Человек без маски

Он тут же встал из-за стола и вместе с врачом последовал в его кабинет. Он был копией комнаты майора Колесникова. Отличие было лишь в том, что на письменном столе в деревянной рамке стояла большая фотография. На ней был изображен Сотников, в гражданской одежде. Рядом с ним стояла молодая женщина с ребенком на руках. Андрей тяжело вздохнул и слегка прикусил нижнюю губу. В отличие от майора у него не было детей. Скорее всего, не было уже и жены. Алла не писала и не звонила. И сама не появлялась. Он два дня назад сильно завидовал, когда к одному из офицеров приехала жена. Булатов сидел в столовой за соседним столиком. В этот же день супруги уехали. Капитан лично сам не соизволил проститься с психами. За него это сделала его жена. Симпатичная женщина с большой копной черных волос вошла в помещение, и помахав рукой лежачим, положила, на стоявшую перед нею кровать, большой кулек с конфетами. Едва она вышла, Рокотов тут же натянул на свою голову одеяло. Его душили слезы. Дабы окончательно не разрыдаться, он стиснул зубы и обеими руками сдавил свое лицо. Одиночество, тоска по любимой женщине давали о себе знать.

Рокотов играл в дурачка без всякого напряжения. Проводил время. И не только это. Иногда он бросал карты невпопад. Сказывалось недельное заточение. Сотников своего партнера прекрасно понимал. Он, как специалист медицины знал, что этому изможденному молодому человеку нужна хоть какая-нибудь разрядка. Только по этой причине он не задавал ему серьезных вопросов, не говорил и о военной службе. Александр Николаевич во время игры травил анекдоты, о женщинах или о зайцах. Пациент в отличие от врача молчал. Он лишь иногда криво усмехался, когда очень маленький рассказ на самом деле был очень смешной или поучительный для жизни. Он придерживался своей тактике ─ молчал. Он не сомневался, что майор с наголо постриженной головой и несколько сгорбленной фигурой, денно и нощно следил за его поведением, за его высказываниями, даже малейшими…

Во время игры Сотников, посетовав на занятость офицеров, сказал о том, что Дрогов ищет специалиста по черчению. Предстояло сделать схему расположения помещений психиатрического отделения. Рокотов, почти не раздумывая, предложил свои услуги. Рокотов вышел из кабинета врача и направился к психам. Несмотря на позднее время, в холле горел свет и работал телевизор. Он внимательно огляделся и увидел Наседкина. Он сидел на стуле неподалеку от туалетной комнаты и вертел головой по сторонам. Словно кого-то ожидал. Рокотов улыбнулся и кивком головы поприветствовал дежурного. Появление офицера несколько приободрило старшину. Он быстро вскочил со стула и почти на цыпочках подошел к Рокотову. Затем еле слышно произнес:

─ Товарищ капитан… Я сижу и зрю на этого придурка Исмагилова… Он сидит на очке или стоит у писсуара… Все писит и писит…

Андрей слегка усмехнулся. В ночное время, что делают психи, особенно солдаты, его не интересовало. Для приличия он спросил:

─ Ну, и что у него там? Понос от гречки или от недожареной рыбы…

Приложив палец к своему виску, он на полном серьезе продолжил:

─ А может у него какие-то перебои в черепной коробке, которая называется головой…

Умозаключение офицера рассмешило дежурного. Он с некоторым недоумением посетовал:

─ Товарищ капитан… Вы, наверное, не в курсе того, что рядовой Исмагилов делает по-маленькому в постель? Об этом знают все психи…

Заметив равнодушие офицера, старшина не стал ему больше докучать своими проблемами. Сославшись на занятость, он лихо козырнул и побежал в туалетную комнату. Рокотов за ним не последовал. За его службу подобных случаев с энурезом было десятки.

Остаток ночи Рокотов не спал, он вновь был в плену воспоминаний. За время пребывания в психушке он взял себе за правило. Каждый день или ночь ─ новые эпизоды из личной жизни. Получался своеобразный дневник. Воспоминания о прошлом его мало нервировали. В какой-то мере даже поднимали его жизненный тонус.

