Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 3

Вот что писал о фронтовом опыте в целом В.Г. Рязанов: «Корпус закончил войну, именуясь: 1-й гвардейский штурмовой авиационный Кировоградско-Берлинский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова корпус. Я, по совокупности за Сандомирскую и Берлинскую операции был награжден второй медалью “Золотая Звезда”, получив звание дважды Героя Советского Союза.

В результате активного участия, как в перечисленных операциях, так и во многих других, мною приобретен значительный опыт в следующих областях: 1. Организация взаимодействия авиации с наземными войсками, в особенности, с подвижными соединениями (танки, механизированные войска), введенными в прорыв, и при действиях подвижных соединений в оперативной глубине, с учетом всех особенностей работы авиации в этих случаях: значимость авиационной разведки, аэродромный маневр и т.д. 2. Управление боевыми действиями авиации на поле боя: ясна как сама организация этого управления, из каких людей и средств должен состоять КП, когда один КП, когда несколько, какой из них главный, какой вспомогательный. 3. Массированные действий авиации: их преимущество, в каких случаях, как применять: сосредоточенно или эшелонированно. Организация массированных действий: взлет, сбор, полет к цели, построение боевых порядков и работа над целью, уход от цели, возвращение и посадка больших групп на аэродромах. 4. Действия по аэродромам противника, разведка аэродромов, выбор времени удара, организация взаимодействия при налете на аэродромы противника разных видов авиации: бомбардировщики, штурмовики, истребители. Конечно, было бы хорошо, если бы была возможность здесь этот опыт систематизировать, обменяться с другими. Тогда, может быть, можно было бы из этого опыта делать какие-то выводы. Для этого нужно иметь определенные условия, которых сейчас я не имею, так как по характеру работы, которую я сейчас веду, я не имею возможности сесть и разрабатывать все эти материалы. Приходится только в отдельных случаях, при обучении своих войск, иллюстрировать те или иные положения примерами, которые еще пока не улетучились из памяти. Командующий 14 воздушной армией гвардии генерал-лейтенант авиации /Рязанов/ 12 июля 1947 г.».

Немного дополню от себя. Первый и второй пункты – взаимодействие с наземными войсками и управление боевыми действиями авиации на поле боя – Рязанов объединял. Радиоуправление на поле боя в штурмовой авиации проводилось им совместно с объединением своего КП с КП наземных войск. Это существенно повышало оперативность. Успех операции определяется стремительностью маневра. Авиация повышает темпы движения, меняет его направление вызывает внезапность. Увеличить темпы работы авиации чрезвычайно важно. Это и достигалось совмещением КП и оперативным управлением. И сказывалось на эффективности и успешности всей операции. Как в управлении присутствовала иерархия: Рязанов управлял действиями летчика, управляющего самолетом, так и в повышении темпов, которыми достигалось важнейшее из преимуществ, необходимых для победы в сражении – быть сильнее в данной точке и в данный момент – Рязанов тоже строил иерархию: повышал те темпы, которыми обладала авиация, из-за скорости самолетов. Темпы темпов наращивались управлением и совмещением КП: то, что оказывалось в это время нужным танкистам или пехотинцам, делалось незамедлительно. Важной была синергетика: единство намерений и действий наземных и воздушных сил.

Рязанов командовал разведкой в финской войне. И все время Великой Отечественной уделял много внимания такой важной вещи, необходимой, как для авиации, так и для наземных войск. Стрелы на картах – это подтягивание резервов к точке прорыва для того, чтобы окружить и разгромить наступающие части. Пилоты-разведчики сверху видели общую картину: откуда и куда подтягиваются резервы, где уже сосредоточены танки, пехота и артиллерия. Они по радио докладывали Рязанову, он сообщал, например, Ротмистрову, и сам посылал группы штурмовиков для ударов по угрожающим участкам. Опять оперативно, своевременно, с выигрышем темпа и времени. Разведчик еще в воздухе, а к разведанному им району уже летят посланные Рязановым группы с нужным снаряжением для этого удара. Он растил, искал и воспитывал разведчиков, разрабатывал методы проведения разведок.

