bannerbanner
Семнадцать мгновений из жизни курсанта
Семнадцать мгновений из жизни курсантаполная версия

Полная версия

Семнадцать мгновений из жизни курсанта

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

А вот на Михайлова у меня зуб и наплевать что генерал-майор. Совершенно ни за что объявил 10 суток гауптвахты парню с нашего курса. Не вникнув, не разобравшись, с формулировкой: «за пьянку в увольнении». А Генка-то у нас непьющий! Вот и пришло время возмездия. Оглядевшись, с замиранием сердца, ставлю жирный крест на бюллетене Михайлова и быстро пихаю обе бумажки в урну. И сразу выхожу на улицу. Да они там, наверное, даже не посмотрят на эти бюллетени, посчитают только, и всё. Одномандатные же, зачем?

После завтрака сидим в казарме, ждём дальнейших распоряжений. Зычный голос курсового офицера, старшего лейтенанта Науменко, выгоняет нас на улицу:

– Курс, строиться! Пи*дец, демократия кончилась! Подведение итогов на плацу!

Училище стоит в общем строю на главном плацу. Итоги голосования. Ветер доносит обрывки фраз с трибуны. «В едином порыве… в кратчайшие сроки… единодушно проголосовали…» Ну кто бы сомневался? Стоп, что я слышу? «Но нашелся среди нас один… который посмел… против начальника училища генерал-майора Михайлова…». Твою же… это ведь про меня! Внутри холодеет, но лишь на пару секунд. Да ладно, всё будет в порядке. Не найдут.


24 февраля 1985


Котлеты



Что обычно представляется при слове «дискотека»? Полумрак, ритмичная музыка, шар, обклеенный кусочками зеркал, отбрасывающий разноцветные блики в танцующую толпу? Если так, значит вы никогда не бывали на мойке в суточном наряде по столовой. Горячий пар от железных ванн с раствором кипятка и соды наполняет полутёмное помещение. Металлический грохот грязных стальных мисок и алюминиевых бачков, сбрасываемых в эти ванны. Брызги горячей воды. Капли пота на голых спинах курсантов, драющих всю эту посуду. Вот это и есть наша настоящая «дискотека».

Группа в наряде со вчерашнего вечера. На мойке мы втроём – Игорь, Петька и я. Мы уже прокрутили свою «дискотеку» дважды, вчера после ужина и сегодня после завтрака. Остается финальное, послеобеденное выступление. И тут с варочного цеха приходит разведдонесение – на обед будут котлеты. Всего по штучке на человека, но и такое происходит нечасто. Вся группа собирается на оперативное совещание в овощном цехе, «овощерезке». После горячего обсуждения принимаем единогласное решение: устроить себе достойный обед. А именно – натаскать столько котлет, чтобы наесться ими как следует, до отвала.

Разрабатывается тактический план. Священнодействие приготовления котлет будет происходит в варочном цехе. Дежурные по «варке» – Гарик и Паша, наших два горячих «брата с Арарата». Их задача – отвлекать внимание повара Иманта, грузного краснолицего латыша. Плюс взаимодействовать с нашей «дискотечной» тройкой в деле хищения и выноса котлет из цеха. Мойка рядом с «варкой», до обеда наша команда свободна, всё продумано. Затем в дело вступят дежурные по залу. Они должны скрытно разместить миски с котлетами на стульях, задвинутых под столы. Клеенка, свисающая с краёв стола, обеспечит надёжное прикрытие.

Упоительный запах жарящихся котлет даёт старт к началу операции. Мы используем тщательно вымытое ведро для полов. Передаём его братьям. Улучив момент, те скидывают в него несколько готовых котлет с противней, накрывают тряпкой и возвращают нам. Мы передаём котлеты дежурным по залу. Дело движется, импровизируем на ходу, используя также алюминиевые бачки для супа и каши. Отдаём их «варке», ребята их возвращают, мол надо перемыть, а на дне уже пара-тройка котлет. Имант ни о чём не подозревает, Паша с Гариком безупречны, котлеты шкворчат, мы снуём туда-сюда, миски под столами в зале наполняются. «Овощерезка» обещает особенный салат, пир будет просто королевским.