1979 год. 26 февраля. Понедельник. Колесников пригласил пациента к себе в кабинет ровно в десять часов утра. Он слегка оживился, когда увидел его в прежнем виде. Лицо Рокотова было бледным и скорбным, словно он только что перенес смерть близкого ему человека. Мало того. Его рука во время рукопожатия была влажной и несколько дрожала. Майор уже не сомневался, что он и на самом деле чокнулся. Слегка покачав головой, он с явным недоверием спросил у вошедшего:

─ Андрей Петрович, я слышал, что ты имеешь желание помочь нам на поприще канцелярской работы… Я же, тем временем, буду искать пути твоего духовного выздоровления…

Рокотов на реплику врача не ответил. Он только слегка кивнул головой и тотчас же ее опустил. Он не отрицал, что на его душе было скверно. Почему это происходило, он и сам толком не понимал. Возможно, причиной этому был дождь, который моросил с самого утра. В помещении психов было темно, словно ночью. Не прибавляла ему настроения и скука, она преследовала его с каждым днем все больше и больше. Иногда ему хотелось биться об стенку головой или спать, спать напрополую. Однако, он не делал ни того, ни другого. Он хотел лишь одного. Как можно скорее покинуть этот страшно однообразный маленький мир, который назывался психушкой.

Работа писаря Роктова обрадовала. В ней он ничего сложного не видел. Он еще в школе писал плакатным пером. Затем в армии, особенно в родной мотострелковой роте, затем и в батальоне. Сейчас же в полку он не прибегал к своему хобби. В его распоряжении была портативная пишущая машинка и авторучка.

Схему расположения помещений психиатрического отделения Андрей чертил два часа. Колесников лишь изредка заходил в свой кабинет, смотрел результаты труда своего пациента. К его удивлению, они были неплохие. Майор с радостью взял лист ватмана и понес его к начальнику. Увидев почти профессиональную работу, Дрогов от удовольствия крякнул и тут же ринулся к психу. Он в это время сидел с понурым видом за письменным столом и листал медицинский словарь. Вникать в историю возникновения сотен болезней, желания у него не было. Читал просто так, тянул волынку. Появление Дрогова в некоторой степени его насторожило. За все время пребывания он видел его только два раза.

Главный медик в прямом смысле влетел в комнату, и протянув руку Рокотову, с оживлением протараторил:

─ Андрей Петрович, ты настоящий мастер каллиграфии… Ты для меня настоящая находка…

Затем он пару шагов отступил назад и уставился на молодого мужчину в коричневой робе. Слегка вздохнул и с некоторой осторожностью выдавил из себя:

─ Андрей Петрович, а ты случайно на пишущей машинке клавиши не нажимал? Нам нужна машинистка… Без нее вообще хана…

На какой-то миг в помещении наступила тишина. Двое офицеров, облаченных в белоснежные халаты, с некоторым испугом и одновременно с определенной надеждой смотрели на того, кто сидел в кожаном кресле. Никто из них не двигался, даже не дышал. Рокотов приподнял плечи, и бросив равнодушный взгляд на офицеров, уверенно произнес:

─ Писать могу, товарищи офицеры… Печатать также могу, товарищи офицеры…

Тотчас же раздались жидкие аплодисменты. Дрогов улыбнулся и слегка похлопал талантливого пациента по его плечу. Он все-таки еще не верил в его универсальные способности. Решил их проверить, полностью и окончательно развеять свои сомнения. Он вплотную подошел к Рокотову, взял его за руку и повел его в свой кабинет. Посадил его за пишущую машинку. Пациент посмотрел на механическое изделие и кисло улыбнулся. «Москва» была у него всегда под рукой, дома или на службе. Он печатал на ней информационные материалы для руководителей политических занятий. Дрогов вложил в машинку лист бумаги, отошел от стола и почти по слогам продиктовал:

─ Совет-ская Ар-мия есть оплот мира во всем ми-ре…

Рокотов быстро забегал пальцами по клавишам и с некоторой иронией в голосе пробубнил себе под нос:

─ Этот тезис никто и не отрицал, в том числе и наши медики…

Дрогов на его заумные слова не прореагировал. Он наклонил голову и с облегчением вздохнул. Затем поднял кверху большой палец левой руки и победоносно воскликнул:

─ Андрей Петрович! С этого момента ты моя правая рука… Я сейчас, прямо с этого момента, тебя озадачу…

Он быстро подошел к небольшому шкафу, вытащил из него кипу папок и начал их перебирать. Вскоре на столе появилась небольшая горка бумаги, многие листы были написаны рукой. Новоиспеченный «печатник» внимательно посмотрел на офицера и слегка прошевелил губами:

