Семнадцать мгновений из жизни курсанта

Прошла только половина отпуска, а мне уже скучно. Друзей и знакомых фактически никого. Днём все заняты: кто учится, кто на работе. А вечером такой холод, до минус четырнадцати и ветер, что все боятся даже нос на улицу высунуть. Пару раз хожу в кино. А последние три дня безвыходно сижу дома, в смысле – у тети Любы, и читаю: Закруткина, Прилежаеву, Гюго. В квартире у тётушки, как обычно, беспорядок. Она говорит, как на пенсию выйдет – тогда и будет «марафет наводить». Маму беспорядок раздражает, а мне всё равно. Тепло, домашняя обстановка, домашняя еда, подъем-отбой не по распорядку и крику дневального – что ещё надо?

– Наш самолёт приступил к снижению и совершит посадку в аэропорту города Рига…

В иллюминаторе снова россыпь огней. Поздний вечер, почти десять часов. Сегодня переночую у Софьи Акоповны, а завтра, к 18:00 – в «систему». Осталось меньше суток. Мой первый отпуск подходит к концу.

28 января – 10 февраля 1984

Колбаса

Почти полторы сотни пар сапог грохочут по лестнице, потом по центральному проходу – курс возвращается в казарму после обеда. Впереди минут тридцать личного времени, которые можно провести в своё удовольствие. Перемотать портянки, расстегнуть крючок воротника… Присесть на табурет возле кровати, расслабиться, грея спину у батареи. Вспомнить недавний зимний отпуск и помечтать о будущем, почти недостижимом, летнем…

– Давай в бытовку, – Игорь, одногруппник, касается моего плеча.

– Что такое?

– Чемодан «Москвича» шерстить будут!

Бытовка – комната бытового обслуживания: зеркала, розетки, пара гладильных досок. Почти вся группа уже здесь. В центре – командир, младший сержант Коля Цалко, с пшеничными усами и мягким белорусским говорком. Обычно тихий и спокойный, сейчас он явно недоволен и раздражён. Напротив Дима Данилов, «Москвич» – самое, пожалуй, безобидное из прозвищ, которыми его наградила группа. Рядом Володя Стёба, невысокого роста, подтянутый, ладный, похожий на бодрого воробушка. Он командир отделения у Данилова. У ног Володи набитый портфель.

В учебной группе номер 111 нас 27 и мы очень разные. Кто пришёл с «гражданки», после 10 классов, кто – послужив в армии. Два армянина, азербайджанец, литовец, русские, украинцы, белорусы. У каждого своё, каждый – особенный. Но Дима… пожалуй, он самый «особенный» среди нас. Больше полгода круглые сутки вместе, уже возникли какие-то дружеские группки, компании. А Дима сам по себе, в стороне от всех. С «гражданки», бывший столичный житель (отсюда и «Москвич»). Круглое лицо с большими розовыми щёчками, писклявый голос, неестественная улыбка. Любитель поесть. Получает посылки – никогда не делится. Завел дружбу в пекарне, что обслуживает училищный буфет («чипок» на курсантском жаргоне), добывает там «по дружбе» обрезки запеканок. Прикупает пару пакетов молока и трескает всё втихую за баней. Но возможно ли что «втихую» в училище?

Последнее время Дима пристрастился к бегу. Как выдается свободное время – переодевается в спортивный костюм и убегает вроде как нарезать круги по территории. В училище такое поощряется, но в группе уверены – это прикрытие. И вместо занятий спортом Дима где-то втайне в очередной раз что-то ест. Пропотевшую спортивную форму он засовывает в портфель. В начале обучения нам выдали уродливые светло-коричневые портфели. За полгода они стали совершенно бесформенными. Мы презрительно называем их чемоданами и тихо ненавидим, со стыдом таская на занятия. И нетерпеливо ждём – когда в конце первого курса будет позволено их выкинуть и заменить на дипломаты или планшеты. Дима пихает в портфель всё – учебники и тетради, и даже разную еду, вызывая всеобщее отвращение.