Неожиданно в дверях обеденного зала появляется заместитель начальника училища по тылу полковник-инженер Маченсун. Да, периодически он приходит в столовую с проверкой. Но почему именно сегодня? Продегустировать котлетки? Несколько стульев неровно задвинуты под стол и полковник решает их поправить. Но стулья словно кто-то держит. Полковник дергает сильнее. И тут из-под стола вылезает один из наших парней. Да, это известная хитрость. Если грамотно устроиться на задвинутых под стол стульях, то можно спокойно подремать. Нет, ну а чем ещё заниматься в наряде, если у тебя в какой-то момент нет работы? Но полковник с этой простой логикой явно не согласен. В гневе он вызывает командира нашей группы. А потом идёт по залу и отодвигает все стулья, в поисках других «отдыхающих».

Через минуту наша «котлетная явка» провалена. Увидев на стульях миски, полные котлет, полковник выставляет их на столы. И вызывает начальника столовой. Предъявляет ему злостно похищенные нами котлеты. Это самый настоящий «залёт». Мы нарушили главный армейский принцип – попались. Котлеты возвращают на кухню, а всю группу снимают с наряда. Полковник уже всё доложил начальнику училища, а тот звонит на наш курс, «требуя крови». Поэтому всем причастным показательно раздают взыскания.

У этих котлет оказался весьма паршивый вкус.


Апрель 1985


Кольцо



Раскрытый конспект лежит на столе, но учёба не идёт в голову. Может, это погода? За окном ранняя осень с золотыми листьями, ярко-синим небом и тёплым солнышком. Может, ожидание предстоящих выходных? Пойду в увольнение с ночёвкой, домой, к молодой жене. Замечтавшись, кручу новенькое обручальное кольцо на безымянном пальце. Ленушка, любимая… Как здорово, что мы наконец-то женаты…

А может меня просто разморило после обеда? До смены ещё пара часов, я дежурный по учебному корпусу № 2. Такой наряд – одно из преимуществ третьего курса. Никакой грязной работы, знай командуй двумя дневальными-первокурскниками. Спишь вдоволь, в столовую идешь вне строя, «чипок» рядом. Красная повязка на рукаве позволяет многое. Да и городские телефоны перед входом в корпус – звони любимой сколько хочешь.

Ленивое течение мыслей прерывает резкая трель телефона. Поспешно хватаю трубку:

– Дежурный по второму учебному корпусу слушает!

– Так, дежурный, – голос в трубке деловит, не пойму кто это, – там Михайлов собирается по учебным корпусам. Прими к сведению.

– Да, спасибо, – растерянно кладу трубку.

Михайлов Виктор Михайлович, генерал-майор, начальник училища. По наряду у меня всё в порядке, придраться вроде как не к чему. Однако визит целого генерал-майора чреват разными неожиданностями. Спешно зову своих дневальных:

– Парни, живо на территорию! И чтобы вдоль газонов и перед входом – ни одного листика!

Прихватив метлы, первокурскники убегают. Погружаюсь в нервное ожидание. Может пронесёт?

Не пронесло. Через широкие окна наблюдаю приближение сухопарой фигуры с красными лампасами на брюках. Обмахиваю и без того блестящие сапоги, застегиваю крючок воротника. Выхожу из-за стола в просторный и пустой вестибюль. Хлопок двери, входит Михайлов. Делаю навстречу два чётких строевых шага. Привычно бросаю раскрытую ладонь правой руки к срезу пилотки. Четко рапортую:

– Товарищ генерал-майор! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по корпусу курсант…

– Вольно! – генерал небрежно «отмахивает» рукой в ответ.

Внимательно осматривает меня с головы до ног. Вообще, это наша вторая встреча «лицом к лицу». В первый раз мы разговаривали три года назад, на собеседовании в приёмной комиссии. Я тогда уже успешно сдал все экзамены, а Михайлов меня спрашивал: с желанием, мол, иду в училище? Произвёл на меня впечатление доброго и заботливого дедушки. Разумеется, вряд ли он это помнит.

– Товарищ курсант! А почему у вас ремень не подтянут?

Да, Михайлов славится любовью к затянутым ремням. Делает замечания даже офицерам. Ну не объяснять же ему, что одно дело – затянутый «в рюмочку» первокурсник, а совсем другое – курсант третьего года обучения, считай без году выпускник?

– Виноват, товарищ генерал, – спешно подтягиваю ремень.

– А почему бляха нечищеная?

Да, кажется я «попал» – у Михайлова плохое настроение. Ну что ему до моей бляхи? Может и тускловата слегка…

– Виноват, товарищ генерал, устраню!

– Раньше устранять надо было! – раздражение генерала нарастает.

