Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов

С этими словами Стефания ткнула пальцем на пятна на толстовке Ансара.

– Здоровая гармония души и тела очень важна для благосостояния человека. Нельзя сказать, что одно важнее другого. Ведь не зря бесы хотят обладать и тем, и другим.

Пастор Лютер слушал Стефанию с неменьшим вниманием, нежели Ансар, и уже делал в уме наброски будущей проповеди на субботней службе.

Ансар же погрузился в самобичевание. Он понял, что все это время действовал согласно плану беса. Его младший брат попал в руки нечисти, а Ансар эгоистично считал, что его обидели. Вместо того, чтобы остаться и помочь маленькому Кариму справиться, он трусливо сбежал, упиваясь горем и жалостью к самому себе. Пугливый кролик с комплексом жертвы.

Ансар подарил бесу время. Сам. Сам отдал ему все шансы и возможности, чтобы впитать как можно больше энергии и окрепнуть.

Ансар вырастил беса своей трусостью.

– Не вини себя, – произнесла Стефания, чувствуя пульсирующие волны ненависти Ансара к самому себе.

Ей, как никому другому здесь, был известен вред чрезмерных угрызений совести. А ведь Ансар со стойким самообладанием, со своим крепким внутренним стержнем был нужен ей больше остальных.

– По какой-то причине из всех членов семьи больше всех демон боится именно тебя. И гонит прочь только тебя.

Ансар нахмурился еще больше, в глазах блестели слезы.

– Но почему? – спросил он дрожащим голосом.

– Он видит в тебе силу. Я думаю, это потому что Карим видит тебя таким. Он видит в тебе гораздо больший авторитет, нежели в родителях. Ты для него пример поведения, он подражает тебе, доверяет больше, чем кому-либо.

Ансар больше не мог сдержаться. Слезы посыпались жемчужинами из его глаз, он быстро стер их, но они продолжали топтать дорожки по его грязным щекам.

– Теперь понимаешь, какая ответственность лежит на тебе? – продолжала давить Стефания. – В твоих руках теплится целая душа твоего брата. Оберегай ее.

Из спальни вышел Камал.

– Кажется, все готово. Посмотрите сами, – позвал он.

Стефания протянула руку Ансару и спросила:

– Кем ты сегодня будешь, Ансар? Кроликом? Или львом?

Ансар вытер лицо рукавами толстовки, посадив на нее размазанные грязевые пятна.

– Львом! – твердо ответил он.

И взял Стефанию за руку. Вместе они вошли в спальню.

Ей понадобилось еще около десяти минут, чтобы тщательно изучить комнату на наличие опасных предметов, которыми бес мог им навредить. Идрис и Камал выполнили все, что она просила. В комнате осталась лишь кровать. Окно было забито полотном двери. Лампочки выкручены. Только после этого Стефания разрешила внести мальчика.

Карим плакал, не переставая. Причин тому могло быть множество: от страха до физических болей. К этому моменту бес уже все понял.

Запах горелой плоти стал интенсивнее. И это было не жаркое из мяса из соседних квартир.

– Привяжите его, – произнесла Стефания.

– Я могу его подержать! – воскликнула напуганная мать.

Она плакала, не переставая, и Стефания понимала, почему бес не видел в ней угрозу. Умма могла даже стать препятствием. Это еще одна естественная реакция организма. На этот раз материнского. Ни одна мать не останется равнодушной к боли собственного дитя. В хрестоматии по детскому экзорцизму истории о том, как матери прерывали обряд в самый критический момент, занимали девять глав из десяти.

У Стефании был обожаемый кот, ненавидящий ветеринаров. В один из приемов ему брали кровь на анализ силами четырех врачей и специальных перчаток.

– Я его подержу! – воскликнула тогда Стефания, не в силах больше выносить крики кота.

А в следующую секунду поняла, что ничем не отличается от матери одержимого.

С тех пор Стефания отдает одержимого Люсика ветеринарам, а сама выходит из кабинета, оставляя того в заботливых руках.

С Уммой следовало поступить также, но здесь было слишком мало взрослых.

– Вы его не удержите, – холодно ответила Стефания.

По интонации в голосе Умма поняла намек. Либо остаешься и делаешь все, что скажут, либо выйдешь.

Пока ревущего Карима привязывали к кровати по рукам и ногам, Стефания обратилась к Ансару.

– Самая важная часть процедуры зависит от тебя, Ансар.