Взаимодействие штурмовиков с истребителями, еще в 42-м в МАГ Рязанов много над этим работал, затем плодотворно сотрудничал с Подгорным, Утиным, еще раньше с В. Сталиным, с бомбардировщиками – он сотрудничал и дружил с Полбиным, с танками, он много работал с Ротмистровым, Рыбалко, Лелюшенко, Катуковым, они были очень довольны совместной работой, с артиллеристами, с конницей, с пехотинцами. Жадов, Рыбалко и другие командиры очень хвалили работу Рязанова и его летчиков. Конев уже после войны в своих мемуарах подтверждал такие положительные отзывы.

Тактика и оперативное искусство действий штурмовиков Ил-2, их боевое применение, снабжение, воспитание и обучение пилотов штурмовиков, активное применение авиации именно в той точке, где создавалось преимущество. Централизованное управление действиями корпуса, Рязанов многое замыкал на себя, создавая гибкость использования штурмовиков в нужном месте и в нужное время в условиях внезапной и быстро меняющейся обстановки. Было у него такое свойство мгновенной и верной реакции.

Смотришь сейчас военные фотографии и думаешь: были ведь и поколение победителей, и когорта победивших. Как Сталин сказал Рязанову в 1942-м: – Оправдайте доверие Родины. Кто оправдает – того Родина не забудет. И наградили оправдавших, не забыли. Кого-то, как Рязанова, двумя Звездами Героя, кого-то маршальскими званиями, кого-то еще как-то. Но все бренно в этом мире.

Чем глубже я вникаю в эти вопросы, тем значительнее, величественнее они мне кажутся. Нет уже структуры советской военной боевой авиации. А тогда она была и живой наукой, и грозной силой. Ей отдавалось столько энергии! Какой энтузиазм и воодушевление она вызывала! Какие страсти кипели! Она перестала существовать, как только закончились бои – ее подпитка, когда закончилась ее боевая работа. Остались только воспоминания. Ведь все имеет конечное время жизни. Структура же эта была уникальной, неповторимой, невосстанавливающейся, как и все, впрочем, в этом мире. Разрушилась она, эта структура, не под влиянием алкоголя, троцкистской идеологии или других причин, а в силу неизбежных законов природы. Система разрушается, если не поддерживаются условия ее существования. Растаяло это братство, как облачко в небе, их любимой обители. Но она, эта структура, ее ментальность, дух, душа, живет в таких фильмах, как «В бой идут одни «старики»», в книгах, в душах умерших и погибших пилотов и командиров, в крови и в генах их детей и внуков, в форумах интернета, в надгробных памятниках, в стихах и песнях, воспоминаниях ветеранов, трудах историков и исследователей, документальных фильмах и кинохронике, фотографиях, архивных материалах, в компьютерных играх, и во многом другом, что непросто убить. Родилась новая ее жизнь. Разнообразная и интересная. Дай Бог другим сообществам такой доброй и долгой памяти. Заслужили!

Сейчас можно только вслед за Василием Георгиевичем сокрушаться, что он не успел, точнее, условия не позволили ему оставить обобщение своего богатейшего опыта. Послевоенные годы оказались напряженными, – гонка вооружений. Не было времени для раздумий, обобщений и воспоминаний. Требовалась повседневная работа для решения насущных задач. Смерть, к несчастью, отсекла откладываемые на потом возможности. Приходится восстанавливать события по бумагам и словам современников.