– А это что такое!? – негодующий взгляд устремлён на мою правую руку.

– Где, товарищ генерал?

– На пальце! Что ещё за украшение на пальце?

– Это кольцо, товарищ генерал, обручальное. Я женат…

– Отставить! – голос Михайлова гремит – Военнослужащий не должен носить никаких украшений! Снять! Сейчас же!

– Есть! – спешно снимаю кольцо и сую в карман.

Генерал победно разворачивается и уходит.

– И территорию приведите в порядок! – напоследок бросает он.

– Есть, товарищ генерал!

Что ж… С наряда не снял, не наказал – уже хорошо. Гляжу в спину удаляющегося Михайлова. Достаю из кармана кольцо. И снова надеваю на безымянный палец.


Осень 1985


Сокамерник



Металлический лязг – за спиной закрывается дверь камеры. Осматриваюсь. От бетонного пола тянет сыростью. Грубо оштукатуренные грязно-серые стены. Провожу по ним кончиками пальцев – как гигантская «наждачка». Стальная дверь выкрашена в тёмно-зеленый цвет, на уровне груди большой круглый глазок. Тусклая лампочка над дверью закрыта ржавой решёткой. На противоположной стене маленькое окошко, почти под потолком. Дневной свет перекрещен толстыми прутьями. За разбитым стеклом – зима, мороз. Мертво-холодная батарея отопления. Из стен, друг напротив друга, примерно на метр выступают по две толстые балки. На них кладут деревянные щиты, чтобы спать ночью. Рижская гарнизонная гауптвахта. Мой дом на ближайшие пять суток ареста. Результат моих разногласий с начальником курса.

Смотрю на сокамерника. Чёрные петлицы «стройбата». Невысокого роста, чёрные глаза блестят на смуглом лице. Таджик или узбек? Кто их разберёт… Интересно, с ним хоть по-русски поговорить получится? А уж как одет… Живая иллюстрация к слову «чмошник». Измятая шинель из грубого сукна, бесформенная шапка-ушанка искусственного меха, разбитые кирзовые сапоги со спущенными голенищами. Интересно, сколько он тут уже? Черная щетина, подворотничок почти одного цвета с грязной шеей. Да, куда такому до нас, курсантов! Мы – будущие офицеры-политработники, элита ракетных войск! И одеты всегда соответственно. Приталенная шинель из гладкого сукна стального цвета, новенькая офицерская ушанка, свежий подворотничок сверкает белизной, кожаные сапоги начищены до блеска…

– Гауптвахта! Выходи строиться на вечернюю проверку!

Лязгают замки камер. Шагаю в кислую вонь коридора, в общий строй. Начальник караула пофамильно читает список арестованных. Каждый откликается: я! Проверка окончена, наступает время любимого развлечения всех караулов: получение «вертолётов». Это грубо сколоченные деревянные щиты, которые служат обитателям гауптвахты кроватью и матрацем одновременно. Они свалены в одной из пустующих камер. Начальник караула уже готов подать команду. И у всех будут считанные минуты, чтобы заскочить в ту каморку, схватить «вертолёт», выскочить и забежать с ним в камеру. Самому последнему обещают дополнительные сутки ареста.

Вперед! Влетаю в камеру, хватаю из кучи первый попавшийся щит. Так, вроде не разбитый, бросаюсь обратно к двери. Проём узкий. Навстречу валит арестантский люд – никто не хочет получать дополнительные сутки. Расталкивая всех, пробиваюсь в коридор, заскакиваю в свою камеру. А вот и мой «стройбат» – тоже успел. Снова лязгают замки – двери камер запирают. Протяжный крик караульного:

– Гауптвахта, отбой!

Мы кладем «вертолеты» на выступающие балки и начинаем устраиваться на ночь. Решаю сапоги не снимать, только шинель. Ложусь на доски, накрываюсь шинелью, под голову кладу шапку. Сокамерник делает то же самое. Пытаюсь заснуть. После суматохи с «вертолётами» начинаю чувствовать холод. Интересно, тут в камере такой же мороз как на улице? Или может чуть теплее? Втягиваю колючий воздух через нос, выдыхаю – изо рта идёт пар. Тяну шинель на голову. Холод, сковав сапоги, сквозь сырые портянки кусает за ноги. Хоть я порядком вымотан, уснуть не получается.