Юнец взглянул на Стефанию хмурым, но решительным взглядом.

– Когда я скажу тебе, ты начнешь рассказывать Кариму истории.

– Какие?

– Истории из вашей жизни. Веселые истории. Истории, наполненные добротой и любовью.

– Это самое важное?

– Кариму будет очень страшно. А еще ему будет очень больно. И он спрячется глубоко-глубоко в своем теле. Его нужно будет достать оттуда. И путь обратно для него проложишь ты. Он пойдет на твой голос. Зови его вот отсюда.

Стефания положила руку на сердце парня. Тот глубоко вдохнул и быстро кивнул.

Стефания улыбнулась. Сегодня ей достался смелый помощник. Она наконец почувствовала силу, которую боялся демон.

Под слезные завывания матери Карима привязали к кровати. Мальчик брыкался и истошно вопил. За ручьями слез и взываниями к матери экзорцист видела лишь панику демона.

Рука с серебряным браслетом, на котором висел образ Святой Стефаниды, вытянулась вперед, вызывая демона на контакт.

В тот же момент Карим резко замолчал и пристально уставился на Стефанию зареванными глазами.

– К славе Твоей, Господи и Создатель всего, взываю. Явил, Ты, в мире украшенных добродетелью страстотерпцев и мучеников, чтобы обрели они победу над тьмой, – произнесла Стефания.

Тело Карима стало медленно выгибаться, как будто в нем просыпалось невидимое чудовище. Мальчик изогнул спину, неестественно вывернул кисти рук и сел в кровати.

– Назови мне имя свое и ступай с ордой в тот мир, из которого пришел, и по неизвестной мне причине проник в душу раба Божьего.

Карим продолжал неподвижно сидеть и исподлобья смотреть на Стефанию, как обиженный ребенок, у которого украли игрушку. Тень вокруг него сгущалась.

– Назови мне имя свое и ступай прочь из мира сего, закрою дверь за тобой с Его помощью, имя Его да зазвучит в уме и сердце раба Его – Карима.

Истинный экзорцист обладает силой, способной вызвать бесов из тени. Это как неконтролируемая саливация при виде лимона – условный рефлекс на присутствие энергии экзорциста. Души с разной полярностью притягиваются, как разные полюса магнитов. Вечная борьба света и тьмы сама стремится к логическому разрешению противостояния.

Вот и сейчас бес не заставил себя долго ждать. Из груди мальчика стали раздаваться глубокие перекаты созревающего смеха. Присутствующие удивленно поглядывали то на Стефанию, то на Карима. Они никогда в жизни не слышали подобных звуков от мальчика. Те, кто до сих пор терзался сомнениями, преисполнились верой.

А потом бес заговорил басовитым рокотом взрослого мужчины:

– Amar naval bae’libo an Elohim hish’hitu vae’hit’ivu avel an osae tov4.

Пастор изумленно взглянул на Стефанию.

– Это арамейский? Мальчик не может знать столь древний язык! – прошептал он.

Стефания кивнула пастору.

Союз потустороннего голоса и детской физической оболочки нагонял ужас на присутствующих. Мысль о том, что невинное дитя может стать пищей чудовища наполняла отчаянием и страхом за этот мир. Ведь какое будущее может быть у мира, где дети служат оружием?

– Демоны не изобретают чего-то нового, они лишь пользуются тем, что человек создает сам. Если человек сам поднимает руку на ребенка, пользуется его слабостью, убивает, то и демоны будут потрошить их. Мы сами открываем двери демонам своими поступками, сами вручаем им орудия, – учил дядя Виктор.

Когда мы причиняем боль детям, мы сами даем демонам плоть, которой они кормятся.

Стефания ответила, продолжая псалм:

– Elohim mi’shamayim hishkif al bene Adam li’r’ot ha’yesh maskil doresh at Elohim5.

Возраст демона напрямую влиял на его силу: чем древнее демон, тем он сильнее. Этот демон жил во времена Иисуса и Римской Империи.

И словно в подтверждение догадок, демон произнес на латыни:

– Diabolus dixit ei: omnia regna mundi, et gloriam eorum Hæc omnia tibi dabo, si cadens adoraveris me6.

– Vade Satana: Scriptum est enim: Dominum Deum tuum adorabis, et illi soli servies7, – отвечала Стефания.

