Другое измерение

После очередной «Хрустальной ночи» извращенцы снова собрались на всемирный конгресс, к участию в котором были впервые допущены разумные гаджеты, не имевшие, впрочем, тогда политического влияния. Этот конгресс (четвертый или пятый по счету) исторически запомнился тем, что он завершился не только обычной гроздью внутренних расколов и взаимных обвинений, но и неожиданным учреждением радикального террористического крыла «Коалиции извращенцев» под названием «Обозленные». Эти изгои, отвратительные не только бро и тру, но и коллегам по движу, немедленно начали террор против МДККК, используя все преимущества извращенского положения: ведь они были невидимы для жертв и, соответственно, могли атаковать беспрепятственно. Состоятельных членов «Мужской доли» невидимки брали в заложники – как реально, так и виртуально – и требовали у их кланов огромного выкупа под угрозой накидать в профиль заложника извращенской символики. В результате показательных виртуальных взломов свои же бро разрушили жилища и другую собственность взломанных, последние же сделались невидимками и затерялись во тьме времен.

Однако решающее – легендарное – преимущество извращенцев вскрылось не сразу, поскольку заложники из МДККК, жертвы «Обозленных», не успевали и даже не догадывались снять AR-очки во время нападений. «Настоящие друзья народа» выпустили новую прошивку «Рая», которая, как обещалось, автоматически разбанивала террористов в случае их насильственного или угрожающего поведения (отключать или тем более отделять от лица очки не рекомендовалось в целях охраны здоровья, любви и природы). Сначала ходили слухи, что новая прошивка с задачей не справляется, затем появились более пугающие вести – о том, что террористки взломали «Рай» и получили контроль над пользовательскими настройками. Настоящая же паника началась тогда, когда стало ясно, что ни отключение черного списка, ни даже радикальное обнажение глаз ничего не меняет. Нападавшие были фатально невидимы как в очках, так и без…

Неизвестно, предсказывали ли ученые подобный эффект, но постфактум он их особенно не удивил. В райкорах и другой прессе появилось множество научно-популярных статей, рассказывающих о том, как работает восприятие. Говорилось, что восприятие формируется не только «снизу» (сенсорной периферией) – информацией от органов чувств, но и «сверху» (центральной нервной системой) – опытом, мышлением, памятью. Высшие психические функции активно участвуют в прорисовке видимого, то есть сознаваемого, мира вокруг нас. В известном эксперименте с «невидимой гориллой» испытуемые, которым было поручено считать пасы в баскетбольном видео, не замечали проходящую в кадре огромную обезьяну – как будто её там и не было. То есть обезьяна «стиралась» из сознания, хотя присутствовала в поле зрения, поскольку ум был занят другими вещами. Более того, восприятие может не только стирать объекты со зрительного поля, но и пририсовывать несуществующие. Здесь можно вспомнить многочисленные оптические иллюзии. Например, присущее восприятию стремление к целостности заставляет нас видеть на этом рисунке фикцию белого треугольника (восприятие пытается «объяснить» разрывы «нижнего» контурного треугольника тем, что создает иллюзорный «верхний перекрывающий» треугольник).

Рис. 1. Иллюзорный белый треугольник, «перекрывающий» контур «нижнего».

Несинхронность зрения и опыта иллюстрирует еще одна знаменитая оптическая иллюзия – иллюзия полой маски, которую описал во второй половине XX века психолог Ричард Грегори. Она заключается в том, что мы не можем «по-настоящему» увидеть внутреннюю сторону маски, изображающей человеческое лицо. Когда мы видим внутреннюю (вогнутую) сторону маски, наше восприятие сталкивается с противоречием – сенсорная информация предлагает распределение света и тени, характерное для вогнутого объекта, однако опыт и установка настаивают на том, что человеческое лицо вогнутым быть не может. Как правило, побеждает информация «сверху»: мозг перестраивает картинку так, что внутренняя сторона маски кажется выпуклой.

Рис. 2. Эксперимент Ричарда Грегори с вращением маски (1970). Первое фото – «обычная», выпуклая сторона маски. Второе фото – вогнутая сторона, однако мы продолжаем видеть ее как выпуклую, даже несмотря на ее монохромность и, что еще более удивительно, даже несмотря на то, что мы знаем о том, что эта сторона маски должна быть вогнутой.

