Закат Пятого Солнца

В этих прогулках проходило немало времени. Жители города несколько свыклись с необычным для них видом двух чужестранцев, но любопытных все еще хватало. Появление на улице конкистадоров неизменно вызывало интерес окружающих. Фернана этот энтузиазм раздражал. Он чувствовал себя какой-то диковинкой, которую бродячие артисты показывают на потеху толпе.

Простолюдины в повседневной жизни одевались достаточно скромно. Такого калейдоскопа перьев и украшений, как в первый день пребывания конкистадоров в городе, больше пока не повторялось. Европейцы решили, что тогда был большой праздник, вот все и принарядились.

Обучение языку шло своим чередом. Ни о каком общении пока и речи быть не могло, но несколько самых простых слов испанцы уже выучили. Могли попросить еды и воды, позвать или отослать слуг. Старый мудрец приходил каждый день. Звуки чужого языка уже не казались такими варварскими и трудными для восприятия.

Больше всего удивляло то, что к пленникам относились как к самым дорогим гостям или к важным послам могучего государства. Им ничего не запрещали, любое их желание выполняли. Фернана и Себастьяна наряжали в самые лучшие, по местной моде, одежды, отменно кормили. Во время еды для них устраивали настоящие представления, где музыканты, комедианты и жонглеры развлекали пленников. Индейцы предоставили им полную свободу в пределах города. И это заставляло поломать голову. Ради чего их вообще пленили? Не для того же, чтобы обеспечить двум чужакам жизнь достойную знаменитых вождей?

Когда Себастьян, действуя больше жестами и мимикой, чем словами, показал, что им нужны длинные прочные палки, то слуги тут же взялись за работу. Под предводительством испанца они обсидиановыми ножами быстро остругали две длинные жердины, сделав их отдаленно похожими на мечи. В тот же день конкистадоры смогли вволю потренироваться.

И вот тут мнение Себастьяна о молодом спутнике изменилось. Поначалу он относился к Фернану как к юному разгильдяю, который от скуки начал искать приключения на свою голову. Однако приходилось признать, что хотя Гонсалес не имел никакого опыта выживания в дикой природе, но в бою он был чрезвычайно опасен. С каждым полученным на тренировке синяком Риос начинал смотреть на своего товарища по несчастью с куда большим уважением. Фернан двигался настолько расчетливо и бил с такой силой и скоростью, что в реальном поединке Себастьян бы уже давно погиб. И хотя Риос был опытным ветераном и считал себя хорошим бойцом, но, не кривя душой, признавал самому себе, что Гонсалес явно более одаренный фехтовальщик.

Испанцы прожили здесь уже неделю. Они настойчиво бродили по городу, знакомясь с бытом индейцев. В массе своей их повседневная жизнь, особенно простолюдинов, была незамысловата. Они работали на близлежащих полях, охотились в окружающих город лесах, ловили рыбу в речке, занимались строительством.. Самые бедные люди жили в простых тростниковых лачугах, горожане побогаче и дома для себя возводили посерьезнее. Каменные здания, зачастую двухэтажные, встречались в центре постоянно. Внутри испанцам не доводилось бывать, но снаружи стены покрывала отличная штукатурка. Рядом, как правило, находились сады и огороды. С большей частью того, что там выращивали, конкистадоры уже вполне успели познакомиться во время трапез.

Не чурались индейцы и развлечений. Практически в центре города, рядом с главной площадью находилась большая прямоугольная площадка. С двух сторон ее стискивали трибуны для зрителей. Там проходили игры с мячом. Подобные забавы были очень популярны в Европе, но испанцы очень удивились, увидав такое состязание и в Новом Свете. Здесь к игре подходили очень серьезно. Участники надевали специальную защиту, своего рода кожаные доспехи с мягкой подкладкой из толстого слоя хлопка: набедренники, налокотники, широкие пояса и шлемы. Причину конкистадоры поняли очень быстро, подержав в руках мяч. В Европе его обычно набивали перьями или тряпками, здесь же это был цельный литой шар из каучука, неизвестного в Старом Свете. Такой мяч, размеров чуть меньше человеческой головы, весил немало и мог нанести даже взрослому мужчине серьезную травму.