Портфель раздут как обожравшаяся корова. Командир не раз делал замечания, но Дима привычно всё игнорировал. Надеялся что пронесёт? Стёба, по праву командира отделения, открывает портфель и начинает доставать всё подряд. Учебник, ещё учебник, тетради, карандаши и ручки, мятые спортивные штаны, пакет молока, лыжная шапочка, тюбик зубной пасты, несколько пар носков с непереносимым ароматом… Каждый предмет группа встречает смехом и комментариями. И тут Володя вытаскивает нечто, похожее на небольшую палку, покрытую зелёно-бурыми пятнами плесени. Голоса стихают. Да это же… Не может быть… Да, это она, уже начатая сырокопчёная колбаса! Невероятный дефицит! Редкость! Мечта! Наверное, привёз её из отпуска или получил посылкой и прятал в портфеле. Что ж, простить можно многое – специфичную внешность и поведение, молоко с запеканкой за баней, свалку в портфеле, но варварски загубленную сырокопчёную… Говорок командира теряет привычную мягкость:

– Курсант Данилов! За нарушение правил личной гигиены объявляю три наряда на службу вне очереди!

– Есть три наряда… – уныло вторит наш «Москвич».

– И колбасу на помойку!

Февраль 1984

Цветочек

– Закончить приём пищи! Встать! Выходи строиться!

Топоча сапогами, курс покидает училищную столовую. Рядом со мной младший сержант Олег Чудинов, попросту «Чудо»:

– Серёга, к театру как относишься?

– Ты это к чему? – удивляюсь я.

– Да тут группа товарищей под командованием Медкова собирается в театр. Сегодня вечером. И образовался лишний билетик. Пойдёшь?

– Разумеется!

Да, суббота определённо задалась! До обеда получил две «пятёрки» – на практических по марскистско-ленинской философии и по электроснабжению. А на лабораторной по системам и средствам связи преподаватель похвалил за активную работу. И теперь ещё культпоход в театр. Правда, в кукольный. И название странное: «Для вас, родители»… Да какая разница? Настоящий курсант рад любой возможности лишний раз выйти «за забор».

Фамилии «театралов» вносят в увольнительную сержанта Вадима Медкова – он старший группы. Переодеваемся в парадно-выходную форму, короткий инструктаж курсового офицера. Строем, в колонну по два, шагаем к училищной проходной.

– Стой! – неожиданно командует Вадим. И предлагает, – мужики, а может к чёрту эти билеты? Лучше куда-нибудь на танцы?

Идея встречает полное одобрение. Следует короткое и бурное обсуждение: куда? «Баранка»? «Железка»? ДОФ? Мне всё равно, я ещё нигде не был… Решение принято! Отправляемся на «Вечер отдыха» в Дом Офицеров.

Едем в трамвае по Кришьяна Барона. Доезжая до Верманского парка, высаживаемся на остановке «Улица Меркеля». Проходим немного до Меркеля 13. Перед нами старинное здание, которое принадлежит Дому Офицеров Прибалтийского военного округа. Мимо мраморных колонн входим в массивные двери. Шинель, шапку и очки оставляю в гардеробе. Причёсываюсь перед огромным зеркалом и поднимаюсь на второй этаж. Поправляю китель, вхожу в зал. Так… это не дискотека. Обычное освещение, ни цветомузыки, ни зеркальных шаров. Выходит, танцы. Ещё не начались. Публика кучкуется вдоль стен. Музыкальная группа, разминаясь, издаёт разные звуки. Как выясняется, есть правило: и быстрые, и медленные танцы – с партнёршей. Поэтому решаю: выбирать – всерьез, с расчётом на весь вечер. Чтобы не кидаться потом из стороны в сторону.

