Клятвоотступник

Мать солдата поголосила, поголосила об умершем муже и спрятала боль навсегда в своем женском сердце. После смерти супруга на вдову накатились очередные беды. В конце лета у уже безработной женщины ночью кто-то увел корову. В эту ночь в селе не досчитались пяти коров и двух быков. После исчезновения своей коровенки одинокая женщина решила вообще не обзаводиться живностью, не было никакого смысла. Селяне днем и ночью воровали друг у друга почти все и вся, что попадалось под руку. Набеги горожан на маленькую деревеньку также основательно уменьшали домашнюю живность. Мучили Антониду и старые болячки, поясница ныла денно и нощно, скручивало руки. Она пару раз съездила к врачу в Изумрудное, тот ничем не мог помочь, только разводил руками. Опять поехала в областной центр, в кооперативной забегаловке также не помогли. Врач раздел женщину до трусов и уложил на кушетку. Затем огромными ручищами начал мять и бить по позвоночнику, приговаривая при этом: «Да помоги же мне и ей, мой Боже». Деньги сорвал большие, а не вылечил. После костоправа крестьянка целый месяц пролежала в постели, лишь вставала в магазин, дабы успеть купить булку хлеба. Помощи больной женщине ни от управления совхоза, ни от односельчан никакой не было. Каждый жил уже при капитализме с советской окраской. Бывшие партноменклатурщики, они же новоиспеченные демократы в теплых кабинетах делили не только власть, но и народное достояние. Малограмотная женщина все это не только своим умом понимала, но и видела. В Изумрудном главный районный начальник отгрохал себе большой домино, в котором два десятка найденовцев могли бы спокойно уместиться. Директор совхоза, бывший учитель биологии, также не проявлял усердия и заботы о своих односельчанах. Он все время пропадал под Омином, шеф строил себе дом и дачу по европейским стандартам…

Простые люди проказы всевозможных начальников видели и не возмущались. Все было бесполезно, власть жестоко расправлялась с инакомыслящими. Пытался бороться с несправедливостью пенсионер Федор Макеев, раньше он работал в совхозе бухгалтером. Со своими жалобами старик дошел до районного начальства. Там его выслушали, обещали все поправить. Обещали, но ничего не сделали. Зато сам «справедливец» жестоко пострадал. Жалкую пенсию мужчине вообще урезали, ссылаясь на то, что в районе раньше ему неправильно произвели расчеты. Мало этого. Если всем деревенским пенсионерам, хоть и с большими задержками, почтальон пенсию приносил, то дом бывшего бухгалтера баба Шура обходила стороной. Директор совхоза строго-настрого запретил старухе приносить ему деньги. Макеев вынужден был ездить за своей крошечной пенсией в район, довольно часто возвращался ни с чем. Терпение борца за правду в конце концов лопнуло, и он уехал в соседний Казахстан, там жил его старший сын…

Содержание письма от матери солдат «перемалывал» в голове несколько раз и каждый раз приходил к неутешительному выводу. Матери без пропавшего отца жилось очень тяжело. Он также прекрасно понимал, что она еще могла многое плохое из своей жизни от сына и утаить. Это делали почти все родители всегда и везде, дабы не расстраивать своих чад многочисленными проблемами. Сейчас молодого человека душила обида, что за все время службы он по-настоящему и не вспоминал о матери, не оказывался на ее месте. Александр, будучи мальчишкой, никогда не вникал в заботы и проблемы своих родителей. На семейном столе был кусок хлеба, молоко и картошка. Это было основным и постоянным блюдом для всех и каждого. В доме каких-либо диковинных продуктов питания по причине отсутствия денег не было, но и голодным никто не ходил.

Александр, сын Антониды Кузнецовой в армии также не голодал. К солдатскому рациону, который в основном состоял из каши и рыбы, он привык мгновенно. После того, как верзила распрощался с «салагой», он питался куда лучше, чем раньше. Довольно часто на его столе лежала «добавка», в составе которой был сахар, масло или другие деликатесы очень скудного солдатского меню. Одно он твердо знал, что ни его очередное «звание», ни этот доппаек воинскими уставами Советской Армии не предусматривался. Кто все это положил и почему, сибиряк не вникал. Перед ним почти все заискивали, включая и хлебореза. Его также никто не «кантовал». С ним за ручку здоровался командир батальона майор Сиволапов. Офицер гордился, что именно в его батальоне служит лучший боксер дивизии в тяжелом весе и поэтому каждое утро интересовался настроением местной знаменитости. Сам же чемпион побежденному после того злополучного поединка руку не протягивал. Александр сразу же заметил безразличное отношение капитана Макарова к себе. Чем это было вызвано, какая кошка пробежала между ними, подчиненный все так и не мог понять…