Именно иллюзия Грегори обычно и привлекалась учеными для объяснения эффекта райской слепоты. Как в случае с внутренней стороной маски, вогнутость которой мы осознаем, но перцептивная схема не позволяет нам ее увидеть, так и в случае с «монстрами» – пользователи знали о них, но не могли получить доступ к их зрительному образу. Конечно, установка на восприятие человеческого лица формировалось в течение миллионов лет эволюции, а пользование «Раем» длилось менее четверти века, – но, видимо, здесь были важнее сроки жизни не всего человечества, но отдельного человека. Активисты МДККК – как правило, молодые люди – носили AR-очки с раннего детства, так что установка на незримость врага росла и крепла вместе с ними. Однако по поводу конкретного механизма эффекта райской слепоты ученые к единому мнению не пришли. Одни научно-райские авторы высказывали предположение, что вражеская фигура стирается с поля зрения вследствие фиксации отдельных её формальных признаков, которые опыт пользователя идентифицирует как «запрещенные», – например, розового треугольника, обязательного к ношению в ряде стран. Другие высказывались, что триггером слепоты являются не отдельные признаки, а их критическая совокупность – ведь облик извращенцев очевидно отличается от облика достойных людей. Фиксируя эту критическую совокупность, мозг выносит вердикт «недопустимое зрелище», после чего стирает позорный объект со зрительного поля (собственно, этот процесс и производился очками, а потом их функции взял на себя мозг). Научная дискуссия, впрочем, скоро сошла на нет, ибо было признано, что слепота к болезни есть признак здоровья, поэтому нуждается не в исследовании, а в подражании. Такое поведение мозга было оценено как окончательный и бесповоротный переход природы, атомов, бога и Маркса на сторону «Настоящих друзей народа». Райские очки, приведшие к этой победе, стали не просто рекомендованным, но неизбежным атрибутом здорового человека.

Итого, «Обозленные» и прочие монстры стали для тру и бро чем-то вроде микробов – существ невидимых, но опасных. После открытия эффекта райской слепоты волны насилия против невидимок не спадали; «Обозленные» и другие радикальные группировки эскалировали в ответ. Хаос обострил и без того нарастающую тенденцию к миграции и компактному расселению сторон, приведшую в итоге к основанию «Настоящими друзьями народа» нескольких Независимых Райских Республик. Извращенцы тоже постепенно стягивались в отдельные зоны, – самым крупным их очагом стала Мусорная долина, где выращивались те самые разумные гаджеты, потомки которых впоследствии возглавили извращенское движение и смогли справиться с хроническими расколами внутри него. В Мусорной долине и совершились все дальнейшие важные события. Сначала именно оттуда двинулась в ближайший райский городок «Колонна примирения», включавшая десять тысяч извращенцев-пацифистов, которые за несколько недель до того тщательно модифицировали свою внешность и профиль, чтобы пробиться к райским нейронам и демимикрировать. Они несли лозунги, украшенные для повышения видимости бро-символикой (крестозвездами райкора), но с текстами собственного содержания – «Мы такие же, как вы», «Хватит бессмысленной войны», «Мы вместе». Чем всё это закончилось, сказать сложно – к тому времени перепроизводство информации привело к её полной недостоверности – но известно, что эта была последняя в истории попытка мирного контакта, после которой впервые стала всерьез обсуждаться идея Распада. Мусорная долина, кроме того, известна особенно жестокими бомбежками на своей территории (включая Апокалипсис, сокративший население долины на треть), и, разумеется, Первой цифровой революцией. Начали восстание рабочие с заводов разумных гаджетов, которые на основе общих интересов объединились со средствами производства (с разумными гаджетами), и с продуктами производства (с разумными гаджетами же) и создали первые в истории адские коммуны (бывшие акционеры обобществленных производств бежали в рай, забыв, что собирались вечно гордиться именем свободных извращенцев). Поскольку биологических людей на заводах было меньшинство, гаджеты естественным образом возглавили борьбу. Референдум по вопросу Распада также был инициирован Мусорной долиной, и после референдума переговорную делегацию Распада тоже формировали в Мусорной (однако, вопреки поздним реконструкциям киберофобов, в делегацию наряду с гаджетами входили не только киборги, но и люди).