─ И все это принадлежит мне, товарищ подполковник? Я так понял…

Дрогов несколько опешил. Он, скорее всего, не понял вопрос психа. Он еще раз переворошил бумаги, изъял несколько страниц и очень спокойно произнес:

─ Я думаю, что этих бумаг тебе на неделю хватит… А там, посмотрим…

Слова о возможном недельном пребывании, словно молния, пронзили Андрея. Он с ненавистью зыркнул на врача и сквозь зубы процедил:

─ Я все понял, товарищ подполковник… Я еще целую неделю должен прозябать в этом заведении, чтобы получить от медиков и от партии официальное заключение, что я законный псих… Так это?…

Он отодвинул от себя машинку и с унылым выражением лица прошипел:

─ Я все понял, товарищ начальник… Меня просто-напросто забивают как скотину на мясокомбинате…

Ненависть к людям в белых халатах все больше и больше переполняла душу молодого человека. Он встал со стула и ринулся прочь. Дрогов его не остановил. Знал, что сделать это невозможно и бесполезно.

Остаток дня Рокотов провалялся в постели. Он даже не обедал, хотя сильно хотел кушать. Он вновь был погружен в тягостные размышления. Он уже нисколько не сомневался, что его «болезнь» требует времени, возможно, месяц, два, а то и год. От этого понимания и одновременно от неспособности перевернуть существующие порядки небольшого заведения, этой армии и даже этой огромной страны, он злился и всеми жабрами души ненавидел тех, кто лежал рядом с ним, и тех, кто его «лечил». Только к вечеру он немного успокоился. После ужина подошел к газетному столику. Полистал газеты.

В эту ночь псих со звездами заснул очень поздно. Его вновь и вновь одолевали мысли, благодаря которым он приходил к неоспоримым выводам. Его, капитана Советской Армии в психишку просто-напросто запихали, запихали насильно. Он также не отрицал, что рядом с ним спали и питались из одного котла далеко не все больные люди. Среди них были и преступники. Были здесь и отпетые алкоголики. Те и другие позорили высокое звание защитника Родины. А что сделал противозаконного он, гвардии капитан Рокотов Андрей Петрович, который всю жизнь жил честно и добросовестно исполнял свой воинский долг? Почему он оказался среди правонарушителей? Где социальная справедливость?!

Разрыв между словом и делом Рокотов почувствовал на собственной шкуре уже в начале службы, в ГСВГ. После его появления рота через полгода стала отличной. В этом была заслуга и молодого политработника. Через месяц на повышение ушел его командир. Еще через полгода получили повышение два взводных командира. «Комиссара» же никто из начальников не замечал. Прошло еще полгода. Командир роты получил орден «За службу Родине» третьей степени и через месяц ушел в соседний полк, на повышение. Рокотов ничего не получил, не считая пяти благодарностей и ценного подарка ─ настольной лампы.

Многое в те не очень далекие годы передумал офицер. Он уже тогда приходил к мыслям, которые его пугали, даже убивали. Получить очередную должность или звездочку необязательно честно служить. Нужна только протекция, в любой форме. Взводные Котельников и Простаков ушли наверх неспроста. Один водил дружбу с командиром батальона, они часто посещали офицерское кафе. Клерк делал гостинец для начальника за свои деньги. У другого взводного мать была секретарем областного комитета партии…

Андрей Рокотов только через четыре года получил повышение по службе. Получил совершенно «случайно» и неожиданно. В штабе танковой дивизии, она дислоцировалась в г. Росслау, проходило совещание командиров частей и их заместителей. Полковник Колышкин, делая доклад о состоянии боевой и политической подготовки за прошедший год, перечислил фамилии отличных офицеров. Фамилию Рокотова назвал последней и сделал некоторое отступление. Седовласый мужчина с молодцеватой выправкой приподнял голову, окинул взором зал и с явным недоумением в голосе произнес:

─ И что, Вы, товарищи офицеры, думаете? Старший лейтенант Рокотов служит четыре года и все это время его рота является отличной…

Сделав небольшую передышку, исполняющий обязанности командира соединения, поднял левую руку кверху и словно искусный оратор патетически добавил:

─ За это время из подразделения на повышение ушло четыре командира взвода, два командира роты. Он же получает только моральное удовлетворение… Висит на доске почета и о нем пишут в боевых листках…

