стал чувствовать себя комфортно.

Потом однажды, при очередной встрече, мама мне сказала, что они на встречу больше не придут. И попросила, чтобы я их забыл. Конечно, от обиды и жалости у меня чуть не разорвалось сердце. Я почувствовал себя в полном одиночестве и опустошенным. В то же время я осознавал, что они не мои живые родители, что они мной придуманы, что они есть мои детские иллюзии и, наверное, пришло время с ними расстаться.

Через короткое время они ушли из моего сердца, но в памяти сохранились. И, наверное, сохранятся до конца моей жизни. Я до последнего времени, когда приходилось бывать на вокзалах, нет-нет, да и посматривал – а вдруг я их увижу? Но это уже было просто по привычке. Мое сердце оставалось спокойным.

– Дорогой, а что произошло с тобой на перроне, когда ты увидел маму? Ты стал бледный – чуть не упал!

– Когда на перроне я увидел твою маму, я узнал в ней мою. Нет, не похожую, а точь-в-точь мою маму, которую много лет видел в своем воображении. Ты видела, как я сделал резкий рывок вперед, уже хотел побежать ей навстречу – обнять, расцеловать и спокойно умереть от счастья. Но у меня закружилась голова, пересохло во рту, ноги стали мягкими, я двигаться больше не мог. Мое состояние ты видела.

– Итак, Андрей, давай попробуем распутать клубок с родителями, – сказала Катя – с твоими родителями – воображаемыми и моими – реальными. Здесь должна быть какая-то природная связь. Конечно, не скрою, что, если бы ты был моложе, а мама постарше, я бы, прежде всего, предложила искать твоего папу. Это ближе всего к реальности.

В этом случае до полного выяснения обстоятельств ты бы числился моим братом, и нас тобой связывали бы только чисто служебные отношения. Но в данном случае, когда моя мама чуть-чуть старше тебя, это полностью исключается. Вероятно, ты когда-то, еще в детстве, случайно увидел мою маму. Может, даже с папой. Они тебе очень понравились. Ты даже подумал: «Вот если бы эти люди были бы моими родителями». Они запали в твое детское сердце и сохранились в памяти.

Прошли годы. Обстоятельства и место встречи ты забыл. Но постоянно мечтал о родителях. Каждый раз они всплывали в твоем воображении, и ты их уже принимал как своих. Сначала ты их поместил на портреты. Но на портреты можно только смотреть и мечтать, а разговаривать как-то неудобно. Все же это только портреты… Затем с портретов ты переместил их в воздушное пространство – уже без рамок, без красок, в полный рост и в полном объеме. Здесь ты сделал большой прорыв вперед. Во-первых, они были с тобой всегда, в любую минуту – хоть во Владивостоке, хоть в болоте Меконга – достаточно было только о них подумать и их представить. Не нужно было в своей памяти возвращаться в казарму и разговаривать с портретами. Они тоже с тобой разговаривали – вернее, ты сам говорил от их имени, вкладывая в их уста предположительные ответы на свои вопросы. Либо просто вкладывал ответы, которые бы ты сам хотел слышать от них. В любом случае, чтобы подвести черту под нашей гипотезой, ты должен вспомнить – в какой одежде ты видел моих родителей. Постоянно в одной и той же или в разной?

Андрей, не раздумывая, ответил, что он узнает только маму. К Петру Ильичу родственных чувств у него нет. А маму он видел в той одежде, в которой она была сегодня на вокзале.

– Тогда, Андрей, мы в своих суждениях зашли в тупик, так как мама одежду меняет очень часто, а ту одежду, в которой была сегодня на вокзале, она купила совсем недавно. Значит, без помощи нам не обойтись. В нашей стране есть люди, которые могут объяснить твой феномен, но они засекречены. Когда приедем в Москву, поговорим с родителями. У папы есть друзья в военной разведке. Они могут помочь встретиться с нужными специалистами. А заодно проверить тебя. Не исключено, что ты обладаешь даром предвидения будущих событий или предвидения встречи с конкретными людьми, но сам об этом не знаешь.