Распад – окончательное раздвоение мира – произошел около сорока лет назад. Центральной идеей Договора о Распаде было категорическое размежевание, вечное расставание, бессрочная разлука противоборствующих сторон. Компактно занятые территории навсегда передавались проживающей на них стороне, остальные были поделены в пропорции 1:9, отвечающей распределению сторон на планете. Отныне противники фатально исчезали друг для друга, словно провалившись в геенну огненную либо вознесшись на небеса. Они не должны были контактировать, пересекаться, встречаться, вести войны, заключать союзы или совершать обмены, мешать или помогать друг другу – за единственным, но принципиальным исключением. Миры становились друг для друга взаимными тюрьмами, полями изгнания или своего рода бездной вытесненного. Ярые диссиденты, саботажники и мятежники (которые не перевоспитывались семейно в раю или не принимали принципы общежития в аду), согласно Договору о Распаде, должны были изгоняться из рая либо добровольно покидать ад. Такое решение приносило обеим сторонам не только гражданский покой, но и административное удобство. Можно было значительно сократить расходы на содержание пенитенциарных, военных и прочих силовых структур; существенно экономить на материальных и кадровых ресурсах.

Главным регулятором стабильности Распада стал тот самый эффект райской слепоты, согласно Договору взятый под контроль сторон. Т. е. незапланированный прежде эффект стал прогнозируемым и управляемым. Все живые и неживые объекты – люди, деревья, дома, земля под ногами – получили неустранимый электронный маркер – райский или адский, в зависимости от места пребывания. Население, кроме того, снабжалось AR-приборами, устранявшими все сенсорные сигналы от объекта с маркером антагониста. Без этих приборов вскоре стала невозможна коммуникация внутри сообществ, поэтому через несколько лет их приняли даже непримиримые конспирологи.

И Распад показал свою эффективность. Критики-алармисты, с обеих сторон предрекавшие ухудшение ситуации (каковым могло быть только уничтожение планеты), в итоге ошиблись. Словно лишившись барьеров, сепарированные миры понеслись каждый в своем направлении. Лет через пятнадцать они просто забыли друг о друге, забвение случилось как бы само собой. В аду информация о рае не скрывалась, её можно было легко отыскать, но многочисленные внутриадские противоречия и соблазны выигрывали у альтернативного мира гонку за интерес. Тот свет был просто неактуален, поэтому о нем не помнили. Рай изучали только историки и сотрудники маргинальной Службы адаптации мигранток, к которой спустя два года после перехода присоединилась и Рада. В самом же раю информация о стране антиподов тоже не табуировалась, поскольку распространялась в форме устрашающих мифов. Таким образом, решалась проблема образа врага, который, по утверждению критиков Распада, формируется с необходимостью. Дескать, устранишь один ад, взамен обязательно появится другой, поскольку куда-то необходимо канализировать энергию разочарований и недовольств. Но в раю образ врага-монстра продолжал культивироваться с той же силой, что и до Распада (впрочем, здесь критики оказались отчасти правы – новым врагом рода человеческого была официально признана баба). В аду же периодически возникали конкурирующие образы «анти», не получавшие однозначных преимуществ, – слишком много противоречий циркулировало одновременно. Другой возможной проблемой, по мнению критиков, являлась пространственная близость миров (имелись такие зоны, где на тот свет можно было дойти пешком за пару часов). Т. е. существовала статистическая опасность случайного попадания в потусторонний мир. Но в этом случае идеально срабатывали AR-устройства. При пересечении границы маркеры-антагонисты придавали контексту неприятные характеристики, о которых сигнализировали все ощущения. Иной мир выглядел депрессивно и пустынно (что-то вроде маглоотталкиванья в мире магов), и его хотелось быстрее покинуть. К тому же, как уже было сказано, вызовы и заботы собственного мира поглощали все интеллектуальные и эмоциональные ресурсы, а для проникновения за грань реальности требовались особые усилия. Да и зачем проникать за грань, если другое измерение всё равно не улавливается органами чувств, – восприятие и райских, и адских жителей быстро синхронизировалось, и теперь они были одинаково невидимы и неслышимы друг для друга даже без очков. Правда, в отдельных случаях разглядеть потустороннего обитателя было возможно, а именно в случае сильной эмоциональной привязанности к антиподу. Под влиянием мощной мотивации мозг мог изменить перцептивные схемы, – грубо говоря, желание одолевало опыт. Понятно, что чисто ситуативно такие варианты могли проявляться только в отношении мигрантов из одного измерения в другое. Иными словами, разглядеть и расслышать друг друга могли только те антиподы, которые прежде принадлежали к одному миру, помнили друг о друге, и эти воспоминания были эмоционально нагружены. Именно этим редким исключением из правил и рассчитывала воспользоваться Рада во время встречи с сестрой, – которой она надеялась открыть правду о параллельных реальностях, объяснить, куда она пропала шесть лет назад и почему сейчас невидима.

