Троица

Они снова замолчали посреди наполненной светом кухни, погруженные каждый в пучину своего собственного расстройства. Там были слезы, остатки бутербродов и пятна чая на белой скатерти, желтый солнечный свет трогал все это своими редкими в этих широтах лучами, а белый свет потолка привычно смягчал переменные ритмы природы своим постоянным присутствием. Слава чувствовал неразрывную связь со всем порядком человеческой жизни, ему всегда был по душе белый искусственный свет, в отличие от всегда разного, непредсказуемого солнечного свечения. От всех этих неказистых растений, хаотично разбросанных луж на обочинах ровных дорог, построенных с целью использовать все незанятое пространство, максимизировать свою пользу для города. Во всех близких сердцу парня вещах был порядок и логика. Они чертили точные цели, давали недвусмысленные команды, тянули за собой дорогами будущего в его самую прекрасную часть. Слава чувствовал себя скромным винтиком запрограммированного, готового к рывку вперед мира. И будет замечательно, если парень отправится туда вместе со всеми, а не будет заменен на новый, более крепкий, блестящий, хромированный винтик. Полезный, но совершенно другой.

Он глянул на браслет, на убежавшее слишком далеко вперед время и рванул в свою комнату, поцеловав расплакавшуюся маму, которая еще долго останется в таком расклеенном состоянии и, наверное, пропустит несколько выпусков своего любимого шоу. Слава почти захотел вернуться к ней, когда закончатся дела, и посмотреть новую трансляцию вместе, но ограничился только мыслями о личных планах.

Его комната с закрытым окном плыла в мареве утренней полутьмы, но монитор освещал достаточную для работы область перед собой. На нем уже вовсю мелькали слова сообщений и блоки новых статей, публикуемых ежеминутно. Из маленьких наушников трещали голоса утреннего совещания с главредом. Слава, еще пребывая в состоянии вареного овоща, уселся на стул. Его сложно было назвать готовым к рабочему дню, однако, если сравнивать с куда более худшими вариантами, жаловаться не приходилось. Он автоматически включился в обсуждение, выслушал далекий голос шефа и попросил с ним личной аудиенции.

На экране выскочило маленькое окошко, недоступное для других участников, в нем блеснула голова начальника с гладкой полированной лысиной между растущих по ее краям черных волос, с большими модными очками и маленькой бородой. Судя по полуденной оживленности за спиной главного редактора, он находился в южных широтах, гораздо восточнее московских, видимо, в Азии. Говорили об этом и пальмы, едва различимые вдалеке, и кокос с трубочкой, стоящий на краю рабочего стола, попадавшего в кадр.

– Доброе утро, Алексей Германович, – оговорился Слава. – У меня эксклюзив.

– Добрый день, – ответил довольный начальник и замолчал, ожидая услышать продолжение новости.

Начинающий журналист собрался с мыслями, пытаясь взять в руки трясущегося себя. После ночного стресса его штормило и выворачивало, хотелось снова поспать, но уже в спокойной обстановке, в темноте надетой на глаза специальной повязки, в монотонном шуме тысяч дневных звуков живущего дома, в которых утопали бы резкие шорохи и внезапные крики за несколько квартир или улиц от тебя, обычно заостряющие на себе внимание в кромешной ночной тишине. Теперь же, солнечным утром, их не было слышно, в уши сочился успокаивающий мысли фоновый шум. Слава стиснул зубы, чтобы отложить апофеоз неминуемой слабости на срок чуть позже переговоров с начальством, предвещающих скорый рабочий триумф. Лысеющий главный редактор сидел напротив него в баре на каком-то острове и пил заготовленные коктейли, так близко, что можно было дотянуться рукой и отпить немного чарующей, свежей кокосовой жидкости. Парень сидел в темной московской квартире и пытался начать свой доклад.

– В общем, как вы, наверное, помните, между нами распределили слежку за известными людьми, в рамках закона, конечно, – заговорил Слава, борясь с разыгравшимися нервами. – Мне досталась семья Селина. К самому ему, конечно, было не подобраться, вы понимаете, государственная охрана. В плане любовного компромата или измен жены тоже голяк – он вдовец, причем очень верный. Поэтому мне оставалось следить только за его дочерью, она сейчас заканчивает один из московских вузов.