Это не пустые слова. Ведь не каждый мужчина путем титанического труда в течение многих лет может сформировать такую мускулатуру и такую физическую силу. Или возьмем твою решительность. Только один из миллиона ради почти незнакомой девушки бросит головокружительную карьеру и уедет с ней неизвестно куда и неизвестно зачем. Нормальный человек совершает рискованный поступок, руководствуется целесообразностью. Ты же совершил поступок спонтанно. Значит, ты не нормальный. Ты особый. Ты видишь в будущем то, что не каждый видит в прошлом. Значит, тебя нужно исследовать.

Когда приедем в Хальмер-Ю, обойдем поселок, осмотрим местность и объекты. Если под каким-нибудь бараком ты увидишь останки динозавра или мамонта, достанем научное обоснование сноса барака, возьмем ломы и лопаты и начнем раскопки. Если действительно откопаем что-нибудь, умершее два-три миллиона лет тому назад, то это будет подтверждение тому, что ты не нормальный, то есть особый. В таком случае нам с тобой придется расстаться – тебя засекретят и упакуют.

– Нет-нет, Катя, – произнес Андрей, – меня такой финал не устраивает! Пусть лучше барак стоит на месте, мамонт лежит под бараком. Зачем его беспокоить? А мы будем жить вместе. Я долгие годы был запакован – то в казарме, то в собственных иллюзиях. Только сейчас я почувствовал, что такое настоящая свобода.

Я впервые в жизни попал в такую ситуацию, когда я просто живу. Когда нет никакого расписания, ничего не нужно делать, ни перед кем не отчитываться, не докладывать, ни от кого не требовать – Даже стали подкрадываться ощущения собственного паразитизма.

– Ну, что ж, Андрей, раз душой и сердцем ты стал полноправным членом нашей семьи, то нужно создать реальность, соответствующую твоим чувствам.

Андрей обнял Катю и, крепко прижав к себе, покрыл ее поцелуями.

– Нет-нет, Андрей, не торопись. Ты не так меня понял. Я имела в виду, что нужно готовиться к ужину. Нужно обмыть прощание и отъезд. А иначе вся дальнейшая жизнь пойдет кубарем. Вот когда выйдем на прямую дорогу, без последующих пересадок, это и будет прямая дорога нашей совместной судьбы. А сейчас нам нужно еще разобрать вещи. Слышишь, Андрей, пассажиры в соседних купе еще не угомонились. Еще стучат полками и чемоданами, кондуктор разносит постельное. В соседних купе пассажиры уже начали звенеть стаканами. В каком-то купе под гитару запели «Славянку». К нам тоже сейчас зайдет кондуктор, принесет постельное, предложит чай. Познакомимся с кондуктором, поужинаем. Как видишь, для страстей еще рановато. Хотя я тебя прекрасно понимаю. У мужчины страсти стоят на первом месте. Потому что мужчина не несет никакой ответственности за свои поступки с женщиной. Мужчина абсолютно не учитывает физиологические, нравственные и прочие потребности женщины, которые у неё на первом месте. Для женщины важен плавный, нежный переход к страстным отношениям. Здесь особенную роль играют время и место, предшествующие физические и психические нагрузки, условия и безопасность, немалую роль играет медицинский и биологический фактор, условия и предметы гигиены, а также разнообразные последствия для женщины.

Кроме этих общих условий, необходимых для каждой женщины, для меня имеет еще большое значение твое отношение ко мне после свадьбы, которое, когда ты узнаешь особенности моего характера, может резко измениться на противоположное. В этом случае мы с тобой разъедемся и больше никогда не увидимся. Поэтому, если ты меня по-настоящему любишь, ты должен научиться учитывать и ценить не только одни мои позитивы, но и негативы, которых у каждого человека может быть очень много.