Неординарное сравнение известного политработника вызвало оживление среди старших офицеров. Колышкин вновь уткнулся в бумагу, затем тут же приподнял голову и с нескрываемым сарказмом посмотрел на полковника, сидевшего неподалеку от трибуны. Под давлением пристального взгляда офицер привстал, и повернувшись в сторону докладчика, с умилительной улыбкой прогнусавил:

─ Товарищ гвардии полковник… Старший лейтенант Рокотов стоит в резерве на выдвижение…

В зале раздался смех и жидкие аплодисменты. Кое-кто из сидевших зашушукался. Ответ начальника политического отдела дивизии Колышкина явно не удовлетворил. Он тяжело вздохнул, и покачав головой, сквозь зубы процедил:

─ Вот так в нашей армии убивают талантливых офицеров, преданных нашей армии, нашей партии…

Затем он повернулся в сторону политического шефа, лысина которого даже от дневного света ярко блестела, и слегка пригрозив рукой, очень серьезно его предупредил:

─ Твой подчиненный заменяется в следующем году… Не забывай об этом, полковник…

Об этом необычном эпизоде Рокотову рассказал водитель командира части. Откуда солдат это знал, офицер не стал интересоваться.

Через неделю старший лейтенант Рокотов принял батальон, через три месяца пришел приказ об его назначении…

Лежа в постели, псих с офицерскими погонами задавал себе один и тот же вопрос. Почему народная армия снизу до верху коррумпирована? Коррупция, в первую очередь, выгодна отпрыскам генералитета и партноменклатуры. Перед ними открывались двери академий и престижные должности…

1979 год. 27 февраля. Вторник. С самого утра и до позднего вечера у Рокотова было приподнятое настроение. Причиной этому была работа ─ печатание инструкций. Уютный кабинет Дрогова пустовал, он находился на совещании. Никто из офицеров к писарю не заходил. После обеда к нему зашла старшая медсестра Коркина. Он в это время читал рукопись начальника. Не только читал, но и исправлял грамматические ошибки. Мало того. Многие слова были непонятными. Он несколько раз заходил в кабинет Колесникова и переспрашивал у него то или иное предложение, и даже абзац. Боялся напортачить.

Ольга неслыханно обрадовалась, когда узнала, что «умный псих», так называл иногда своего пациента майор Колесников, сидел за пишущей машинкой в кабинете начальника отделения. Всю смену она крутилась, словно заводная. Ее неоднократные попытки увидеть любимого мужчину в ординаторской или в небольшом коридорчике успеха не имели. Из-за этого она нередко нервничала. Иногда хотела все бросить и зайти к Рокотову, зайти просто так или по служебной необходимости. Причин было множество, хоть отбавляй. Однако она все тянула и тянула. Лишь к четырем часам дня решилась и едва слышно постучала в дверь. Рокотов на стук не прореагировал. Он сидел за машинкой и неспеша стучал пальцами по клавишам, словно дятел по дереву.

Коркина почти на цыпочках подошла к писарю, и слегка хлопнув рукой по его плечу, с улыбкой спросила:

─ Андрей Петрович, а Вы всегда так работаете на этом сложном агрегате? Стучите так сильно, что в палате слышно…

Появление блондинки мужчину неслыханно обрадовало. Он вышел из-за стола, улыбнулся, затем, сделав серьезное выражение лица, ответил:

─ Ольга Ивановна… Я весь в трудах… Выполняю ответственное задание Дрогова, начальника психиатрического отделения прославленного госпиталя…

Притворное мальчишество Рокотова вошедшую обрадовало. Она протянула ему руку и очень тихо прошептала:

─ Андрей… Я вижу, что тебе хоть немного лучше стало… Все медики думали, что тебе вот-вот придет хана…

Рокотов внимательно посмотрел в глаза женщины и со вздохом произнес:

─ Да, Ольга Ивановна, наша медицина, особенно под руководством партии способна на многое…

Затем он сделал смурное выражение лица и резко опустился на стул. Напоминание о болезни вновь разбередило его душу. Некоторое время он был недвижим, словно парализованный. Коркина слегка наклонилась и посмотрела в глаза того, кого она любила. Они были злыми. Она развернулась и тут же вышла из кабинета.