Главный редактор делал вид, что слушает его, отведя глаза в сторону, пробегая взглядом по строчкам, смотрел внимательно и делал какие-то пометки на своем экране, остававшемся невидимым для взора молодого журналиста. Когда в рассказе наступила пауза, он резко поднял брови, выпрыгнувшие из широкой тени очков, и деловито сказал механическим голосом без малейшей капли эмоций:

– Продолжай, я внимательно тебя слушаю.

– Так вот… – Слава моментально заговорил, чтобы не показаться забывчивым.

Он представил, как сидит на экзамене, стало привычней и легче. Все-таки не зря придуманы все многочисленные устные испытания в процессе учебы. Не допуская паузы дольше секунды, он продолжил:

– Следил за ней больше недели, изъездил несколько раз всю Москву, но никаких скелетов в шкафу, примерная, скромная девушка…

– Насколько я знаю, в тихом омуте черти водятся, – помог его мысли главный редактор, практически не отвлекаясь от своих важных дел по другую сторону экрана.

– Именно! – это и пытался сформулировать Слава. – Вчера она дала слабину, предстала в самом неприглядном свете. Выдала себя с потрохами.

– Слушаю тебя внимательно, – тем же тоном сказал начальник, но уже действительно отвлекся от других дел и посмотрел прямо в центр экрана, сложив ладони у шеи и расположив на них подбородок.

Слава открыл подготовленный ночью документ, в котором расписал все факты в виде удобной шпаргалки, благо во взрослой жизни, в отличие от студенческой поры, можно было как угодно хитрить, все средства были хороши и, более того, бесспорно поддерживались. В другом углу экрана уже висела основная статья с фотографиями молодой скомпрометированной особы. Слава поэтапно рассказал о произошедших накануне событиях, о подозрительном веществе, которое зачем-то передавалось под такой странной завесой тайны. Было очевидно – это незаконное, а следовательно опасное средство, способное причинить вред девушке или отцу, окажись оно на обозрении злопыхателей. А значит истинной обязанностью, как и призванием журналистов, было раскрыть все тайное и представить его на суд голодной до свежих сенсаций публики. Слава добавил, что парень на фотографиях – старый друг девушки, работник крупной больницы, анестезиолог. С каждым словом глаза главного редактора раскрывались все сильнее, превосходя размером даже его модные коричневые очки. Радость на его лице определенно указывала на искреннее одобрение работы молодого человека, делавшего первые шаги в практически всесильном средстве массовой информации.

– Это просто отлично. – Шеф бегал глазами по экрану, растягивая слова. – Статья хорошая, впрочем, сейчас плохих не бывает. Времена уникальности Пушкиных уже давно прошли.

Он ухмыльнулся ехидно, намекая, что любая обезьяна при помощи электроники может написать какую угодно по качеству и красоте новостную статью. Но неизменной сложностью, как и во все времена, оставалось найти подходящий материал и умело подтасовать факты, с чем парень и справился.

– Вы это сразу опубликуете? – спросил нетерпеливый Слава.

– Немного повременим, – ответил задумавшийся главный редактор.

Его светоотражающая лысина не оставляла сомнений во вдумчивости и интеллекте своего обладателя.

– У Селина сейчас переговоры по коалиции, и на днях как раз должно быть объявлено голосование за пост нового премьера. Это очень щекотливый вопрос. А что бы сделал ты на моем месте?

Шеф будто испытывал подчиненного, к которому вдруг воспылал профессиональной любовью. Заметил его в толпе заштатных журналистов-однодневок и теперь прикидывал, на какой должности он мог быть максимально полезен. Это крохотный шанс, который нельзя упускать, даже несмотря на судорожную тошноту и усталость.

– Ну тогда я бы отложил публикацию до дня голосования в Думе, когда целевая аудитория будет ждать новостей именно о Селине и ему подобных. Сама жизнь подготовит публику для этого материала. Тогда наша статья привлечет максимальное внимание, произведя эффект разорвавшейся бомбы.