Она могла вести с ним беседу на многих языках, в том числе и на древних. Экзорцисты обязаны быть полиглотами, чтобы вступить с демонами в беседу и попытаться обратить их в сомнение, в страх перед силой изгоняющего. В трепет перед светом.

– Мой Бог, единый Бог… – зарокотало глубокое рычание в глотке мальчика, – Сатана!

Стефания чуть погремела медальоном на браслете.

– По-доброму прошу. Ведь знаешь, что проиграешь, – сказала она.

Но бес лишь улыбнулся губами мальчика. Они редко уходили по-доброму. Если уж их постигла неудача в лице нашедшего их экзорциста, то они хотели хотя бы отыграться на жертве – причинить как можно больше боли носителю перед изгнанием. Что-то вроде «ни мне, ни тебе», и экзорцист ничего не мог с этим поделать.

Стефания тяжело вздохнула, приготовившись к схватке.

В следующую секунду Карим завопил и резко изогнулся на кровати. Послышался хруст суставов.

Пастор Лютер тотчас же залепетал:

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да придет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…

Идрис упал на колени, сложил ладони и подхватил молитву пастора. Умма зажала рот рукой, рыдая от боли сына, будто сама ее испытывала. Камал стоял в стороне, готовый броситься по первому приказу экзорциста. Ансар стоял подле Стефании, крепко зажавшую его ладонь. Он не мог помочь братику и только беззвучно плакал, наблюдая за его мучениями.

Карим продолжал вопить, извиваться в кровати, выворачивать суставы из привязанных запястий, а потом зашелся в кашле, изо рта вырвался фонтан крови и обрызгал облезлую стену за изголовьем.

– Сделайте что-нибудь! – закричала Умма.

Стефания делала.

Она закрыла глаза, сосредотачиваясь на энергии, что вбирала из всех вокруг. Потоки разного спектра окружили Стефанию, а потом сливались с самой ее сердцевиной, где сверкала ее душа, точно бриллиант на солнце. Синеватое свечение отцовской любви сливалось с розовым страданием матери и вливалось единым теплым ручьем в грудь. Сила веры пастора светилась красным, обжигала и питала интенсивнее остальных. Храбрость Камала, его решительность броситься в атаку на самого беса ради защиты племянника впивалась в конечности, как острые иглы, они проникали в кровь и достигали средоточия энергии внутри Стефании, присоединяясь к многоголосому хору чувств.

Стефания сильно сжала ладонь Ансара.

– Чувствуешь? – прошептала она.

Ансар чувствовал. У него захватило дух, он едва мог дышать от необъяснимой переполненности. Ком застрял в горле, как будто он хотел рыдать, но не рыдал. Сердце упало вниз, как если бы он сорвался в пропасть, но он продолжал стоять на месте. Волосы встали дыбом, как если бы мимо него пронесся ледяной ветер, но он по-прежнему ощущал теплую ладонь Стефании. Потоки энергии подхватили Ансара, он почувствовал, что воспаряет, и не понимал, правда это или только кажется. Реальность смешалась со сном, все пространство вокруг вибрировало, сверкало искрами, говорило с ним…И все его нутро отвечало этой загадочной силе такой теплой, нежной, успокаивающей и в то же время побуждающей к борьбе, пока его душа наконец не закричала во всю мощь своей сути:

«ВЕРЮ!»

Его безмолвный крик был услышан Стефанией, и она поняла, что ее главное оружие заряжено – Ансар готов.

– Призываю Бога Всемогущего на изгнание злых и лукавых бесов из раба Божьего Карима. Освободи его от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела его, не находиться и не скрываться в нём. Да удалятся они от создания рук Твоих Во имя твоё святое и единородного Твоего Сына, И животворящего Твоего Духа.

Слова лились из Стефании, выстраивая мост, по которому накопленная энергия вырывалась из ее тела и яростным потоком атаковала сущность, засевшую в хрупком детском теле.

Яркие белые лучи, невидимые человеческому глазу, но видимые экзорцисту, вонзились в темную сущность и решетили беса, как пули. Фотоны проходили сквозь темную материю, расщепляли ее, как капля воды смывает акварель. Черные частицы беса вспыхивали светом и взрывались, уносясь прочь в пространстве и времени. Столкновение разных полюсов заряжало нейтроны в воздухе вокруг, отчего атмосфера медленно электризовывалась, как нарастающая гроза.