Были и концерты, и банкеты после победы. Но они не снимали напряжение, расслабиться все равно не удавалось. Бывая в Москве, Рязанов ходил по театрам, концертам. Хорошо был знаком с А. Тарасовой, дружил с артистами. Георгий вспоминал, как они с отцом были у Пронина и Тарасовой в гостях, как ходили на ее спектакли. Сам Василий Георгиевич был человеком деятельным, энергичным. Читал книги, интересовался мировой политикой, внутренними делами. Но ситуация в послевоенной авиации ему не нравилась. Он почти открыто конфликтовал со ставшим в 46–м году Главкомом ВВС Вершининым и с Жигаревым – Главкомом с 49-го года. Гора рассказывал мне, что кому-то из них, – он не помнит, кому, – он не подал руки, встречая его на аэродроме. Тот протягивает руку, а Рязанов демонстративно закладывает руки за спину. С начальством он не боялся спорить. Когда же ему предлагали равносильные должности, он наотрез отказывался, говоря: через месяц посадят. Пост и так у него был высоким. Еще в 40-м году он фактически исполнял обязанности начальника Монинской академии. Формальный начальник был в Москве (его, генерала Арженухина, арестовали в 41-м), а он, начальник учебной части, решал все вопросы на месте. Он постоянно следил за всем, что делалось в мировой авиации, стремясь к тому, чтобы наша авиация не отставала. Он живо интересовался техническими новинками и, например, обижался на то, что американские аэрокобры, с мощными пушками, стреляющими через винт, не доходили до корпуса. Ему не нравилось администрирование, которым он был вынужден заниматься. Он любил летать, и был недоволен бюрократической атмосферой, сложившейся к году пятидесятому. Дошло до того, что, как мне говорил Гора, он незадолго до смерти решил уйти из армии, договаривался о том, чтобы работать лесничим в Брянских лесах. Недаром земляки вспоминали его слова: брошу все, поселюсь в Козине или Васильсурске.

Гора вспоминал, что его повсюду сопровождали два его пилота, два шофера, адъютант и денщик Гриша Тур, поэт, член союза писателей Украины. Были, конечно, и приятели, еще из Свердловского университета, генералы. С ними он ездил на охоту, ходили друг к другу в гости. Самого Василия Георгиевича иногда охватывала какая-то горячка. Он стремился разом переделать все дела, нервничал, если что-то его тормозило.

Рязанов был тружеником, пахарем, добросовестным, человеком чести, человеком слова, человеком долга. Он был стойким, великодушным, обладал душевным мужеством, высокими свойствами души. Он стремился как можно лучше и до конца сделать порученное ему дело. Были ли у него собственные идеи, скажем, по лучшему обустройству общества? Возможно, и были. Но в то время обнародование такого рода идей, даже и в марксистском русле, было опасным. Уклонизм, ревизионизм и прочие «измы» влекли за собой лишение свободы и жизни. Да и как обнародовать? В «Красной звезде» не напечатают. Листовки расклеивать? Поэтому Рязанов эти идеи, если они и были, не объявлял. Можно считать, что не было. Да и занятия политикой его, видимо, привлекали меньше конкретных дел. Такими же тружениками, работая напряженно и постоянно не за страх, а за совесть, были и Н.П. Каманин и М.П. Одинцов и многие, многие другие. Чтобы возвысить страну, молодежь должна подражать таким людям.

Участвовал ли он в планировании и разработке стратегических военных операций? В авиационной их части, видимо, да. Не всех и не всегда. Но Конев, скорее всего, советовался с ним, смогут ли там или при таких-то обстоятельствах помочь штурмовики, не говоря о воздушной разведке перед операциями. Еще в 1941-м году, когда он был заместителем командующего авиацией 5-й армии, ему по должности было положено участвовать в разработке авиационных операций армии. 5-я армия, как и ее авиация, сражались достойно. На Калининском фронте он и дискутирует, и сотрудничает с М.М. Громовым, командующим 3-й ВА. Обсуждают они и операции авиации в поддержке пехоты, в блокировании действий врага. С Лелюшенко он выдвигает принятые Ставкой предложения по Пражской операции. Так же и других своих сражениях, исключая, наверное, Курскую и Сталинградскую битвы, планы которых были продуманы ограниченным кругом лиц на самом верху. Да и на своей должности элементов творчества было много. Служить офицером – занятие, постоянно требующее поиска новых путей. Даже в полках постоянно возникали проблемы, требующие нестандартного подхода. Еще больше их было на уровне дивизий и корпусов. Крайнюков писал: «В боевой обстановке очень многое значит умение командира творчески решать поставленные задачи. Этим качеством отличалось большинство наших офицеров и генералов». Да и оперативное господство в воздухе тесно связано со стратегическим.