– Правильно рассуждаешь, – ответил главред с довольной улыбкой и взял в рот соломинку очередного прохладительного коктейля, – только нужно смотреть еще шире и узнать по своим каналам, есть ли заказ на такой материал. Чтобы не получилось так, что вброс окажется невыгодным никому.

Слава озадаченно кивал, соглашаясь с каждым словом начальника, хотя сам думал лишь об усталости и коротком утреннем сне на бесконечно мягкой постели, награждающей вожделенным покоем за смелые и доблестные труды.

– Это уже вам лучше знать, Алексей Германович. – Парень резко замолк, оборвав начавшийся было ненавистный начальнику подхалимаж.

– Конечно мне, Владислав. Я закину удочки, и, как только подтвердится чья-либо заинтересованность, в день голосования в Думе выложим эту бомбу. – Он жестом подозвал какую-то девушку вдалеке, едва попадавшую в обзор видеокамеры. – Кстати, вечером у вас готовится встреча на открытии выставки молодых скульпторов на ВДНХ, мои помощники сообщат тебе все детали.

Разговор окончился вместе с видеосвязью. О какой-то новый выставке парень уже не слушал, в его голове бесконечным эхом повторялось его полное имя, произнесенное начальником: «Владислав». Уже не какой-то там «Слава», и не «эй ты», а персональное уважительное обращение от старшего по карьерной лестнице. Это вдохновляло и воодушевляло, казалось той самой вожделенной платой за труды и стремления. Он закрыл глаза и впервые за долгую неделю полностью расслабился. Отрадное чувство успеха навещало его очень редко, оставаясь скорее исключением из правила в жизни обывателя средней руки. Тем слаще становилось его утреннее состояние праздного упоения, такое пугающе приторное, однако разбавленное для баланса тяжестью нервного срыва после ночного кошмара. Поэтому все происходящее точно не походило на сказку, в которую глупо верить, но и не выглядело однозначно ужасом, который хочется скорее пресечь.

Слава вновь опустил свою кровать, поднятую с целью скрыть ее от взора камеры. Она смотрелась бы глупо и непрофессионально за его спиной во время рабочих переговоров по видеосвязи. Комната без нее выглядела куда серьезнее, казалась отдельным кабинетом. Любая мелочь влияла на статус, приобретаемый с таким долгим трудом. Не открывая глаз, он откинулся на кровать.

Монитор еще некоторое время работал, показывая кипучую деятельность на портале виртуального офиса, редакция никогда не спала, ежеминутно выпуская новости и статьи во славу всемогущего рейтинга. Через несколько минут бездействия Слава стал недоступен для обращений коллег, но рабочее время продолжало идти, ведь творческие процессы служителей долга разоблачения человеческих слабостей не прерываются даже во сне. Он поудобнее разместился на мягкой подушке, закинув одну руку за голову, а другую засунув под поясницу. Уже давно не чувствовал он такой легкости, свободной от боли и тяжести мышц. Он чувствовал радость и наслаждение, уносившие его по волнам раннего монотонного шума бесконечных домов города, отдыхавшего от своего ослепительного ночного свечения. Теперь мегаполис был погружен в дневные солнечные лучи, гораздо более тусклые, чем помпезная яркость плоских дорог и неоновая реклама высоток, в течение дня лишь аккумулирующих бесплатную космическую энергию для своих возобновляемых, экологически чистых источников человеческой похоти и наслаждения. Слава растворился в этой утренней пелене, как опустошенный сосуд в огромном гальваническом океане зарядного вещества. Ощущение приятного расслабления было далеко от чувства приближающегося конца несколькими часами ранее. Но парень об этом уже не думал, ведь он занялся тем, что умел делать лучше всего, – удобно развалился на мягкой кровати и удовлетворенно заснул без задних ног.