Карим ревел голосом чудовища. Его тело сотрясала дрожь, конечности с хрустом выбивались из суставов – демон избивал марионетку, мстя за причиненную ему боль. Лоскуты простыни, привязывающие его руки к кровати, стали скрипеть. Камал бросился к мальчику и прижал того к матрасу, за это Карим изрыгнул на него кровавую рвоту. Камал ослабил хватку. К нему присоединился отец и прижал Карима с другой стороны. Демон же в ответ изрекал долгие проклятья в адрес мужчин.

Карим испытывал нестерпимые режущие боли – демон привязался к нему на уровне энергий. Душа Карима на некоторую долю стала частью демона, и рассечение двух сущностей было сродни операции без анестезии.

– О Господи Всемогущий, Боже Великий, Царю Небесный, услышь прошение душевное раба Божьего Идриса. Пошли мне на помощь Своего воина сильного Архангела Михаила, сокрушителя демонов. Обращусь я к нему с просьбой искренней…

– О, великий Михаиле Архангеле, Ангел шестикрылый, первый князь и воеводе все небесных сил, Херувимов и Серафимов! Стань его настоящим помощником. Не покидай его в пустынях, на путевых распутьях, на реках и на морях, стань его тихим пристанищем! Избавь его, Святой Архангел Михаил, от влияния дьявольского…

– Пречистая Дева, Царица Небесная, сохрани от воздушных тревог и бесовских наваждений в темноте, ибо верую по молитве сей святой священномученика Киприана. Силою Животворящего Креста Господня и Святой Троицы да погубит посрамит и уничтожит всякое зло, исходящее из злого сердца и лукавства нечистой силы, и спасет нас от сетей сатаны молящийся всюду молитвами Пречистой Матери и Светлых небесных сил бесплотных: Архистратига Михаила, Гавриила, Рафаила, Сатаваила, Игуасила Варахаила и Ангела-хранителя моего…

Каждый из присутствующих читал те молитвы, что знал. Они искренне верили, что слово божие добавляет сил мальчику, добавляет сил Стефании. Речь – продукт работы артикуляционного аппарата, с биологической точки зрения это всего лишь взаимодействие голосовых связок, языка и губ. Но смысл, заключенный в слова и фразы, обогащенные верой в величие божественного, заполняют эту биологическую пустышку энергией.

Парадокс: нейтральный объект приобретает заряд рядом с верующим. Чем больше верит человек, тем больший заряд придает объекту. Животворящие кресты, иконы, образы – все это неодушевленные объекты, наделенные огромным энергетическим зарядом от верующих, которые верят еще сильнее, свидетельствуя чудеса, что происходят возле чудотворных образов, не осознавая, что сами продуцирует эту энергию.

Молитва – как линза, усиливающая солнечный свет, концентрирующая мощь света пока он не обретет достаточно сил, чтобы сотворить пламя.

Пастор Лютер окропил Карима святой водой, и та зашипела на теле мальчика, обжигая прячущегося беса. Карим вопил, рыдал, умолял прекратить, звал маму. Но Камал силой удерживал Умму у своих ног, прижимая ее плечи к полу, заставляя ее игнорировать плач сына и продолжать молиться.

Постепенно энергия духа теряла равномерность, он чувствовал, как исчезает из этого места и этого момента времени, и он прибег к последней отчаянной попытке самообороны.

Черные брызги вырвались из нутра сущности, словно в нем взорвалась бомба. Каскады энергии насквозь пробили заколоченное окно, щепки досок разлетелись в стороны, осколки стекла вылетели наружу. Темные потоки взрывной волны свалили присутствующих с ног. Камал схватился за лицо, чувствуя как хлестанули тысячи кинжалов, по лицу потекла кровь. Идрис схватился за грудь, из которой выбило воздух, и делал рваные вдохи, валяясь на полу. Умма припала к полу, закрывая голову изрезанными руками. Пастор Лютер сидел подле нее и продолжал шептать молитвы. И лишь Стефания с Ансаром остались стоять, выдержав атаку темной силы. Свет Стефании был слишком ярок, темная энергия не смогла его заглушить.

По всей квартире стали летать предметы, движимые энергетическим вихрем: столкновение разнополярных энергий создавало невидимый смерч вокруг, сердцевиной которого являлось противостояние экзорциста и древнего демона.

Весь квартал стал свидетелем обряда. Пронзительные крики Карима, звуки бьющейся мебели, необъяснимое землетрясение в доме в городе, который никогда не был жертвой подобного природного явления. Да и землетрясение было странным: земля стояла на месте, а вот мебель вибрировала. Слабые жилищные коммуникации прорвались ровно по местам трещин, подвал дома стало затапливать канализационными отходами, в квартирах лопались трубы водоснабжения, взрывались радиаторы отопления.