Солдат ворочается на своих досках, тоже не может заснуть. Наверное мерзнет, как и я. Откидываю шинель с головы, приподнимаюсь на щите, смотрю в его сторону. Он тоже смотрит на меня. Остальное мы делаем без слов. Снимаем наши щиты и кладем их на пол, рядом. Я застегиваю на все пуговицы свою шинель, сбрасываю сапоги и забираюсь в этот спальный мешок. Солдат делает то же самое. Мы ложимся, спина к спине, и накрываемся с головой его колючей шинелью. Немного спустя начинаю чувствовать, как согреваются портянки, а следом и ноги. Пожалуй теперь мы сможем уснуть. Не знаю, можно ли сказать что мы «братья по оружию». Но теперь мы точно «братья по камере». И по теплу под нашими шинелями.


Февраль 1986


Вечеринка



Под ногами хрустит снежок, в ночном небе россыпь звёзд. Закончился первый день КШУ – командно-штабных учений, игры в «войнушку» для взрослых. Ранний подъем по тревоге, тридцать с чем-то километров ускоренного пешего марша. Идём налегке – оружие подвезут на место. Холодный ветер обжигает лицо. По мелководью форсируем вброд Гаую, едва не набираю полные сапоги. Ледяная вода обжигает сквозь голенища… Вот мы уже в Лиласте, приближаемся к назначенной точке сбора. Редкий зимний лесок. На пригорке нас встречает прапорщик Есипов, старшина-хозяйственник курса. Мы пьем обжигающий чай из железных баков-термосов. Прибывают машины с зимней одеждой и оружием, мы переодеваемся, берём автоматы. Обед на свежем морозном воздухе, тактические занятия, оборудование временного лагеря… И вот уже поздний вечер. Лагерь погружается в темноту и сон. И только мы с одногруппником Костей Мороз – вот уж фамилия к месту, стоим в боевом охранении. Проще говоря – топчем валенками снег, стараясь не замерзнуть. И ждём своей смены, в час ночи, чтобы отправиться спать.

На нас толстые ватники, теплые валенки, неуклюжие трехпалые варежки, «уши» шапок опущены. Однако мороз постепенно достаёт нас сквозь эту броню. А значит пора применить вундерваффе, «чудо-оружие». Дело в том, что мы заранее знали и про учения, и про мороз. Поэтому заблаговременно запаслись спиртным. Но каждый сделал это по-своему. Например, Лена, моя жена, смешала мне водку с рижским бальзамом. И налила это в небольшую бутылку-флягу из-под коньяка. А вот Костя залил несколько бутылок водки в простую резиновую грелку. А грелку примотал прямо к телу, под одеждой.

Ноги ноют от усталости, но, к счастью, мы видим поблизости пару деревьев. Выбираем подходящее, сбрасываем под него вещмешки. Забираемся на нижнюю развилку ветвей, устраиваясь там поудобнее. Я достаю из-за пазухи заветную флягу. Костя вытаскивает через воротник шланг, ведущий к грелке. Начинаем потихоньку попивать каждый свой «коктейль». Благодаря бальзаму водка приобрела приятный привкус и аромат. Угощаем друг друга. Напиток Кости жутко отдаёт резиной. Бррр… К тому же он тёплый, нагрелся под одеждой. Напряжение и суматоха этого дня понемногу отпускают нас. Расслабившись, сидим на своей ветке, словно диковинные птицы. Мы согрелись и слегка захмелели. Время от времени лениво перебрасываемся парой слов, поглядывая то по сторонам, то на звёздное небо.

Смена прибыла, идём спать. Подходим к палатке, неясно темнеющей на фоне снега. Откидываю полог, заглядываю внутрь, сдержанно ругаюсь сквозь зубы. Всё пространство занято лежащими вповалку однокурсниками. Костя лезет вглубь, сквозь сонное бормотание, матюки и толчки. Пытаюсь найти свободный кусочек с самого края. Ложусь на бок. За спиной ветер дергает задубевший на морозе брезент палатки. Прижимаюсь к чьей-то спине, пробую заснуть… Просыпаюсь от холода. Я лежу на спине, на снегу. Надо мной звезды. На лицо неспешно падают снежные хлопья. Видимо во сне я выкатился наружу. Ну, это не удивительно – брезент палатки внизу не закреплён и свободно болтается. Да, поспать тут мне не светит. Нужно искать другое место для ночлега.