Василий Георгиевич был настоящим боевым генералом. Он прошел всю войну от начала и до конца, всю череду сражений и передышек, отступлений и наступлений, окружений, прорывов обороны, преследований противника и отражений контрударов, весь этот каждодневный, кропотливый, нелегкий и въедливый труд войны. Были у него и боевые вылеты. Причем, в самое тяжелое время, в начале войны, когда немецкая авиация господствовала в воздухе, а Звезду Героя давали за десять штурмовок. В самых значительных сражениях он активно участвовал. И в трагических, как под Киевом в 41-м или под Харьковом в 42-м, и в победных, как Курская битва, битва за Днепр, Корсунь-Шевченковская, Львовско-Сандомирская, Берлинская операции и многие другие. Но главное его достоинство, за что его помнят много лет после смерти, за что чтут, ценят и любят, – это его глубочайшая порядочность, честность. Так, он никогда никого из знакомых, близких, всех, с кем он как-то был связан, не оставлял, помогал, чем мог. Первая жена – отдельная статья. Он не мог поступить иначе. Любовь окольцевала его неразрывным кругом. Всех своих фронтовых друзей: Полбина, Утина, Подгорного, Родимцева, Катукова, Ротмистрова, Рыбалко, Конева, Жадова, Лелюшенко, Красовского, Горюнова, Степичева, Агальцова, Баранчука, Пошивальникова, Степанова, Одинцова, Бегельдинова, Нестеренко, и многих других он помнил до конца своих дней. Он не боялся говорить нелицеприятные, но честные вещи начальству, борясь за правду. Социализм привлекал его тоже честностью, социальной справедливостью.

И.Л. Солоневич писал: “В великих столкновениях великих народов побеждает не “геройство” – побеждает выносливость. Героические моменты этой борьбы потом используются в качестве наглядных и воодушевляющих символов”. В Великой Отечественной войне победила выносливость нашего народа, его солдат и командиров. И в качестве наглядных и воодушевляющих символов были Звезды Героев. Почему Рязанова выбрали символом? Очень хорошо понимали важность правильных решений, более значимых, чем «геройские» действия. Рязанов же отличался именно верным мышлением, смелостью решений. Ученые получали тогда крупные награды. Хотя и ответственность, и наказания за ошибки были немалыми. Ценились офицерское звание, честь офицера. Рязанов выговаривал Бегельдинова: – Ты помнишь, как я поздравлял тебя с первым офицерским званием. Помнишь, что я говорил тогда: офицерское звание – это высокая честь и большая ответственность. Бегельдинов покраснел, готовый провалиться сквозь землю. Он вскочил: – Товарищ генерал, это больше не повторится.

23 июня 1945 года В.Г. Рязанов пишет письмо сыну: «…Вот уже не пойму, как это тебе удалось по истории, самому легкому предмету, схватить четверку, в то время как по другим, более трудным, пятерки. Наверное, поспешил. Но это шутка. На самом деле я, конечно, очень рад, что ты так замечательно сдал экзамены. Поздравляю тебя от всей души. Выходит, что ты уже десятиклассник. Так, смотришь, незаметно и в вузе окажешься. Ты как, не бросил еще своей мысли насчет поступления в электротехнический институт? По-моему, мысль неплохая. Дней десять тому назад у меня была полная уверенность в том, что сейчас я буду с вами. Я должен был полететь в Москву на парад победителей. От меня там – тридцать человек (самый золотой народ) – все герои! Планировал так: залететь к вам, взять вас с мамой в Москву смотреть парад, а потом сюда, ко мне на фруктовый и виноградный сезон. Планы рухнули. Здесь так сложилась обстановка, что мне вылететь никак нельзя. Все выяснится к первому июля. Вот такие перспективы».