Цель игры испанцы не совсем уловили. Две команды индейцев носились по полю, толкая или подбрасывая мяч ногами, коленями и локтями, но не беря в руки. Видимо, правилами это не допускалось. Снаряд то ли нужно было загнать на чужую половину поля, то ли наоборот, не дать завладеть мячом команде соперников. Следовало признать, что туземцы демонстрировали немалую ловкость и сноровку, управляясь с тяжелым литым шаром, который летал над землей подобно пушечному ядру. Время от времени они старались забросить мяч в торчащее выше человеческого роста каменное кольцо, повернутое боком и укрепленное на стене. Но попробуй так точно направить тяжелый мяч, да еще если его нельзя взять в руки! Сотни зрителей на трибунах криками и песнями поддерживали участников состязания, а после игры обвешивали их цветами и закатывали пиры возле самого стадиона.

А еще в городе находился базар, размерами не уступающий крупнейшим рынкам Испании. Несмотря на огромный наплыв людей, там царил порядок. Широкая площадь была очень продуманно и расчетливо разделена. Отдельные ряды для продуктов, одежды, украшений, керамики. Обойти базар за один день не представлялось возможным. То перед глазами испанцев громоздилась огромная гора соли, сложенная из ослепительно-белых, как будто сделанных из снега брусков. Бруски эти все были одного размера, словно отлитые по единой мерке. То конкистадоры заходили в ряды с глиняной посудой. Тонкостенная, покрытая великолепными рисунками, украшенная тиснением, она поражала разнообразием. Цветные и белые хлопковые ткани лежали огромными рулонами.

Испанцы бродили вдоль прилавков, удивляясь тому, как вещи действительно нужные чередовались с абсолютно бесполезными. Здесь продавали товары, явно никуда не годные. Кости то ли рыб, то ли птиц, а рядом с ними тонкие металлические, деревянные и каменные палочки. Дальше развешаны длинные ожерелья из мелких красных ракушек. Индейцы не разделяли мнения европейцев, уделяя этим прилавкам немало внимания.

Две молоденькие девушки, довольно миловидные, с восторгом перебирали тонкие, похожие ни иглы, рыбьи кости. Хватали то одну, то другую, рассматривали, затем жарко спорили с продавцом. Лица у них на удивление оказались чистыми, не обезображенными татуировками, даже глаза не косили. Длинные цветные платья не слишком скрывали стройные фигуры.

– Хорошенькие, – заметил Фернан.

– Ты готов сейчас любую девчонку назвать хорошенькой, если у нее голова не сплющена и зубы не спилены! – фыркнул Себастьян. – Знаешь, а ведь мы, похоже, зашли в ряды с украшениями. Через какой-нибудь час эти чертовки так принарядятся, что ты от них в ужасе отшатнешься. Когда увидишь их с проколотыми губами, бровями, ноздрями, ушами и щеками, то вмиг забудешь слово «хорошенькие».

– У местных жителей своеобразные вкусы, – сокрушенно признал Фернан.

Он уже подметил, что украшения себе здесь могут позволить далеко не все. В повседневной жизни только самые богатые индейцы обвешивались бусами, серьгами и ожерельями. Обычно же все эти побрякушки были неизменными атрибутами праздников.

Девушки, выбравшие кости себе по вкусу, перешли к следующему продавцу и с интересом уставились на ожерелья из ракушек. Внезапно одна из них оглянулась и увидела испанцев. Для нее это зрелище оказалось интереснее любых бус. Она дернула подружку за платье и кивнула головой, указывая на стоящих в стороне конкистадоров. Они так и не сдвинулись с места, перешептываясь и тихонько посмеиваясь. Время от времени они бросали на европейцев игривые взгляды.

– Интересно, что они обсуждают? – бросил Фернан.

Он и сам не сводил с девушек глаз. Первый шок от знакомства с индейцами уже прошел. Их диковинная внешность несколько примелькалась, к тому же Гонсалесу постепенно стало надоедать воздержание. Интересно, не удастся ли одну из них очаровать?

– Обсуждают, какой ты некрасивый, – угрюмо ответил Себастьян. – Строят планы, как бы взять тебя в плен, чтобы спилить передние зубы, расплющить голову и сделать татуировку на все лицо. Вот тогда ты будешь просто неотразим. Как раз по местной моде. Когда вернешься в таком виде в родную Севилью, то произведешь там фурор. От невест отбоя не будет.