Приглядываюсь к представительницам прекрасного пола. Мимо проходят страшненькие, по-училищному – «крокодилы». Мужественно выдерживаю их заинтересованные взгляды. Но что это? В другом конце зала замечаю девушку в тёмно-сиреневом платье. Такая славная малышка с застенчивой улыбкой. Про себя называю её «прекрасный цветочек». Рядом с ней три «крокодила». Подруги? Направляюсь в их сторону. Тут музыка, общее движение, теряю её из вида. Кручу головой, всматриваюсь – безрезультатно! Стою растерянный и расстроенный. Из толпы выныривает «Чудо»:

– Чего стоишь столбом?

– Да вот, потерял… – излагаю проблему.

– Одень очки, – деловито советует Олег, – к тому же у тебя в них вид представительный.

Бегу в гардероб, возвращаюсь в «окулярах».

Вернувшись, сразу замечаю свой «цветочек». Она одиноко стоит недалеко от входа. Подружек рядом нет. Сердце колотится. Преодолевая волнение, подхожу, приглашаю. И уже не отпускаю до конца вечера. Правда, когда музыканты делают 15-минутную передышку, она извиняется и уходит к подружкам. Затем снова нахожу её. Чем больше мы танцуем, тем больше она мне нравится. Не «красотка», но очень симпатичная и так мило улыбается… Напоминает мою сестру, Лену. Невысокого роста, короткая стрижка. И чёртики, которые иногда прыгают в её темных глазах, тоже напоминают мне сестрёнку. Настроение, как график нагрузочной характеристики усилителя, линейно ползёт вверх.

«Цветочек» зовут Ирой. И живёт она… Вот тут «засада», я слегка огорчён: в Елгаве. От Риги до Елгавы электричка идёт минут тридцать-сорок. А в увольнении дорога каждая минута. Зато без проблем получаю её адрес и телефон. Всё-таки вечер удался! Как говорит начальник курса, майор Мячин: однозначно! Впервые за год выбрался на танцы, познакомился с симпатичной девчонкой, есть перспектива дальнейших встреч… Возвращаясь в училище, снова и снова вспоминаю, как мои руки лежат на тоненькой талии «прекрасного цветочка»…

17 марта 1984

Лена

Двери электрички с шипением закрываются. Перрон Елгавы за окном начинает свой всё ускоряющийся бег назад. До Риги почти час. Мрачно сижу на деревянной скамье, вертя в руках фуражку. Думаю о Ире. Вспоминаю наши встречи. От субботы 17 марта и до сегодняшнего воскресенья. Кажется самой судьбой устроенное знакомство на танцах в Доме офицеров. Мои хитрые вылазки на переговорный пункт, наши телефонные разговоры. Письма. Рискованные приезды в Елгаву во время увольнения. Курсантам и солдатам покидать пределы Рижского гарнизона запрещено. Пару раз чудом ухожу от патруля. Прогулки по городу. Рижский театр, «Труффальдино из Бергамo». Красные гвоздики. Для неё. Тоненькие и нежные, как она сама…

А воскресенье начиналось так прекрасно… Получил увольнительную сразу после завтрака. Вокзал, электричка, Елгава. По дороге строил планы на целый день. Может поедем вместе в Ригу? Танцы, кино? Или просто погуляем? Но вместо этого – окончательное объяснение и моя полная отставка. Оказывается, мы не подходим друг другу. У нас, оказывается, ничего не выйдет. Спрашиваю: почему? Во-первых, она меня старше, 21 год. Честно говоря, думал ей лет 18… Ну пусть даже так, мне-то уже 19! Разница невелика. Не аргумент. Во-вторых, а это уже серьёзнее: я, понимаете ли, слишком умный для неё. Неожиданно. С одной стороны – звучит лестно, с другой… Горе от ума.