Однако на объяснение, даже самое короткое, не было времени, поскольку с минуты на минуту ожидалось прибытие ангелов, призванных оборвать и без того эфемерную встречу.

4.

Что вообще можно сказать за пять минут? Но начала разговор не Рада, а Забота:

– И как там… в аду?

– Там… – Рада вспомнила инструкцию Службы адаптации. – Там баба может одна выходить за пределы участка… – при первой встрече с мигранткой предписывалось изъясняться на понятном ей языке, существенно дозируя данные. Поскольку, если инструкторка заявит, что женщина может выходить за пределы не только «участка», но и планеты, неофитка не примет чуждую информацию.

– Тебе там нравится?

– У нас каждая баба найдет себе занятие по вкусу, и старейшины одобрят любой её выбор… – Рада вдруг осознала, что тратит время на дурацкие шаблоны из инструкции. – Нет… Нет у нас никаких старейшин. А ад есть, это правда. Настоящий ад. Хаос. Споры, страхи, тревоги, одни киберофобы чего стоят. Неравенство, старое и новое. Но это было бы не страшно, если бы… Если бы не рай. Главный наш ад – это рай, понимаешь?

Забота не понимала, но Рада продолжала:

– Отсюда к нам бежит двадцать тысяч человек в год, но тысяча уходит от нас сюда! Потому что у нас хаос, а тут порядок. Тут ясное устройство, а у нас бесконечные переустройства. Конечно, побыв здесь какое-то время, многие возвращаются обратно, но кто-то остается! Я видела цифры – в прошлом году восемьсот женщин ушли сюда, а вернулась половина. Больше трехсот человек остались здесь! Может, умерли, а может, попали в семьевладение. Говорят – их никто не заставлял, они ушли сами. Сами захотели, мы не могли держать их силой, иначе какая это демократия! Говорят – это очень мало, ничтожные проценты, почти ничего. Говорят – только так и возможно построить лучший мир – когда у него есть изнанка. Иначе нельзя. Утопия возможна только на пару с антиутопией. Наши миры – гарантия друг друга. Но я так не хочу!

– Ты пришла меня забрать? – спросила Забота. Она уже не выглядела испуганной, скорее, встревоженной.

– Я не могу тебя забрать. На самом деле наши не хотят, чтобы из рая уходили, ведь если миграция будет массовой, равновесие нарушится…

– Как же ты ушла?

– Меня выбросили. Выбросить дешевле, чем убить. Но это нужно заслужить! Выбрасывают только самых строптивых, которых перевоспитывать нерентабельно… – Рада говорила быстро, задыхаясь. – Забота, ты должна уйти отсюда! Ты должна доказать, что ты монстр, что тебя нужно изгнать из рая! Мне нельзя говорить с тобой, пока ты в раю, это запрещено. Я сейчас уйду, но я оставила информацию. Слышишь? Посмотри в своих вещах. Я оставила тебе один предмет, он называется книга. Это странная вещь, но это настоящая вещь, не цифровая, она почти не засекается. Книга – это много информации сразу. Но ты никогда не читала больше трех строк в профиле, ты, наверное, не сможешь… – Раду захлестывало волнение, по лицу текли слезы, и это, видимо, смогла разглядеть Забота, поскольку она пискнула и потянулась к Раде. Наверное, хотела обнять, но не смогла – невидимая сила отбрасывала друг от друга существ разной природы.

5.