В словах звучал не только характерный для Риоса едкий юмор. Его заботили более серьезные вопросы. Фернан был хорош собой и, похоже, собирался этим воспользоваться. Сам же Себастьян, умудренный длительными странствиями, отлично понимал, что нормы приличий и морали в разных странах сильно разнятся. Да, он побывал в постели уже не с одной местной красоткой, но все они приходили в его дом добровольно и как раз для этого. Кто знает, а вдруг здесь попытка подойти поближе к незнакомой девушке расценивается ее родней как страшное оскорбление? Себастьян лихорадочно размышлял над тем, как бы охладить пыл своего молодого друга. Он до сих пор не понимал, в каком статусе они сами находятся и не знал границ дозволенного. Это весьма раздражало.

Как бы там ни было, а девушки сами сделали первый шаг навстречу. Они подошли поближе. Одна из них, улыбнувшись, задала какой-то вопрос. Отвечать на него пришлось, конечно же, охраннику из почетного эскорта, который сопровождал конкистадоров повсюду. Высокий горбоносый воин около минуты что-то рассказывал, сопровождая свою речь жестикуляцией. Девушки слушали молча, не сводя с испанцев глаз. Потом произнесли еще несколько фраз, развернулись и ушли. Одна из них напоследок бросила на Фернана заинтересованный взгляд. Гонсалес разочарованно хлопнул себя ладонью по бедру. Может быть, и самому выбрать себе какую-нибудь красотку из тех, которых к ним водят?

– Нужно как можно быстрее выучить местное наречие! – сказал Фернан.

Через два дня причины для изучения языка стали еще более существенными. В городе действительно состоялся очередной праздник, который кроме угощений, танцев и музыки сопровождался кровавым ритуалом. На этот раз испанцы пережили это зрелище спокойнее. Во-первых, потому что это уже не было такой неожиданностью, а во-вторых, потому что на этот раз на алтаре зарезали юношу.

И все же полнейшее непонимание сильно выводило из себя пленников. Фернан и Себастьян упорно изучали речь индейцев, но особыми успехами похвастаться не могли. Понять и запомнить, как на местном языке будет «тарелка» или «рука» оказалось несложно. Но как только речь заходила о каких-то отвлеченных понятиях, на которые нельзя просто указать пальцем, то здесь-то и начинались трудности.

Переводчик тоже времени даром не терял. В один из дней он разразился целой тирадой, но понять из нее не удалось ровным счетом ничего. Индеец, глядя на пленников, время от времени повторял одни и те же предложения, пытаясь донести какую-то мысль. Фернан внимательно слушал его, затем, потеряв терпение, обратился к Себастьяну:

– Ничего не пойму из того, что он говорит! Я же, как будто, немного изучил этот язык! Ни одного знакомого слова!

– Ничего удивительного. Ты ничего не понимаешь, потому что он говорит по-испански. Прислушайся, он пытается повторить то, что когда-то слышал от нас.

И действительно, индеец с крайне важным видом повторял слова, услышанные когда-то от конкистадоров. Но так безбожно их коверкал, что Гонсалес удивился, как Себастьян вообще догадался, что это испанская речь? Смысла в том, что говорил переводчик, разумеется, не было никакого. Просто сумбурное нагромождение заученных имен, названий, глаголов. “Хупа”, надо полагать, означало Кубу, “инеес” – индейца.

– Все это смешно звучит, но дает надежду на то, что мы быстрее придем к взаимопониманию, – заметил Себастьян. – В северной Африке очень часто можно услышать речь, где арабские слова идут вперемешку с испанскими. Поначалу кажется ахинеей, но со временем привыкаешь. Если этот мудрец начнет учить наш язык, то мы скорее сумеем объясниться.

Через пару недель после своего пленения испанцев пригласили на большой праздник. В глубине души они предполагали, что сейчас опять кого-нибудь зарежут на радость толпе. Выходя на широкую многолюдную площадь, конкистадоры увидели там возведенные деревянные подмостки. Перед ними сгрудился целый оркестр из добрых двадцати человек. В центре стоял рослый индеец, кричаще ярко разрисованный и весь украшенный плюмажами из мишуры и перьев. Он изо всех сил бил ладонями в огромный, доходящий ему до груди тамтам. Мощный низкий гул, похожий на отдаленные раскаты грома, сотрясал воздух. Десяток трубачей и еще столько же барабанщиков создавали невообразимый гам.