Глава 3

Мария проснулась очень рано, словно по старой привычке держа себя в тонусе плотного графика. Но в этот первый день изменившейся жизни девушка не желала следовать никаким распорядкам и бежать по делам, не имевшим глубокого смысла. Все планы и занятия стали совершенно необязательны и даже чуточку ненавистны, хотелось вырвать их из виртуального органайзера и пустить по летящему ветру вместе с календарем, в котором осталось лишь девять беззаботных месяцев жизни, вместо желаемой ей легкомысленной траты оставшихся лет. А по факту еще на пару-тройку недель меньше, как указывал тест на беременность. Девушка подошла к окну подышать свежим воздухом, который сразу же окатил прохладой ее припухшее от ночного плача лицо и развеял лохматые, запутанные пряди волос. Освещенный утренним солнцем лесной парк жил своей прекрасной, цветущей жизнью, статные деревья шушукались между собой – шелестели молодыми майскими листьями. Они оставались невозмутимы в любой ситуации, не обращая внимания на обстановку. Внизу же, наоборот, глубоко погруженные в меркантильные хлопоты люди создавали значимость своих утренних дел.

Они бегали между домом и выстроенными в цепочку машинами, готовя рабочий визит Машиного отца. Раньше она обязательно выбежала бы вниз повидаться и попрощаться с ним до вечера, но теперь что-то внутри ее изменилось. Возможно, ее пугал страх перед отцовским гневом, который обязательно разразится, расскажи девушка ему всю правду в самый неподходящий момент. Она с пониманием относилась к политическим переговорам, новым законам и необходимости их принимать. Поэтому ее замешательство было тем сильнее, чем яснее становилось осознание ситуации, в которой ее тело внезапно собралось этому новому закону перечить. На улице мелькнула расчесанная и плотно уложенная гелем прическа отца, потом девушка увидела его во весь рост. Охранники и помощники, уже успевшие заскучать на своих позициях в ожидании главного действующего лица, снова засуетились. Он всегда так задерживался, если предстояло появление перед камерами, участвовал в долгих обрядах собственного гримера, делавшего из обычного человека идеальный образ мужчины и спасителя отечества в одном флаконе. Мария так и не сдвинулась с места у окна своей спальни, считая секунды до отъезда отца, взяв волю в кулак, чтобы ненароком не сорваться и не побежать к нему в понимающие объятия, которые сразу же дадут заподозрить неладное. Ее лицо сияло необычным светом, а взгляд уже навсегда потерял наивное детское выражение.

С чувством великого облегчения девушка увидела, как от главного входа отъезжают лимузин и машина охраны, на всякий случай проводила их взглядом до ворот у выезда на дорогу, которые скрывались от нее за длинными рядами зеленого барбариса. Она радостно закрыла окно, предвкушая впереди целое бескрайнее утро, когда можно быть собой и делать что вздумается, а именно спать. Мария заставила себя отгородиться от разделивших ее жизнь надвое новостей. Представила, что ничего особенного не произошло. Изо всех сил удерживая себя в равновесии, она вернулась в свою кровать с приятным чувством свободы и отсутствия всяких проблем до вечера – тогда предстояла встреча с отцом на каком-то публичном мероприятии. В отсутствие трагически ушедшей матери девушке часто приходилось сопровождать его, если того требовали правила этикета или советы политтехнологов. Ну а пока она отрешилась от мира за пределами ее спальни и просто поплыла по течению сладкого утреннего забвения, наслаждалась последними часами спокойствия без необходимости решительных действий, ничего не планировала, а просто спала.

За окном в ускоренной в сотни раз съемке проплывали облака и образовывались новые, которые затем опять исчезали вдали. Внизу подали завтрак, убрали его и начали готовить обед. Зеленые листья на деревьях очень медленно и незаметно росли. Самый лучший из оставшихся моментов в жизни девушки неумолимо заканчивался вместе со сном, который уже не мог удержать на себе ее усыпленное внимание. Постепенно она вновь приходила в себя, чувствуя все сильнее кончики пальцев рук и ног, окружающие звуки и лучи дневного света. Как расслабленный сгусток мягкой материи, поворачивалась с боку на бок в попытках догнать уходящий в беззаботное прошлое сон.