Если предположить, что мы с тобой жених и невеста, то что мы сейчас должны делать… Правильно – принимать гостей, принимать поздравления, принимать подарки. Гости в это время пьют, закусывают, поют песни, танцуют. А жених и невеста сидят, улыбаются и трясутся – жених от страсти, невеста от страха за грядущую ночь. А утром еще веселее: если днем тряслась сама, то утром вытащат из-под них простынь и будут трясти перед всей толпой. Я бы такой стыд не перенесла. Хорошо, что мы уехали. Другое дело слушать, как кричат «горько».

– «Горько» еще не кричали, – возразил Андрей.

– Так и не было повода, – заметила Катя.

– Так это можно исправить, – сказал Андрей, прижав Катю к себе, и стал целовать в щечки и в губы.

– Ну, хватит, Слон! А то до Хальмер-Ю ты превратишь меня в воблу.

– Катя, но мы, кажется, едем в Воркуту. Про Хальмер-Ю ты ничего не говорила.

– Воркута, Андрей, это главное направление. В Воркуте мы пересядем на другой поезд и поедем в Хальмер-Ю.

– А дальше, я так понимаю, – сказал Андрей, – на собаках или на оленях мы двинем, как минимум, на Тикси…

– Нет, Андрей, из Хальмер-Ю, если сложится все благополучно, мы двинем в Анадырь. Это, Андрей, очень далеко, очень трудно и чрезвычайно опасно. Не все могут это пережить и не все могут выжить, большинство погибают в пути. Если есть сомнения или страшно, то проводишь меня до Хальмер-Ю. А оттуда вернешься в Москву.

– Катя, я принимаю тебя со всеми твоими негативами и позитивами и никогда с тобой не расстанусь.

– Нас с тобой, Катя, связывают любовь и свобода, – сказал Андрей. – Любовь и свобода – это то, ради чего стоит жить. Раде чего я готов пройти с тобой трижды в Анадырь и обратно. Давай ужинать. Выпьем за свободу, за прощание с родителями, за дорогу, за любовь!

Андрей взял гитару. Рутинные философские разговоры, изысканная фразеология сменились на лирику, хохот от сказанных впопад и невпопад слов, смешные анекдоты… Время летело впереди поезда. Позади давно уже остались Котлас, Ухта, Печора. Поезд то пыхтел на затяжных подъемах, то летел, как ветер, догоняя время, упущенное на подъемах и разъездах, пропуская поезда с лесом, углем и пассажирами.

Едкий угольный дым паровоза, с горьковатым привкусом, прорывался в купе, разбавляя запахи, коктейль сладких московских конфет и аромата французских духов. Вокруг необъятные просторы тундры. Кое-где виднелись утонувшие во мху и карликовых березках давно заброшенные бараки бесчисленных лагерей заключенных. Цель приближалась, дни резко сокращались. Солнце выходило и тут же пряталось, как будто выглянуло, чтобы поприветствовать, махнуть рукой и уйти на покой.

В вагонах становилось прохладно. В каждом вагоне осталось с десяток пассажиров. Женщины копошились в чемоданах, доставая теплую одежду, а мужчины, искоса поглядывая на жен, доставали последние запасы «Вологодской». Кондуктор начал растапливать печь. Крупные города давно остались позади. Вагоны опустели. Катя надела подаренную мамой в дорогу толстую кофту из оренбургского пуха и теплые носки. Андрей, наоборот, разделся до майки. После фужера коньяка Андрею стало жарко. Тем более, Кате нравилось рассматривать его играющую мускулатуру. Она смотрела на Андрея и мечтала родить такого же сильного и мускулистого сына. Такого же высокого, смелого, красивого, как Андрей. Катя была счастлива. Перед ней сидит мужчина, которого можно встретить только в книгах, и он принадлежит ей одной. Она была уверена, что Андрей ее любит. И ради нее готов на все. Катя пришла к выводу, что больше нет никаких оснований откладывать тот момент, который соединит их судьбу не только чувством и сердцем, но и телом, и кровью.