Конкистадоры смотрели с интересом. Они уже обратили внимание, что у индейцев не было струнных инструментов, но духовые и ударные с лихвой компенсировали эту нехватку. Музыканты использовали длинные деревянные трубы, а также глиняные и костяные флейты. Барабаны также удивляли разнообразием. Начиная от совсем маленьких, размеров чуть больше ладони, заканчивая тем гигантом, который стоял в центре этой композиции.

Когда испанцы несколько свыклись с какофонией звуков, они сумели оценить оригинальную и своеобразную мелодию. Музыканты пританцовывали и подпевали себе. Фернан с интересом следил за ними, но вскоре ему стало не до этого оркестра. На подмостки в центре площади взбежало с десяток девушек. Быстрыми, невесомыми шагами они скользили по деревянному настилу. С разрисованными телами, в высоких головных уборах, щедро украшенные яркими перьями и сверкающими на солнце камнями. Они начали свое выступление, в котором в равных частях смешались танец и театральное представление.

Индейцы, видимо, хорошо понимали сюжет разворачивающегося перед ними действа. Огромная толпа беззвучно замерла, внимательно следя за развитием событий. Музыка почти умолкла, лишь иногда то вступал одинокий барабан, вторя шагам актрис, то в самые драматичные моменты оживали флейты, тонким писком нагоняя тревогу. Едва слышный перезвон десятков маленьких колокольчиков, украшавших запястья и лодыжки танцовщиц, сопровождал их движения.

Костюмы на всех были разные. Лица трех девушек скрывали устрашающие маски с клыками и высунутыми языками. Они пытались поймать одну-единственную хрупкую невысокую девчонку, которую так щедро украшали торчащие во все стороны зеленые перья, что она походила на ожившее растение. Обилие плюмажей не мешало ей избегать нападений. Она ловко ускользала от преследователей, прячась то за одной танцовщицей, то за другой и при этом двигалась и кружилась с удивительной грацией и изяществом.

Ее выступление не могло оставить Фернана равнодушным. Он стал протискиваться вперед, пока не оказался в первом ряду. Пристально глядя на девушку, он не замечал ничего вокруг. Танцовщица была хороша. Правильные черты лица, большие темные глаза, искрящаяся улыбка. С тайным опасением Гонсалес скользил по ней взглядом, в глубине души ожидая увидеть какую-нибудь уродливую странность, характерную для индейцев. Но нет, она оказалась самой обыкновенной девушкой со стройным гибким телом, едва прикрытым одеждой. У нее не косили глаза и не блестели инкрустацией зубы. Голова оказалась правильной формы и даже татуировок почти не было.

Между тем девушка также обратила на Фернана внимание. Постоянно оглядываясь на испанца, она чуть не допустила ошибку и не позволила трем фуриям в масках себя поймать.

– Перестань так пялиться на девчонку, ты ее смущаешь! – настойчиво пробормотал стоящий рядом Себастьян.

– Ну и что? – самодовольно поинтересовался Фернан. – Для того она и танцует, чтобы на нее любовались.

– Кто знает, в чем суть ритуала? А вдруг, если она попадется в лапы к этим трем мегерам, то ее зарежут на алтаре?

Такая мысль не приходила Фернану в голову. А ведь Себастьян может оказаться прав! Гонсалес вовсе не желал танцовщице смерти и потому, с немалой досадой, вынужденно переключил свое внимание. Он начал рассматривать музыкантов. Особенно его заинтересовал один трубач. Тот держал двумя руками морскую раковину – большую, причудливо раскрашенную, закрученную в спираль. Время от времени он подносил ее к губам и воздух оглашался низким рокочущим звуком. Грозный рев раковины служил отличным аккомпанементом для трех чудовищ в масках. Они выглядели прямо как исчадия ада, так что музыка их должна была сопровождать соответствующая.

Бросая иногда взгляды на подмостки, Фернан заметил, что действо подходит к концу. Улыбающаяся девушка в зеленых перьях, единолично завладевшая его вниманием, оставалась одна в центре сцены. Остальные отступили назад, поблекли, стали всего лишь фоном. Возможно, так и полагалось по сюжету. А может быть, Фернан просто никого вокруг больше не видел.

Танцовщица его очаровала. Она продолжала свое выступление, полностью отдаваясь танцу. Тело девушки, смазанное каким-то маслом, блестело как жемчужина в лучах солнца. Движения ее, то плавные и текучие, то резкие и энергичные, отмеченные небывалой пластикой, не позволяли даже на миг отвести от нее взгляд.