Эту ночь Ольга не спала. Все думала об офицере Рокотове, который находился в ее отделении. Она не кривила душой. В небольшом сером здании с зарешеченными окнами, и обнесенного колючей проволокой, больных не было. Люди в белых халатах, в том числе и она, условно лечила тех, кто переступил черту закона. Среди них были также алкоголики и симулянты. Были и убийцы. Ее любимый мужчина на пьяницу, тем более, на преступника похож не был. Вся его культура поведения говорила об обратном. Он также резко отличался от ее коллег по работе…

1979 год. 28 февраля. Среда. День у Андрея Рокотова начался удачно, лучше нельзя. Получилось это, благодаря подполковнику Дрогову. Он открыл кабинет и радостно улыбнулся. На столе лежала большая стопка готовой бумажной продукции. Он присел и внимательно прочитал все то, что было напечатано. От удовольствия крякнул. Псих со звездочками на погонах и на самом деле был не дурак. Он тотчас же направился к больным. Рокотов в это время наводил порядок в прикроватной тумбочке. Увидев начальника, он развернулся и встал по стойке «смирно». Лицо подполковника медицинской службы сияло. Дрогов тепло поздоровался, полуобнял подопечного и шепнул ему на ухо:

─ Андрей Петрович, огромное тебе спасибо, огромное спасибо… Скажу еще больше… Ты не только знаток военного дела, но и знаток русского языка…

Заметив несколько лукавый взгляд пациента, он, словно оправдываясь за свои ошибки, продолжил:

─ Андрей Петрович, пойми меня правильно… Я ведь пишу, как загнанная лошадь, все времени не хватает…

Рокотов ничего не ответил. Он лишь едва заметно улыбнулся и опустил голову. В его глазах светились огоньки не то надежды, не то радости. Его несколько приподнятое настроение Дрогов заметил. Он еще раз пожал ему руку и направился к выходу. Затем остановился и неожиданно для психа спросил:

─ Андрей Петрович… А как ты смотришь, если я дам тебе отгул, правда в нашем отделении?…

Рокотов молчал, словно не слышал этих слов. Непонимание или замешательство писаря насторожило офицера. Сделав удивленное выражение лица, он посмотрел по сторонам и еле слышно произнес:

─ Андрей Петрович, если есть желание ─ пойди погуляй по свежему воздуху. Свежий воздух больным людям очень полезен, особенно зимой…

Затем улыбнулся и почти по слогам пролепетал:

─ Я сей-час же дам ко-ман-ду дежурным и старшей мед-сест-ре…

И на этот раз Рокотов не прореагировал на неожиданные поблажки начальника. Лишь после того, как Дрогов вышел из помещения, он неспеша лег на кровать и укрылся одеялом. До боли стиснул зубы, тихо всхлипнул. Ему впервые разрешили подышать свежим воздухом, вдохнуть глоток свободы!

Коркина вошла в спальное помещение и удивилась, что ее любимый мужчина спал, давил «на массу». Она не думала увидеть его в горизонтальном положении. Дрогов на оперативном совещании объявил, что капитану Рокотову разрешено выходить на свежий воздух, в сопровождении дежурных или медицинской сестры. В ее голову пришла тревожная мысль. Не исключено, что Андрей заболел. Она подошла к кровати и слегка приоткрыла одеяло. Рокотов мгновенно приподнял голову. Затем несколько безразличными глазами посмотрел на блондинку, привстал с постели. Огляделся. Странное поведение больного вызвало у медсестры неподдельную тревогу. Она приложила руку ко лбу мужчины и тихо его спросила:

─ Андрей Петрович, ты случайно не заболел? По городу ходит грипп…

Рокотов осторожно отвел ее руку в сторону и равнодушно ответил:

─ А почему я должен болеть? В этом заведении больных нет, есть одни только психи, только психи..

Коркина сразу поняла, почему офицер был не в духе. Она улыбнулась и вновь прошевелила губами:

─ Андрей, ты, пожалуйста, не обижайся… Я тебя очень прошу… Дрогов ведь не знает, что в твой голове…

Андрей слегка стиснул зубы. Умозаключение блондинки особой радости ему не придало. Сомнений не было. Его и на самом деле все это время принимали за умалишенного и боялись выпустить во двор. Сейчас же выпускают, но только с охраной. Он повернулся в сторону зарешеченного окна и слегка покачал головой.