Увольнение напрочь испорчено. Прошло только полдня, куда податься? Возвращаться в училище не хочу. Просто бродить по улицам? Бессмысленно… Вспомнил! Мой друг и одногруппник, Игорь Новиков, сегодня тоже в увольнении. Он рижанин. И сейчас должен быть дома. Решено – еду к нему, в девятиэтажку на улицу Желтиню. Игоря застаю в спортивном костюме, лежащим на диване. Так необычно, мы привыкли видеть друг друга только в военной форме.

– Ты чего такой мрачный?

Рассказываю о своей печали.

Игорь спокоен и полон оптимизма.

– Наплюй! – говорит он, – ей же хуже. А тебе подберём девчонку с соответствующим интеллектуальным уровнем. Кстати, в моем классе была такая, «духовно богатая» так сказать. Живёт на соседней улице. Хочешь познакомлю? Взгляни.

Открываем выпускной фотоальбом. Рассматриваю потенциальную кандидатку. Широкоскулое миловидное лицо, тёмноглазая, темноволосая, короткая стрижка. Взгляд серьёзный и умный.

– Что ж, я не против…

– Ну и отлично, – Игорь доволен, проблема разрешена, – в следующее увольнение зайдешь к ней под каким-нибудь предлогом. Ну, типа что-то передать от меня.

Мама Игоря приносит нам перекусить. Наслаждаемся домашней едой. Затем Игорь лезет на стул и снимает со шкафа огромную самодельную крепость из пластилина. Объясняет правила игры. Его монголо-татары будут оборонять крепость. Мне вести осаду немецкими рыцарями. Расставляем пластилиновые фигурки воинов. «Стреляем» по очереди, каждый от линии своих «войск». Ложимся на пол и «плюём» из медной трубки карандашом с иглой. Оцениваем попадания: убил, ранил, промазал. После трёх выстрелов можно перемещать войска. Так и коротаем оставшееся до конца увольнения время.

– Да, а как её зовут? – в какой-то момент вспоминаю я.

– Кого?

– Ну эту, твою… одноклассницу.

– А… Её зовут Лена.

7 октября 1984

Часовой

Ветер закручивает снег лёгкой позёмкой, раскачивая одинокий фонарь на столбе. Тени прыгают по дорожке, аккуратно расчищенной от снега. По обе стороны – запертые двери автомобильных боксов. Училищный автопарк. Ночь. Ни души. Наблюдаю эту картину сквозь тонкое стекло караульной вышки. Ветер посвистывает через щели. Плечо оттягивает снаряженный АКМ – автомат Калашникова, с примкнутым штык-ножом. На поясе болтаются ножны и подсумок с запасным магазином с боевыми патронами. Я часовой. Вооружён и очень опасен. Возле меня на стене большая черная кнопка. Если её прижать – включится громкоговоритель. И тогда моё «Стой, кто идёт? Стой, стрелять буду!» разнесётся по всей охраняемой территории. Но вряд ли агрессивной зарубежной военщине интересен наш скромный автопарк на Эзермалас. Поэтому с большей вероятностью я ожидаю не заокеанских диверсантов, а разводящего со сменой.

Честно говоря, караул далеко не самый худший из нарядов. Никакой грязной работы, стой себе на посту каждые два часа через четыре. А постов у нас всего-то – номер один и номер два. Номер один – декоративный, в штабе, возле знамени училища. Стоять приходится в парадной форме, все два часа на виду у дежурного. Ни пошевелиться тебе, ни присесть, ни автомат снять. Да ещё и парадные брюки мнутся, когда заправляешь их в сапоги. И лямкой автомата пачкаешь погон. Только и плюс, что в тёплом помещении. Пост номер два – автопарк. Тут никто за тобой не следит, хоть пляши, но караульная вышка не отапливается. Вот и переминаюсь с ноги на ногу по обитому железом полу. Периодически охлопываю себя варежками по бокам. Хорошо хоть на смену выходим в валенках. В сапогах ноги давно промерзли бы до костей. В углу бесформенной кучей лежит замызганный овчинный тулуп. Но чувство брезгливости пока пересиливает холод.