Оркестр смолк. Лишь тихий звон колокольчиков на запястьях и лодыжках сопровождал представление, да еще иногда откуда из-за сцены ему вторил перестук одинокого барабана. Восхищенный Фернан старался даже не моргать, чтобы ничего не упустить. Такого выступления он еще никогда не видел.

Но вот танец подошел к концу. Многочисленные зрители разразились буйными криками, выражая свою радость. Девушка замерла в центре сцены, торжествующе улыбаясь. Но хотя улыбка и предназначалась всем, глаза ее смотрели лишь на Фернана. Она как будто ждала от него какой-то реакции – одобрения, похвалы, восторга.

Гонсалес, разгоряченный танцем и вниманием красавицы, не стал долго раздумывать. Не зная, как выразить свое восхищение словом или жестом, он рванулся вперед. Проскользнул между двумя музыкантами и одним прыжком взлетел на подмостки. Через мгновение девушка уже была в его объятиях. Себастьян внизу проклинал все на свете, злясь на себя из-за того, что не предугадал поступка своего молодого друга.

То, что началось дальше, Фернан помнил плохо. Толпа разразилась криком, по которому совершенно невозможно было понять – вызвал ли его поступок возмущение, одобрение, удивление или гнев? Через рев индейцев до ушей Гонсалеса все же донеслись слова, сказанные на знакомом языке:

– Фернан, черт бы тебя взял, убери руки от этой красотки! Кто знает, что сейчас будет! Может, это дочь вождя!

Предупреждения Себастьяна в это мгновение ничего не значили для Гонсалеса. Девушка в его объятиях замерла, не пытаясь вырваться или убежать. Она прижалась к испанцу, положив узкие ладони ему на грудь. Он явственно слышал бешеный стук ее сердца, то ли еще не успокоившегося после танца, то ли взбудораженного его поступком. Она была заметно ниже испанца и неотрывно смотрела ему в глаза снизу вверх. Взгляд, немного смущенный, немного робкий, был не менее очарователен, чем весь ее танец.

Продолжалось все это недолго. Почти вслед за Гонсалесом на сцену взобрался Себастьян, взбешенный и ругающийся на чем свет стоит. Риос схватил друга за плечо, требуя, чтобы тот немедленно пришел в себя. Девушка, воспользовавшись тем, что Фернан на мгновение отвлекся, выскользнула у него из рук и упорхнула со сцены, скрывшись в толпе. Испанцы и сами тут же спустились обратно на землю. Вопреки худшим ожиданиям Себастьяна, никто не спешил их вязать, карать или куда-то тащить. Почетный эскорт из десятка воинов сохранял полнейшее хладнокровие. Лишь их предводитель произнес несколько коротких фраз, сопровождая речь активнейшей жестикуляцией. Конкистадоры не поняли ни слова.

– Идем отсюда! – предложил Себастьян.

Фернан поначалу хотел заупрямиться, но, обозрев огромную толпу индейцев и поняв, что танцовщица куда-то скрылась, все же согласился.

Испанцы отошли от помоста. Себастьян казался мрачнее тучи, полагая, что эта дерзкая выходка выйдет им боком. Фернан досадливо крутил головой по сторонам, пытаясь хоть где-нибудь увидеть понравившуюся девушку.

– Когда-то в Тунисе мой старый товарищ Родриго провалился в яму с ядовитыми змеями. Так он и то не так резво выскочил оттуда, как ты рванулся на сцену к этой дикарке. Можно подумать, ты впервые в жизни девушку увидел! Ну и чего добился в итоге?

– А чем я в итоге поплатился? – огрызнулся Фернан. – Ты так говоришь, как будто нас за мой поступок тащат на плаху. Ничего плохого не произошло.

– Подожди, еще не вечер…

– Вместо того чтобы читать мне морали, помог бы лучше ее найти. Проклятье! Здесь столько людей. Попробуй разглядеть куда она скрылась.

– Не вздумай досаждать ей своим вниманием! Раз уж она от тебя сбежала, значит у нее для того были веские причины.

– К черту! – вспылил Гонсалес. – Девчонка мне понравилась. Если какого-нибудь индейца мой поступок оскорбил, то я готов принять вызов на поединок.

– Надо было не упрямиться, когда тебе вечером предлагали любовницу! Ее специально к нам во дворец для этого привели. А ты вчера крутил носом, а вот теперь такое учудил. Кто тебе сказал, что можно досаждать любой понравившейся тебе девушке?