Катя вспомнила свой план, а также напутствие мамы, решила, что пришло время покончить с детством. Тем более, что они находятся посредине пути, на пороге судьбы и в начале своей новой жизни. Андрей сидел напротив Кати, под гитару напевал ее любимые романсы и утопал в ее божественной красоте. Катя встала со своего места, села рядом с Андреем, обняла его своей левой рукой вокруг шеи, положив руку на его левое плечо. Впилась своими огромными глазами в его глаза.

– Андрей, – спрашивает Катя, – хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь?

– Скажи, Катя.

– Ты сейчас думаешь о том, как бы быстрей покончить с двоевластием. Твои руки трясутся сыграть что-нибудь революционное и тут же приступить к государственному перевороту.

– Ты угадала, Катя. Для тебя эта загадка была самой легкой в твоей жизни. Потому что на моем месте, находясь в одном поезде, в одном купе с девушкой божественной красоты, один на один, да еще и в тундре, только клинический идиот или законченный импотент мог бы думать о чем-нибудь другом, но не о захвате власти.

– В начале нашего пути я тебе говорила, что для женщины нужен плавный, мягкий переход от нежных отношений к страстным и грубым. Этот этап мы с тобой уже прошли. Я согласна выйти за тебя замуж и клянусь тебе в вечной любви и преданности тебе одному. Я готова свои слова подтвердить перед богом и расписаться за сказанное мною своей кровью.

Андрей слегка повернулся к Кате, подложил свою левую руку Кате за спину, правой рукой прижал ее голову к своим губам и покрыл ее сотнями поцелуев: плечи, шею, лицо, губы и все, что было открыто и доступно. Катя уже коснулась спиной матраца и подушки нижней полки и почувствовала на себе тяжелое, но близкое, родное и долгожданное тело Андрея. В доли секунды голова Кати оказалась намного ниже подбородка Андрея. Обхвачена и зажата мощными руками, придавлена к постели, полностью закрыта широкой грудью и могучими мускулистыми плечами. Катя уже не могла шевельнуться. Еще минуту назад сильная и властная, Катя почувствовала себя слабой, беспомощной, покорной. Все смешалось в кучу: любовь, страсть, желание, разочарование, обида, злость.

Резкая сильная боль в нижней части живота перевесила чувства в пользу негатива, добавила разочарования. Катя почувствовала себя искомканной, растрепанной, раздавленной куклой: «А где же нежность, где же ласка? – промелькнуло в ее голове. – Это и есть вершина любви? Нет, – думает Катя, – это, скорее всего, вершина варварства и уничтожение человеческого достоинства». Ей хотелось вырваться, убежать домой и покончить раз и навсегда с этим мужланом. Но это было невозможно. Ей казалось, что на нее наехал настоящий гусеничный трактор, и она не могла даже шевельнуться. Тут Катя вспомнила наставления мамы во время посадки на поезд. «Катя, если во время деликатного мероприятия ты почувствуешь себя раздавленной и уничтоженной, если почувствуешь себя не человеком, а куклой, что бывает со многими женщинами в таком положении, или возникнет к нему ненависть за грубость за причиненную боль, то это временное психическое расстройство, возникшее в ответ на резкое изменение отношений из очень нежных на очень грубые, ранее никогда неиспытанных, это быстро пройдет после окончания мероприятия. Не вздумай протестовать, закричать, оскорбить и тем более ущипнуть, укусить, ударить. Он все равно свое дело доведет до конца. Но потом, в случае твоего грубого поведения, он может относиться к тебе грубо и неуважительно. Самая лучшая позиция – неопределенность. Это значит то, что, когда ты будешь прижата к постели, твои руки будут свободны и находиться у него за спиной, ты можешь не очень сильно бить его кулаками по спине. В таком твоем поведении есть два положительных эффекта: с одной стороны, ударяя его, ты будешь сливать свою обиду и злость, а с другой – он будет думать, что ты его бьешь любя, компенсируя скромность. Если же в тебе отрицательных эмоций не возникнет, то ничего придумывать не нужно. И все окончится мирно, любезно. С этого времени ты начнешь качественно новую жизнь – жизнь обычной женщины, жены, мамы, а потом и бабушки».