Но в итоге пришлось смириться с его растворившейся теплотой. Девушку начало бесить повторение одних и тех же панических мыслей, уносящих прочь от проблемы. Она встала с кровати в решительности начать распутывать клубок нежданных проблем, чтобы не пришлось потом винить себя за бездействие. После быстрого прохладного душа она заскочила в уютную гардеробную, сбросила полотенце и, не обращая внимания на десяток отражений своего отдохнувшего чистого тела, надела первую попавшуюся уличную одежду, толком не оценив, насколько подходят друг другу ее элементы. Пытаясь поскорее навести порядок в спальне и в жизни, Мария спешно разложила брошенные с вечера вещи по их привычным местам, наводя при этом занятии порядок и у себя в голове, расставляя мысли по полочкам, между делом занимаясь привычными хлопотами. Постепенно приходила в себя после долгого расслабления в кровати, схватила свою любимую сумочку и отправилась наводить марафет в оставшихся областях мимолетного бытия. Невесомый балдахин над ее застеленной кроватью еще колыхался, а девушка уже выскочила из комнаты в направлении обеденной зоны, где вновь накрывали самый поздний в истории поместья завтрак. Не в силах преодолеть свалившийся на нее страх, Мария пошла на самообман, сделала вид, что все в полном порядке. Ей надо было привыкнуть к своему положению, а самым лучшим помощником в этом является время.

Электронная кукушка объявила два часа пополудни. Цифровая прислуга с неестественно идеальными лицами, сделанными специально, чтобы не путать их с живыми людьми, накрыла овальный стол посреди большой столовой с коврами и высокими окнами. Первый этаж был еще выше второго, под очень модную старину, тогда как на ground floor располагались конюшни и комнаты для лакеев, а сами хозяева, конечно же, спали высоко над грязной и непопулярной в те годы землей. «Всякая мода рождается еще в незапамятные времена, а потом лишь повторяется множество раз», – думала девушка, разглядывая свой свеженарезанный завтрак посреди огромной комнаты, набитой множеством слуг. Только в отличие от давних времен, все эти горничные, дворецкие и кухарки были не просто рабами, а полноценной собственностью, без права на собственные мысли, душу и даже клочок земли на ground floor. Шаблонные машины с человеческой внешностью, как и многие похожие на них люди, были полностью удовлетворены своим положением. Девушка даже не знала, где хранились все эти гибкие механические создания, но была очень довольна их искусством готовить пищу. Аппетитные запахи разносились по всему этажу, пока на столе, освещенном отражением солнца из огромных витражных окон, остывали золотистые круассаны, теснились друг на друге румяные оладьи, покрывалась налетом изысканности манная каша без единого микрокомочка. Столовые приборы, два заварника с чаем и теплая кружка с ванильным эспрессо. А позади всего этого обязательного разнообразия томились в сладостном предчувствии своего звездного часа нарезанные кружочками и кубиками тропические фрукты, выращенные где-то неподалеку. Мария облизывалась от вида свежего манго, бананов, арбузов и маракуйи. Схватила один из этих бордовых плодов и уселась на твердый стул, который сразу же впился в ее расслабленные мягкой кроватью мышцы спины, заставляя ерзать на его жестком каркасе от непривычки. Пока никто из слуг не заметил, она разрезала маракуйю и начала выскребать ее содержимое чайной ложкой, будто ела приготовленное всмятку яйцо. Не успев насладиться его утренней сладостью натощак, она услышала предсказуемый и унылый совет ее вездесущих помощников о вреде обратного порядка приема пищи. Впрочем, руки ей не заламывали, и девушка относилась к такой шаблонной помощи с большой долей иронии. Перепробовав все фрукты и выпив кружку зеленого чая, она принялась за основной завтрак. Манная каша без комочков медленно остывала в глубокой тарелке, а в голове прокручивались имена друзей, которым можно было довериться в такой деликатной затее – сделать аборт, пока никто не заметил ее новый секрет. Большой тяги к внезапному появлению детей без любящего мужа она не испытывала, а желание помочь отцу в такой ответственный момент переговоров о запрете рождений пересиливало еще только возникавший материнский инстинкт. Поэтому в самом логичном и очевидном шаге избавления от плода ей требовались только подельники, не задающие лишних вопросов, которым можно было искренне доверять.