Фернан предпочел отмолчаться.

«Мальчишка оказался не только обузой в походе, но еще и источником неприятностей в городе, – угрюмо думал Себастьян. – Как можно быть таким легкомысленным?»

Вслух Риос, разумеется, ничего такого не сказал. Он хотя и досадовал на Фернана, но помнил, что ссориться им нельзя. В конце концов, они тут всего вдвоем. Два цивилизованных человека среди тысяч диких язычников. Другого товарища у него все равно нет, так что нужно ценить этого. Да вот только сохранит ли он этого товарища?! Умудренный тяжелым жизненным опытом, Себастьян привык всегда ожидать худшего. Он полагал, что эта выходка еще принесет Фернану неприятности.

Прослонявшись по городу еще некоторое время, конкистадоры решили возвращаться в свое жилище. Там уже ждал старый мудрец, пытавшийся обучить их местному языку. И не только он. Немного позади переводчика стояла та самая красавица, которую Фернан тщетно разыскивал. На этот раз одежды на ней было куда больше. Длинное пестрое платье опускалось ниже колен. Плечи укрывал короткий легкий плащ. На груди сверкало золотом и нефритом массивное ожерелье. В густых черных волосах, уложенных в высокую прическу, сверкал жемчуг. В противовес раскованному и самоуверенному поведению во время представления, сейчас девушка казалась застенчивой и робкой. Темные глаза, почти скрытые пушистыми ресницами, смотрели в пол.

Старый индеец что-то сказал, обращаясь к испанцам и указывая рукой на танцовщицу. Та, преодолевая скованность, сделала шаг вперед, склонилась, коснувшись пальцами пола, затем поднесла их к губам – жест почтительного приветствия, уже неоднократно виденный конкистадорами. После чего она произнесла несколько фраз. Мелодичный голос звенел серебряным колокольчиком, но смысл остался вне понимания испанцев. Наткнувшись на такой барьер, девушка смущенно замерла, опустив голову и время от времени бросая из-под длинных ресниц застенчивые взгляды на Гонсалеса. Лишь иногда на губах ее мелькала легкая улыбка.

– Фернан, похоже, тебя решили осчастливить этой красавицей!

– А ты на меня еще бурчал, отчитывая за необдуманное поведение, – самодовольно ответил Фернан. – Удача улыбается храбрым.

– Оно и видно! – тут же остудил его Себастьян. – Знаешь, сколько храбрецов погибло у меня на глазах? Да и нам с тобой не так уж повезло. Кто знает, когда мы сумеем отсюда выбраться? Хотя, ты теперь, наверное, не будешь так уж сильно спешить вернуться на Кубу. Я бы уж точно не торопился расстаться с такой красоткой.

Догадки испанцев подтвердил переводчик, который настойчивыми жестами показал Себастьяну, что им нужно уходить из комнаты, оставив Фернана наедине с девушкой.

– Ладно, похоже, на этот раз ты прав. Твоя необдуманная выходка не грозит нам проблемами, – нехотя признал Риос. Однако он тут же спохватился и добавил. – Но это вовсе не значит, что ты можешь и дальше своевольничать! Думай в следующий раз головой!

– Ступай уже, Себастьян, – рассеянно махнул рукой Фернан. – Утром все обсудим.

Он, не отрывая глаз, смотрел на девушку. И не знал, как к ней подступиться. Она стояла, скромно потупившись, и только нервно покусывала губу. Тогда, на сцене, танцовщица приковывала внимание многочисленных зрителей, манила к себе уверенным поведением и дерзким взглядом. В тот момент все мужчины были очарованы ею, однако ни один не решился бы вот так броситься на сцену, грубо вмешиваясь в ритуальный танец. Но Фернану тогда некогда было смотреть по сторонам и он, разгоряченный ее выступлением, искренне верил, что она старается для него одного.

Теперь же эта самая девушка стояла в скромной позе, задрапированная, как в броню, в многочисленные одежды. Ее сдержанное поведение и застенчивый вид больше не несли в себе никакого призыва. Во время танца она, казалось, только и мечтала, чтобы Фернан подбежал к ней и заключил в объятия. А теперь подобный поступок представлялся ему грубым и бесцеремонным. Такую целомудренную девушку грешно было, наверное, и пальцем тронуть.