С немецких аэродромом, к которым уже привыкли, обжились на них, перебазировались в Австрию. Под Берлином особенно хорошо был оборудован аэродром Финстервальде, у немцев была здесь школа летчиков. После того, как во время войны аэродромы меняли каждую неделю, здесь стояли больше месяца. Даже жалко было его покидать. Отсюда Рязанов направлял лучших летчиков корпуса на парад Победы.

Мама с группой связи отправилась в Австрию первой. Вспоминала, как они там какое-то время жили вольно, дожидаясь остальных, лакомились черешней. Затем демобилизация, в начале сентября 1945-го она была уже дома в Москве. Пошла снова в школу, но учиться в девятом классе после фронта, как она потом говорила, невозможно. Она ушла, решив работать и учиться в вечерней школе. Вечернюю школу она закончила уже после смерти отца. Если маме окончить школу помешала война, то бабушке окончить гимназию помешала революция. Прилетел Рязанов. Когда он был в Москве, то ходил по концертам и театрам с мамой, ухаживая за ней. Они были красивой парой. Уговорил ее работать в корпусе, забрал с собой в Австрию. Бабушка потом говорила, что увез он ее чуть ли не тайно, почти похитил, посадив в самолет. Но, думается, она не возражала, скорее всего, решение было обоюдным. Там она работала в корпусе вольнонаемной: чертежницей, машинисткой.

В Австрии стояли под Веной. Посещали ее достопримечательности: оперу, соборы, музеи. Но тянуло на Родину. Многие части и соединения расформировывались, демобилизовали старших по возрасту военнослужащих и специалистов. В них нуждалось народное хозяйство. Приказали сохранить ценные кадры летчиков, штурманов, техников, направлять на учебу в академии [1]. В академию попал и Талгат Бегельдинов. Он вспоминал, что вместе с ним сели за столы Иван Кожедуб, Сергей Луганский. Авиаторы стали изучать операции, в которых совсем недавно принимали участие.

А.А. Девятьяров вспоминал, как в начале августа 1945 года В.Г. Рязанов организовал в Бадене под Веной, где в то время находился штаб корпуса, торжественную встречу всех Героев Советского Союза корпуса и его руководящего состава с группой артистов московских театров. «Не забыть, как генерал В.Г.Рязанов с артистом Большого театра Союза ССР Ивановым поднялись и исполнили песню русских моряков «Варяг». Невозможно передать в словах силу ее воздействия на сердца слушателей. Это надо было испытать самому. Песня стала любимой на всю жизнь. С глубочайшим волнением запеваю ее на встречах с товарищами—фронтовиками». На этом же вечере Рязанов выступил с большой речью, где подвел итоги боевой работы корпуса. По свидетельству очевидцев, это была незабываемая речь. К сожалению, текст ее не был записан.

В июле 1945-го на разборе Берлинской операции Рязанов говорил о сопровождении штурмовиками наступающих танков при стремительном продвижении их на большую глубину и крупных окруженных группировках противника в тылу. Особо освещалось: 1). Организация взаимодействия и связь с танками при действии их в глубине. 2). Связь с аэродромами и управление авиацией в воздухе. 3). Разведка на себя и в интересах танков. 4). Перебазирование частей авиации вслед за продвигающимися танками.

А Д.Д. Лелюшенко на конференции по обсуждению опыта участия войск 1-го УФ в берлинской операции (февраль 1946 г.) сказал: «24.4.45 г. было завершено окружение Берлина, а 25.4 противник предпринял атаку и пытался выйти на пути 4 гв. ТА и на один день для 6 гв. мк пути были перерезаны. Но 26.4 ударом 6 гв. мк путь снова был открыт. Здесь большую роль сыграла наша авиация, в частности, корпус тов. Рязанова. Массированный удар авиации совместно с 4 гв. ТА (5-й мехкорпус) смял противника и отбросил его на запад от Берлина, и до конца операции расчлененным группировкам противника соединиться не удалось». П.С. Рыбалко, возможно, сожалея, что уже отлаженная и продуктивная работа с Рязановым мало продолжилась под Берлином, на той же конференции говорил: «Надо узаконить, что авиационные корпуса, которые обеспечивают и работают вместе с наземной армией, должны работать вместе постоянно. Я только с каким-нибудь командиром отработаю вопросы взаимодействия, проведу занятия, а он от меня уходит. Он выполняет свою задачу, а ко мне другой корпус подходит. Я воюю, мне некогда заниматься с ними. Следовательно, закреплять бомбардировочные или штурмовые корпуса обязательно нужно. Когда ведущие срабатываются с командирами танковых батальонов, тогда они не будут бомбить своих…».