Кроме холода у часового есть ещё один враг – скука. Для меня, второкурсника, это уже не первый и даже не второй караул. Всё привычно, всё обычно… Но перед заступлением на пост краем уха уловил кое-что интересное. Мол, то ли курсанты-инженеры что-то сделали, то ли само так получилось, но при нажатии на кнопку громкоговорителя ловится какая-то радиоволна. Еле-еле, но слышно. Днём в автопарке шумно, а сейчас ночь, тишина, самоё время проверить. Затаив дыхание, жму кнопку, напряжённо прислушиваюсь… Ловится! Жадно вслушиваюсь в далекие голоса, пытаясь разобрать слова. А это песня или просто музыка? Где-то далеко живёт и шумит совсем другой мир. Мир, где не просыпаются в 6:50 по крику «Курс, подъем!». Где на завтрак, обед и ужин не ходят строем. Где есть красивые девушки. Где пахнет не сапогами-портянками или кислой овчиной, а как-то совсем по-другому: домом, праздником, вкусной едой.

На полу нахожу обломок спички. Вставляю в зазор, зажимая нажатую кнопку. Теперь я с музыкой! Скидываю с плеча надоевший автомат. Ставлю его в угол – штык царапает по ободранной стене. Шинель совсем не помогает, я подмерз… Поднимаю с пола тулуп, накидываю на плечи. Он длинный, до пола. Пованивает, зато тёплый. Начинаю согреваться. Сажусь на пол, спиной в угол, закутываясь поплотнее в тулуп. Отлично. До смены больше часа и я вполне могу позволить себе расслабиться в тепле под убаюкивающие звуки радио…

Просыпаюсь от ударов по металлическим опорам вышки. Вскакиваю, роняя с плеч тулуп, хватаю автомат, выглядываю наружу. Под самой вышкой стоит разводящий со сменой, а с ним… Твою ж дивизию… там начальник караула, наш командир группы, Коля Цалко! Видимо решил пройтись, проверить посты. Вот это залёт! Кубарем скатываюсь по лестнице вниз, под укоризненный взгляд командира и удивлённо-насмешливые – всей смены.

– Ну ты, бл*дь, даёшь, – говорит разводящий, – ладно, уснул, но нах*я громкую связь включил? Твой храп аж за автопарком слышно.

Вот же засада! Послушал, называется, радио… Командир молчит, не ругается, только качает головой. Уныло шагаю со сменой в караульное помещение.

– Не, ну надо же, второй курс, а уже спят на посту, совсем оборзели, – вдруг, ни к кому не обращаясь, произносит командир своим мягким белорусским говорком.

Убито молчу. Стыдно.

Зима 1985

Самоволка

Смотрю на часы, потом на патруль: два курсанта и офицер скучают у угла учебного корпуса. До конца «личного времени» чуть больше десяти минут. Ровно в 15:00 моё пребывание тут станет незаконным и патруль получит право меня задержать. Заберут военный билет, придётся в личное время маршировать на плацу. На всё училище только три телефона-автомата у входа в учебный корпус №2. После обеда бежишь занимать очередь, потом – как получится. Сегодня мне везёт: телефон освободился, а в запасе есть несколько минут. Двухкопеечная монета гремит в недрах автомата, торопливо дергаю диск. «Здравствуйте, а Лену можно? Привет, любимая, как ты там? Я тоже скучаю… Ну да, и я… Увольнение? Не знаю… Конечно, я постараюсь… Прости, мне уже… Я тоже тебя… Нет, ты первая клади…»

Тороплюсь в казарму, сопровождаемый разочарованными взглядами патруля. В голове полная сумятица. У любимой такой грустный голос… Рванул бы к ней сейчас, но как? До выходных, когда дают увольнения, ещё три дня. И не факт что отпустят. Желающих много, увольнительных вечно не хватает. Какие ещё варианты? Самоволка? Но я ж почти образцовый курсант, а это грубейшее нарушение… С другой стороны, в армии главное – не попадаться!