Под лёгким снежком бреду по спящему лагерю. Чуть вдалеке темнеет ГАЗ-66, на котором нам привезли оружие. Кабина закрыта, там уже кто-то спит – неудача. Забираюсь в кузов. Тут тоже приткнуться некуда: ледяной металлический пол, кузов без тента, открытый… Кидаю взгляд на деревянные ящики из-под автоматов, и у меня появляется идея. Открываю один такой ящик, вытаскиваю разделительные перегородки. Пробую втиснуться внутрь. Получилось! Лежу на спине. Да, тесновато, плечи вошли впритирку. А вот в длину помещаюсь не полностью, валенки частично торчат наружу. Зато не на земле. И борта ящика защищают от ветра. Закрываю, насколько получается, крышку – снег перестает падать на лицо. Обхватываю руками стылое железо автомата, лежащего на груди. И почти сразу же засыпаю…


Зима 1986


Бегуны



В курсантской жизни «наряд по столовой», пожалуй, самый нежеланный. Не высыпаешься из-за ночной чистки картошки, сутки ходишь в грязной «подменке». Но даже в таком наряде могут быть более комфортные места, например – дежурные по залу. Это тебе не мойка, которую мы называем «дискотекой». Где в жаре и духоте голый по пояс драишь без продыху жирные железные миски и бачки. В зале основную работу делают наряды по курсу – расставляют на столы бачки с супом-кашей и прочее. Они же и убирают потом со столов. Наше дело – только помыть полы. Дежурные по залу и наряд сдают пораньше. Если ещё на смену приходит группа с родного первого факультета, или хотя бы со второго – всё вообще проходит как по маслу. Потому как свои, братья-политработники. А вот когда третий факультет, инженеры – жди проблем.

Так что нам с Фаигом повезло вдвойне. Вчера, когда попали дежурными по залу. И сегодня, когда наряд «свои» принимали. Не торопясь возвращаемся из столовой. Наслаждаемся чистым воздухом после столовской вони. Небо синее, ранняя весна, но солнышко уже пригревает. Хорошо. Заходим в здание факультета, поднимаемся на этаж курса. Скидываем грязную «подменную» форму в «сушилке», ополаскиваемся в умывальнике холодной водой. Казарма пуста. Ровные ряды заправленных кроватей, кроме наряда по курсу – никого. Все на самоподготовке.

Фаиг Джабраилов – мой одногруппник, больше того, мы в одном отделении. Он из города Евлах, Азербайджан. Невысокого роста, ладный, жгучий брюнет, густые брови, аккуратные усики, глаза как чёрные маслины. Настоящий «евлахский красавчик». Мягкий азербайджанский акцент. Учится послабее меня, на четвёрочки, бывают даже тройки. Зато с «физо», мне на зависть, никаких проблем.

– Что сидеть в казарме? Давай пробежимся, – предлагает Файг.

И то верно. До построения на ужин ещё добрых два часа. Переодеваемся в спортивную форму, обуваем кроссовки. Кружить по территории училища – скукота, будем бегать «снаружи». Получается такая микросамоволка среди бела дня, но мы ж не какие-то зашуганные первокурсники! И даже не второкурсники. Третий курс, предвыпускной.

Выбегаем из здания факультета, пересекаем спортплощадку, огибаем столовую. Минуя мусорные баки, приближаемся к стене, разделяющей наше училище и соседнее, лётно-техническое, имени Алксниса. Стена невысокая, вся в щербинах кирпичей. Оглядываемся – кажется нас никто не видит – и легко перемахиваем к соседям. Тут уже всё просто – натоптанной тропой пробираемся к железному забору и проскальзываем между его прутьями на улицу. Свобода! Не торопясь бежим вдоль забора по Эзермалас в противоположном от училища направлении. Оставляем слева проходную «лётчиков», направляясь к очистным сооружениям. Маршрут известный – так мы бегаем свои кроссы шесть и десять километров. Но одно дело, когда ты в сапогах, да с автоматом и противогазом, да на время. А в кроссовочках, да налегке, да по свободе – совсем другие ощущения. Это даже пробежкой не назовешь, так, прогулка. Радуемся хорошей погоде, молодой зелени, чистому небу и ясному солнышку. У очистных разворачиваемся и бежим обратно.