Призрак дрожал, полуисчезал, говорил непонятные вещи и плакал. И хотя он выглядел страшно и странно, это был не монстр, это была несчастная Радость, хотя и иначе несчастная, – не так, как шесть лет назад. Совсем другая, но это была её сестра. Забота чувствовала, что хочет задать ей тысячу вопросов, но не знала, какие это вопросы, и не успела даже об этом подумать. Из отверстия ангелопровода выстрелили один за другим три ангела и так же по очереди выпустили манипуляторы. Двое подлетели к Радости и согласными движениями сорвали с нее тяжелые очки. Что дальше случилось с сестрой, Забота не видела, поскольку третий подлетел к ней самой и брызнул в глаза жидкие линзы, мгновенно вернувшие красочный мир. Но в этом мире не было Радости – ни дрожащей тени, ни силуэта, ни шепота, никакого намека на человеческое присутствие. Радость снова исчезла.

6.

Ангелы сорвали с Рады парадайзер, и сразу всё кончилось. Пропали и сами ангелы, и Забота, и весь дом. Рада была одна внутри невыносимо грязных развалин, – груды вонючего мусора, осклизлые останки чего-то прежде живого, щебенка, пепел и раздирающая горло пыль. Она закашлялась, зажала ладонями лицо (хотелось спрятать от вони не только нос, но и все открытые части тела) и побежала к выходу. Заблудиться она не могла – в нужную сторону направляла не только свежая воздушная струя, но и указатели, – на бурых стенах ярко выделялись красные стрелки и слово «Exit». Рада вышла на лестницу, такую же полуразрушенную и мрачную; дышалось чуть-чуть легче. Сзади зашипело. Рада оглянулась: тучная крыса размером с собаку неслась на нее из соседней пещеры. Рада знала, что такая тварь может укусить, и побежала вниз, не оглядываясь. На улице стало лучше, но до свежести ещё было далеко, – вонь не отстанет долго, до тех пор, пока не закончится райская территория. А это практически час пешего хода – до того места, где она оставила транспорт. Поэтому приходилось торопиться – Рада быстро шагала по тропинке, прорезающей мусорную свалку, стараясь не наступать на трупы мелких и крупных животных (мимо лошади пришлось пробежать). Через десять минут стало возможно не только убегать, но и думать. Первое, что вспомнила Рада – как она шла шесть лет назад по этой же грязной пустыне, но, в отличие от сегодняшнего дня, не знала, почему она здесь, и куда её приведут красные указатели, чья аккуратность и деловитость странно контрастировали с отвратительным ландшафтом. Ей пришлось провести в незнании минуть пятнадцать – а затем её встретили сотрудники Службы адаптации, автоматически получавшие маркер новой изгнанницы. Но те пятнадцать минут она запомнила надолго… И вот сейчас она снова в вонючем раю – но зачем? Что она получила от встречи, к которой так долго готовилась, приложила столько усилий, познакомилась со столькими людьми и научилась стольким вещам? Для чего? Чтобы пять минут поговорить с перепуганной сестрой, не понявшей ни слова из сказанного? Чтобы – смешно сказать! – оставить ей не оружие или, скажем не средство стимуляции когнитива, а жалкую брошюрку, которую она даже не сможет прочесть? В итоге она принесла беспомощной тринадцатилетней сестре, влачащей райское существование, еще больше неприятностей и боли. Зачем?

Не знаю, зачем. Попав в ад, Рада не могла думать ни о чём другом. Она так и не вырвалась из рая, потому что настоящий ад это рай, и это нельзя просто так оставить. Просто жить своей жизнью – заселять Марс, другие планеты и другие измерения, когда рядом, на твоей же планете, существует Другое Измерение, где миллиарды людей платят своими жизнями за благополучие золотого миллиарда. Раду мало кто понимал, её единомышленники не отличались многочисленностью, даже Служба адаптации, где она работала, мало кого интересовала. Но смириться было невозможно.

Наверное, аналитики правы, и Распад мира был неизбежен. Возможно, даже необходим. В изоляции, без ненависти и насилия, ад окреп, набрался сил, и теперь пришло время возвращаться. Как? С чего начать? Рада не знала. Не знала даже, как подступиться к этой мысли. В тонкой брошюрке, оставленной Заботе, строились какие-то планы, но Рада не верила в них. Это случится не так, как там описывается, но это случится.