– Курс, на вечернюю поверку становись!

Привычно откликаюсь, когда слышу свою фамилию: я! Да, я… да, я ещё здесь… Крик дневального:

– Курс, отбой!

В казарме гаснет свет, скрипят сетки кроватей. Натягиваю спортивную форму.

– Ты куда собрался? – на меня смотрит Игорь, мой одногруппник.

– Не видишь – в самоход!

– Нах*я? – Игорь, как обычно, краток и конкретен.

– Лене плохо, я ей нужен!

– А подождать выходных?

– Нет, я нужен ей сейчас!

Незаметно выскальзываю из здания факультета. Беру курс на спортгородок. Увидит кто из офицеров – хотел потренироваться перед сном. Минуя островки фонарного света, добираюсь до мусорных баков в районе столовой. Вот она, облупленная кирпичная стена, разделяющая нас и соседнее лётное военное училище. Невысокая, без колючей проволоки. Преодолеваю её легко. Петляя по чужой территории, выбираюсь к их внешнему забору. Да, не то что наш, из серого бетона и с колючей проволокой поверх. В этом полно добротных прорех. Осторожно выглядываю в одну из них, направо-налево: никого. Раз – и на улице Эзермалас появляется одинокий бегун.

Бегу, наслаждаясь свободой, холодным воздухом и хрустом снега под лёгкими кроссовками – мы от подъема до отбоя в сапогах. Забор «лётчиков» слева от меня заканчивается. Дорога уходит вправо, это уже улица Вискалю. Ритм дыхания стараюсь держать ровным, раз-два – вдох, раз-два – выдох. Впереди ещё почти шесть километров. Перебегаю трамвайные пути. Миную широкую улицу Ленина, светофор приветливо подмигивает зелёным. Забираю правее, углубляясь в Пурвциемс. Пересекаю улицы Бикернику, Иерикю. Вижу универсам «Минск». Огибаю его слева, бегу по Ницгалес. А вот и конечная точка маршрута – пятиэтажка белого кирпича. Улица Яунрозес, дом 13. Моё счастливое число.

Звонок, в приоткрытой двери удивлённо-встревоженные лица Лены и её мамы. Успокаиваю – меня никто не увидел, никто не поймал, никто ничего не узнает. Душ, лёгкий ужин. Мы остаёмся с Леной вдвоём в её комнате. Сидим на диване, над нами на стене наша гитара. Держимся за руки. Разговариваем. Строим планы на лето: наша свадьба в конце июля. Целуемся. Ласкаем друг друга. Гасим свет. Мы не торопимся. По сравнению с прошлым разом, испуганным и путанным, сейчас всё происходит легко, как само собой. Снова и снова. И каждый раз это получается у нас по-разному. Мы словно скользим поверх усталости и времени. Окна слегка светлеют, часы напоминают – пора возвращаться. Объятия, прощальный поцелуй. Да, буду звонить… Да, я тоже тебя…

Выхожу из подъезда и пускаюсь в обратный путь. Сонные улицы пусты. Отяжелевшие ноги неохотно возвращают меня назад. Вот и наша Эзермалас. Оглядевшись, ныряю в прореху забора лётного училища. Добираюсь до стены, за которой наши мусорные баки, перелезаю. Всё, я на своей территории, считай уже не нарушитель. Через спортплощадку подбегаю к корпусу факультета. Совсем светло, скоро подъем. В окошке дежурного никого – удача! Взлетаю на свой этаж. Добираюсь до кровати, сбрасываю спортивный костюм, ныряю под одеяло. Делаю выдох и расслабляю все мышцы. Моя первая… самоволка. И почти сразу крик дневального:

– Курс, подъем!