За своими размышлениями солдат не заметил, как быстро пролетело время. Кузнецов посмотрел на часы и тяжело вздохнул, на «жор» он уже опоздал. Возникшее чувство голода в какой-то мере скрашивала хорошая погода, над леском стояло почти летнее солнце. Лежащему на траве было тепло и уютно, от удовольствия он даже немного прикорнул. Проснулся солдат от неожиданного шума и грохота. Открыв глаза, он увидел перед собою два десятка солдат с лопатами и носилками. На его глазах они начали убирать кучи хлама и мусора, которые были в лесу и вокруг него. Александр, недолго думая, быстро встал и оделся. Затем взял письмо от матери и положил его во внутренний карман куртки. Куда идти для него было все равно и поэтому он неспеша направился в сторону дороги, которая находилась в десятке шагов от леса. Свежий воздух, природная идиллия вновь погружали Александра в жизненные размышления. Причиной этому, скорее всего, было письмо матери. Каких-либо философских мыслей в голове солдата не было. Да они ему и не были нужны. Он очень переживал за свою мать, которая жила в нескольких тысячах километров от него, в глухой сибирской деревне. Сыну, неспеша идущему по дороге, сейчас хотелось все бросить и идти пешком через леса и через реки к своей матери, которую он совсем недавно довольно частенько обижал. Обижал напрасно. Размышления об отце, о ком практически мать ничего не сообщала, и вовсе расстроили молодого парня. Он не удержался и горько заплакал. Идущему не верилось в то, что его отец где-то может погибнуть. Каких-либо грехов ни его отец, ни его мать, да и он сам перед Богом не имели. А то, что отец частенько выпивал, его сильно не тревожило. В Найденовке почти все выпивали, не исключением этому было подавляющее большинство жителей огромной страны. Не гнушались спиртным и офицеры Советской Армии, да и местные немцы…

На обочине дороги путник увидел указатель, до немецкой деревни Кронштадт оставалось три километра. Неподалеку от указателя военнослужащий решил отдохнуть и присел на траву. Мимо сидящего то и дело проносились автомашины, кое-кто из водителей сигналил или что-то кричал. На все эти помехи Кузнецов не реагировал, ему сейчас было не до людей, не до их проблем, больших или малых. Солнце и ходьба основательно «распарили» парня, он снял пилотку и прилег. На какое-то время поток машин приостановился. Неожиданно наступила тишина, убийственная тишина. Солдат даже слышал стук своего сердца. Он невольно встал и посмотрел вокруг. Убранные поля, небольшие лески, фруктовые посадки вдоль дороги располагали к жизни, к жизни человеческой. Кузнецов опять заплакал. Он даже и сам не понимал того, почему у него выступили слезы. Только в своей душе молодой человек осознавал, что сегодня, а может и завтра он покинет эту страну, покинет навсегда. Александр, как ему сейчас казалось, с этой страной даже по-настоящему подружился, хоть эта дружба была только на расстоянии, в большой степени через бетонную стенку, через колючую проволоку.

Кронштадт представлял собою небольшое селение, в котором насчитывалось два десятка домов, может даже и меньше. Воин-интернационалист отважился пройтись по главной улице деревни, страх на этот раз для самовольщика ушел на задний план. Раньше солдату одному не приходилось прогуливаться по немецким селениям, не было возможности. Сейчас же он прекрасно знал, что это его последнее посещение немецкой деревни, как таковой. Поэтому Александр старался очень внимательно разглядывать все то, что «попадалось» ему на пути следования. Верзила шел по улице очень медленно и также неспеша озирался по сторонам. Ему все здесь очень нравилось: ухоженные дома, зеленые газоны, небольшой пивной бар, расположеный перед тремя мощными каштанами. Привлекал своим видом и магазинчик, который буквально «примостился» у деревянного моста, перекинутого через широкий ручей. Осмотр достопримечательностей продолжался минут тридцать, не больше.