Штаб армии расположился в живописном пригороде Вены. Обстановка для работы здесь была превосходная. По воскресеньям офицеры выезжали в горы, на озера, в Вену, гуляли по Хофбургу, по Рингу. Офицеры теперь использовали выходные дни по их прямому назначению. О.В. Лазарев в своей книге «Сто боевых вылетов» вспоминал, как после расформирования 3-го шак он попал в 9-ю гшад 1-го гшак, где стали более активно заниматься боевой учебой. Затем он недолго послужил комэска в 144-м и 141-м гшап.

После проверки 9-й гшад 1-го гшак выяснилось, что экипажи недостаточно метко поражают точечные цели на земле. Комдив объяснил это так: – На войне летчики чувствовали особую ответственность, да и били-то больше по площадным целям, нежели по точечным. Сейчас – другое дело. Поражение точечных целей требует определенного мастерства. Будем отрабатывать методику обучения экипажей на полигоне. На вопрос командарма, как это будет делаться, Донченко ответил: – Сначала научусь, как следует действовать сам, а потом дам провозные командирам полков; они в свою очередь – комэскам… – Когда можно будет вас еще раз проверить? – Спросил Красовский. – Через месяц! – заявил комдив. Донченко сдержал слово, штурмовикам за месяц удалось приобрести твердые навыки в бомбометании по точечным целям.

Провели крупные учения Центральной группы войск. Весной 1946 года главком ВВС вызвал авиационных начальников в Москву. В заседании участвовали А.Н. Туполев, С.А. Ильюшин, А.И. Микоян, А.С. Яковлев, С.А. Лавочкин, и другие известные создатели самолетов и авиадвигателей. А. С. Яковлев рассказал, что у нас строятся опытные образцы реактивных самолетов Як-15 и МиГ-9, которые будут лучше немецких. Он говорил о трудностях, с которыми встретились конструкторы, о необходимости разработки новых форм и профилей крыла, хвостового оперения. Георгий говорил, что отцу предлагали должность командующего реактивной авиацией, но он отказался.

В Австрии 45-46 годы. Уютно, спокойно, комфортно. Но тянет домой. Какая-то депрессия здесь, тоска. И места красивые, и еды, вин хватает, люди вежливые, мягкие, чем-то, манерами, привычками, даже походкой и осанкой, походили на русских. Но тоска по Родине не миф. Наверное, похожие чувства испытывали и пленные, те же австрийцы, усугубленные к тому же тяжестями плена, трудным послевоенным бытом (а когда он был легким) и пр. Да и все-таки: где родился, там и пригодился. Музеи, парки, дворцы, правда, некоторые полуразрушенные, но народ работящий, тоже как русские, – быстро все восстановят. Только занятия, дела и помогали. Но, вспоминая военное время, дела эти казались уже и не столь важными. Хотя новая война могла вспыхнуть в любой момент. К ней надо было быть готовыми. Расслабляться нельзя. 41-й помнился хорошо. Мы с братьями оказались первым не воевавшим поколением. Мой дед по отцу сражался в русско-японской и первой мировой войнах. Дед по матери – в двух мировых войнах. Отец – в финской и Великой Отечественной. И даже мама юной девушкой достойно сражалась.