«Шутя, любезно, – думает Катя, – если бы я могла, я бы этот трактор, который ездит по мне, как по пахотному полю, разобрала до последнего винтика и выкинула бы в окно. Пусть бы проветрился, а то своим потом залил уже меня всю. Пусть только закончит свое черное дело, пусть я хоть чуть-чуть смогу шевельнуться, я ему покажу, как нужно брать власть. Но не бойся – начнет подлизываться».

Вдруг Андрей неожиданно задергался и всем телом навалился на Катю. Катя вспомнила маму. Подумала, что ей пришел конец. Но Андрей быстро сполз коленями на пол купе, стал целовать Катин живот. Потом накрыл Катю простыней, сам сел в ногах. Катя продолжала лежать на спине, отвернув голову к стенке купе. Ей не хотелось ни разговаривать, ни шевелиться. Она молила бога, чтобы все закончилось и больше никогда не повторилось.

Андрей сидел на Катиной постели возле двери. Оба молчали. Что говорить, что делать, как себя вести после случившегося, никто из них не знал. Андрей, положив Катины ноги на свои колени, легонько массажировал ей пальцы и ступни ног. Он знал, что Катя в шоке. Массажируя Кате ноги, он показывал, что он Катю любит и жалеет. Спустя пятнадцать-двадцать минут Катя попросила, чтобы Андрей ее пропустил, что ей нужно выйти. Андрей спокойно опустил Катины ноги на пол. Слегка запустил свои руки под мышки за спину Кати, помог ей подняться.

Катя взяла со стола чайник с теплой водой, вышла из купе, пошла по коридору в сторону туалета. Вагон был почти пустой. Кондуктор спала в своем служебном купе с приоткрытой дверью. Катя зашла в туалет и стала проводить процедуры гигиены. Первое, что она увидела – это кровь и слякоть. Но теоретически Катя знала, что взятие власти без крови не обходится. При взятии власти главное – физическая победа: завладеть имуществом, телом, территорией. А душа всегда остается за кадром. Катя вышла в тамбур, чайник поставила на пол, открыла дверь вагона, открыла платформу ступенек. Держась за ручку, спустилась на самую нижнюю ступеньку, стала лицом по ходу поезда.

Было светло, над горизонтом еще светило солнце. Поезд мчался по безмолвной тундре. В лицо дул сильный холодный ветер, неся с собой мелкие частицы несгоревшего угля, сажи и едкого дыма, клубами вылетающего из черной трубы паровоза. Колеса ритмично стучали на стыках рельсов, как будто выговаривали: так тебе и нужно – так тебе и нужно – так тебе и нужно.

Слегка покачивались шпалы, как бы в ритм колес, покачивая головкой влево и вправо, подталкивали – смелее, смелее, смелее. Но шпалы ошибались. Катя стояла здесь не для того, чтобы прыгать. Это не тот случай. Да и Катя не тот человек, что бросается с поезда. Кате в этот момент хотелось только сильного и холодного ветра. Ей казалось, что ветер ее остужает, исцеляет, выдувает из нее весь негатив, освежает мысли и сердце, и ей становилось легче. Поэтому хотелось еще более сильного и более холодного ветра.

Через некоторое время ее кожа стала морщиться, а все тело стало цепенеть. Под ногами мелькал щебень, сливаясь в сплошное серое полотно. Катя почувствовала легкое головокружение. Она крепко вцепилась двумя руками за ручки вагона и с трудом вошла в тамбур. Взяв свой чайник, Катя пошла по коридору вагона в направлении своего купе. Вагон был по-прежнему пустой. Катя осмотрелась вокруг. Потом осмотрела себя и с ужасом обнаружила, что она в ночной рубашке. Мало того! Рубашка в нижней части, сзади и спереди, в кровавых пятнах. Катя буквально взорвалась от злости. «Идиот! А он что, не видел, в чем и в каком виде я выходила! Сейчас влечу в купе и разорву его на мелкие кусочки!»