На окраине деревни Кузнецов неожиданно наткнулся на кладбище, оно тянулось тонкой лентой в сторону небольшого, но очень густого леса. Наказ матери найти могилу своего прадеда на территории Германии буквально «просверлил» мозг и душу молодого человека. Александр доселе ни разу не был на немецком кладбище и это также подогревало его интерес. Перед самым входом он невольно остановился и оцепенел. То, что он увидел в прямом смысле напоминало по-райски ухоженный кусочек земли, на котором ровными рядами располагались небольшие могилки, погруженные в сказочное обилие цветов. Эти цветы находились в небольших красочных горшочках. Ряды могил отделялись между собою зелеными газонами, что придавало кладбищу вид божественного музея или напоминало совсем что-то другое, что пришелец в своей жизни никогда не мог даже представить.

Быстро шмыгнув под зеленую арку, которая была своеобразными воротами, солдат очутился на асфальтированной дорожке. Через пару метров он вновь остановился и замер. Идеальная чистота и тишина, царящие на кладбище, его ошеломили. Вошедший, не то от страха, не то от чего-то другого, невольно снял свой «картуз» и стал пятиться назад. Сейчас его телом управляла ни его голова, даже ни его физическая сила, а нечто другое, которое, как Александру казалось, пришло из неземного мира, мира духовного, справедливого мира. И это непонятное вынуждало молодого человека двигаться все дальше и дальше, пока он не оказался за пределами кладбища. Кузнецов невольно опустил голову вниз и ужаснулся от «чистоты» своей обуви. Юноша стал руками очищать сапоги, на подошвах которых были остатки грязи и зеленой растительности. Все это он нацеплял сегодня за время своих лесных и дорожных путешествий. Сейчас ему за свою грязную обувь было даже стыдно. Он все еще не мог понять, как умудрился с такими грязными армейскими сапогами войти на территорию кладбища. От этих мыслей солдат покраснел, толику совести «добавила» и посетительница кладбища. Седая немка, миновав арку, почему-то испуганно смотрела на мощного и высокого молодого человека в военной форме, и отчаянно крестилась. Верзила невольно съежился, затем разогнулся. След старухи уже простыл…

Минут через пять Кузнецов успокоился и вошел на территорию кладбища, затем принялся очень внимательно рассматривать могильные обелиски и надгробные камни. Имена умерших были написаны на немецком языке. На некоторых надгробьях было несколько фамилий, здесь обрели вечный покой семьи или представители многих поколений. Посетитель в военной форме, к своему сожалению, могилы советских людей не нашел, пока не вышел на окраину кладбища. В самом его углу он увидел две небольшие надгробные плиты светло-красного цвета, в центре каждой были высечены пятиконечные звезды. Солдат мгновенно ринулся к захоронениям и остановился, словно вкопанный. На каждой плите были высечены две одинаковые фамилии на русском языке «Красносельский», фамилии были без инициалов. Под каждой фамилией стояли одинаковые даты рождения и смерти «1922-1944 гг.». Александр медленно опустился на колени и осторожно прикоснулся рукой к мраморной плите. Он терялся в догадках в появлении двух мужчин с русскими фамилиями на территории этого кладбища, да и в этой стране. Ответа на свои вопросы молодой человек не находил.

Только к вечеру солдат покинул немецкое кладбище, покидал с благодарностью и с сожалением. Он благодарил местных немцев, что они через целых полвека после окончания войны не только сохранили две могилки, но и бережно за ними ухаживали. Сожалел о том, что ему пока не удалось найти могилу своего прадеда. Молодая чета Кузнецовых нарекла своего единственного сына Александром, в честь прадеда, который остался навечно лежать в чужой земле. Желание у Кузнецова-старшего найти могилу своего предка возникало неоднократно, но увы… Николай его не мог осуществить. Денег для поездки не было, да и власти не разрешали…Тот же, кто держал путь в советский военный городок, имя своего прадеда знал, отчество почему-то сейчас не мог вспомнить… Санька гордился своим тезкой и нередко писал о нем в своих школьных сочинениях. Учительница с большой радостью зачитывала перед классом содержание коротеньких рассказов своего подопечного, затем подходила к юному автору и крепко его обнимала. Со слезами на глазах благодарила школьника за то, что его прадед сделал все возможное для лучшей жизни советских людей и для всех трудящихся планеты. От этих воспоминаний у самовольщика появились слезы, слезы радости и надежды. Он нисколько не сомневался, что непременно найдет своего прадеда и положит букет цветов к подножью могилы освободителя Европы. В том, что поиск будет трудным и долгим, Александра это не пугало…

На немецкой земле находилось 837 братских и одиночных воинских захоронений и военных кладбищ. Здесь нашли покой почти 500 тысяч советских солдат и офицеров, павших в битве с фашизмом.