Никто кроме Саши, помогшего с тестом на беременность и оттого уже знакомого с ситуацией, в голову не приходил. Она дружила с бывшим одноклассником, обращаясь к нему по самым важным делам, поэтому он и сейчас был главным кандидатом для просьбы о помощи. Остальные школьные друзья, с которыми она уже несколько лет не общалась, были исключены – за такой длительный срок они потеряли к ней всякие теплые чувства, наполнившись взамен только завистью к ее неожиданно высокому социальному положению, которая, естественно, не могла сулить ничего хорошего. Друзья в юридической академии тоже вызывали сомнения, все четверо одногруппников выходили из высших слоев общества и были знакомы как с ее отцом, так и со службой собственной безопасности. Даже если заручиться их поддержкой, неизвестно, чем это потом аукнется от самых успешных представителей мира акул и пираний. Немногочисленные подружки по конкуру тоже были слишком надменными и презирали любое проявление несовершенства человеческих поступков, от них можно было ждать лишь унизительного смеха. Все варианты не подходили, новые московские друзья были один подозрительнее другого. Богемное общество, стихийно возникшее вокруг девушки против ее собственной воли, разительно отличалось от обычных друзей счастливого детства и юности. Оставшиеся в спокойном, безмятежном прошлом друзья и знакомые притягивали внимание Марии своей искренностью и человеческой теплотой, ведь ничего иного они предложить не могли. А теперь вокруг нее вместо чести и доброты сплошь деньги и власть, пороки, на пару оседлавшие покоренных ими людей. Нельзя было доверять тем, кто общается с тобой исключительно с целью собственной выгоды. Такие люди живут и дышат из корыстных соображений, занимаются любовью лишь по расчету, посещают всевозможные выставки, чтобы примазаться к чужим достижениям, ходят в бутики узнать, что они будут любить в новом сезоне, и даже церкви используют как витрины своих вымоленных грехов.

Доедая запоздалый завтрак, плавно перетекший в полдник с обедом, Мария вернулась к началу списка возможных помощников. Чуждая верхушке этого города девушка могла доверять лишь своему старому другу Саше, с которым они общались, еще будучи относительно простыми детьми в столице одного из девяноста пяти регионов огромной страны. Она двинула пальцем, и на телефоне высветилось его довольное скромной долей младшего медицинского служащего лицо. Было в его чертах нечто отталкивающее и завораживающее одновременно, вызывающее тошноту вперемешку с очарованным любованием. Это казалось привычным, ведь Мария уже долго не могла разобраться в собственных чувствах. А теперь дело толкало ее на очередной разговор с этим парнем, как хорошо, что не надо искать вечно потерянный повод. Она вышла на улицу подальше от любознательных глаз, присела на край журчащего фонтана и сквозь маскирующий плеск воды заговорила в ручной телефон:

– Привет, Саш, можешь сейчас говорить?

– Да, Маш, конечно, привет! – ответил неуверенный, но восторженный голос.

Непреодолимая тяга парня к Марии читалась в каждом слове и поступке. Но еще сильнее – в скромном бездействии, настолько по-щенячьи неловким и преданным оно было.

– У меня не так много времени и возможностей для этого разговора, – продолжила девушка. – Ты понимаешь, о чем я сейчас буду говорить?

– Наверное, да. – В тайне от себя он уже начал догадываться.

– Так вот, я решила это сделать, – выпалила она на одном дыхании, не теряя времени на неловкое хождение вокруг да около. – И как можно быстрее, такой секрет долго не утаить. В Москве медицинские камеры на каждом шагу, будь они неладны. Ты можешь найти место для процедуры?

– Конечно, я постараюсь, – ответил немного расстроенный, тщетно пытавшийся держать себя в руках Саша. – На какой день и время ориентироваться?

– Давай на сегодня, вечером, я прошу, – выдавила из себя девушка, уже не следя за холодной сдержанностью своих слов. – Иначе я запутаюсь, начну тянуть и обязательно ошибусь.

Предчувствие возможной ошибки давило на девушку неспроста, но, к сожалению, обладая развитой интуицией, она еще не до конца умела ею пользоваться.

– Ты все хорошо обдумала?

– Даже не начинай. Если я начну это так долго обдумывать, точно сойду с ума.

Мария надеялась, что Саша не ляпнет никакого подозрительного секретного слова, которое может привлечь ненужное девушке внимание, например, «тайно» или «анонимно».