Неизвестно чем бы закончилась эта ситуация, если бы не Коркина. Она присела на краешек кровати, и положив руку на грудь мужчины, с некоторой мольбой в голосе произнесла:

─ Андрюша, я тебя очень прошу… Пойдем погуляем… Так и на самом деле можно сойти с ума… Я тебя очень прошу, Андрюша… Приходи ко мне…

Приятный запах духов и еле уловимая теплота женского тела мгновенно ворвались в доселе закрытый мир молодого мужчины. Он и сам, не зная почему, взял руку Коркиной и слегка ее сжал. Она была не только очень теплой, но и сильно дрожала…

На сборы психу понадобилось минут пятнадцать, не больше. Едва он вошел в комнату, Ольга сразу же почувствовала приятный запах одеколона «Шипр». Не упустила она из виду и тщательно причесанные волосы мужчины. Вскоре они вышли из отделения. Рокотов закрыл за собою дверь небольшой пристройки, и сделав пару шагов вперед, тотчас же остановился, словно вкопанный. Мощный поток свежего воздуха на какой-то миг парализовал его организм. У него слегка кружилась голова, першило в горле. Коркина, увидев неестественное выражение пациента, взяла его за руку. Они неспеша пошли вглубь скверика, который неподалеку от высокого забора. Посадив мужчину на скамейку, она уверенно произнесла:

─ Андрей Петрович, не переживайте… Все пройдет.. Вам надо только время… Не беспокойся, Андрей…

Рокотов едва заметно улыбнулся и тяжело опустился на широкую деревянную доску, небрежно обтесанную и также небрежно покрашенную. Рядом с ним присела и Коркина. Молчание больного ее сильно беспокоило. Она то и дело бросала взгляд на несколько отрешенного мужчину, который почему-то очень пристально глядел то на забор, то на окна серого особняка.

Офицеру из валейского полка сейчас и на самом деле было не до женщины, даже и очень привлекательной. Он находился в плену своих размышлений и дум. Ровно десять дней и ночей он не был в обществе, которое называлось человеческим. Ровно десять дней он не видел ни деревьев, ни слышал пение птиц. Ровно десять дней он не дышал свежим воздухом, которым дышали миллионы людей. Этой целебной смесью газов, составляющей атмосферу Земли, дышали также всевозможные букашки. У него же, офицера Советской Армии это право забрали…

Рокотов перевел взгляд на небольшие кустарники и несколько вечнозеленых деревьев, листья которых едва заметно шевелились под напором легкого ветра. Минут пять, а то и больше, он внимательно вглядывался в каждое зеленое насаждение, словно с ними разговаривал. Затем встал и подошел к забору, наверху которого было насажено несколько рядов колючей проволоки. Вновь задержал свой взгляд, на этот раз уже на создание рук человеческих. Он тяжело вздохнул, развернулся и впился глазами в серое здание. Большие окна, на которых были навешаны металлические решетки с довольно толстыми прутьями, вызвали у мужчины, одетого в корчиневую робу, саркастическую улыбку. Он подошел к окну и обеими руками взялся за решетку. Затем со всей силой рванул ее к себе. Рванул еще раз и еще… Металлическое изделие оставалось без малейшего движения…

Ольга Коркина внимательно наблюдала за любимым мужчиной и украдкой смахивала со своего лица слезы. Сидела и смотрела, но с места не двигалась. Она переживала за офицера, который, как и она, все еще до сих пор не понимал, почему за убеждения, даже пусть и за неправильное понимание коммунистических постулатов, надо сажать в психушку. За своими размышлениями она не заметила, как к ней подошел пациент. Он взял ее за руку, улыбнулся и произнес:

─ Ну, что, моя сестричка, пойдем побродим по нашей родной земле… Ведь жизнь идет и нам надо жить…

Ольга на реплику Андрея ничего не ответила. Знала, что он сильно переживал из-за принудительного заключения. Она широко улыбнулась и протянула ему руку. Вскоре они оказались на асфальтированной дорожке, ведущей в сторону главного корпуса госпиталя. Зашли в буфет. Небольшое помещение было абсолютно пустым. Молодые люди безлюдью сильно обрадовались. Никто из них не хотел оказаться в каком-либо переплете. Рокотов усадил блондинку за столик, сам направился к буфетной стойке, за которой стояла молодая девушка кавказской национальности. Он вынул из кармана коричневой куртки десять рублей, заказал две бутылки ситро и два коржика. Часть денег офицер припрятал, на всякий случай. Удостоверние личности и остальные деньги хранились в металлическом сейфе у начальника отделения. Психам не разрешалось иметь в палате ни денег, ни документов, не говоря уже о чем-то режущем или колющем.