Посещение немецкого кладбища и возникшее желание во что бы то ни стало найти могилу родственника заставило солдата обратиться к командиру роты. Замполит все отсутствовал по причине своей болезни. Капитан Макаров идею подчиненного принял довольно настороженно и без всякого энтузиазма. Поиск могилы прадеда офицер считал бессмысленным занятием, сейчас солдату просто-напросто было не до этого.

– Кузнецов, ты вот меня внимательно послушай, – спокойно произнес ротный. – У меня, да и у тебя, сейчас для этого нет времени… Мы можем часть покинуть сегодня вечером, а может и через месяц… Никто ничего не знает. Я думаю и то, что сами верхи толком время вывода еще не определили… Да и зачем тебе все это? Вот через год приезжай сюда туристом и ходи сколько тебе заблагорассудится…

Не получив поддержки в таком благородном деле от капитана Макарова, Александр решил сам действовать более активно и настойчиво. На следующий день он, переодевшись в спортивный костюм, легко перепрыгнул через забор и сразу же оказался в городе. Парк, в котором находилась братская могила советских воинов, солдат нашел сразу. Кузнецов, надеясь увидеть знакомую фамилию, с замиранием сердца приближался к большому обелиску. Разочарование наступило буквально через минуту, когда он стремительно пробежал глазами по большому перечню фамилий, высеченных на мемориальной доске. Кузнецовых здесь не было…

Прошла еще неделя. Боксер, как и подавляющая часть солдат, в основе своей мало чем реагировал на происходящее в полку. Покупать машины или какие-то тряпки у солдата не было денег. Покупки делали офицеры и прапорщики со своими семьями. Вместе с тем, он не мог не заметить, что многие солдаты, в первую очередь, старослужащие, днем куда-то исчезали, потом опять появлялись. Из казармы кое-кто исчезал и ночью. Кузнецов решил сильнее «навострить» уши к тому, что происходило в их роте, да и во всем полку. Уже через день он пришел к однозначному выводу. Солдаты продают немцам все, что попадается под руку. «Королями» в этом направлении были автомобилисты и те, кто каким-либо образом был связан с бензином, боеприпасами, с солдатскими тряпками и провиантом.

Вникнуть и «пощупать» армейский рынок местного значения Кузнецову помог рядовой Исхаков, который совсем недавно получил от верзилы настоящий «пендель». После торжественного собрания, посвященного Дню Конституции, кое-кто из солдат ринулся в кафе. Захотелось выпить что-то сладкое и Александру. Немецкий лимонад сибиряку не очень нравился и поэтому он бутылку цедил довольно долго. К столику подсел Исхаков и без всяких обиняков произнес:

– Кузнец, бери у меня пирожное, не стесняйся… Я, как видишь, целых пять штук купил… Мне хватит… Угощайся…

Верзила не стал себя много упрашивать. Пирожное он только один раз за все время службы покупал. Солдат из своих пятнадцати марок немного откладывал, собирался купить матери покрывало на кровать…

После кафе по инициативе Исхакова двое молодых ребят перемахнули через проволочные ограждения и через минут пять оказались возле небольшого домика. Это был гаштедт. В этом Кузнецов убедился сразу, как только подошел к дому. Над входом в помещение висела тонкая вывеска из стекла с подсветкой, на которой была нарисована большая кружка пива. Солдаты вошли вовнутрь. Исхаков на правах гида взял великана за руку и стремительно повел его в самый угол, где стоял небольшой столик. Затем гид куда-то исчез. Кузнецову ничего не оставалось делать, как покорно сидеть и созерцать вокруг себя. На потолке и на стенах небольшого помещения были нарисованы картины из охоты. На его столе был также изображен волк, который гнался за зайцем. Минут через пять появился Исхаков с двумя большими бокалами пива. Из кармана солдат вытащил пачку сигарет и две жевательные резинки.