Февраль 1985

Выборы

Утренний воскресный сон нашего курса прерывают громкие звуки баяна. Что это? Где привычный крик «Подъём»? Ах да… Сегодня необычный день. Демократия. Выборы в Верховные советы союзных республик, а ещё в Советы местных депутатов. Нам это «довели», на армейском жаргоне значит – «сообщили», пару недель назад, на очередном построении. Так что сегодня с утра всё училище идёт голосовать. Потому и подъём такой необычный, «демократический».

Казарму делит пополам широкий центральный проход, по-армейски – «взлётка». Место ежедневных утренних и вечерних построений. Но сейчас посередине «взлётки» на табурете торжественно восседает Валера Силицкий, мой одногруппник. Круглолицый и лопоухий, добродушный и неунывающий балагур из Несвижа, питающий неутолимую страсть к итальянским песням из Сан-Ремо, танцам и женскому полу. Баян в его руках выдаёт что-то бравурно-народное, время от времени сбиваясь с ритма и теряя верные ноты. Со стороны кроватей в Валеру летят матюки и мелкие предметы курсантского обихода.

За незадачливого музыканта вступается старшина курса Юра Пенкин:

– Так, а ну-ка быстро подъём! Не тянемся! Пять минут на личную гигиену и – на выборы!

– А зарядка? – интересуются со стороны кроватей.

– Никакой зарядки! Сегодня демократия.

– Строимся на улице? – снова уточняет кто-то.

– Никакого строя. Сказано же – демократия. Просто… станем все в колонну по три и пойдём.

Мы по-быстрому умываемся-одеваемся и заправляем постели, посмеиваясь над словами старшины. Грохоча сапогами по лестнице, выходим из шестиэтажки факультета. Строимся… нет, становимся группа за группой, в группах по три отделения, а значит три колонны. И направляемся в сторону клуба.

На полпути встречаем нестройную толпу пятикурсников инженерного факультета, высыпавшую из общежития. Это выпускники, без пяти минут офицеры. С уважением косимся на их нарукавные нашивки, где целых пять желтых полос. У нас таких только две. Сочувственно слушаем их раздраженные матюки. Из-за выборов парней задержали в училище. Вместо вожделенного отпуска после войсковой стажировки, им пришлось две недели тупо просидеть за кульманами в зале дипломного проектирования. Сейчас у них лишь одно жгучее желание – метнуть бюллетень в урну и бежать в общагу, а потом – в отпуск.

Над входом в клуб стандартный плакат, белые буквы на красном полотнище: «Все на выборы!». Наш строй рассыпается без всякой команды. Через клубное фойе проходим в спортивный зал учебного корпуса №1, временно оборудованный под избирательный участок.

У нас два кандидата: полковник Ильичёв Николай Михайлович, начальник кафедры марксистско-ленинской философии и генерал-майор Михайлов Виктор Михайлович, начальник училища. И выбирать будем не одного из двух, а именно двоих, обоих. Михайлов идёт в Верховный совет Латвийской ССР, а Ильичёв – в местные советы. Одномандатные округа, безальтернативные кандидаты. Выборы без выбора. Какой в этом смысл? Впрочем, особо об этом не задумываюсь, мне хватает собственных, курсантских, мыслей и забот.

Полковник Ильичёв – классный мужик, ничего не имею против. Внешность крестьянская, ну и что с того? Образованный, умный, толковый преподаватель. Фронтовик, доктор наук, профессор. Кличка «Фейербах» только подчёркивает всеобщее к нему уважение. Ходят слухи, что когда-то он переписывался с самим Жан-Поль Сартром. Естественно, на французском. Ещё говорят, что после двойки, поставленной на экзамене, он уходит на полчаса музицировать на рояле, дабы сбалансировать эмоции. В личном кабинете держит гантельки по 10 кг. А ему-то почти 60 лет!