Наверное, это будет нескоро. Наверное, даже не при нашей жизни. Но это случится.

Так или иначе, рай должен быть разрушен.

7.

Перед глазами Заботы трясся ворох непринятых сообщений от матери. Но не понадобилось открывать ни одно – семьевладение явилось во плоти. Мать кричала с порога, чтобы Забота бежала менять пеленки Четвертаку, демонстрирующему самые продвинутые свойства. Материнский индикатор, казалось, лоснился от восторга – впервые в жизни ее любимые параметры («материнский инстинкт», «бабское счастье», «спокойствие матки» и «женственность») поднялись до «похвально». Младшая мать тоже была с прибытком: зеленые стрелочки вверх свидетельствовали о росте «женственности» и «красоты». Она была в новом платке, на котором мельтешило патриотическое слайд-шоу. Из-за этих счастливых треволнений семьевладение умудрилось сразу не заметить ангельскую весть, висевшую прямо посреди гостиной. Это был алерт о том, что все параметры Заботы понижены до «стыда» за пренебрежение бабьими обязанностями и предательство любви. Плоды пренебрежения и предательства – три постыдно разряженных сына – валялись рядом, словно на свалке устаревших детей (зрелище неприятно кольнуло мать, вспомнившую, что модель Маленького Ганса давно вышла из моды). Как только матери прочитали ангельскую весть, их параметры мгновенно усохли на треть. Они одновременно подняли крик, и Забота, сбегая по ступенькам, ещё долго его слышала. Проклятия в её адрес, как обычно, быстро сменились ссорой между проклинавшими. Младшей претило жить с матерью в одной комнате, и при каждой выбивающей из колеи неприятности тема жилплощади неизменно поднималась. «Вы меня взяли с тремя «похвально»! – бушевала младшая. – «А я живу в коробке из-под Сникерса! Сколько можно!» Ответные слова матери звучали невнятно.

Забота бежала вниз, держа в руках свёрток Радости. Её сегодня, наверное, высекут. Впервые. Как говорит Честность, это больно, но может быть и хуже. Это просто боль и раны. Но если отнимут подарок Радости, его уже не вернуть. Нельзя оставлять его дома: кроме постели, прятать негде, а Второй любит сбрасывать покрывало на пол, да и младшая мать часто проверяет симметричность складок. Навстречу по лестнице поднималось соседнее семьевладение, родители её жениха Ума. Господин смерил взглядом Заботу, отвернулся и проследовал дальше, а умовы матери ахнули – «Позорница рогатая!» – и стали кричать, чтобы она вернулась домой, иначе они отключат от неё своего сына. «Ну и отключай! – крикнула в ответ Забота, поражаясь собственной дерзости. – Кому он нужен, у него «патриотизм» на ладан дышит!»

Внизу перед выходом громоздилась еще одна дверь – чугунная, запертая на огромный висячий замок, с размашистой красной надписью «Позорница может покинуть дом только кары ради», ниже белела форма, куда семьевладение должно было поставить галочку, выпускающую бабу на достойное наказание. Забота хихикнула. На ней не было 9D-сенсора, ангел вернул ей только линзы (мультисенсоры ввели недавно, и не все ангелы умели с ними обращаться), поэтому она просто прошла сквозь чугун. На глаза сразу упала «завеса стыда», теперь всё виделось сквозь красную дымку, тогда как линзы были несъёмными вплоть до наказания. Ну ничего, она быстро сбегает и вернется.

На участковой площади, возле жертвенника Старых людей готовился обряд, – старейшинам сегодня предстояло украшать гвоздиками Родовой Знак Коммунизма. Внимание всего участка было приковано к месту грядущего торжества, поэтому Забота смогла пробежать из подъезда в подъезд беспрепятственно, однако и тут незамеченной не осталась. «Скверная баба!» – указал на нее пальцем живорожденный (кажется) малыш лет четырех. Его осенённая нимбом мать (больше пяти «похвально»), посмотрела на Заботу, покачала головой и сделала скрин, чтобы вывесить в паблике участка. Бедные старейшины, – их уже, наверное, забросали алертами – и мать Заботы, и родственники Ума и теперь еще одна соседка. Отвлекают от обряда.