Чуя нарастающий запах чего-то горелого, люди стали звонить в пожарную и спасательную службу, ближайшие соседи квартиры номер шестьдесят три – в полицию и скорую, понимая, что за стенами происходит резня. Диспетчера служб честно выполняли свой долг, принимая сообщения и отправляя в распределительный центр, где они пропадали в информационном ворохе. Никакая из служб не могла помочь им сейчас. Службы получат эти сообщения, только когда пресвитер Виктор доложит в Епископат об успешном окончании сеанса.

Энергетический обстрел демона продолжался уже долгое время, и Стефания поняла, что все меньше сплетенных мест оставалось между двумя разными душами. Бес постепенно отлипал от Карима, как игрушечный лизун – от стены.

Начиналась важнейшая фаза. Душа Карима, ослабленная бесом и физическими страданиями тела, потухала, стремясь спрятаться в укромный уголок мироздания на границе между миром духовным и миром физическим. В последнем это означало кому.

– Ты готов, Ансар? – спросила Стефания на выдохе.

Ансар сидел у ее ног, продолжая держать за руку. Все это время он плакал, наблюдая за тем, как кричит его младший брат, как он зовет его на помощь, как просит их прекратить, но потом из него вырывался басовитый хриплый голос, ревущий на неизвестном языке. Почему-то Ансару казалось, что демон матерится, хотя он ни слова не понимал. Просто Ансар сам любитель сквернословить, он знает, как звучит гнев словами.

– Ансар! – снова позвала женщина.

Ансар взглянул на экзорциста. Ее веки трепетали, грудь быстро вздымалась, лицо покрылось потом, а прямые длинные волосы, собранные в хвост, распушились и торчали в разные стороны. Он и сам чувствовал ток, бегущий по его телу. Иногда его ладонь, накрепко сцепленную с ладонью женщины, больно покалывало, а потом эти иголки разбегались руке, впивались в суставы, разносились по всему телу так, что ему казалось, что он видел искры на пальцах противоположной руки.

– Готов! – крикнул Ансар.

Она не ответила, но он услышал ее команду в своей голове. И тут же начал кричать:

– Карим! Помнишь, ты упал с дерева во дворе и растянул лодыжку? Я тогда тебя в больницу нес на спине, потому что боялся, что мама нас наругает. Мне не хотелось, чтобы она узнала о том, что я провалил свое задание и не присмотрел за тобой, как следовало. А ты… ты меня прикрыл. И никогда никому так и не рассказал об этом!

Стефания видела тот день. Она проникла уже достаточно глубоко, чтобы соединиться душой с присутствующими.

Вечер. Родители на работе. Братья гуляют во дворе. Ансар не смотрит за братом, он флиртует с девчонкой из соседнего подъезда. Крик Карима. Братик лежит на земле и держится за лодыжку. Он беззвучно плачет. Нет денег на автобус. Осознание того, что родители разозлятся. Ансар несет брата до медпункта. Все то время, что ждет в приемной, он винит себя, потому что боится, что мать его закроет под домашний арест. И лишь вечером, когда он уже лежит в кровати, Карим говорит ему, что никому ничего не расскажет.

Так Ансар осознал ценность братской верности.

– Помнишь, наша соседка Роза потеряла кошелек на улице и на целый месяц осталась без пенсии? Ты ей все свои карманные отдал, и мои тоже. Я тогда накричал на тебя, но сейчас понимаю, что был неправ!

Мама принесла пожилой соседке две пачки макарон и несколько килограммов картофеля – это все, чем она могла поделиться. Карим с ней, он незаметно подкладывает на стол деньги, что вытащил из своего носка и из-под матраса Ансара. Роза так и не узнает, что это был подарок от мальчиков, а не от Уммы. Ансар кричит на Карима, толкает его и убегает из дома.

Лишь сегодня при виде страданий брата Ансар достиг озарения. Он больше не хочет воровать. Он хочет отдавать. Так Ансар познал ценность щедрости.

– Помнишь, ты отважно бросился на питбуля этого безмозглого Адедайо, который травил собаку на соседского кота Базилио? Питбуль тебя на голову выше был, но ты не отдал кота на растерзание! Ты храбро отстоял того малыша! Базилио до сих пор приходит к тебе каждое утро по карнизу и влезает в окно, чтобы выпить молока из твоих хлопьев. Мама все время ругается, а ты продолжаешь его кормить.