Увидев удивленный взгляд сослуживца, казах произнес:

– Ну ты, земеля, и даешь… Я вижу, что ты служишь как исправный коммунист и комсомолец… Хотя и те, и другие пьют и трахают баб… А мы чем этих причиндалов хуже?

Кузнецов на высказывания своего однополчанина никак не прореагировал. Он не мог понять того, откуда простой стрелок-автоматчик мог взять столько денег на пиво и на все остальное. В охотничьем гаштедте он также чувствовал себя своим человеком. Два часа в пивном кабаке для молодых ребят пролетели незаметно. Кузнецов впервые в своей жизни выкурил сигарету иностранного производства, до этого он иногда баловался родными. От импорта парня немного подташнивало. Да и пиво оказалось с большим градусом. От него сразу же ударило в голову. Сибиряк, сидя за столом, и сам не мог понять того, как два литра прохладной жидкости оказались в его желудке. За все время пребывания ребята только пару раз посетили туалет, который по чистоте и по запаху разительно отличался от общего туалета в казарме. Во время разговора самовольщики довольно часто бросали взгляд в сторону столиков, за которыми сидели местные немцы. Они не могли ни заметить молодой и стройной блондинки. Немка сидела от них через пару столиков и довольно часто бросала взгляд на русских солдат, которые о чем-то болтали на своем языке. В том, что именно Кузнецов ей был симпатичен, Александр почему-то не сомневался. B этом он убедился после того, как девушка с длинными белыми волосами подошла к ресторанной стойке и стала что-то шептать официанту на ухо. Мужчина подошел к ним через некоторое время и поставил на стол два маленьких бокала пива. Александр вопросительно посмотрел на улыбающегося немца, затем перевел взгляд на своего сослуживца. Исхаков заплетающимся голосом прокартавил:

– Мой земеля, ты даже не представлешь того, что кто-то из местных немок в нас влюбился… Это же очень хорошо…

Кузнецов молниеносно поднял голову и окинул взглядом столик, за котором только что сидела молодая особа. Блондинки уже не было…

Разговор в пивнушке для боксера оказался и на этот раз очень поучительным. Он находил много общего в мыслях и в поведении прапорщика Чернова, и старослужащего рядового Исхакова. Дембель не терял времени попусту в ожидании эшелона погрузки. Через местных немцев он продавал буквально все, что попадало под его руку, кое-что перепродавал и от своих земляков. Хорст, так звали официанта, служил хорошим посредником. Через него в пивнушке немцы покупали форму, куртки, всевозможные знаки отличия офицеров и солдат Советской Армии. Здесь же продавали штучные продукты питания, включая ракетницы и патроны. Нарасхват шел и бензин, который советские военнослужащие приносили в канистрах, продавали здесь или назначали покупателям другие места встреч. Рассчет производился как деньгами, так и спиртным…

Сослуживец Александра за пивом вообще разоткровенничался и рассказал все, чем была богата фантазия армейских «стариков» на поприще торговли. Именно от новоиспеченного друга Кузнецов узнал о том, что три года назад из Ленинской комнаты второй роты был украден бюст Ленина и сняты со стены все портреты Политбюро ЦК КПСС. Ротный замполит чуть было от этого инфаркт не получил. Молодого лейтенанта по случаю неординарной ситуации замполит части несколько раз «тягал» к себе на ковер, надеясь на то, что офицеру в конце концов удастся поймать «рыбку», которая так сильно напакостила. Попытки всевозможных начальников найти следы исчезновения партийных реликвий были безуспешны, хотя многие солдаты в роте, да и в батальоне, знали, кто это сделал. Узбек Тошбаев продал «святое» за три ящика пива довольно старому немцу, который прибыл на стареньком «Москвиче» прямо к контрольно-пропускному пункту мотострелкового полка.

Наплевательское отношение к службе у большинства офицеров, которое занималось вполне законной барахолкой, негативно отражалось на морально-политическом состоянии и боевой подготовке части. Солдаты были предоставлены каждый сам себе, то есть действовали по личному плану. Боевой подготовки, как таковой, не было. Кое-кто из командиров подразделений, особенно тогда, когда очередной миф о завтрашнем выводе войск рассеивался, выводил своих подчиненных на строевую подготовку или садил на политические занятия. Наличие свободного времени было еще обусловлено и тем, что немецкие власти признали казармы русских не пригодными для дальнейшей эксплуатации.