Приближаясь к забору летунов, замечаем большую группу офицеров, идущих по Эзермалас нам навстречу. Чёрные околыши и петлицы, явно «наши», из училища. Это плохо. Кто-нибудь может нас узнать. О чёрт! В первых рядах различаем подполковника Балковского. Он начальник выпускного курса нашего, первого факультета, его парни старше нас на год. Внимательно смотрит – кажется узнал. Сейчас задержит. Мы с Файгом переглядываемся. Бежать назад глупо – Балковский вернётся на факультет, устроит проверку и нам конец. Вместо этого мы увеличиваем скорость. На лице подполковника удивление. Кажется сейчас он нас окликнет… И тут мы резко сворачиваем направо и ныряем в дырку в заборе. Как антилопы проносимся по территории Алксниса, перелетаем через забор, мчимся к зданию факультета, взлетаем по лестнице, забегаем в казарму, всё! Мы больше не нарушители. Быстро переодеваемся, натягиваем сапоги. С замиранием сердца ждём появления Балковского, но он не приходит.

Зато на следующий день сталкиваемся к ним лицом к лицу.

– Товарищи курсанты? Ко мне!

Подходим, отдаём честь.

– Я видел вас вчера в самовольной отлучке!

Делаем удивлённо-невинные лица.

– Товарищ подполковник, не может быть… мы вчера были в наряде…

– Значит после наряда!

– Товарищ подполковник, это невозможно… самовольная отлучка – это же грубейшее нарушение воинской дисциплины! Да мы бы ни за что… никогда…

– В спортивной форме бегали за территорией!

– Никак нет… бегали, да, но строго по территории училища…

Балковский внимательно смотрит на нас. Отвечаем ему взглядом «образцовые курсанты крайне удивлены несправедливым обвинением».

– Ладно, идите…

– Есть!

Делай что хочешь, главное – не попадайся. Армейский принцип.


Весна 1986


Незачёт



– Группа, равняйсь! Смирно! Товарищ полковник, группа номер один для сдачи зачёта по физической подготовке построена!

– Вольно!

Мы стоим в две шеренги возле спортивного городка. Форма одежды номер два – галифе и сапоги, голый торс. Рижский июнь нежарок. Легкий ветерок с Киш-озера овевает обнаженные спины. Мы сдаём норматив по подтягиванию на перекладине. Подтянуться надо минимум шесть раз. На зачёт.

Скажу честно, никогда не был любителем физических упражнений. Прыжки, подтягивания, отжимания – не моё. В школе я самый «неспортивный». Ненавистную «физру» пропускаю с удовольствием. Лишь незадолго до поступления в училище начинаю уделять какое-то внимание физподготовке. Делаю пробежки по утрам, подтягиваюсь, отжимаюсь. Но этого, видимо, недостаточно. И с первого курса по всем этим показателям я самый последний: медленнее всех бегаю, хуже всех прыгаю, меньше всех подтягиваюсь. Как правило, не укладываюсь в требуемый минимум. Вот только марш-броски на длинные дистанции выдерживаю. Они мне даже нравятся.

– Курсант! – слышу свою фамилию.

– Я!

– К снаряду!

– Есть! – привычно чеканя шаг, подхожу к турнику. Парни нашей группы шутят про меня: отход-подход – пять баллов, выполнение – два балла, общая оценка – три с половиной.

– К выполнению упражнения приступить!

– Есть!

Бросаю взгляд на группу. Кто смотрит насмешливо, кто – ободряюще-сочувственно, кто – безразлично. Нахожу взглядом командира отделения, сержанта Витю Агафонова. Вот уж кому точно не всё равно. Придя в училище из армии, он имеет опыт военной службы и звание сержанта. И, с первого курса, став командиром отделения, берёт неуклюжих вчерашних школяров под свою опеку. Меня в том числе. Терпеливо и без раздражения учит всему. Как наматывать портянки, пришивать подворотничок, расправлять складки под поясным ремнём, заправлять постель, складывать одежду перед отбоем. И многому, многому другому. Занимается со мной «физо», учит подтягиваться, объясняет технику выполнения. Теперь, благодаря его стараниям, я запросто могу подтянуться гораздо больше шести раз.

Но если бы всё было так просто… Первый год в училище, по большей части, думать было некогда. Все силы уходили на привыкание, адаптацию. На втором курсе уже вполне освоился, учёба и служба пошли привычным чередом. А ещё – нашёл девушку, влюбился, а летом, после второго курса женился. И вот, после того летнего отпуска, я начинаю задавать сам себе серьёзные вопросы. Действительно ли моё призвание – профессия военного политработника? Готов ли я посвятить свою жизнь армии? Той самой армии, которую знаю теперь намного лучше, чем три года назад?

На страницу:
3 из 4