Ансар плакал, вспоминая все это. Его мучили угрызения совести. Карим и то больше понимал, что такое ответственность за братьев наших меньших, нежели его старший брат.

– Больше никогда, слышишь? Никогда не дам тебя в обиду! Всегда буду твоей самой сильной опорой! Всегда поддержу! Всегда прикрою! Обещаю быть твоим самым близким другом и никогда не брошу! Отныне я всегда буду рядом! Я клянусь тебе, Карим! Я всегда буду рядом!

Эмоции переполняли Ансара, он плакал, путался в словах, иногда его было не понять из-за соплей. Но Стефании нужна была его энергия. Чистая безгрешная энергия прозрения и раскаяния, которую она продолжала вливать в тело Карима.

И наконец демон, ослабленный энергетической атакой, стал ослабевать. Карим возвращался в тело, идя на зов брата. Ему так хотелось поверить Ансару, а еще так хотелось, чтобы брат вернулся домой и все стало так, как было раньше. Карим хотел обрести брата, которого жизнь в этих трущобах жестоко отобрала, он хотел верить в клятвы, что давал ему Ансар. Он хотел дать шанс этой жизни доказать, что в ней есть добро, и милосердие, и Бог.

Стефания чувствовала, как мальчик все больше выходит наружу. Карим уже не вопил, перестал брыкаться и выкручивать суставы – демон постепенно оставлял плоть. Вихрь вокруг утихал, мебель падала на пол в беспорядке.

Вдруг Карим сел в кровати, вонзил в Стефанию пристальный взгляд и прошипел:

– Он ждет тебя….

Сердце Стефании упало в пятки, и она ослабила хватку, но тут же спохватилась и снова вытянула вперед руку с гремящим браслетом, нанося заключительный поражающий удар:

– К славе Твоей, Господи и Создатель всего, взываю. Явил, Ты, в мире украшенных добродетелью страстотерпцев и мучеников, чтобы обрели они победу над тьмой!

Ее крик оглушил всех. Он раздался в самом мозгу, в сердце, в душе. Казалось, что они слышали его всю жизнь, как будто крик этот пронесся сквозь время и достиг их ушей, едва они показались из материнской утробы в этом мире.

Белый свет нарастал, распирая комнату, квартиру, дом, само пространство. Свет заполнил все вокруг. На долю секунды длиной в вечность все они ослепли, оглохли и вылетели из своих тел, прекратив чувствовать что-либо кроме этого плотного теплого света, наполненного чистотой и верой.

– Он ждет тебя….

А потом все взорвалось.

3. Пришел демон в этот мир…

Поедатель грехов – человек, который в ходе особого ритуала, распространенного в Великобритании, съедает во время похорон лежащий на груди покойника кусок хлеба и запивает вином, тем самым забирая себе его грехи. Похожие ритуалы имелись в разных уголках мира. Отголоски этого ритуала дошли до наших дней в виде поминок.

Прекрасное тело… изящные изгибы, белоснежная кожа, упругие мышцы. Ее тело так резко контрастировало с тем куском разлагающегося мяса, висящим всего в метре от нее, что он почти рыдал. Нечто божественное и совершенное столь по-варварски нещадно пало жертвой увядания и гниения, как будто у бога был заключен жестокий договор со смертью на пользование плотью. Жизнь олицетворяла в ней все чудесное, очаровательное и почти волшебное, в то время как смерть, словно насмехаясь, изощрялась во всех оставшихся ей процессах разложения и уничтожала этот свет так жестоко и с таким глумлением.

Скоро и ее тело пойдет по тому же пути. Он чувствовал это. Осталось совсем недолго. За многие годы он научился распознавать этот критический момент перехода, когда света во плоти становится меньше тьмы ровно наполовину, а потом, как размеренное падение ртути в градуснике, уровень света будет опускаться все ниже, оставляя место гниению и гибели.

Она дернулась. Восхитительно! Свет все еще пробивался через дрожь нервов, судорогу мышц, как отчаянные попытки кролика избежать смерти. Он видел, как они дергали лапами, пока отец тащил их за уши на разделочный стол. Он помнит безнадегу в их глазах, жуткий страх, осознание конца в последнюю секунду, когда топор взметался вверх.