Рядового Кузнецова такой армейский «балаган» вполне устраивал, основным местом его службы стала кровать и столовая. Заниматься боксом он перестал, махать кулаками и потеть не было никакого желания. Боксерские перчатки спортивного авторитета лежали и покрывались пылью в ротной каптерке в шкафу вместе с парадной формой, которую он одевал во время великих гражданских и армейских праздников. И то не всегда. К своему ранее излюбленному снаряду – самодельной груше, которая находилась на чердаке казармы, солдат соизволил подняться только через три месяца, как возвернулся после «болезни» в часть. Александр решил «постучать кулаками» по собственному желанию, лежка в кровати ему уже прилично надоела.

Визит на чердак превзошел все ожидания сибиряка. Открыв дверь, которая почему-то была без мощного засова, боксер чуть было не задохнулся от довольно неприятного запаха, который уверенно «дрейфовал» под черепичной крышей. Весь чердак, разделенный на две части перегородкой из маскировочной сети зеленого цвета, был захламлен. Особенно было грязно в «столярном» отделении, где обычно ротные плотники выполняли всевозможные заказы офицеров и прапорщиков. По всему полу валялись куски пресс-картона, из него делались ящики для домашнего скарба заменяющихся или для вновь приезжающих. И сейчас около десятка ящиков были аккуратно сложены друг на друга вдоль стены и ждали своих заказчиков. В самом дальнем углу неподалеку от ящиков мирно покоилась большая куча всевозможного мусора и хлама. В противоположном углу были навалены пустые бутылки, дозы и банки из-под пива, водки и продуктов питания. Здесь же военнослужащий увидел несколько консервных банок с окурками. Многие из бычков каким-то образом умудрялись «висеть» даже на досках, на которых лежала черепица…

Пришелец, приподняв рукой маскировочную сеть, решил осмотреть вторую часть чердака. В углу, где когда-то он занимался боксом, было относительно чисто. Кузнецов этой чистоте очень обрадовался и быстро подошел к самодельной груше. Пару раз сильно стукнул ее кулаком. Внезапно до него донеслись чьи-то голоса. Александр повернул голову и увидел в самом конце чердака около десятка солдат. Они сидели за большим столом и о чем-то оживленно разговаривали. Верзила улыбнулся и направился к ним, затем громко поприветствовал сидящих и машинально взглянул на стол. Военнослужащие кушали шашлык и пили пиво. В метрах трех от стола стояла самодельная шашлычная, на шампурах которой жарились большие куски мяса. Дым от жаровни выходил через разбитое окно крыши. Запах поджаренного мяса приятно щекотал нос, верзила невольно проглотил слюну. Попытку Александра выразить свое удивление приличным «хавчиком» далеко не цивилизованным языком, прервал знакомый голос Исхакова. Тот при появлении местной знаменитости быстро встал из-за стола и также быстро пошел ей навстречу. При этом, он, словно из пулемета, тараторил:

– Господа, товарищи, воины… Это наш человек, это мой товарищ и друг, хороший земляк… Наш Кузнец очень хороший человек, очень…

Кузнецов на сладостные словопрения в свой адрес никак не реагировал. Он молчал и смело следовал за дембелем, который искал место за столом для своего друга. Специфический запах шашлыка вперемежку с запахом лука вызывал у Александра жуткий голод. Он, с большим трудом сдерживая настоящие «потоки» слюны, с жадностью вцепился зубами в мягкий кусок говядины и через несколько мгновений с неописуемым наслаждением его проглотил. Попойка дембелей продолжалась до самой ночи, пили на всю катушку. Те, кто был на чердаке прекрасно знали, что сегодня на вечерней поверке будет старшина роты. Прапорщик Назаров приходил в подразделение довольно часто и сам под «газом», особенно в последнее время. Начальник по известным всем причинам не мог определить, кто в роте пил или не пил спиртное. И сегодня во время вечернего построения из подчиненных никто не шатался, не было и других каких-либо эксцессов. Информацию дежурного по роте, что на чердаке пятеро солдат выполняют спецзаказ заместителя командира полка, прапорщик принял к личному сведению. Добротные ящики из толстого пресс-картона, который был уворован у немцев, нужны были и подполковнику. Первая мотострелковая рота в составе мощной группировки советских войск продолжала с честью выполнять свой интернациональный долг…