Василий Георгиевич любил спорт. Но заняться им все было недосуг. После войны, когда надо было занять бездействующие войска, он решился, к тому же командир должен подавать пример. Ему нравился волейбол: игра мягкая, не грубая, атлеты, взмывающие над сеткой, причудливые траектории мяча. Его охотно взяли в игру, – потом обронить в беседе, – играл в волейбол с генералом Рязановым, – каждому хотелось. Но навыков игры у него не было. И минут через пять, поняв, что этому делу надо серьезно учиться, он со смехом поблагодарил игроков и ушел с площадки. Плавать он любил с детства. Но это вид спорта сезонный, с бассейнами проблемы, а в открытой воде поплаваешь только, когда тепло. Он плавал, но дыхание уже не то, что в детстве. Да и того удовольствия уже нет. Уже другое греет душу. Охота, городки, прогулки, косьба, лыжи, – всем этим он по возможности занимался. Он часто открывал различные спартакиады, судил соревнования.

В августе 45-го Василий Георгиевич был на открытии памятника советским воинам, павшим при освобождении Вены. Площадь Сталинплатц, теперь ей вернули прежнее название Шварценбегрплатц. Монумент, вписавшийся в имперскую стилистику Вены, ему понравился. Скульптор Нитизарьян, ученик Веры Мухиной, всю войну командовавший взводом, получил в 45-м задание по специальности, и воздвиг величественную фигуру на одиннадцатиметровом постаменте перед дугой колоннады. Может быть, место перед несколько патриархальным замком Шварценберг, построенном в другом стиле, не совсем удачно. Но в центре Вены, и сам памятник хороший.

Сын Георгий в 1946 году приезжал к Василию Георгиевичу в Австрию. Они там на нескольких фотографиях. На других фото Георгий с сослуживцами отца. Самому Георгию запомнилось, что многих ветеранов уже демобилизовали или отправили на учебу, призвали молодежь, почему-то, в основном, из Средней Азии, и многие очень плохо говорили и понимали по-русски. Не понравилась Горе генеральская среда. Он тогда много читал, и генералитет, почти все из крестьян, напомнил ему нуворишей, героев Бальзака. Гора удивлялся: странная атмосфера, какой коммунизм, если нравы, как описаны Бальзаком. Жены сидели без дела, когда их мужья были заняты на работе. Предметом долгих обсуждений стала новая женитьба Конева. Жены разделились на партии за и против. Хотя были, конечно, люди прекрасные, да и сам Рязанов из крестьян. О Коневе Гора говорил, как о выдающемся полководце, рассказывал, что с отцом он очень дружил. Конев подарил Горе какие-то замечательные по красоте шахматы, которые потом где-то потерялись. Тогда Гора спросил у отца, где же коммунистические идеалы, на что отец и ответил: история не имеет моральных оценок. Отец не отвлекался ни на быт, ни на политику, был погружен в работу. Гора сделал мне верное, видимо, замечание, что образ отца у меня какой-то сусальный. Отец был живым человеком, эмоциональным, ранимым, увлекающимся, живо всем интересовался, но у него не было претензий на лидерство и попыток обобщения. Он мог ошибаться, но признавал и исправлял свои ошибки. В вопросы коммунистической морали он старался не вникать, довольный тем, что коммунизм побеждает в мире. Причем, не важно, побеждает ли он потому, что сильнее. Мировоззрение у него было жизнеутверждающее, и многое, прогнившее насквозь, он видел, но делал вид, что не замечает. Прошедший тюрьму, он дистанцировался от политики, идеологии, философии, делал свое конкретное дело в авиации. Гора раз пять в 45-46 годах еще школьником на каникулах был у отца в Австрии. Там однажды отец послал его в санаторий в горах, расположенный в монастыре. В санатории-монастыре оказалось два отдыхающих: Гора и Василий Сталин. Они подружились, Гора очень хорошо говорил о нем, но отец вскоре забрал оттуда Гору. Не потому, что Сталин его спаивал. Он еще и хватал монашек. А у отца была удручающая статистика по сифилису. Он потом показал ее Горе. Запомнился еще Горе кинозал в Австрии на два места, где отец смотрел кино с кем-то. Запомнились и профашистские настроения молодежи. Например, выкладывали телами свастику на пляже или в другом кинозале демонстративно выходили на улицу во время агитационного киножурнала.